Оценка политики великодержавного сдерживания

Назначение Примакова министром иностранных дел сопровождалось серьезными изменениями в понимании правительством национально­го интереса России и ведении им международной политики. Курс, на­правленный па достижение великодержавного сдерживания, подде­рживаемый коалицией державников, не был повторением советской изоляционистской политики по отношению к Западу. Время, а так­же внутренние и международные условия реализации курса Прима­кова были совершенно иными. И все же этот курс, содержавший в се­бе попытки сдерживания влияния Запада, обладал некоторым сходс­твом с советской политикой; и, в той мере, в какой это было так, он не был пригоден для реализации основных внешнеполитических целей России. В условиях роста экономической и политической зависимос­ти России от западных государств, все попытки добиться признания Запада путем восстановления статуса великой державы могли иметь лишь ограниченный эффект. Россия слишком изменилась за годы постсоветского развития, чтобы курс великодержавного сдерживания был в состоянии решить стоящие перед пей за/чачи.

Результаты

Внешняя политика Примакова сопровождалась немалыми достиже­ниями, особенно в области безопасности. Внимание министра к воп­росам постсоветского пространства и интенсивная дипломатичес­кая деятельность дали свои результаты в процессе заключения мира в Молдове и Таджикистане (однако, не в Грузии). Примакову также удалось заключить и ратифицировать Большой Договор с Украиной, способствовавший переходу отношений двух стран в области безо­пасности на качественно новый уровень. Министр добился успеха и в переговорах России и НАТО. Несмотря на множество сложностей в отношениях с НАТО, Россия разработала механизм постоянных кон-судьтаций с альянсом и получила письменные ооязательства не раз­вертывать ядерное оружие и новые значительные группировки войск па территории новых государств-членов. Кроме того, министр продол­жил усилия по улучшению отношений со странами Азии и азиатско-тихоокеанского региона.

Стремясь к последовательному проведению взятого курса, Прима­кову удалось восстановить некоторые элементы внешнеполитической независимости. Хотя Россия продолжала зависеть от Запада в эконо­мическом отношении, она заставила Вашингтон относиться с большим вниманием к своим национальным интересам в области безопасности. По вопросам продажи оружия и проблемам безопасности в Югославии Примаков придерживался гораздо более жесткой линии, чем сто пред­шественник, который, по словам одного журналиста, «развратил аме­риканцев» своей готовностью во всем следовать за Вашингтоном. И элиты, и широкая общественность выражали поддержку новому курсу, приветствуя его большую независимость и сосредоточенность на реше­нии проблем безопасности на территории бывшего СССР. Например, уровень общественной поддержки в вопросе размещения войск на тер­ритории бывших советских республик при условии обращения к Рос­сии с такой просьбой вырос с 35% до 56% с 1993 по 1999 г. Поддержка в этом же вопросе со стороны элиты увеличилась с 56% до 72%.

По признанию ряда экспертов, эти положительные сдвиги удались Примакову, несмотря на продолжающийся с 1992 года экономический кризис и связанный с этим заметный недостаток внешнеполитичес­ких ресурсов. В бывшем советском регионе, как отметил один ученый, «несмотря па резкое снижение своего властного потенциала, Россия была гораздо более успешна и наступательна в отстаивании своих ин­тересов па юге ближнего зарубежья, чем это принято признавать». Другой политолог реалистской ориентации с удивлением отметил, что слабая Россия продемонстрировала «способность добиваться ус­тупок» со стороны Запада. Такая политическая активность в услови­ях слабости материальных ресурсов опять-таки демонстрирует огра­ниченность реализма как теории международных отношений или как способа объяснения внешней политики Примакова. Эта политика бы-ла продиктована не столько реалиями материальной власти, сколько особым сочетанием международных и внутренних факторов полити­ческого и культурного характера.

Тем не менее, политика виликодержавного сдерживания содержа­ла в себе и некоторые серьезные недостатки. Прежде всего они про­явились в неспособности Примакова отстоять спою точку зрения но вопросам Ирака и Косово, равно как и в его неубедительных попыт­ках организовать стратегический треугольник Россия—Китай—Ин­дия с целью не допустить укрепления глобальной гегемонии США. Еще более очевидной была неспособность внешней политики содейст­вовать улучшению благосостояния российских граждан— проблеме, для решения которой стратегия великодержавного сдерживания явно не предназначена. Тем не менее в основе любого внешнеполитическо­го курса — в особенности, формирующегося в условиях экономичес­кой депрессии - должно быть стремление улучшить благосостояние людей. В этом отношении сама направленность усилий по интеграции бывшего советского региона была ошибочной. Интеграция была при­звана стать ответом па необходимость улучшения качества жизни на постсоветском пространстве, однако оказалась в значительной степени заложницей геополитических, а не па экономических интересов. Боль­шая часть многосторонних экономических соглашений, подписанных странами СИГ, не работала должным образом, и бывшие советские го­сударства продолжали дрейфовать сами но себе. Многие из них отказа­лись от подписания предложенных Россией проектов о двойном граж­данстве. Возникло несколько субрегиональных инициатив, среди кото­рых были и такие, которые исключали Россию как участницу.

Столкнувшись со стремлением Примакова возродить роль сильно­го государства па территории бывшего Советского Союза, российский частный сектор стал «голосовать ногами», отказываясь инвестировать в отношения с бывшими республиками СССР. Энергетические ком­пании ко времени появления стратегии интеграции уже приобрели немалую силу, однако зачастую не чувствовали необходимости под­держивать государство своими ресурсами. Заинтересованные в рас­ширении собственного бизнеса на территории бывшего Советского Союза и поддержании там стабильности, предприниматели I! облас­ти энергетики не хотели субсидировать бывшие советские республи­ки или снабжать их энергоресурсами но более низким цепам в обмен на их политическую лояльность к российскому государству. Несмотря на серьезные усилия, направленные Россией па то, чтобы проект рабо­тал, результаты интеграции оставляли желать лучшего. Что касается российской экономики, то постсоветская интеграция не обеспечивала экономику новыми возможностями для роста. Она также не привлек-ла существенных иностранных инвестиций и не освободила Россию от бремени внешнего долга.

Новая внешнеполитическая стратегия была не слишком эффек­тивной и с точки зрения решения вопроса культурной идентичнос­ти России. Тот факт, что Россия переживала кризис идентичности, не был секретом пи для политиков, ни для обозревателей. Симптома­тичными, например, были попытки Ельцина инициировать поиск но­ной «национальной идеи» сразу же после своего переизбрания на пост президента в 1996 г. Примаков отреагировал на кризис, предложив евразийскую направленность внешней политики, подразумевавшую построение стратегических отношений с Китаем, Ираком и Индией. Его сотрудничество с Западом было чисто прагматическим, а не стра­тегическим, и вторжение НАТО в Югославию лишь усугубило про­блему отчуждения России от Запада. Однако непреложным являл­ся тот факт, что за время позднесоветского и постсоветского периода интерес России к Западу был значительным, и западнический компо­нент российской культурной идентичности имел: шансы укрепляться п дальше. Стратегия великодержавного сдерживания с ориентацией на Евразию не способствовала укреплению такой культурной компо­ненты российского национального сознания.

Уроки

Какие уроки можно вынести из политики великодержавного сдержи­вания? Несомненно, дипломатия Примакова отличалась рядом по­зитивных характеристик, таких как больший демократизм формиро­вания и принятия внешнеполитических решений, большее внимание к территории бывшего Советского Союза, более гибкий характер от­ношений с западными государствами и более активный поиск новых возможностей за пределами Запада. И все же основное направление этой дипломатии, в основе которого лежало восприятие Примаковым российского национального интереса как связанного с необходимос­тью сдерживать глобальные амбиции США в мире, было выбрано не­верно. Если бы России когда-нибудь и пришлось осуществлять поли­тику, которую ей предписал се второй министр иностранных дел, это должно было произойти в другое время и при других обстоятельс­твах. Жертвование и без того не слишком значительных материаль­ных и политических ресурсов на создание многополярного мира едва ли было достойной задачей. Такая политика вряд ли была прагматич­ной и, несмотря па убежденность Примакова, обладала лишь поверх­ностным сходством со стратегией «сосредоточения» Александра Горчакова. Вместо того, чтобы «сосредотачиваться» па экономическом и социальном возрождении внутри страны, как предписывала эта стра­тегия, Россия при Примакове занялась попытками выстраивании мо­дели сдерживания политики Запада и интеграцией периферии (также в контексте политики глобального сдерживания). В этой связи можно сформулировать два урока на будущее.

Во-первых, во времена экономического и геополитического кризи­са более результативными могли бы быть попытки вовлечь Запад в ре­шение общих задач, не пытаясь создавать коалицию из числа стран, не-довольпух западной политикой. Неизменное восприятие Запада как «пол юса силы» помешало российским дипломатам увидеть и восполь­зоваться теми возможностями в сфере безопасности и экономического сотрудничества, которые могли бы оказаться взаимовыгодными.

Конечно, большая часть вины за то, что такие возможности так и не были использованы, лежит па странах Запада, предпочитавших раз­вивать отношения с узким и коррумпированным кругом российской правящей;)Л-Иты и при этом контролировать Россию в вопросах безо­пасности. Не оправдавшая надежд финансовая помощь является ил­люстрацией в целом узкой и корыстной стратегии взаимодействия с Россией. Вместо того, чтобы поддержать распространение социаль­ных гарантий и правовых норм во время фундаментальной струк­турной трансформации, помощь Запада способствовала лишь разру­шению прежней экономической системы. Вновь возникшая систе­ма, в социальном и юридическом плане была крайне непрочна. Тот факт, что поддержанная западом стратегия реформ не способствова­ла трансформации, отразился, помимо прочего, на сумме совокупной утечки капитала в течение 1992-99 гг., которая превысила объем всей внешней финансовой поддержки. Согласно официальной статистике России, совокупная утечка капитала в течение этого периода состави­ла 182 миллиарда долларов, тогда как объем иностранной поддержки составил 174 миллиарда долларов.1 Так называемые российские ре­форматоры были хорошо осведомлены о положении дел и все же не могли сказать «пет» финансовой «поддержке» Запада.

Предоставляя финансовую поддержку, западные государства стре­мились держать Россию «на расстоянии» в вопросах военно-полити­ческой безопасности. Сначала последовало расширение НАТО, кото­рое даже либерально настроенный Козырев воспринял как «продол­жение, хотя и инерционное, политики, нацеленной на сдерживание России».Многие в России воспринимали это решение в значительнойстепени как попытку заполнить существующий вакуум безопасности, воспользовавшись слабостью России. Между тем, несмотря на прспри-пятос расширение НАТО, Россия должна было терпеть критику в свя­зи с «империалистическими устремлениями» на территории бывше­го Советского Союза и «нарушениями прав человека» в Чечне, однако при этом, западные критики далеко не всегда отдавали должное закон­ности стремлений российского руководства обеспечить безопасность п территориальную целостность страны. Многие на Западе продолжа­ли не доверять бывшей «красной угрозе», воспринимая ее как страну опасную и нецивилизованную. Соединенные Штаты, как сильнейшее государство, несут основную ответственность за неадекватную поли ги­ку по отношению к России, хотя и европейские лидеры также внесли свой вклад в ее изоляцию. Обеспокоенные недостатком демократии в стране и ходом Чеченской войны, они сдерживали российские стрем­ления, направленные на получение членства в западноевропейских структурах. В результате, «Коллективная стратегия НС в отношении России» — тщательно разработанный документ, которого так добива­лась Россия и в котором были сформулированы принципы взаимоот­ношения ЕС с Россией, а также устанавливалась зависимость включе­ния России в европейские институты от создания в стране демократи­ческих и рыночных институтов была принята лишь в июне 1999 г.

Тем не менее, ошибочная стратегия Запада не могла быть оправда­нием за отказ от тесного взаимодействия в пользу ограниченного со­трудничества. Урок, который должен быть вынесен из этой ситуации, заключается в том, что, не жертвуя своими национальными интереса­ми, Россия должна была оставаться активно вовлеченной в полиги­ку Европы и Соединенных Штатов. Это не означает, что ей надо было выражать одобрение любых действий Запада (или принимать любую критику с его стороны), однако это подразумевает, что сопротивление п осуждение должны были временно ограничиваться только полити­ческой риторикой. Более чем скромные экономические возможности России, в сравнении с западными государствами, должны были слу­жить отрезвляющим напоминанием честолюбивым политическим де­ятелям. Если у вас нет никаких специальных инструментов, чтобы за­ставить слона сдвинуться с места, попытка сделать это любой ценой — не самая разумная стратегия.

Второй урок заключается в том, что государство должно более ак­тивно искать экономические возможности и работать с частным секто­ром в целях защиты национального интереса. Коалиция государствен­ников нелиберального происхождения оказалась достаточно силь­ной, чтобы противостоять изоляционистской политике па территории бывшего Советского Союза, однако ей не удалось добиться достаточной поддержки для реализации экономической интеграции. Ни у Рос­сии, пи у бывших советских республик не было достаточных ресурсов для восстановления экономических связей в регионе. Некоторые вы­двинутые 11римаковым инициативы так и остались лишь на бумаге, а его геополитические усилия заставили многие бывшие советские рес­публики с осторожностью относиться к политическим замыслам Рос­сии. С этим отчасти связано стремление некоторых из них формиро­вать собственные группы по защите своей безопасности. Наиболее за­метной из них стала группировка ГУАМ, созданная в октябре 1997 г. коалицией, в которую вошли Грузия, Украина, Азербайджан и Мол­дова, не подписавших предложенную Россией Концепцию коллектив­ной безопасности и стремившихся к сдерживанию империализма» России. Это стало еще одним показателем провала политики много­сторонней интеграции в бывшем СССР. Многосторонние договорен­ности не могут форсироваться и не всегда являются более значимыми, чем те, которые заключаются на двусторонней основе. Взаимодейс­твие с частным сектором и продвижение взаимовыгодных двусторон­них соглашений — более эффективный способ осуществления эконо­мической интеграции.

[1] Цыганков А.П. Внешняя политика России от Горбачева до Путина. Формирование национального интереса. М.: Научная книга, 2008.

[2] Пушков А. «Синдром Черномырдина»// независимая газета. 1999. 11 июня.