Противостояние интервенции НАТО в Югославии.

В ноябре 1995 г. были подписаны Дейтонские соглашения по Югославии, в которых Россия приняла минисмальное участие. Консерваторы наставивали на полной поддержке Милошевича. Примаков занимал болдее умеренную позицию и работал через Контактную группу по Югославии, созданную по инициативе Ельцина в 1994 г. Целью КГ была координация действий России, США, Франции, Англии и Германии.

Россия выступала против использования миротворческих сил НАТО, критиковала силовые действия против боснийских вербов, но не вмешивалась в санкционированные ООН действия Запада в Боснии.

Решение НАТО начать воздушные удары по Белграду в марте 1999 г., изменило структуру взаимоотношений. Примаков развернул самолет над Атлантикой и прекратил визит в США целью которого были переговоры с руководством США и МВФ 24 марта 1999 г.

Официальная реакция России была резкой.

Она сопровождалась заявлением о том, что агрессия НАТО нарушила юрисдикцию ООН и нормы Хельсинкского Акта о сохранении суверенитета. Россия также прекратила свое участие в «Основополагающем акте», вывела военную миссию из Брюсселя и приказала представителям НАТО покинуть Россию.

К тому времени НАТО уже предложил Чехии, Польше и Венгрии подать заявление на вступление в свои ряды. На саммите в Мадриде летом 1997 г. госсекретарь Соединенных Штатов Мадлен Олбрайт осо­бо подчеркнула, что обещает пригласить и Балтийские государства, входившие в состав Советского Союза до 1991 г.

Министерство инос­транных дел Примакова вновь настаивало на неприемлемости расши­рения альянса. Несмотря на соглашение, достигнутое по «Основопо­лагающему акту» в мае 1997 г., пост-мадридская атмосфера отноше­ний Запада и России была напряженной. Конфликт по поводу Косово выявил всю глубину российских опасений. Он привел к появлению в отношениях с Западом элементов политической эскалации и, време­нами, дело вплотную подходило к военной конфронтации. В Россий­ской Думе, например, не хватило двух или трех голосов для принятия резолюции по включению Югославии в Союз России и Белоруссии, что автоматически сделало бы Россию участницей войны.

Примаков не планировал предоставлять поддержку сербской сторо­не, к чему его призывали некоторые консервативные политики. Вместо этого он стал посредником в конфликте. Воспользовавшись заинтересованностью Запада в таком участии России в разрешении конфликта, он сформулировал жесткие условия для окончания вой­ны, которые включали гарантии сохранения суверенитета Югославии, предоставление широкой автономии Косово и возложение на ООН гла­венствующей роли в послевоенном урегулировании.

Однако, мир был достигнут скорее на условиях Запада, чем на условиях России. Опасаясь дальнейшей политической эскалации отношений между Западом и Россией, Ельцин отстранил Примакова в качестве ключевого лица, ве­дущего переговоры, и заменил его бывшим премьер-министром Викто­ром Черномырдиным, который был слишком прозападным и к тому же не слишком опытным в иностранных делах политиком, чтобы заклю­чить перемирие подобное тому, к которому стремился Примаков. Ког­да в начале июня, Сербия наконец приняла условия мира под давлени­ем Черномырдина, российский обозреватель описал результаты войны следующим образом: «Россия способствовала принятию Югославией тех условий НАТО, которые ранее сама же называла недопустимыми»[2].

Уроки, которые вынесли государственники из неудачных взаимоотношений с Западом.

Главная внешняя угроза исходит от НАТО;

Косово как микромодель будущей стратегии НАТО,

Меры: увеличение военных расходов, обновление стратегических и тактических запасов ядерного оружия,

укрепление роли ООН и СБ;

интеграция оборонного пространства на территории СНГ

Китай перестали воспринимать как угрозу и за усиление стратегических связей с ним.

Примаков предлагал установить трехстороннее партнерство между Россией, Китаем и Индией.

Отношения с незападными странами

Отношения с незападными странами

Активная внешняя политика, которую отстаивал Примаков, подра­зумевала развитие геостратегических и экономических связей с не­западными странами. Обе цели были направлены на укрепление по­тенциала политической власти России в мире относительно западных государств, в особенности, Соединенных Штатов. Арабист по обра­зованию, Примаков проявлял значительно большую активность на Ближнем Востоке, чем его предшественник. 11омимо стремления к бо­лее активному участию I! достижении мира, Примаков значительно поднял уровень продаж российского вооружения в регионе. За преде­лами Ближнего Востока Россию особенно интересовал азиатско-тихо­океанский регион, при этом Примаков нередко ссылался па Ассоциа­цию стран юго-восточной Азии (АСЕАН) как на влиятельный центр развивающегося многополярного мира. В странах, посещаемых мини­стром, им продолжала распространяться идея необходимости форми­рования мпогополярного мирового порядка. Однако особенно важную роль в его видении играли три государства — Китай, Иран и Индия.

Значение Китая для России было трудно переоценить. Китай имел общую границу с Россией протяженностью 4300 километров и де­монстрировал очень высокие темпы экономического роста. Китай так­же являлся главным покупателем российского оружия; практически все имеющееся оружие и военное оборудование он приобретал у свое­го северного соседа. В политической сфере оба государства разделя­ли опасения по поводу глобального господства США и воспринимали расширение НАТО, планы США по созданию системы противоракет­ной обороны и вторжение в Ирак и Косово как угрожающие для меж­дународной стабильности события. Наконец, обе страны сталкива­лись со сходными угрозами внутренней безопасности — деятельнос­тью чеченских сепаратистов в России и уйгурского мусульманского меньшинства в китайской провинции Синцьзян.

Все эти факторы служили сближению двух стран. В апреле 1996 г. стороны подтвердили, что вступаю!' в новую стадию партнерства, и че­рез год подписали «Совместную декларацию о многополярном мире и формировании нового международного порядка», отражавшую пред­ставление При макова о многополярности как феномене, находящегося в процессе своего формирования. События конца 1998-1999 гг. — во­енные удары США но Ираку, планы но созданию американско-японс-кой системы противоракетной обороны, расширение НАТО и бомбо­вые удары по Югославии — вновь сблизили две страны, в чьи планы входила активная координация реагирования на события, восприни­мавшиеся ими как угрожающие развитию мировой политики. Эконо­мические отношения между странами развивались не столь быстрыми темпами, как им того хотелось бы, но продолжали укрепляться в об­ласти продажи оружия и пограничной торговли.

И все же, несмотря на видимый прогресс, отношения Китая и Рос­сии не были развиты в той мере, в какой этого хотелось бы Примакову. Его усилия стали встречать заметное сопротивление в политической среде. По параметрам ВВП Китай заметно обгонял Россию, и это все более тревожило как западников, так и консервативных цивилизаци-опщиков, опасавшихся агрессии Китая иа Дальнем Востоке. Западни­ки особенно критически относились к китайскому авторитаризму, ут­верждая, что рано или поздно политический авторитаризм приведет к внешнеполитическому экспансионизму. Сильное тяготение Китая к глобальным экономическим рынкам тоже усложняло геостратегичес­кие расчеты Примакова. Поэтому полноценное стратегическое парт­нерство России и Китая оставалось пока только в проекте.

Другим потенциальным стратегическим партнером России, в соот­ветствии с расчетами Примакова, был Иран. В политическом плане он видел в этой стране регионального союзника по сдерживанию влия­ния режима Талибана в Афганистане и Турции, в частности, на госу­дарства Центральной Азии и Азербайджан. В глобальном плане Иран виделся потенциальным союзником по сопротивлению однополярпо-му миропорядку, контролируемому США. В сфере экономики России было выгодно строительство необходимых Ирану ядерных реакторов, поставка промышленного оборудования и выработка общей политики по прокладке энергетических трубопроводов в Каспийском регионе. Как и в случае с Китаем, результаты примаковского сотрудничества России и Ирана были противоречивы. Стороны сотрудничали в воп­росе заключения перемирия в Таджикистане, в организации сопротив­ления движению Талибан в Афганистане, а также в ряде экономичес­ких вопросов. Несмотря на возражения Вашингтона, утверждавшего, что Иран занят созданием ядерного оружия в нарушение существую­щего режима нераспространения, Россия продолжала сотрудничество с прикаспийским соседом, опровергая подобные обвинения.

Однако у российско-иранских отношений также имелись свои гра-ницы. В политическом плане Россия опасалась, что Иран может со временем представлять военную угрозу и регионе, и некоторые пред­ставители российского политического класса публично выступали против такого развития событии. Впоследствии проблема еще более обнажилась, когда Иран возглавил Исламскую конференцию и начал проявлять большее сочувствие чеченским боевикам и мусульманам Косово. Кроме того, пытаясь совместно с Россией блокировать Бакин-ско-Джейханский и Транскаспийский трубопроводы, Иран преследо­вал собственный интерес, лоббируя альтернативный маршрут по эк­спорту нефти и газа из Центральной Азии. Наконец, ни Ельцин, пи Примаков не хотели заходить слишком далеко в своем испытывании терпения Соединенных Штатов. Конечным результатом стало то, что один политолог обозначил как «минимаксная» политика, в которой Россия старалась минимизировать ущерб для американо-российских отношений, стремясь в то же самое время сохранить максимальное влияние в Иране.1

Дипломатия Примакова была направлена и па привлечение Индии как стратегически важного партнера. Министр стремился извлечь вы­году из старых советских связей, пытаясь восстановить Россию в ро­ли ключевого агента по перевооружению Индии. В 1997 г. премьер-министр Индии объявил, что его страна затратила 3 миллиарда дол­ларов на покупку оружия в России за предыдущие два года, и что обе стороны обсудили возможные контракты еще на 7 миллиардов долла­ров. Такой уровень поднимал бы Индию выше Китая в ряду заказчи­ков вооружения у Москвы.2 В политическом плане Примаков был за­интересован в развитой более близких отношений России с Индией и Китаем для поддержания баланса сил с Соединенными Штатами, что свидетельствовало о пересмотре более ранней политики сдерживания Китая. В декабре 1998 г. Примаков заявил о необходимости создания союза этих трех стран для утверждения «нового полюса мировой по­литики». Однако такой союз так и остался лишь желаемым развитием событий, поскольку ни Индия, ни Китай не проявляли интереса к его формированию.

В конечном счете, усилия Примакова по привлечению незападных стран к стратегическому партнерству с Россией в целях сдерживания Запада не привели к значительным результатам. Потенциал развития двусторонних связей с Китаем, Ираном и Индией существовал, одна­ко, полностью реализовать его предстояло в будущем. Кроме того, в мире глобальной экономической взаимозависимости ни одна из этих стран не проявила интереса формировать коалицию сдерживания США, к которой стремилась Россия. Наконец и имевшиеся различия в региональных политических интересах сторон были слишком зна­чительны для формирования такой коалиции и четкого формулирова­ния стоящих перед ней геостратегических целей.

4. Интеграция постсоветского пространства

Концепция интеграции

Интеграция постсоветского пространства стала еще одним важным элементом стратегии Примакова по сдерживанию растущих полити­ческих амбиций Запада и сопротивлению расширения НАТО. Новая /дипломатия исходила из того, что интересы России требуют укрепле­ния государственности и должны реализовываться в достижении трех целей. Во-первых, учитывая возникновение новых конфликтов на тер­ритории бывшего Советского Союза, предполагалось сохранить воен­ное присутствие России в регионе. Во-вторых, необходимо было защи­тить статус этнических русских, проживающих за пределами России. 11аконец, Москва была заинтересована в приобретении в собственность цепных экономических объектов па постсоветском пространстве.

Используя свои в целом сильные переговорные позиции в отно­шениях с бывшими советскими республиками, Россия планирова­ла получить более широкие возможности влияния на экономические решения и политику в области безопасности бывших советских рес­публик, при этом не принимая на себя слишком больших затрат. У России имелись рычаги для проведения более уверенной политики на пространстве; бывшего СССР. На вооружении страны находились на­иболее передовые системы, а также самая крупная и опытная армия в регионе. Россия была сильна и экономически, благодаря значитель­ному объему своего внутреннего рынка, богатым запасам природных ресурсов и более разнообразными коммерческими связями со страна­ми за пределами бывшего советского региона. С политической точки зрения, Россия была единственным государством в регионе, обладав­шим членством в Совете Безопасности ООП, к тому же получившим и членство в престижной Большой Восьмерке. Кроме того, следовало учитывать и многочисленность языковой диаспоры, включавшей в се­бя двадцать пять миллионов человек, многие из которых идентифици­ровали себя со своей исторической родиной и, следовательно, могли способствовать в распространении российского влияния за рубежом.

Концепция интеграции впервые была ясно сформулирована 14 сен­тября 1995 г., когда Ельцин подписал Указ под названием «Формиро-ванне стратегического курса Российском Федерации и стран СНГ». Документ на восьми страницах являлся развернутой доработкой од­ного из отчетов возглавляемой ранее Примаковым Службы внешней разведки, и в скором времени был преобразован в «Концепцию эконо­мического интеграционного развития СНГ», принятую к исполнению в марте 1997 г. Впервые с момента распада Советского Союза Кремль признал приоритетное значение СНГ для национальных интересов России и определил Россию как государство, играющее ведущую роль в формировании новой системы межгосударственных политических и экономических отношений в регионе. Провозглашенная цель состояла в том, чтобы создать «экономически и политически интегрированный союз государств, способных занять достойное место в мировом сооб­ществе». Такая формулировка была схожа с собственным определе­нием Примакова, который воспринимал интеграцию как проводимую Россией «политику, нацеленную на объединение государств, сформи­ровавшихся на территории бывшего Советского Союза».

В дополнение к возглавляемой Примаковым Службе внешней раз­ведки, на формирование концепции интеграции оказали свое влияние также консервативные цивилизациопщики и умеренные державники. Цивидизационщики отстаивали территориальное единство России и постсоветского региона на основании единства культурно-историчес­ких связей. 11ри этом евразийцы выступали за культурное единство сла­вян и мусульман, в то время как российские этнонациопатисты исхо­дили из идеи превосходства русского языка и религии в регионе. Кон­гресс Русских Общин, например, заявил об ответственности России за русскоговорящее население бывших советских республик. Такую точку зрения позже принял и Ельцин. Совет но внешней и оборонной поли­тике — влиятельная неправительственная организация, которая объеди­нила промышленников, бизнесменов, интеллигенцию и лидеров мне­ний — внесла большой вклад в понимание концепции интеграции, пос­ледовательно критикуя экономическую политику Гайдара и Козырева и выступая за региональную направленность действий России. Концеп­ция, таким образом, представляла собой гибрид, сформировавшийся под воздействием сил как жесткой, так и умеренной ориентации. Она стре­милась восстановить социальные, экономические и политические связи на постсоветском пространстве, не возрождая при этом империю.

Стратегии интеграции была присуща определенная доля прагма­тизма в реакции па новые угрозы, стоящие перед Россией в регионе и за его пределами. Хотя стратегия и демонстрировала отход от ран­него изоляционизма Козырева, процесс интеграции нельзя было при-равнивать к восстановлению империи или возрождению агрессивно­го имперского национализма. Сторонники Примакова видели ситу­ацию иначе. Например, влиятельный и близкий к Примакову Совет по внешней и оборонной политике опубликовал доклад под названи­ем «Будет ли восстановлен Союз?», в котором об идее восстановле­ния Советского Союза говорилось как о «реакционной утопии».1 В то же время, в докладе утверждалось, что разумной альтернативы пост­советской интеграции не существует и что Россия должна была припять па себя роль инициатора такой интеграции.

Для Примакова необходимость формирования стратегии интегра­ции была продиктована контекстом безопасности, т; особенности рас­ширением НАТО. Однако для преследующего политические цели Ель­цина стратегия являлась лишь способом нейтрализации оппозиции и восстановления пошатнувшейся способности государства вести вне­шнюю политику. Оппозиция Ельцину состояла из военных, промыш­ленников, а также некоторых радикальных националистов, обладаю­щих связями с русскими за пределами России. В вопросах безопасности рекомендованная Примаковым стратегия помогла перехватить ини­циативу, которая уже находилась в процессе перехода к военным. При Примакове значительная часть полномочий перешла от Министерства обороны к Министерству иностранных дел. К примеру, последнее за­нималось урегулированием конфликта во время гражданской войны в Таджикистане, а также молдавского конфликта, и в обоих случаях до­билось подписания мирных договоров. В экономической и культурной сферах стратегия интеграции предполагала продвижение российских национальных интересов путем перехвата инициативы у неправительс­твенных организаций, стремившихся к восстановлению Советского Со­юза. Демонстрируя такой перехват инициативы, в феврале 1995 г. в пос­лании президента о положении в стране Ельцин негативно отозвался о некоторых «силах за границей», которые стремились принизить между­народную роль России в связи процессами интеграции в СНГ.2 К кон­цу 1995 г. Россия уже предприняла ряд практических действий, направ­ленных па укрепление своих отношений с Белоруссией, Казахстаном и Украиной, а в 1996 г., стремясь к нейтрализации критично настроенной оппозиции, Ельцин произвел ряд новых назначений. Среди них было назначение Амана Тулеева— сторонника коммунистов, поддерживав­шего интеграцию СНГ — на пост министра РФ по сотрудничеству с го­сударствами — участниками Содружества Независимых Государств.Новый курс приобрел значительную социальную поддержку внут­ри страны. Широкие слои общества горячо поддерживало развитие более близких экономических, политических и культурных отноше­ний России с бывшими советскими республиками, хотя и не одобря­ли восстановления империи. Например, в декабре 1997 г. 61% граждан России сожалели о распаде СССР, что было значительно выше 33%, зафиксированных в декабре 1992 г. В то же время большинство рес­пондентов выступало против использования силы в качестве способа объединения постсоветского пространства. Еще более важным было то, что в 1996 г. около 65% граждан были убеждены в том, что единс­твенным способом восстановить прежний статус великой державы было успешное развитие российской экономики.1 Политические эли­ты также поддерживали идею интеграции. Даже некоторые предста­вители либерального направления заговорили о «неизбежности» ин­теграции государств в пределах бывшего СССР.