Святой Дух приходит к нам тогда, когда мы еще не чисты, лишь бы мы молились искренне. Что значит “искренне”?

 

63-й абзац:

Святой Дух, снисходя к нашей немощи, приходит к нам и когда бываем мы еще не чисты; и если только найдет ум наш искренне Ему молящимся, находит на него и разгоняет всю окружающую его толпу помыслов и представлений (делает, что она исчезает), располагая его чрез то к вожделению духовной молитвы.

Такое вот свидетельство, совершенно неожиданное для людей, которые читают современные книги о страстях и добродетелях.

Опыт святых тем и ценен, что он существенно отличается от простого рассуждения о том, что такое хорошо и что такое плохо. О том, что есть страсть, что есть грехи, что человек иногда делает зло, что есть хорошие поступки и плохие поступки, о том, как бороться с плохими поступками и как делать хорошие поступки, человечество знает давно. Оно знало об этом всегда – об этом пишут Платон, Аристотель, Спиноза, Сократ, Конфуций и даже Будда. Все пишут о том, как и что должен делать человек, чтобы перестать быть плохим и стать хорошим. Вот и всё.

Мы часто об этом читаем и слышим. Но мы невольно заменяем то, что принес нам Христос, – мы заменяем Евангелие, в сущности, простым морализаторством. «Ты знаешь, что у тебя есть плохие черты? Ну так вот – с ними надо бороться. Есть упражнения, ты должен их выполнять, чтобы побороть свои плохие черты. Борись! А есть вот такие хорошие черты. Ты знаешь, как их надо приобрести? Вот так надо. Теперь иди и приобретай. Если ты станешь хорошим, то Бог тебя помилует и спасет. Если ты останешься плохим – Бог тебя накажет, и ты будешь вечно мучиться».

Да, это мы слышим и это мы принимаем за христианство. Естественно, человек искренне пытается себя изменить, сделать себя хорошим, чтобы Бог обратил на него внимание. С тем, кто не трудится, проще, а с тем, кто трудится, сложнее. Ведь он искренне пытается сделать себя хорошим, и чем больше он это делает, тем больше понимает (он же честный человек), что хорошим не становится, – он остается таким же, каким и был.

И тогда у человека возникает отчаяние, потому что он понимает, что не может стать таким человеком, которого бы полюбил Христос. «Я не могу стать хорошим! А мне все говорят: пока ты не станешь хорошим, не можешь спастись. И я не могу! Что же мне делать? У меня отчаяние. Как мне спастись, если я никогда не стану хорошим?»

У всех святых отцов есть это: есть рассказ о том, как бороться со своими плохими качествами. Хотя при этом они, конечно, делают акцент на вере и молитве. Но мы не акцентируем на этом внимание: подумаешь, есть у них какие-то свои особые приемы борьбы со страстями!

Однако кроме этих приемов у всех святых отцов есть свидетельство о предваряющей благодати Божией. Ведь христианство начинается с того, что человеку дается благодать: вот он крестился, и ему дается благодать. И эта благодать уводит его в пустыню на сорок дней, как Христа или Павла, или на всю жизнь, как Нила Синайского или Антония.

Человек при этом не думает, как бы ему эту самую благодать получить. Это она учит его, она помогает ему, она очищает его. Все это и есть пребывание в благодати, а не просто подвиг в надежде, что когда-нибудь Бог увидит, каким я стал хорошим, и наконец я эту благодать получу.

И вот здесь, как и во многих других местах (вы это найдете не только у преподобного Нила, но и у каждого святого отца), мы узнаем, что на самом деле Святой Дух приходит к нам тогда, когда мы еще не чисты. Ведь говорит апостол Павел, что Христос умер за нас, когда мы еще были грешниками, и что Он очистил нас Своею кровью, когда мы были грешниками.

Если бы Он этого не сделал, мы навсегда так и остались бы грешниками. Он не дает нам Кровь в ожидании того, когда мы станем хорошими. Он дает эту Кровь и делает нас иными: даже не хорошими, а просто другими. В этом христианство, и в этом Евангелие – Благая Весть.

А если это не так, то все христианство становится просто страшным учением, потому что оно требует от человека совершенства, абсолютного совершенства, обещая ему за это вечную жизнь. Ветхий Завет требовал соблюдения хоть каких-то более или менее нормальных и понятных человеку законов, но и то их невозможно было исполнить.

А тут говорят: «Люби своих врагов! Будь совершенным, как Отец твой Небесный. И пока ты таковым не станешь, пока не будешь любить врагов, пока не станешь совершенным, ты не спасешься». Но это бесчеловечно, это невозможно! Ни одно живое существо, ни один человек никогда бы не спасся, и ангел бы не спасся никогда, потому что никто не может быть таким совершенным, как Отец Небесный. И в ангелах Он усматривает недостатки, несовершенства.

Но в том-то и Благая Весть, что Бог сначала дает нам эту возможность совершенства – Он сначала вселяется в нас со Своим совершенством, очищает нас Своим совершенством, приобщает нас Своему совершенству, приобщает нас Своей любви ко всему сущему, ко всем, кто есть в этом мире, и помогает нам вместить Свое совершенство и эту любовь, очищая от всех тех скверн, которые мешают нам любить.

И вот именно потому, что Он это делает, мы и становимся служителями Нового Завета. Не мы себя очистили и сделались способными – мы приняли эту благодать, и она нас очищает, а Бог делает нас способными быть служителями Нового Завета. Это Он делает нас царственным священством, это Он преображает нас в детей Своих – никто не мог бы стать Его сыном или Его дочерью, если бы Он Сам не родил нас свыше Духом Святым.

Поэтому христианство – это история не о том, что может сделать человек для Бога. Христианство – это история о том, что Бог может сделать с человеком, что Бог делает для человека. Это история о том, как Бог это делает и как Он служит человеку: как Бог омывает нам ноги, как Бог очищает наши гнойные язвы, как Бог прижимает нас, еще грешных, к Себе, чтобы кровью и любовью очистить и убелить нашу нечистоту.

Мы забыли об этом благовестном, радостном характере христианства, и потому у нас ничего не получается. Мы, по-прежнему возвращаясь к каким-то глубоко и очень глубоко нехристианским временам, пытаемся сделать хоть что-то, чтобы заслужить Его любовь, Его внимание, Его заботу, тогда как Он на самом деле Сам приходит к нам и вселяется в нас.

Мы даже любое молитвословие начинаем с молитвы «Царю Небесный» – говорим: «Приди, вселись в нас, очисти...» И Он приходит, очищает. И в Нем, Им мы творим все молитвы, которые собираемся вознести Ему. Но не наоборот – вот мы сначала помолимся-помолимся побольше, а потом скажем: «Царю Небесный, вот теперь мы готовы! Приди, вселись в нас, потому что мы очистили себя от всякой скверны, мы научились молиться. Мы помолились Тебе и теперь стали достойным вместилищем для Тебя». Ведь не так же все происходит! И это непонимание мешает нам действительно вместить в себя благодать христианства.

 

Апреля

 

Мы продолжаем читать «Слово о молитве» преподобного Нила Синайского. В прошлый раз мы остановились на 63-м абзаце. Я его напомню:

Святой Дух, снисходя к нашей немощи, приходит к нам и когда бываем мы еще не чисты; и если только найдет ум наш искренне Ему молящимся, находит на него и разгоняет всю окружающую его толпу помыслов и представлений (делает, что она исчезает), располагая его чрез то к вожделению духовной молитвы.

Мы уже говорили, что все доброе, духовное, все чистое, святое, все действительно совершенное и любовное начинается с Него, а не с нас. Он Альфа, а не мы, Его силой и в Его славу, Его благодатью мы делаем, творим и совершаем то, что нужно нам.

Но никак не можем мы, христиане, принять эту мысль. Мы возвратились к каким-то глубоким дохристианским временам, и потому ничего с нами не происходит. Мы слышим: Без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5). Мы слышим о том, что Он – лоза, а мы – ветви, но говорим: «Сейчас, подожди, Господи, подожди! Сейчас я сам стану веточкой, сейчас я принесу виноградный плод, и тогда Ты меня с радостью обнимешь и скажешь: «Приди ко Мне, веточка, привейся к Моей лозе»».

Но это же невозможно! Однако мы именно так представляем свою жизнь – вот сейчас я выращу виноград, и тогда лоза мне скажет: «Какой ты замечательный виноград без Меня вырастил! Воистину Я возьму тебя в Свои друзья, в дети или еще как-то».

Мы не можем произвести плода, пока не привьемся к Нему. Пока в таинствах и (в данном случае это важнее) пока верой не поймем, что только Он и даст нам возможность принести плод. Пока мы сами хотим принести плод, пока мы сами хотим без Него вырастить виноградную гроздь, у нас ничего не получится. Надо сказать: «Без Тебя, Господи, я ничего не могу сделать. Роди меня в Себе!»

Вот Иоанн Богослов говорит: всякий любящий рожден от Бога (1 Ин. 4, 7). Значит, надо сначала родиться, а потом полюбить. И эта любовь, которую человек начинает чувствовать, которой он начинает любить, свидетельствует о том, что он рожден от Бога.

Мы говорим: «Я не могу любить! Не могу, хоть тресни! Я очень хочу, но не могу». Да, никто не может, ни один человек не может – ни Антоний Великий, ни Серафим Саровский, ни Иоанн Кронштадтский... Никто никогда не любил никого, не может любить, не будет любить во веки веков. Но, рождаясь во Христе от Бога Духом Святым, человек Его силой начинает любить.

И задача человека – только принять это! Необходимо принять тот факт, что сам по себе он не может любить: «Если я сегодня люблю, то это потому, что Бог со мной, а не потому, что это я такой». Всего-то! Больше ничего не нужно.

Симеон Новый Богослов спустя пятьсот лет после преподобного Нила Синайского скажет (очевидно, это была какая-то очень болезненная тема), почему так происходит, объяснит все людям. Но, по сути, это общее место для всех святых отцов – они-то знали. Нил Синайский стал святым отцом не потому, что полюбил Бога и Бог, видя его великую любовь к Нему, дал ему Свою благодать. И не Иоанн Лествичник это сделал, не Антоний Великий так полюбил Бога, что захотел ради Него понести великие труды и подвиги. Он понес, а Бог в ответ сказал: «Да, ты молодец! Еще никто Меня так не любил. Так и быть, Я дам тебе благодать».

Это мы так понимаем их подвиги! А они так свои подвиги не понимали. Они понимали, что с первого до последнего момента вся их жизнь была плодом благодатной жизни во Христе Иисусе. И когда наконец в наше сознание войдет эта евангельская благая весть, эта простая мысль о том, что все в нас творит благодать, жизнь, Дух, Христос (кроме нашего греха, естественно), то у нас возникнет вопрос: «А почему тогда это не со всеми бывает? Если все зависит от Бога, то почему не все люди христиане? Почему не все Его любят? Почему не все молятся? Почему не все такие, каким стал преподобный Антоний Великий? Почему это так?»

И вот здесь преподобный Нил Синайский пишет, что «Святой Дух, снисходя к нашей немощи, приходит к нам и когда бываем мы еще не чисты; и если только найдет ум наш искренне Ему молящимся». Так он описывает этот механизм. Еще раз скажу, не вдаваясь в подробности, что святой Симеон Новый Богослов пишет об этом подробнее, глубже и яснее. А здесь эту реальность преподобный Нил Синайский описывает не совсем понятным языком, потому что слово «искренне» нам не совсем понятно.

Что значит «искренне молящийся»? Что хотел сказать святой? Что человек в момент первой произнесенной им молитвы (или нескольких молитв) искренне считает ­– он сам по себе ничто и все ему должен и может сделать только Бог.

Конечно же, нам кажется, что мы молимся искренне. Но на самом деле нет! Искренне молящийся человек приходит в храм потому, что ему, допустим, поставили смертельный диагноз. И он приходит в храм потому, что он верит – в храме есть Бог, Который может его исцелить. Пришел такой человек в храм, и молиться он будет искренне, потому что знает – есть Бог! Ему об этом кто-то сказал. Или он об этом сам где-то услышал. Или он вдруг это понял. Или просто пришел потому, что никакой надежды больше нет. Человек прибежал к Богу, чтобы Бог его исцелил. И это искренне молящийся человек. Но таких людей немного.

А почему, например, молится другой человек? Ведь в храме очень много разных людей. Почему они молятся? Я именно подчеркиваю причину: почему молятся они? Потому, что так надо! Раз есть Бог, то Ему надо молиться. Ну да, надо – естественно, надо! Конечно, надо молиться, раз Бог есть! Но причина-то совсем другая. Вот этот первый искренне молящийся человек ничего о себе не думает. Он понимает, что есть Бог, он пришел к Нему и говорит: «Дай!» Потому что куда ему еще бежать-то? Некуда бежать! «Дай!»

А другой человек приходит и говорит: «Так, я делаю некое дело – важное дело. Обрати внимание, Господи, что я делаю его. И я молюсь. Ты заметил, Господи, что я молюсь? И поскольку я молюсь, Ты должен мне за это что-то сделать. Я же исполняю необходимое требование!» Понимаете разницу?

Или мужчина просыпается и думает: «У жены сегодня день рождения, а я еще сплю!» Срывается, накидывает на себя что-то и бежит в цветочный магазин покупать цветы. А если цветочного магазина рядом нет, вообще нечего взять – нет ничего, то он бежит к ней и говорит: «Радость моя, ты для меня – все! Я был бы самым несчастным человеком, если бы не встретил тебя!» Это – искренность!

А другой делает то же самое, но потому, что так надо: «Иначе жена обидится, позвонит своей маме. Потом мне позвонит теща, будут склоки, ругань, вечер окажется испорчен. Потом меня не отпустят на посиделки с друзьями (как раз в воскресенье собрались). Лучше я куплю ей цветы, да побогаче букет – она заткнется, и все нормально будет».

Понимаете разницу? Люди вроде бы делают одно и то же – внешне нет никакой разницы. Один делает и говорит слова, другой делает и говорит слова. А искренность в том, почему он это делает. Потому, что один на самом деле считает Бога всем, а себя ничем, а другой считает себя тоже чем-то и считает, что Бог в ответ на это что-то, им сделанное, тоже должен что-то сделать. Один прибегает к Богу потому, что Он – источник жизни. И ему нужна эта жизнь! А другой прибегает, принося именно самого себя, не ища у Бога чего-то, но чтобы Бог оценил его труд.

Поэтому не каждый молящийся человек получает то, что называется благодатью, а только тот, кто молится искренне, кто пришел к Богу (потому что больше некуда идти), кто перестал оглядываться на себя и думать: «А то ли я делаю? А так ли я делаю? Действительно, я же все-таки делаю, и Он должен обратить внимание на то, что я делаю». То есть, по сути, человек ставит себя на первое место, и Бог должен его заметить, потому что человек что-то делает. Бог должен заметить? Должен, но потому, что я есть и без Него не могу быть! И если Он не заметит меня, то все кончено. И я кричу Ему: «Ты мое все! Ты мне нужен! Важно не то, что Ты меня заметишь, не то, что Ты мне дашь. Ты Сам мне нужен! Без Тебя меня нет!»

И вот как только это движение – искреннее, не оглядывающееся на себя, не носящееся с собой, не размышляющее о себе, не оценивающее себя и свой труд – Бог встретит в недрах души человека, Он сразу начинает человека очищать, вразумлять, наставлять, вдохновлять и все прочее делать.

А преподобный Симеон Новый Богослов (Бог даст, может, мы и дойдем до этих слов) говорит об этом несколько иначе и, на мой взгляд, понятнее. Как только Бог увидит человека, готового Его благодарить – всецело благодарить, так сразу дает ему благодать. В каком смысле благодарить? В том смысле, что человек все получаемое от Бога никак с собой не соотносит. И как только человек готов принять мысль, что он ничего не может сделать, так сразу получает все.

Вот пришел человек, начал молиться, а сам думает: «Вот как я молюсь! За это Бог мне воздаст! Раз я пошел в храм и теперь постоянно хожу в храм – Бог за это мне воздаст. А вот я милостыньку подал! Но Бог видит же там, на небесах, мою милость, и Он мне подаст за это». То есть человек не благодарит Бога! Или, в лучшем случае, благодарит Его как фарисей: «Благодарю Тебя за то, что я пощусь, молюсь, что я не такой, как все». Ну и что из этого выйдет?

А подлинно благодарный человек знает, что сама способность подать милостыню – от Бога. Он думает: «Да не будь со мной Бога, я бы прибил этого нищего. А я его жалею, значит, Бог рядом. Вот я молюсь – это Бог мне дал помолиться. Я знаю, что бы я делал без Бога: песни пьяные горланил. А раз я молюсь, значит, это Бог действует. Раз я стою в храме, а не в ресторане сижу, значит, это Бог со мной. Если я сегодня читаю «Добротолюбие», а не маркиза де Сада, то это Бог со мной. Потому что я-то знаю, кто я есть на самом деле, что бы я делал, будучи предоставлен самому себе… Но делаю другое только потому, что Бог со мной. Я дышу, живу, люблю, я молюсь, читаю, я понимаю, терплю, уступаю, переживаю, и это все потому, что Ты, Господи, рядом! Я знаю, кем бы был без Тебя».

Понятно, что все это до совершенства доводит Бог. Но как только Он заметит в человеке готовность не приписывать себе совершенно ничего – вообще ничего, так и дает человеку благодать, очищая, вразумляя и вдохновляя его.