Молитва как осуществление любви к Богу. Истинное выражение любви к Богу - готовность в любой момент исполнить заповедь Божию

Кроме того, здесь очень важна истина как достоверность опыта пребывания в Боге, как свидетельство достоверности человеческого пребывания в этот момент в Боге. То есть он не просто должен быть в каком-тосостоянии, не просто должен быть восторженным, восхищенным, устремленным куда-то в молитвенном состоянии. Очень важно, чтобы в этой молитве он был истинным, то есть действительно, собирая всего себя, устремлял себя к Богу и был в этой устремленности истинным. Чтобы никакое лукавство, никакая нечистота, неполнота, никакой ложный опыт не примешивались к этому молитвенному дерзновению и предстоянию.

Вспомним 55-й абзац:

Кто любит Бога, тот всегда беседует с Ним, как с Отцом, отвращаясь от всякого страстного помышления.

Истинность состояния пребывания в любви – это исполнение заповедей. Как говорит Христос: «Любящий Меня заповеди Мои соблюдет» (см. Ин. 14, 21). Если я люблю Бога, то и вполне практически Его люблю и исполняю Его заповеди. Таким образом, истинность моего молитвенного делания обусловлена тем, что я действительно, истинно люблю Бога. А истинность моей любви к Богу свидетельствуется полнотой моего приятия заповедей Божиих, хотя я могу их пока еще не все исполнить.

Да, человек еще не может исполнять все заповеди, и он в этом кается, и он об этом молится, и, собственно, это и удостоверяет истинность его молитвы. Но он совершенно эти заповеди принимает – он совершенно согласен с тем, что нельзя, например, осуждать, и ведет борьбу, чтобы не осуждать никого. Он действительно согласен с тем, что надо молиться за врагов, что надо любить врагов, и всеми силами старается, тщится исполнить это.

Но всю полноту заповедей он принимает. А если он не принимает полноту заповедей Христовых, то он не любит Христа. Если он не любит Христа, то он лицемерит на молитве, и тогда эта молитва не в истине – эта молитва ложная. И очень часто она именно таковой у нас и является: мы устремляемся к Богу именно в душевном порыве, потому и молитва наша неистинная.

Бог действительно нам нужен, потому мы плачем и говорим с умилением, со слезами: «Прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны». Вроде всё, помолились, и должен наступить мир – мы же вошли в общение с Богом, и мир должен быть в сердце. Но, выходя из кельи, мы начинаем кричать, возмущаться, смущаться, делать все то, что никак не соответствует тому, о чем мы сейчас молились. И происходит это потому, что мы, на самом деле желая, чтобы Бог пришел к нам, не желаем принимать тех путей, по которым Он приходит.

Это и есть лицемерие, это и есть ложь: «Я хочу, чтобы Ты, Господи, ко мне пришел». Господь говорит: «Да, Я уже иду, Я уже собрался, жди Меня на этом пути». А мы говорим: «Нет, Господи, мне этот путь не нравится! Я Тебя буду ждать на другом пути». Но если ты хочешь, чтобы Бог к тебе пришел, то Бог выбирает дорогу, а не ты. Ты должен ждать Его в той точке, в которой Он тебе назначил встречу, а не в той, в которой ты сам назначаешь встречу Богу. А если ты делаешь так, то лжешь.

Называя Бога Господом, на самом деле ты себя считаешь господином Бога. Ты предлагаешь Ему правила, ставишь Ему условия: «Господи, только будь со мной! Я не буду исполнять заповеди, да и не хочу! И, в конце концов, Ты же понимаешь, что это не важно. А важно то, что я хочу – чтобы Ты был со мной! Поэтому уж сделай так, чтобы быть со мной безо всех этих заповедей!» Бог говорит: «Как же так? Ведь по-другому невозможно!» – «Ну, Господи, сделай что-нибудь! Я хочу! Я хочу, чтобы было так!» А так не бывает.

На самом деле истинность нашей молитвы проверяется нашим неформальным отношением к заповедям Христа. Если мы принимаем Его заповеди, если верим в то, что так должны и так можем жить, если Бог нам поможет, то тогда наша молитва истинна. А если мы не принимаем заповеди, не верим, что это возможно, и не хотим, чтобы это было возможно, тогда у нас получается внутренний разлад – и мы лжем, лукавим, лицемерим. Но тогда наша молитва не в истине.

Марта

Продолжаем читать «Слово о молитве» преподобного Нила Синайского из второго тома «Добротолюбия». В прошлый раз мы остановились на 55-м абзаце, где преподобный Нил говорит:

Кто любит Бога, тот всегда беседует с Ним как с Отцом, отвращаясь от всякого страстного помышления.

Мы говорили в прошлый раз, что, по мысли преподобного Нила Синайского и, естественно, по свидетельству Евангелия, молитва должна осуществляться в духе и истине.

Истинность молитвы основана на том, что человек в момент совершения молитвословия должен всецело – всем умом, волей и сердцем – разделять истинность, святость и возможность осуществления тех заповедей, которые дал нам Христос. Если мы молимся, но не верим, что заповеди правильны, что их действительно необходимо исполнять и что исполнить их возможно, то наша молитва неистинна.

Поэтому очень важно, чтобы в момент молитвы мы осознавали свою полную готовность исполнить то, что велит нам Христос в Евангелии. Наша готовность, наше желание исполнять заповеди Иисуса Христа – это и будет той молитвой, которая сорастворена с любовью.

Но преподобный Нил идет еще дальше. Он говорит, что дело не только в нашей готовности исполнять заповеди, потому что исполнение заповедей и будет любовь. «Любящий Меня заповеди Мои соблюдет» (см. Ин. 14, 15). По мысли Нила Синайского, и сама по себе молитва есть высшее проявление и высшее осуществление любви человека к Богу.

Молитва есть особое действие, которое по преимуществу и является действием любви. И вообще-то большая часть молящихся людей это знает. Потому они втайне надеются на то, что если много молятся, значит, и Бога любят. Такой человек думает: «Что еще от меня надо? Я в храм хожу, исповедуюсь, причащаюсь, молюсь, читаю много акафистов, много разных молитв, Псалтирь читаю – это все выражение любви. Но почему я не чувствую взаимности от Бога?»

Эта двойственность молитвы как осуществление любви к Богу заключается в том, что, с одной стороны, действительно молитва есть любовь – молитва в полном смысле слова есть осуществление нашей любви к Богу. Но, с другой стороны, она не будет в том же самом подлинном смысле осуществлением любви к Богу, если в нас не будет готовности исполнить Его заповеди. Об этом много написано и много-много сказано…

Вот, например, я молюсь на службе в храме, и не просто что-то слушаю, а действительно погрузился в молитву. Выходя из храма в этом возвышенном состоянии, я пытаюсь сохранить молитву в сердце. И вот выхожу я из храма, а ко мне подходит пьяница, или просто бомж, или цыганенок. Может, и не цыганенок, но, по крайней мере, очень на него похожий ребенок (может, сын узбекского мигранта). Он подходит и говорит: «Дяденька, дай денежку!» А я взрываюсь внутри!

Конечно, я воспитанный человек, и я не взрываюсь внешне. Внешне я остаюсь прежним: каким был, таким и остался. Но внутри я взрываюсь: «Что ты, зараза такая, делаешь? Ты разве не понимаешь, что я с Богом сейчас беседую, пребываю в Нем, молитву сохраняю! А тут ты клянчишь!» Я рассердился на него в сердце, и это еще полбеды – я не дал ему ничего, грубо ответил. И всё – молитвы нет!

Я сержусь на цыганенка – это он украл у меня молитву. Нет! Он хотел подложить под нее камень, чтобы она стояла прочнее, он хотел укрепить ее. Бог послал этого цыганенка, чтобы молитва моя обрела силу, чтобы она не развеялась как дым. Или Он послал мне этого бомжа, чтобы моя молитва обрела силу, а я разрушил свою молитву. И такого понимания двойственности молитвы, как выражения осуществления любви, мы не имеем.

Поэтому мы порой не молимся вообще, пытаясь кому-то помогать, кого-то спасать, выручать, что-то делать. Это все замечательно! Правда, это тоже чаще всего никак не соотносится с заповедями Божиими, а просто является, скажем, выражением моей душевной организации, душевной конституции. Ведь большинство заповедей я при этом не исполняю. Я, допустим, осуждаю, ругаюсь, спорю, обзываюсь даже порой и прочие разные гадости делаю, но тем не менее деятельно помогаю людям. Но не молюсь.

А другой человек молится! Он понимает, что это действительно осуществление любви к Богу. Но он не готов исполнять заповеди Божии в отношении людей, поэтому молитва его тоже постоянно рушится и не получается. Потому надо делать и то, и другое – надо понимать, что высшим выражением любви является молитва.

Например, мы читаем сюжет про Марфу и Марию: Мария сидит у ног Иисуса – она вся в Его слове, вся в Нем. Она собрана перед Его лицом и получает похвалу от Христа, потому что избрала благую часть, которая не отнимется от нее (Лк. 10, 42). То есть и в Царстве Божием Мария сможет так же сидеть у ног Иисуса и внимать Ему. А вот накрывать столы там уже не надо будет.

А что ты будешь делать, если всю жизнь накрывал столы? Тебе будет скучно. Потому надо учиться беседовать с Богом – говорить с Ним, взывать к Нему, слушать Бога. Ведь именно это и будет в Царстве Небесном содержанием жизни, содержанием отношений человека и Бога. В конце концов, именно в молитве мы можем осуществить заповедь: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим (Мф. 22, 37).

Такова должна быть наша устремленность в молитве. Но чтобы быть истинной молитвой и истинным выражением любви в молитве, она должна быть готова сейчас, здесь и в любой момент времени должна отозваться и исполнить заповедь Божию. Просящему у тебя – дай, просят пройти километр – иди два, просят помочь – иди и помоги, с осуждающим не разделяй осуждения, на тебя накричали – за обидчика помолись. Если нет этой готовности, нет мгновенного отклика на любой предлог исполнить заповедь Божию, то твоя молитва неистинна, и любовь, выражаемая тобой в этой молитве, тоже неистинна.