Политические аспекты и аспекты б езопасности

Интеграция постсоветского пространства затрагивала, прежде всего, политические аспекты и аспекты безопасности. Новые конфликты в регионе подтолкнули власть к тому, чтобы пересмотреть свою изна­чально изоляционистскую позицию по отношению к странам бывше­го СССР. Уже начиная с весны 1992 г., России пришлось иметь дело с внутренними и международными этническими военными конфликта­ми, в особенности на Кавказе, в Молдове и в Таджикистане. Все чаще на юге России стали возникать угрозы нестабильности и терроризма. России также пришлось столкнуться с нестабильностью ряда границ со странами за пределами постсоветского региона и с новыми пробле­мами нелегальной иммиграции и торговли наркотиками, в особеннос­ти на китайско-российской и таджикско-афгапской границах. Именно в ответ на эти угрозы Москва обратилась к Организации Объединен­ных Наций с запросом о предоставлении ей особых миротворческих полномочий в регионе и начала рассматривать регион как сферу спой «особой ответственности и особого интереса». Она также начала вы­сказываться в поддержку сил коллективной безопасности СНГ и бо­лее активного проведения совместных операций. Взяв за отправную точку Договор о коллективной безопасности 1992 г., члены СНГ под влиянием России сформулировали довольно амбициозную програм-му координации военной и оборонной деятельности, принятую к ис­полнению па саммите СНГ в феврале 1995 г. как Концепцию коллек­тивной безопасности. Концепция, помимо прочего, включала возмож­ность формирования миротворческих войск СНГ.

Российские лидеры таким образом легитимировали свои усилия в области поддержания безопасности, лишив при этом военные ведомства значительной части власти. Они считали, что в регионе перед ними сто­ит двойная задача во-первых, установить порядок и стабильность, во-вторых, сохранить традиционно сильное влияние России. Для выпол­нения этих задач Ельцин объявил о своем намерении разместить около тридцати российских военных баз в странах СНГ и предложил создать в регионе общий экономический, политический и оборонный союз. По­вое видение основывалось на позиции Службы внешней разведки в от­ношении угроз безопасности. Эта позиция демонстрировала намере­ние предотвратить заполнение возможного «вакуума власти» в регионе представителями внешних сил. Угрозы безопасности, в частности, вклю­чали деятельность мусульманских государств, таких как Иран и Пакис­тан, в Центральной Азии и на Кавказе. Эти угрозы отчасти стали резуль­татом недостаточного со стороны Ельцина отношения к положению в регионе. В число угроз безопасности вошли также угроза расширения НАТО и угроза, связанная с одпополярными амбициями США.

В результате такого восприятия угроз Россия стремилась к поддер­жанию военного присутствия в странах Центральной Азии и на Кав­казе. Чтобы не допустить увеличения влияния Ирана, Китая и Афга­нистана, Россия во многом содействовала охране границ Туркменис­тана, Кыргызстана и Таджикистана. В случае с последним, российское присутствие было настолько значительным, что афганские погранич­ники вели переговоры непосредственно с российским военным коман­дованием. Назначение Примакова привело к восстановлению равнове­сия между политическими и военными средствами ведения политики, а также в значительной мере способствовало окончанию гражданской войны в Таджикистане и подписанию в Москве в июне 1997 г. соот­ветствующего мирного договора. Что касается Кавказа, то усилия Рос­сии, направленные на стабилизацию, были гораздо менее1 успешны. 11есмотря на более жесткий контроль, который Примакову удалось ус­тановить над миротворческими силами, ему было не под силу стабили­зировать ситуацию в Грузии. Ранее оказанная поддержка некоторыми российскими вооруженными силами абхазского сепаратизма привела к неприятным последствиям и способствовала тому, что Москва оказа­лась не способна урегулировать конфликт. Кроме того, Грузия отказа-дась от поддержки усилий СНГ в области коллективной безопасности. Сыграл свою роль и ввод российских войск в Чечню в целях подавле­ния угрозы сепаратизма и сохранения военного присутствия на Кавка­зе. Помимо защиты территориальной целостности, Россия стремилась не упустить контроля над стратегически важным трубопроводом Ба­ку—Новороссийск, который вто время проходил через Чечню. Однако после первой чеченской войны (1991-1996 гг.) и президентских выбо­ров в Чечне в 1997 г. Москва не выработала внятной политики в рес­публике, и Чечня продолжала скатываться к анархии.

Интеграционные усилия России па западном направлении отлича­лись от усилий в Центральной Азии и па Кавказе. Па Западе Москва стремилась ответить на у [розу расширения НАТО, нормализуя и раз­вивая военные связи с Белоруссией и Украиной. Белоруссия, учитывая ее важнейшее геостратегическое положение и пророссийскую ориента­цию, приобрела исключительное значение. С тех пор, как две стороны подписали Договор об образовании Сообщества России и Белоруссии в апреле 1996 г., они обязались развивать интеграцию I! политической и военной областях. Они выработали общее понимание угроз безопас­ности, достигли четкой согласованности в вопросах внешней политики и дали обещание заключить оборонный союз. При Примакове Россия также значительно активизировала политические связи с Украиной, воспринимавшиеся новым министром иностранных дел как важнейший приоритет. Ключевым вопросом здесь был статус черноморского флота, который Россия стремилась сохранить, не подвергая при этом опаснос­ти свои взаимоотношения с Украиной. Украина, в свою очередь, была заинтересована в том, чтобы легализовать свои постсоветские границы с Россией путем подписания соответствующего соглашения и, таким образом, способствовать политической нормализации отношений меж­ду двумя странами. В результате усилий Примакова в мае 1997 г. обе стороны подписали так называемый Большой Договор, который зафик­сировал решение проблемы флота и легализовал границы. Соглашение вызвало критику внутри России, однако настойчивость 11римакова спо­собствовала его ратификации в феврале 1999 г. Несмотря на критику, и Примаков, и его преемник Игорь Иванов видели в политической нор­мализации отношений с Украиной шаг к улучшению взаимоотношений между двумя странами, а не уступку Украине в ее стремлении присо­единиться к НАТО. Такое отношение нашло широкую социальную под­держку в стране, когда 70% россиян поддержали Большой Договор.'

Что касается политики России по отношению к наиболее проза­падным Балтийским государствам, то она стремилась свести к минимуму негативные последствия расширения НАТО, предлагая данным государствам гарантии безопасности и открыто заявляя, что вхожде­ние балтийских государств в НАТО поставит под угрозу хорошие от­ношения России с НАТО.

Экономическая интеграция

Экономическая интеграция стала другим важным аспектом стратегии 11римакова. На протяжении советской эпохи Россия и бывшие совет­ские республики представляли собой очень тесно связанные экономи­ческие системы, и разрушение многочисленных уз взаимозависимос­ти не могло быть быстрым процессом. Оппозиция раннему изоляци­онизму Ельцина первоначально включала в себя бывших советских управленцев, которые лоббировали свои взгляды через Гражданский Союз. Назначение Виктора Черномырдина в качестве премьер-ми­нистра способствовало дальнейшему развитию целей данной группы в направлении перехода от прозападного изоляционизма к укрепле­нию региональных экономических связей. Бывший хозяйственник и президент крупнейшей газовой компании «Газпром» Черномырдин привнес в российскую региональную политику значительно большее понимание различных аспектов экономической взаимозависимости бывших советских республик. Его стратегия выстраивания отноше­ний между странами бывшего СССР включала в себя использование энергетических ресурсов в целях принуждения зависимых в энергети­ческом плане бывших советских республик вкладывать свой капитал в развитие «Газпрома» и других крупных энергетических компаний, таких как «Лукойл», «Юкос» и «Сиданко». Ельцин поддержал такой подход своим Указом №172, изданном 7 мая 1995 г., а также одобрил новую долгосрочную энергетическую стратегию России до 2010 г.

Подход Примакова был иным, более ориентированным на роль го­сударства. Как и Черномырдин, Примаков понимал, что восстановить то, что промышленники из Гражданского Союза называли «разрушен­ными политико-экономическими связями», было непросто, и он то­же хотел поддержать интересы российского бизнеса в регионе. В то же время, министр иностранных дел стремился к активной практике «эко­номической дипломатии» — так Кремль называл и негативные, и пози­тивные санкции — для укрепления политических интересов России в регионе. Он хотел извлечь выгоду из относительно высокого потенци­ала экономического влияния России в целях содействия укреплению двусторонних и многосторонних политических связей, поддерживае­мых Россией с бывшими советскими республиками. В духе державничества чества Примаков полагал, что государственные интересы важнее инте­ресов частного сектора, и поэтому необходимо быть готовым к инвести­рованию политического капитала в проекты, потенциально способные содействовать реинтеграции бывших советских республик.

Такое видение подразумевало, что тяжесть интеграции постсоветс­кого пространства будет лежать на российском государстве, а не на час­тном секторе — еще один показатель того, что коалиция, которая стояла за новой стратегией интеграции регионов, состояла по своему социаль­ному происхождению из силовиков. В то время такой взгляд поддержи­вал и сам Ельцин. Уже упоминавшийся президентский указ о формиро­вании стратегического курса России в отношениях с членами СНГ гла­сил, что страны, являвшиеся на тот момент членами Экономического Союза, войдут в Таможенный Союз, — в котором главенствующую роль предстояло играть России — руководствуясь «их глубоко интегриро­ванной экономикой и стратегическим политическим партнерством».1 В нем также содержалось предложение по «ускорению практических шагов на пути к формированию Платежного союза», введению единых норм регулирования иностранной валюты и, в конечном счете, исполь­зованию российского рубля в качестве резервной валюты. Наконец, указ предполагал создание общих «промышленных, научно-техничес­ких и связанных с ними структур», а также введение «общих межго­сударственных инвестиционных программ». В то время как участие в Межпарламентской Ассамблее стран СНГ характеризовалось в указе как предпочтительная форма совместной деятельности государств по развитию нормативных аспектов экономической интеграции, в доку­менте также содержалось и предупреждение о том, что отказ бывших советских республик твердо придерживаться «модели, предложенной Россией», мог повлечь за собой последствия в форме уменьшения «мас­штабов экономической, политической и военной поддержки России».

И все же, намеченная стратегия многосторонней интеграции оста­лась в значительной степени неосуществленной, отчасти из-за эконо­мических трудностей в России, а отчасти потому, что некоторые рес­публики стремились диверсифицировать свои отношения, завязывая связи со странами за пределами бывшего советского региона. Эти рес­публики воспринимали экономические проекты по интеграции СНГ как скрытый империализм России, сопротивляясь подчас и весьма здравым предложениям по координации экономической политики. Например, ни Платежный союз, пи межгосударственное инвестицион­ное сотрудничество так никогда и не были реализованы. Другие эко­номические соглашения были недостаточно эффективными. Единс-твеппым исключением был Таможенный Союз, соглашение о созда­нии которого подписали Россия, Белоруссия, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан в марте 1995 г. и который функционировал в течение всего срока пребывания Примакова на посту министра иностранных дел. Больший прогресс наблюдался в развитии Россией двусторонних, а не многосторонних отношений в регионе. В некоторых случаях Рос­сия успешно применяла свое экономическое влияние для достижения важных политических целей. В Центральной Азии, например, она ис­пользовала зависимость Туркменистана и Казахстана от российских энергетических трубопроводов для того, чтобы добиться более бла­гоприятного обращения с этническими русскими, проживающими в.них государствах. В дальнейшем, она также укрепила свои экономи­ческие и политические отношения и с Белоруссией.

Что касается Украины, Россия инициировала и I! феврале 1998 г. подписала Программу экономического сотрудничества, которая спо­собствовала восстановлению торговли между двумя странами и рег­ламентировала все основные аспекты их экономических взаимоотно­шений- от торговых ограничений до сотрудничества в различных отраслях промышленности. Программа стала частью Соглашения об экономическом сотрудничестве между Россией и Украиной на 1998 2007 гг., продолжая ранее подписанный двумя странами Большой До­говор. Она способствовала политической нормализации отношений между двумя крупнейшими и наиболее важными из постсоветских государств и могла рассматриваться как успешный результат гибкой экономической дипломатии Кремля. Несмотря на то, что Программа едва ли могла способствовать интеграции в том виде, в каком она из­начально задумывалась Кремлем, и Программа, и Соглашение все же способствовали ослаблению радикального национализма с обеих сто­рон, содействуя развитию международного сотрудничества в регионе.

Культурные аспекты

Стратегия постсоветской интеграции включала в себя и культурный компонент. Примаков понимал, что Россия была обязана реагировать па политические и культурные запросы двадцати пяти миллионов русских, которые оказались за пределами исторической родины и продолжали отождествлять себя с пей. Уже в поддержанном им отчете Службы внешней разведки от 199-1 г. Примаков непосредственно свя­зывал судьбу русских в бывшем СССР с развитием и процветанием России. Помимо этнических русских, па постсоветском пространстве жило также множество тех, кто предпочитал русский своему родному языку или же был по существу двуязычным. В совокупности русско­говорящее сообщество составляло около 30% всего населения перос-сийских постсоветских государств, что превращало Россию, но словам специалиста, <<не в обычное национальное европейское государство, а в потенциальный центр возрожденной особой цивилизации».1 Пробле­ма имела и впутрироссийское измерение и была связана с сохранени­ем культурного баланса внутри самой России, на территории которой проживало самое большое количество — приблизительно около 140 — различных этнических групп, и в пяти этнических республиках из двадцати одной титульная нация представляла очевидное большинс­тво (Чечня, Чувашия, Ингушетия, Тува и Северная Осетия).

Проблема, как се понимали Примаков и Ельцин, заключалась в том, чтобы найти способ восстановить идентичность транснационального сообщества па территории бывшего СССР, не идя на уступки непри­миримой оппозиции цивилизацией щи ков. Сторонники Примакова предостерегали об опасности идеи первоочередного утверждения прав русских, настаивая, что такая позиция поставит под угрозу хрупкое мсжкультурпое равновесие внутри самой России. Не разделяя убеж­дений цивидизациопщиков, власть не могла игнорировать наличие и политический потенциал тесных культурных связей в регионе. Обще­ственное мнение внутри России было благосклонно к усилиям прави­тельства уйти от прежней политики культурного изоляционизма, не скатившись при этом на позиции необходимости воссоздания импе­рии. Хотя большинство людей испытывали ностальгию по Советско­му Союзу, немногие воспринимали этничность или православие как ключевые характеристики повой «русскости». Вместо этого, 85% счи­тало обязательными отличительными чертами россиянина любовь к своей стране и восприятие ее как родины. При этом большинство не соглашалось с идеей политического объединения России со смежны­ми территориями, населенными главным образом этнически русски­ми.- Решение, как полагали сторонники Примакова, заключалось в том, чтобы принять на вооружение и осторожно развивать идею Евра­зии как мультикультурного, мультиэтпического и мультирелигиозпо-го сообщества на пространстве бывшего Советского Союза.

Российские власти, казалось, положительно отнеслись к этой идее. Чтобы ее развить, правительство, в первую очередь, разработало и начало продвигать в жизнь идею двойного гражданства в бывших совет­ских республиках, рассматривая ее как альтернативу отстаиваемой оппозицией идее прямой поддержки русских за границей. Правитель­ство также надеялось справиться с неконтролируемым потоком миг­рантов в Россию путем предоставления им определенных правовых и психологических гарантий. Несмотря па усилия России по реализа­ции идеи двойного гражданства, к 1995 г. все постсоветские государс­тва, за исключением Туркменистана и Таджикистана, отклонили ее. В ответ российское правительство занялось пропагандированном идеи гражданства СНГ. Обе идеи подразумевали возрождение идентичнос­ти межнационального сообщества на территории бывшего СССР и должны были позициоЕгировать Россию как играющую главную роль в формировании такого сообщества. Однако ни одной из данных идей не суждено было укорениться в регионе.

Руководители России добились большего успеха в решении пробле­мы внутреннего мультикультурализма. Не отводя этническим русским «ведущей роли», скорее, формируя то, что одни политические коммен­таторы назвали «гибридом, или эклектичной смесью ценностей», а дру­гие рассматривали как евразийское видение мультикультурного феде­рализма. Наиболее важную роль сыграл в этом отношении Президент­ский указ № 909, изданный в июне 1996 г. и одобрявший концепцию государственной национальной политики Российской Федерации в целях формирования мультиэтнической России и гарантирования «культурного самосохранения и дальнейшего развития национальных традиций и сотрудничества славянских, тюркских, кавказских, финно-угорских, монгольских и других народов России в рамках евразийско­го национально-культурного пространства». В Указе власти но сущес­тву предлагали двигаться по пути испанской модели, в соответствии с которой автономия, по не полная независимость, предоставляется всем заинтересованным структурным единицам государства путем подписа­ния соглашений о разделении полномочий с центром. К марту 1999 г. около пятидесяти из восьмидесяти девяти субъектов Российской Фе­дерации с успехом добились различных уровней привилегированно­го статуса, а еще дюжина или больше работали в данном направлении. Хотя Чечня представляла собой печально известный пример наруше­ния модели мультикультурного федерализма, другие мусульманские республики, такие как Дагестан, Осетия, Татарстан и Башкортостана поддержали проект евразийского федерализма.

Подводя итоги, отметим, что внешнеполитический аспект культур­ной интеграции не был реализован так, как того хотели Ельцин и При маков. Проблема успешного объединения различных этносов за преде­ лами России осталась в значительной степени не решенной, частично из-за низкого уровня доверия к России па постсоветском пространс­ тве, частично потому, что смысл культурного аспекта интеграции не был четко сформулирован. Сами российские руководители были дале­ки от ясного понимания того, что должно было прийти на смену более ранним идеям о гражданской нации и культурном изоляционизме.