Глава десятая. Бескорыстная помощь

Ивета закатила телегу в кустарник. Взяла топор.

— Аслан, ты внизу будешь рубить прутья. А ты, Надя, будешь их оттаскивать под чинару. Роза, а мы поднимемся вверх на свое место. — Заткнула за пояс топор. Достала из своего тайника четыре колышка, два дала Розе, два оставила себе. С их помощью они всегда поднимаются на крутые склоны. Трудно, но там больше и легче можно нарубить. Она еще глубже заткнула за пояс топор, пробежала пальцами, как по клавишам гармошки, по пуговицам, — вдруг расстегнулось где-нибудь. Закатала рукава. Оглядела и младших: вдруг что-то из одежды помешает им работать?

— Надя, сними ватник, вспотеешь. Аслан, нарубим с телегу, — тогда отдохнем.

Ивета и Роза ползли по склону, как козлята. Наконец-то добрались.

— Роза, я буду рубить, а ты собирай их вместе.

— По отдельности?

— Да, солнышко, да, — сказала старшая и надвинула на лоб платок, вытащила топор. Обвела взглядом огромные кусты орешника. Сердце радуется от вида прекрасного леса. Глаза уже работали. Всегда, в любой работе ее глаза работают быстрее рук, поэтому руки тоже начинают как бы догонять их.

Ивета нагнулась к кустарнику, почистила мелкую поросль, которая могла бы мешать. И начала рубить прутья, подходящие для плетня...

Вокруг кустарника, куда ныряет Ивета с топором, через некоторое время появляются несколько куч: в одной — прутья, в другой — палки для фасоли, в третьей — колья для забора. Она оголила несколько кустарников. Огромные получились кучи.

Солнце наклонилось к западу. Ивета проголодалась.

— Роза, солнышко, сбегай, принеси поесть.

Девочка поволокла за собой охапку прутьев. Ивета нырнула под другой куст. Обчистила и его, и почему-то вспомнила, как срезала коноплю...

...В прошлом году на колхозном поле убирали коноплю. Каждому ученику выпадало срезать по четыре ряда. Ивета ушла вперед, выстраивая за собой снопы конопли. Поле конопли было таким черным, что конец его казался только что вспаханным полем. Она не заметила, как оторвалась от товарищей. Слева работала подруга её Зита, справа Алан, за ним — Ким и другие.

— Знамя тебе не вручат, не старайся, — услышала она завистливый голос Зиты.

— Почему не вручат? — упрекнул ее Алан.

— Она не сопит, как ты, а работает, — упрекнул её и Ким. — И знамя ей дадут не простое, а очень почетное. — Ким не любит хвастливую, эгоистичную Зиту. Если бы он посмел, то сказал бы Ивете: «Не дружи с ней».

— За кого вы ее принимаете?

— Что ты сказала? За такую, какая есть. И если очень хочешь знать, то ослу до породистой кабардинской лошади шагать и шагать! Так и тебе до нее, — отпарировал Ким.

Зита видела, как Алан разозлился. Но промолчал.

— Совершенно верно сказал! — зло рассмеялась Зита. — Осел хорош только для работы, — показала на Ивету.

Мальчики продолжили работать, будто не слышали её слов. «Ших-ших», — валили они коноплю. До слуха Иветы дошел их спор, но и она промолчала. Посмотрела вперед. Отчетливо видны ряды. Сердце заныло. «Как много еще!» Она хотела крикнуть товарищам, мол, то, что чернеет впереди — тоже конопля? но сдержалась. «Если они узнают правду, то вряд ли это придаст им сил», — подумала она. К своим рядам она прибавила еще четыре: два — справа, два — слева. Восемь рядов взяла на себя. «Ким обидится. Ну ничего, когда дойдут сюда, Алан возьмет его ряды». Она знает, как приятна бывает неожиданная помощь. Вечером, по дороге домой Ким спрашивает:

— Ивета, тебе хорошо виден край конопли?

— Да, нам немного осталось... — соврала она.

На следующий день, задолго до обеда, у Зиты разболелась голова. Она ушла в стан. Ее ряды доканчивали Алан и Ким.

Во время обеденного перерыва Ким говорит:

— Алан, посмотри вперед!

— Зачем? — не поднимая головы говорит Алан. — То, что Ивета идет впереди, я знаю. Ей богу, завтра на рассвете я буду здесь. Неужели и тогда ее не догоню?

— Посмотри, дружище! Ты догнал уже её!

— Где? Как?! — посмотрел он и увидел широкую улицу в конопле со снопами. Он растерялся. Только вертел в руке серп.

— Видел?! Это моя соседка, моя!

— Не соседка, а комбайн. Не зря Бело называет ее «бураном».

— Моя соседка — комбайн, а твоя? — показал Ким на Зиту.

Держась за плечи друг друга они пошли за Иветой. Алан высказал с удивлением:

— Наши ряды опередили нас!

— А что, разве она первый раз помогает нам?

Когда она складывала снопы, ребята остановились возле нее.

— Ой! — вскрикнула Ивета.

— Чего испугалась? — спросил Ким.

— Мы такие страшные? — спросил Алан. Ребята от растерянности не знали, что делать.

— Не испугалась, но...

— Пошли обедать, — сказал Алан.

— Иду, — подняла сноп, — сложу сноп.

— Мы их сложим.

Алан вгляделся в даль поля.

— Ким! — испуганно спросил он. — Посмотри, это все конопля что ли?!.

Ким тоже удивился.

— Ребята! Не говорите другим, — огорчатся, — попросила Ивета и положила серп на плечо. — Работы еще дней на десять.

— Для таких работяг, наверное... Но для таких, как Алан — до самой зимы! — пошутил Ким.

Алан посмотрел на девушку. Взгляды их встретились и блеснули молнией черные и голубые глаза. Покраснели оба. Ким сделал вид, что ничего не заметил и пошел смотреть край конопляной плантации. Когда они тронулись на стан, им встретилась учительница Нина Николаевна.

— Идите-ка сюда! Герои! Посмотрите на них!

— Ивета, — говорит Ким. — Завтра не выходи на работу, слышишь?

— Ты слишком надрываешься, — сказал Алан.

— Правда? закончила бы копать свою картошку.

Алан пожалел ее.

Когда ребята дошли до учительницы, она обрушилась на них.

— Бессовестные! Где вы были до сих пор? Не выросли еще, а...

— О чем вы говорите? — прервал ее Ким. — Таких слов мы не заслужили.

— Научи меня, что говорить, — не унималась она. — Подождите, я доложу все директору.

Ребята переглянулись:

— Ивета работает за двоих, но этого никто не видит. Посмотрите, сколько она срезала одна. Мы пошли за ней, что там плохого? — пробурчал опять Ким.

— Кто чем занят, мы видим хорошо, — сурово сказала учительница. Дошли до стана. В нос ударил вкусный запах супа. На треножнике стоял огромный котел. Маша достала из него большие куски мяса. На длинном столе был сложен круглый колхозный хлеб. Ароматный его запах радовал сердце. У бочки с водой стояла бричка. В ней — груши и яблоки. Помывший руки достает яблоко и ест, стараясь не попасться на глаза учителям. Хотя учащиеся и летом, и осенью бывают на поле с учителями, все равно они стесняются их.

В обеденное время учителя уходят за стан, пусть дети покушают свободно. Сначала садятся мальчики. Они уступают очередь девочкам, но они не соглашаются. Чтобы не тратить время — так сложилось — первыми кушают мальчики. Ученик никогда не видел кушающим учителя, а учитель — ученика...

Куст орешника оголился, и мысль Иветы прервалась. Тонкими, гибкими прутьями связала охапки срубленных прутьев. Так легче тащить их вниз по уклону. Под мышкой вязанка, в другой руке колышек, — и осторожно спускается она по склону. Вязанка занесла ее, она споткнулась. Вязанка побежала по узкой тропинке и головой оказалась в кустарнике. Видимо, Ивета устала или прутья с разгона слишком глубоко воткнулись в мягкую землю. Она старается их вытащить, но увы...

— Аслан! — кричит Ивета.

Надя пытается подняться к сестре, но скользит и катится назад. Мальчик не отзывается. — Надя, где он?

— Он заснул, — ответила Надя вцепившись в куст.

— Ты стой там, — ударишься, — говорит Ивета Наде. Вытаскивает прутья, нет — ни в какую. Она упала ничком на упрямую вязанку и заплакала.

— Не могу больше, измучилась! Мои ровесники веселятся в свое удовольствие... а я — по лесам и полям скитаюсь. Зимой и... летом... Как пахотный вол, под ярмом своим не видит ничего, кроме борозды, так и я... Устала...

Ее причитания подхватил дремучий лес, и Надя у подножия склона, а Роза — на подъеме... тоже заплакали...

Как раз в это время Каспол сидел возле дома и позвал сына Петра:

— Сынок, если тебе не трудно, помоги этой девушке... Я об Ивете говорю...

Сын не понял.

— Отец, кому помочь?

— Ивете. Они ушли с рассветом и до сих пор не вернулись. Изгородь их совсем прохудилась. Наверное, собирается плести новую.

Петр покраснел до ушей. Ему было приятно, но пойти к ней в лес он не решался. Отец заметил это:

— Иди, запряги бычка и поможешь ей немного вывезти.

— Отец..., мне не трудно, но... как это выглядит?

— У девушки много там помощников...

Когда Петр дошел до «Чинара», он увидел Надю, сидящую в бессилии под деревом. Она показала на узкую тропинку между кустами. Парень, пригибаясь карабкался наверх. Он уже хотел крикнуть, как слух уловил плач. Он резко остановился. Видит: дорогой ему человек обнял вязанку хворостины и плачет...

У Петра зашлось сердце. От такой душераздирающей картины не только человеческое сердце, но скалы рассыплются. Он отвернулся, сглотнул комок в горле. Посмотрев ми нуту-другую, он увидел, что сестры пытаются вытащить вязанку.

— Подожди! — кинулся Петр. Ему показалось, что одного еще усилия такого она лопнет, как мыльный пузырь. — Подожди, не поднимай! — Как тур, бросился он кдевуш-ке.

— А-а-! — вздрогнула, испугавшись Ивета. — Откуда ты взялся? — пряча глаза спросила она.

— Ивета! — ласково говорит Петр. — Кто так работает?

Девушка посмотрела на него распухшими глазами. Ресницы сомкнулись, опережая друг друга, сбежали слезы. Они тронули сердце парня. Он хотел ее как-то успокоить, но почему-то шагнул не вперед, а назад. Схватился за вязанку и с трудом вытащил.

— Как она зацепилась? — с досадой через какое-то время сказал он...

Впереди, на телеге Аслан, Роза и Надя везли колья... Ивета хотела поднять вязанку, чтобы не идти без ничего, но Петр упрекнул ее:

— Не нужно так... — улыбаясь сказал он.

Слева от тележки шел Петр, тянул её за веревку. А Ивета шла рядом с ним.

— Ты все это срубила за сегодняшний день?

— Не знаю, — улыбнулась девушка.

— Какая ты удивительная? Я знаю, что сегодня...

— Откуда ты знаешь?

— Неужели я не могу отличить свежесрубленное от несвежесрубленного?

— Не знаю, — передернула плечами девушка, — ты врач.

Во-первых, я еще не врач. Во-вторых, и врач, и большой ученый забывший о своем детстве — не человек. Человек и образованность далеки друг от друга.

Ивета задумалась.

— Завтра будем возить целый день, — сказал он.

Петр подумал, что девушка запротестует, мол, пойдут какие-нибудь разговоры. Но она даже обрадовалась от всего сердца:

— Как бы было хорошо! Рубить их не так трудно, как тащить.

«Ничего себе! подумал про себя Петр, — она даже не понимает, какую опасность представляет в лесу парень для шестнадцатилетней девушки. И осуждать ее не смею... такова ее жизнь»...

Солнце уже зашло, когда они дошли до села.

Стройматериал для нового плетня был заготовлен: прутья и колья. Со стороны огорода Маши сложены и палки для фасоли.

Шагов на сто протянула Ивета шпагат. Не обращая никакого внимания на боль от мозолей на ладонях она взяла лом. И стала делать ямки для кольев. Мозоли на ладонях болят. Раздались приглушенные удары лома. В лес ей больше не нужно, поэтому она работает с радостью, лом легко двигается в её руках. Аслан нехотя подносит колья. Она вспомнила:

... В позапрошлом году она копала огород. То, что вскопали за день — вечером засаживалось. Роза бросала семена, а Ивета копала ямки. Было забавно смотреть на этот огород. В одном месте кукуруза — до колена, а другом — ниже, в другом — кукуруза только показала свои иголки из под земли... Так и хворостина, что пораньше срублена, они голые, а что попозже — зеленые в листочках...

Ивета отпросилась в школе на неделю. Со своим железным другом «танцевала» от одной ямки к другой. Вдруг услышала гомон ребят. К ней шли одноклассники.

— Доброе утро!

— Здравствуйте, — поприветствовала она, — в добрый путь.

— Наш путь запутался здесь, — дальше мы не пойдем, — сказал Алан. Ивета не поняла. От внимательных глаз его не ускользнуло это и он повторил. — Ивета, мы пришли помочь тебе, если не считаешь ниже своего достоинства.

— Спасибо, сейчас у каждого своих хлопот достаточно.

— Вчера директор нас попросил, мы сами тоже хотели, но... — сказал Аркадий друг Алана.

Подошел Петр, держа за руку Аслана.

— Ого, — сколько помощников! — Он оглядел всех ребят. «Наверное, кто-то из них?..»

Взгляд его встретился со взглядом Алана: «Он!» Слишком красив. А еще и возмужает!.. — кольнуло у него в сердце.

— Давайте начнем! — сказал Алан. — Извини, ты не родственник Кима? — спросил он у Петра.

— Да.

— Ты как старший руководи нами, а мы будем работать. — Аты, Ивета, посиди.

— Да, вороне пришли помочь, а сама она уселась на горке, — сказал Петр. — Он и не понял, почему у него это вырвалось. Может, испугался, что она и впрямь уйдет домой?

Руководить работой не пришлось, но не хватало ломов, топоров...

— Аслан, одна нога здесь, другая — там, сбегай к Адзадзеевым и принеси все, что нужно, — показал в сторону Маши Петр.

Все соседские ребята вышли помогать. Ким бросил свою работу и тоже пришел.

— Ким, на твоей улице гости, а ты где до сих пор?

— Топора нет, Ким?

— Есть, — он пошел домой и вернулся с топором.

Четверо ребят работали ломами, стояли, как на границе солдаты. Другие подносили заточенные колья и прутья. Петр потрогал колья, которые поставила Ивета.

— Крепко стоят! — удивился он. — Ивета, не близко стоят колья твои?

— Нет, нормально, — ответил Алан.

— Так плетень поднимается повыше — сказал Ким.

— Аслан, неси прутья, — сказал Алан и стал плести. Родилась первая полоса.

— Быстрее, быстрее, — говорит опять Алан Аслану. Аслан принес охапку и бросил возле Алана. — Близко к ногам не клади, — попросил Алан.

— Я буду плести концы, — сказал Аслан.

Будешь и носить, и концы плести, — пропел Алан.

— Вторую полосу я буду плести, — сказал Петр.

За Петром шел Ким. Ползет третья полоса. Аркадий плетет — четвертую.

Петр поменялся полосами с Аркадием, потому что четвертая полоса идет выше всех и требует больше сил.

Плетень блестит на солнце ореховым блеском.

— Быстрее, надо нам закончить его, — спешат ребята.

Петр знал, что Ивета будет переживать за еду. Когда он выходил из дому, мать дала ему какой — то сверток.

— Что это? — спросил он.

— Сыр. Возьми его с собой.

Петр, увидев помощников, попросил Машу — сноху:

— Пожалуйста, приготовь чего-нибудь, — и показал в сторону огорода Залихан.

— Я и сама так думала, улыбнулась сноха.

— Вот сыр, мама передала.

— У меня тоже есть, — сказала Маша, взяв сыр.

Петр объяснил все это Ивете. Она взглядом поблагодарила.

В полдень Маша послала к помощникам дочь — пригласить пообедать.

— Несите лучше сюда, — сказал Петр.

Ким, поняв, в чем дело, побежал домой.

— Мама! Какая ты хорошая!

Маша улыбнулась сыну. Она гордится своим чутким сыном.

Большая цинковая тарелка, которую недавно купили в магазине, была доверху полна пирогами (сыр с картошкой). Ким понес поднос с пирогами. А сестра понесла мыло и полотенце.

Когда дети ушли, Маша сказала о сыне:

— Весь в отца...

Ивета — счастливая идет в школу. Сегодня они пойдут в Султаник ломать кукурузу. А счастлива она тем, что мама дома. Школа была похожа на улей, как в солнечный день. Школьники куролесили в школьном дворе.

Со школьного двора доносятся звуки гармошки.

Вчера отвезли на поле корзины, а сегодня поедут школьники. Красивая школа в Карман-Синдзикау. От ворот школы до ее входа выложена дорожка из булыжника. По обе стороны дорожки по два ряда посажены деревца. Такие же деревья — и под окнами. На улице вокруг школьного двора высажены деревья. Слева от ворот между деревьями идет беговая дорожка, поляна для игр. Все это на западной стороне школы. А с северной стороны — лужайка, как зеленый ковер. Ивета увидела во дворе Алана и Аркадия. Сердце встревожилось. Ребята каждое утро поджидают ее у ворот школы.

— Алан, — выбежали Зита и Лиза, — пойдем, потанцуем! — подхватили они юношу под руки и утащили.

— Да, погодите вы! — успел только сказать Алан, отбиваясь.

— Пойдем, мы тоже потанцуем.

— Удобно ли от учителей!

— Не знаю, — передернул плечами Аркадий и они с Иветой подошли к танцующим.

Тут послышался шум автомашины. Пять грузовых автомобилей одна за другой, остановились у школы. Ребята устремились на улицу...

Директор говорит:

— В первую машину — восьмые классы... В последние две — десятые классы!..

Ребята прыгали в машины и стали раскладывать доски, чтобы сесть. Из кузовов доносилась веселая возня. Директор подходил то к одному шоферу, то к другому.

— Будь внимателен, ты везешь детей.

Зита села в голубую машину у левого борта, рядом с Лизой. Не теряла из виду Алана. Куда он — туда ее глаза.

Из — за угла показались два мотоцикла, милиционеры.

— Извините, мы задержались, — сказал Володя. — Ты будешь ехать сзади, — сказал он товарищу, — а я впереди.

— Он обвел взглядом учащихся. — Привет Ивета! — махнул он рукой девушке. Ивета привстала, ответила кивком головы с улыбкой.

— Какая важная птица, — недовольно высказала Зита на ухо Лизе, — начальство с ней знается!

— Мы готовы, — сказал Дзамбег Дзамбекович Володе.

— Тогда тронулись! — мотоцикл рванул вперед. Опередил машину. За ним двинулись другие. Зита смотрит — Алана с ними нет. Стала искать глазами Ивету. Ивета с Раей сидят впереди, у правого борта. За ними Ким и Аркадий. «Значит, и Алан там...» — екнуло сердце...

Сейчас машина отправится.

— Где он? — испуганно встала Зита.

— Там, где хочет, — ответил ей кто-то. Раздался чей-то смешок. Алан повис на борту, подтянулся и перенес через борт левую ногу. Аркадий и Ким растолкали сидящих, и он сел с ними. Сидел напротив Иветы. «Слишком близко сел к ней, — подумал Алан». «Как он некстати устроился», — подумала Ивета тоже. Не знает, куда себя деть от смущения. Посмотрела на дорогу, увидела милиционеров, к горлу подступил ком от того, как колхоз чуток к детям. Алан понял ее состояние, но не решился заговорить с ней.

— Рая, твоя подружка кого-то вспомнила, — заметил Аркадий.

— Что с тобой? — спросила Рая у Иветы.

Она встрепенулась, поняла, где находится. Не поднимая головы, исподлобья посмотрела на Раю. А та слушала историю, которую рассказывал Ким. Она сидела, как на колючках. Не в лучшем положении был и Алан. Он повернулся к мальчикам и случайно задел коленом колено Иветы. По телу его прошлась какая-то приятная волна и посмотрел на нее.

— Извини, — нижняя губа его сжала верхнюю. Девушка сомкнула ресницы, еле заметно покачала головой. Оба покраснели.

Хотя они были очень смущены, но им было приятно. Юноша никогда ещё не был так близок к ней. А она до этого дня никогда не испытывала подобного чувства. Близость его приятно ее волновала, придавала силы и надежду. Ей казалось, что он сильнее сказочных великанов и защитит ее от любой опасности. Она начинала понимать, как приятно быть любимой. И кем? Мечтой девушек всей школы. Примерный в учебе и поведении. Она не посмела посмотреть ему в лицо, разглядывала только пуговицы его телогрейки, потом отвела взгляд на дорогу. Машина неслась по полям Урсдона. По обе стороны дороги бежали ей навстречу столбы. Грузовые машины ссыпали гравий на правой стороне дороги. По полю ползли золотистого цвета тракторы, убирали осенний урожай. На темневшем поле длинными рядами выстроились гигантские скирды соломы.

Раздался голос милиционера:

— Держитесь, здесь дорога плохая!

Ивета ушла в воспоминания.

...Они учились в восьмом классе. Шли пешком на Султаник. На пол пути пошел мокрый снег. Всю дорогу Алан не проронил с ней ни слова, но все время поглядывал на нее. Они о чем — то говорили с Аркадием. Дети очень устали и промокли. Алан видел, что Ивета одета легко. Он отстал и снял душегрейку.

— Аркадий, иди передай ей...

Тот подмигнул, запихал её под мышку.

— Ивета, вот, надень душегрейку, — сказал Аркадий. Ивета уже хотела ее взять, но поняла, чья она.

— Не нужно, Спасибо. Сам замерзнешь, — сказала она, но ей было очень приятно.

Аркадий хотел надеть ее на Ивету силой, но Зита выхватила ее и надела на себя, словно хотела досадить Ивете, сказав про себя: «Ты пока мерзни. Я прекрасно знаю чья она». С тех пор он не решается проявить к ней какое-либо внимание. Алан вставал рано по утру и не спускал глаз со стана девочек. Стоял на горке в своем поношенном военном кителе, кирзовые сапоги его блестели, как хромовые. Ивета, завидев его, отворачивалась...

Алан пытается перехватить ее взгляд, но она словно не видит. Он хорошо замечает, как меняется выражение ее лица. «Наверное, увлечена Петром, — решил про себя, — испортит он его планы...»

— Ивета, — где ты витаешь? Очнись! — сказал кто-то из подружек. Она не обратила внимания на упреки, но заметила, что Зита сидит между Кимом и Аркадием. Отвернулась так, словно голова отяжелела от мыслей. Алан бросил на Зиту недобрый взгляд, и та высокомерно поджала губы.

Мать Зиты, Феня — высокая, полная женщина. Зита — ее единственная дочь. Подружилась с семьей Алана, делится с ними всем, даже если у нее на плите теплая вода. Муж ее — Майрам — мягкий, спокойный мужчина. Работает в колхозе бухгалтером. Феня, очень дружна с тетей Алана Ханиффой. Ханиффа разошлась с мужем и теперь живет в доме у брата. Брат ее — Афако — дорожит своим единственным сыном. Афако — высокий, стройный мужчина, резковат. С сестрой он советуется во всем. А супругу Асиат никогда ни о чем и не спросит. Когда брат вернулся с войны, Ханиффа перестала выходить на полевые работы. А Асиат, бедняга, только на поле и спасается от оскорблений безбожной золовки и мужа. Она привлекательная женщина. Афако никогда не приходит даже мысли, что жену надо уважать. Ласковое слово она слышит только от сына. Афако работает на колхозном складе.

Асиат давно поняла, что Феня задумала заиметь её сына в качестве зятя. Будь ее воля, она бы отказала Фене.

От козла — козленок родиться... Природа, создавая Алана, не поскупилась. Всем вышел — и ростом, и красотой. Высокий, широкоплечий. Волнистые густые волосы, будто нарисованные брови. Темно-карие глаза, длинные черные ресницы. Красивый нос над улыбчивыми красивыми губами. Нижняя губа чуть выступала. Когда он взволнован, начинает нижней губой прятать верхнюю. Поэтому начинает подрагивать кончик носа. Нет, выступающая нижняя губа тоже не портила его внешность.

Ивета вспомнила свой убогий очаг. Если в поле с ночевкой задержатся месяц или полтора, дров не хватит. Да и кукурузной муки тоже. Просила оставить ее в селе, каждый день бы ходила в поле, но фельдшер не освободила её. А ведь знает, есть такие, которые ни разу с ночевкой в поле не были. А если и бывали, то с «головными болями» везли их вскоре домой. «У меня дочь, как цыпленок индюшки», — зазвенел в ее голове голос одной счастливой женщины. Это у них дети индюшата, а дети погибших — орлы! Да еще у них ноги — сухие и учиться могут уехать в любой город страны, потому, что в доме останется мужчина-отец. А у сирот, всегда ноги мокрые в худой обувке и привязаны к дому ногами и зубами. Особенно старшие из сирот. Рабы...

— Ой! — вскрикнула Ивета со стоном.

Все с удивлением посмотрели на нее, но она опять никого не видит, только промолвила себе что-то не членораздельно. «А если ударят морозы — мать замерзнет!..» — подумав, застонала как раненый зверь.

— Что с тобой, Ивета? — забеспокоились подружки. А Алан истолковал ее состояние по своему: «О Петре ее думы»...

Она встала и подтянулась к борту автомобиля.

— Ты куда?! — тревожно спросили одновременно несколько голосов.

— Домой, — просто ответила Ивета.

— Как?!

— Ты с ума сошла!..

— Куда? Ведь сумерки.

— Хочу домой! — твердо повторила Ивета и ухватилась за борт автомобиля. Но несколько рук удержали ее.

Когда поняла, что не сможет спрыгнуть, она притихла, как побитая собака, закрыла руками лицо и заплакала... про себя говоря: «Рабы, рабы»...

Что с ней? — спросил Алан.

— А ведь бывают же у нее такие прихоти, — высокомерно сказала Зита.

 

Бескрайние кукурузные поля Султаника кажутся золотым морем. Редкие деревья на склонах богато нарядила осень в желтые, бордовые, пестрые наряды, похожие на палитру художника. С серебристых вершин гор дует легкий ветерок. Волнует золотое море. На невидимых крыльях поднимает он голоса и смех работающих, треск сухих початков, гул автомашин. Все эти звуки, соединяясь, звучат, как приятная музыкальная мелодия. Ветру можно позавидовать! Он может залететь, куда вздумается. Где — навредит, а где — наоборот. Вытирает пот с лица школьников, работающих с шершавым листом кукурузы, наполняет им ноздри запахом пепла хохолка кукурузы. По новой, покрытой гравием, дороге пробегают грузовые машины. С кукурузного поля, как жуки, покачиваясь, выезжают полные серебряной кукурузой машины. А туда въезжают — пустые. Как подводные лодки исчезают в морских глубинах, так прячет в своих объятиях золотое кукурузное поле автомобилей.

К куче кукурузы полные корзины поднесли Рая и Ивета.

— Рая, ты неси, что осталось, а я там видела кто-то забыл кучку. Жалко, если останется.

Рая принесла еще две корзины, но Ивету не встретила. «Наверное, ушла», — подумала и направилась к дороге. Солнце зашло. Дети растянулись по дороге к стану. Далеко слышен был их смех. Сегодня Алан и Аркадий возили кукурузу на элеватор в Ардон. Вернувшись на стан, Алан поискал глазами Ивету.

— Аркадий, не видно девчат!..

— Придут... Пойдем пока перекусим, — беззаботно сказал Аркадий.

— Подожди, и Зиты нет.

— Не волнуйся, и Раи нет, — сказал Аркадий.

Это неспроста. Алан направился в поле.

— Подожди! — догнал его Аркадий, в руке у него большой ломоть хлеба и кусок мяса. — Что ты за нее испугался? Не знаешь, что они самыми последними уходят с поля?

— Не знаю, — покачал он головой. Скажи, неужели так никудышен, чтобы хоть немного...

— Кто не любит тебя? — хитро улыбаясь сказал Аркадий.

— Ивета... — печально проговорил Алан.

— На — поешь, и тебе станет легче.

— Сейчас мне и золота не нужно.

— Алан, скажи, как я люблю Зиту, так и ты...

— Что ты сказал? — не дал договорить ему Алан. — Днем и ночью она передо мной. Во мне звучат те редкие слова, которые я слышу от нее. — Опечалился. — Но бесполезно. К тому же, этот доктор... Очень он внимателен к ее матери. А как тебе кажется?

— Не знаю, — проглотив кусок, ответил Аркадий. — Я не в лучшем положении. Зита нравится мне, а она — за тобой умирает.

— От меня ей толку не будет.

— Ты считаешь ее нехорошей? — испуганно спросил Аркадий.

— Нет, что ты!

— Алан, не обижайся, но мне кажется, что...

— Что?!

— Не знаю, но... что ты ее не очень-то любишь.

— Если бы можно было заглянуть мне в сердце, то ты бы так не сказал. — Он поднял стебель кукурузы и стал его строгать ножиком.

— Кто так ведет себя, как ты?

— Я не решаюсь. Иначе написал бы ей такие письма...

— Ты не решаешься, а доктор женится на ней, как только она закончит десятый класс. Он весной закончит институт. А Ивета будет учиться заочно... Такие у них планы!

— Замолчи! Откуда тебе известно?

— Ким мне сказал. И еще знай, друг мой, мать Иветы согласна.

— А она что? — голова Алана закружилась от волнения.

— Ивета, говорят, ответила, что ей нечего у них делать.

— Умница, — облегченно выдохнул Алан.

Дошли до того места, где их класс ломал кукурузу.

— Ей богу, здесь нет ни души! — беспокойно сказал Алан.

— Есть! Слышен шелест кукурузы.

Зита забралась на кучу кукурузы. Вертит головой, ищет других. Когда она несла корзину, слышала крик Иветы, Зита подкралась. Видела: Ивета схватилась за ногу, пытается встать, но не может ступить на ногу. Попробовала еще раз... поняв, что ничего не получится — заплакала. Зита не подошла к ней. «Мучайся. Знай, как дорог Алан! Это еще ничего, я заставлю тебя забыть его. Скажи спасибо, что не оставляю тебя здесь. Посмотрю еще на твои страдания и позову на помощь. Не раньше!..»

Она вспомнила разговор с матерью:

Мать учила ее, как надо бороться за счастье, как можно склонить на свою сторону парня. Посоветовала написать Алану анонимное письмо, что Ивета не достойна его...

— Мама, стыдно! — испугалась девушка. — Говорят, это большой грех на том свете.

Феня рассмеялась:

— В школе тебе рассказывают, как обстоят дела на том свете? — обняла дочь. — Девочка моя, мне бы тебя увидеть с Аланом на этом свете. А с тем светом я разберусь. Понимаешь, другого такого нет на земле. Надо написать письмо.

— Нет, мама.

— Тихо! Жизнь — борьба, девочка моя! А в борьбе побеждает отважный воин! Не бойся, будем бороться до победного конца!

— Мама, пойми, он не любит меня...

— Полюбит. Появится ребенок, волей-неволей будет жить с тобой. Что только он нашел в этой нищенке? — брезгливо сказала Феня. — Вечно ходит в лохмотьях. Только ты дружи с ней, слышишь. Интересно, его не тошнит от нее, когда он видит ее с тобой?.. Ты, по сравнению с ней, солнышко улыбающееся. Бог знает, с малых лет она по лесам и полям пропадает, и может быть... Может быть, и... — Феня перекрестилась. — Господи, не хочу брать грех на душу.

— Мама! Что ты говоришь?!.

— Успокойся, Ивета не достойна Алана. Она рождена для черной работы, как осел. Пусть работает. Делай, как я сказала. Родня его — в моих руках. Еще, к тому же, Афако не пустит Ивету и на порог, клянусь матерью.

— Почему?

— Глупенькая! Все ищут богатых родственников, хороший дом. Афако тоже... Вот мы ему подойдем, — Феня сложила руки на груди, потом развела их в стороны.

— Мама! — схватилась за голову Зита и упала на кровать. Мать подбежала к ней.

— Зитуля, не беспокойся. Слушай меня и никогда не ошибешься! — сказала мать. — А если не послушаешься, пожалеешь. Она попросила кого-то написать Алану письмо...

Зита смотрит с кукурузной кучи и увидела Алана с Аркадием.

— Ах, хитрец! Приехал из Ардона и оказался здесь. Не нашел ее там? — позавидовала Зита Ивете. Как он привязан к ней! Не скажет ей ни одного лишнего слова, а сам следит за каждым ее шагом, за каждым движением! — от зависти была готова чем-нибудь навредить Ивете. Застонала:

— Ну что ты нашел хорошего в Ивете?! Как мама говорит — на вдову похожа. Отвратительная! Каждый вечер в стане при свете коптилки, из толстого жгутика ниток и кружочка картошки, штопает то платье, то чулки свои. Одно постирает, другое надевает. А я, Алан, чтобы нравиться тебе, надела выходное платье, сюда, на Султаник. Каждый день новые чулки надеваю, все равно не замечаешь меня. Уставишься на штопаные чулки Иветы! Нет, мама, — застонала она опять, — не заманим мы его. — Утром он не выходит на работу, пока не дождется ее. И вечером тоже. Господи, хоть бы она хромой осталась! — Обернулась опять в сторону ребят. К ним подошла девушка. Кажется, Рая. Ой! Идут! Пойду к ней, пусть думают, что я ее ищу. — Иве, Ивета!..

Алан услышал шорох и побежал по полю, царапая лицо о отсыревшие стебли. Взошла уже луна. Но сумерки тоже не сдавали свои позиции.

— Вот она! — оказался он возле Иветы. — Что с тобой? Мнет в руках шапку, не решается подойти ближе. От растерянности он поднял корзину с кукурузой и стал ходить туда-сюда.

Ивета посмотрела на него, как раненый олень, поняла его состояние. Чтобы он не заметил ее влажных глаз, она, глядя на его пыльные сапоги, вымолвила:

— Иди, позови кого-нибудь...

— Алан поднял корзину с кукурузой.

Появился Аркадий. Он подбежал и нагнулся к девушке.

— Что с тобой, Ивета?

— Нога...

— Алан, положи корзину и помоги поднять!

— Что с твоей ногой?

— Я собирала вот эту оставшуюся кукурузу...

— Где-то здесь, — взволнованно сказал Алан, будто зверь, попавший в капкан, — где-то здесь близко куча...

— Пропади ты со своей кучей! Завтра отнесем их. Помоги!

А Алан все ходит с корзиной.

Аркадий разозлился на него.

— Что ты за человек! Клянусь богом, ты никто! Никто! Слышал? — нагнулся опять к Ивете. Она пытается встать. Аркадий бросил на Алана суровый взгляд:

— Ты очень беспомощный, Алан. Тот, кто в трудный час не может протянуть руку помощи, тот не мужчина и вообще никто!

— Аркадий, — тоном примирения говорит Алан. — Я не могу. Прибежали Рая и Зита.

— Боже, какой ужас! — заплакала Зита. — А если бы волки?..

— Вы тоже хороши, бросили ее! Упрекнул их Аркадий.

— Я думала, она ушла! Вот где видела кукурузу, — мы здесь вчера работали, — сказала Рая.

— А я увидела Раю одну и заподозрила неладное, — говорит Зита, — они никогда не расстаются, где же Ивета? Потом услышала стоны... и...

Подняли Ивету. Нога на весу болела сильнее. Аркадий пощупал ногу и смело сказал:

— Вывихнута.

Ивету била дрожь. Алан снял ватник. И надел его на Ивету.

— Алан! Быстро на стан! Доктора!.. — Аркадий еще не договорил, а Алан уже скрылся в кукурузе.

«Какое я ничтожество, почему не поднял ее на руки, прекрасный был повод! — Алан скрестил руки. — Я бы понес её вот так. Но кто посмеет? Мне казалось, что она оскорбится и прогонит меня навсегда...».

По дороге встретил школьников.

— Куда вы пропали?

— Ивета вывихнула ногу! — не замедляя шага, ответил Алан.

Как только Ивету положили на солому, из Сурх-Дигоры приехала на виллисе молодая женщина-врач. Посмотрела девушку: потянула ей ногу. Ивета вскрикнула.

— Ничего страшного — вывих. Надо приложить теплые пшеничные отруби. Поболит дня два, потом опять будет бегать, — сказала врач.

Глава одиннадцатая. «Родина слышит, Родина знает!»

В первое воскресенье февраля Ивета встала рано. Босые ноги почувствовали холод тапочек. Она достала из-под подушки спички, зажгла лампу, оделась. Свет от керосиновой лампы весело заиграла по уютной комнате. Подошла к печке и щупает то одну вещь, то другую. На печке были разложены вещи детей. На двух веревках, натянутых над печкой, висели платья, женские чулки, жакеты, юбки, штаны, рубашки Аслана... На печке выстроились в строй четыре пары галош... разожгла огонь в печи. Если бы, допустим, печка сбежала, то сироты остались бы в чем мать родила. Поставила на край плиты чугун с супом из фасоли, оставшийся с ужина, пусть разогревается, пока дети встанут. Только стала расплетать косу, как в дверь постучали.

— Ивета, открой, — это был голос учительницы Зины Сафонкаевны, агитатора.

— Заходите, — пригласила она.

— Доброе утро! Как у вас тепло, — подошла к печи.

Её удивила такая чистота ранним утром и еще красота Иветы с золотистыми распущенными волосами.

Присаживайтесь, — подала стул Ивета, на стуле красивая маленькая подушка, вышитая разноцветными нитками.

— Садитесь, — попросила опять Ивета, но Зина осматривала комнату: слева от двери — стол, с чистой посудой, у стены — две кровати, между ними — тумба с зеркалом, в столе — ящик, медная ручка которого блестела, как золото, на окнах до половины занавески из марли, которую украшали звездочки из белого ситца. У окна — шкаф, тоже начищен до блеска. В правом углу — печка, на печке сушатся вещи, порванные и аккуратно заштопанные. Пол — свежесмазанный. В середине его пестреет шар с пятнами, похожий на подсолнух.

— Ивета, — учительнице она показалась еще красивее с заплетенными косами, — что это за рисунок на полу, как он сделан?

— Который? — спросила девушка, хотя поняла. — Сама удивилась, когда несколько лет назад, первый раз заметила на полу этот рисунок. Она каждый раз намекает себе, что не станет больше мазать земляной пол поздно ночью. Но, какая красота, просыпаться утром и увидеть из постели свежий, глиняный, пятнистый пол. Где подсохло, а где еще нет.

Учительница заметила замешательство девушки.

— Скажи, пожалуйста?.. — она хотела спросить ее, как она столько успевает, но сдержалась.

— Этот? — покраснела девушка.

— Да, да, — вспомнила учительница, что не слышала еще ответа на вопрос.

— Это след от большого круглого таза.

— Вы купались вчера вечером? — улыбнулась женщина, — потом ты мазала пол? — Хорошо, — Она только сейчас заметила стул. Хотела сесть, но тут же подскочила, будто села бы не на красиво вышитую подушку, а на колючки. Она убрала поду<