Отправить сына в частную школу.

За те годы, что они проработали вместе, оба заметно поправились, а Сулейман почти полностью поседел. Но теперь вдохновленный перспективой повышения зарплаты пакистанец не собирался сдаваться старости без борьбы. Он припарковал машину возле торгового центра

«Джинна» и направился в парикмахерскую. Вышел он оттуда только через два часа. Все это время Мортенсон провел в своем любимом книжном магазине. Увидев друга выкрашенным в невероятный оранжевый цвет, Грег оторопел…

В Скарду помощники Мортенсона собрались в вестибюле отеля

«Инд». Он объявил, что Апо, Хусейн и Фейсал получают давно заслуженные повышения окладов. Их зарплата удваивается — с пятисот до тысячи долларов в год. Парви исполнял роль директора ИЦА в Пакистане и получал две тысячи долларов в год. Теперь его жалованье стало составлять четыре тысячи. Это была фантастическая сумма для Скарду, но Грег отметил, что «все проекты ИЦА в Пакистане стали возможными только благодаря Парви».

Для Хусейна Мортенсон выбил дополнительные пятьсот долларов, чтобы тот заменил двигатель в стареньком «лендкрузере», который служил им верой и правдой на ухабистых дорогах горной страны. Парви предложил арендовать склад в Скарду, чтобы можно было закупать цемент и стройматериалы оптом и хранить их до тех пор, пока не потребуются.

Такой прилив сил и желание работать Грег испытывал лишь шесть лет назад, когда его помощники впервые собрались за деревянными столами в вестибюле отеля. Он сообщил, что начнет тратить деньги читателей журнала «Пэрейд», как только они будут готовы к реализации новых программ. До отъезда в инспекционные поездки с целью начала строительства двух десятков новых школ, женских центров и водопроводов Мортенсон предложил еще один проект. «Я давно думаю о том, что делают наши ученики после окончания школ, — сказал он. — Господин Парви, как вы думаете, не построить ли нам общежитие в Скарду, чтобы лучшие ученики могли здесь поселиться, если мы сможем дать им стипендии на продолжение образования?»

«Это было бы замечательно, доктор-сахиб!» — радостно улыбнулся Парви.

«Да, и еще одно…»

«Да, доктор Грег, сэр?»

«Одну из первых стипендий ИЦА стоит выделить для Ясмины. Не знаете, на кого она хотела бы учиться, когда осенью окончит частную школу?»

 

«ОДНУ ИЗ ПЕРВЫХ СТИПЕНДИЙ ИЦА СТОИТ ВЫДЕЛИТЬ ДЛЯ ЯСМИНЫ. НЕ ЗНАЕТЕ, НА КОГО ОНА ХОТЕЛА БЫ УЧИТЬСЯ, КОГДА ОСЕНЬЮ ОКОНЧИТ ЧАСТНУЮ ШКОЛУ?»

Пятнадцатилетняя Ясмина, дочь Парви, была круглой отличницей. От отца она унаследовала острый ум и отдавалась учебе со всей страстью.

«Что вы об этом думаете?» — улыбаясь, спросил Грег.

Самый красноречивый человек в Скарду, Гулям Парви не сразу нашел нужные слова. «Не знаю, что ответить…» — пробормотал он.

«Аллах Акбар! — воскликнул Апо, воздевая руки театральным жестом. Все за столом расхохотались. — Как долго я ждал этого дня!»

 

 

Летом 2003 года Мортенсон работал не покладая рук. Он испытывал на прочность новый двигатель «лендкрузера». Вместе со своими помощниками он посетил новые стройплощадки, организовал закупку и доставку стройматериалов. Теперь в Северном Пакистане возводилось сразу девять новых школ.

В одной из «старых» школ в деревне Халде (строительством которой когда-то руководил старый Музафар) возникла необычная проблема. Стареющий проводник Якуб (тот самый проводник, который в 1993 году благополучно вывел с Балторо друга Мортенсона, Скотта Дарсни) хотел, чтобы его назначили сторожем при школе. Он подал в совет старейшин прошение о работе. Но получил отказ. Тогда Якуб запер двери школы и отказался их открывать до тех пор, пока не получит должности и жалованья сторожа.

Мортенсон узнал об этом в Скарду, когда вернулся после утомительной восьмичасовой поездки по пыльным и ухабистым пакистанским дорогам. Решение пришло неожиданно.

Мортенсон усмехнулся и проверил, стоит ли под водительским

сиденьем «лендкрузера» ящик с динамитом…

На следующее утро он был в Халде. Якуб неуверенно переминался возле запертых на большой замок дверей школы в окружении толпы односельчан. Грег с улыбкой подошел к проводнику и приветственно хлопнул его по плечу правой рукой. В левой он держал две палки динамита.

После обычных приветствий и расспросов о семье и друзьях Якуб дрогнувшим голосом задал вопрос, избежать которого было нельзя.

«Для чего это, доктор Грег-сахиб, сэр?» — спросил он, указывая на динамит.

Мортенсон с улыбкой протянул Якубу взрывчатку.

«Я хочу, чтобы ты взял это, Якуб, — на балти сказал Грег, вкладывая динамит в дрожащую руку Якуба. — Я уезжаю в Хандай, где мы строим новую школу. Завтра я вернусь и привезу спички. Если школа не будет открыта и ученики не займут свои места в классах, мы позовем на площадь всех жителей Халде и будем смотреть, как ты взорвешь школу».

 

«ЕСЛИ ШКОЛА НЕ БУДЕТ ОТКРЫТА И УЧЕНИКИ НЕ ЗАЙМУТ СВОИ МЕСТА В КЛАССАХ, МЫ ПОЗОВЕМ НА ПЛОЩАДЬ ВСЕХ ЖИТЕЛЕЙ ХАЛДЕ И БУДЕМ СМОТРЕТЬ, КАК ТЫ ВЗОРВЕШЬ ШКОЛУ».

Якуб обхватил динамит дрожащими руками, а Мортенсон направился к джипу. «Выбор за тобой, — бросил он через плечо. — Увидимся завтра. Khuda hafiz!»

На следующий день Грег привез школьникам Халде карандаши и тетради. Дети с удовольствием рассаживались за партами. Старый приятель Грега, Музафар, был еще не настолько слаб, чтобы не прийти в школу, которую помогал строить. От Апо Мортенсон знал, что Музафар, у которого здесь учились двое внуков, разговаривал с Якубом. «Возьми ключи и открой школу, — сказал он, — или я лично привяжу тебя к дереву и взорву динамитом, который дал доктор Грег». В наказание деревенский совет приговорил Якуба каждое утро убираться в школе без всякой оплаты.

 

Однако не каждое препятствие в Северном Пакистане было так легко преодолимо. Мортенсон с удовольствием взорвал бы муллу Агу Мубарека, который объявил ему фетву и руками нанятых им бандитов разрушил недостроенную в Хемасил школу, возводимую на средства ИЦА. Но Грег последовал разумному совету Парви и подал на Мубарека в шариатский суд. И теперь наблюдал за тем, как рассматривается дело.

Строительство школы в Хемасил имело печальную предысторию. В 1998 году в долине Харамош между деревнями Хемасил и Хунза был убит американский альпинист и лыжник-олимпиец Нед Жиллет. Его жена Сьюзен серьезно пострадала. Пакистанские власти не смогли найти преступников. Мортенсон поговорил с жителями Харамоша и пришел к выводу, что дело было так. К Жиллету и его жене пристали носильщики, которые требовали, чтобы они их наняли. Но Жиллет собирался путешествовать налегке, с двумя легкими рюкзаками. Он отказал, возможно, излишне грубо. Той же ночью носильщики вернулись к палатке, где ночевали супруги.

«Думаю, они просто хотели их ограбить, — говорит Грег. — Забрать что-то, что могло бы компенсировать моральный ущерб. Но, к сожалению, ситуация вышла из-под контроля». Жиллет был убит выстрелом в живот. Сьюзен была ранена в бедро, и ей удалось выжить.

«Насколько мне известно, — продолжает Мортенсон, — Нед Жиллет был первым европейцем, убитым в Северном Пакистане. В Америке ко мне обратилась его сестра, Дебби Лоу. Она хотела построить школу в память о брате. Я решил сделать все, чтобы реализовать ее мечту. Не могу представить себе более достойного увековечения памяти о прекрасном человеке».

Но место, выбранное для школы имени Неда Жиллета старейшинами долины Шигар, — деревня Хемасил, — находилось не только рядом с перевалом, где он был убит, но еще и рядом с Чутраном, родной деревней муллы Ага Мубарека.

 

В 1998 ГОДУ В ДОЛИНЕ ХАРАМОШ БЫЛ УБИТ АМЕРИКАНСКИЙ АЛЬПИНИСТ И ЛЫЖНИК ОЛИМПИЕЦ НЕД ЖИЛЛЕТ. ЕГО ЖЕНА СЬЮЗЕН СЕРЬЕЗНО ПОСТРАДАЛА. ГРЕГ РЕШИЛ ПОСТРОИТЬ В ХЕМАСИЛЕ ШКОЛУ ИМЕНИ НЕДА ЖИЛЛЕТА.

«Мы возвели стены, и наши мужчины начали строить крышу, — рассказывает Мехди Али, старейшина, руководивший строительством школы. — И тут пришли люди Ага Мубарека, чтобы помешать нашей работе».

Мехди активно выступал за образование. Это его отец, шейх Мохаммед, обратился к иранским шиитам, когда против Мортенсона была объявлена фетва. Мехди вспоминает: «Мубарек сказал нам: „Школа этого кафира — плохая. Это не мусульманская школа. Здесь готовят христиан“. Я ответил ему: „Я знаю господина Грега Мортенсона очень давно. Он никогда не сделает ничего подобного“. Но Мубарек не стал меня слушать. После полуночи его люди пришли с кувалдами и разрушили школу».

Мехди и Парви приводили свидетелей в шариатский суд всю весну и лето. Они и сами давали свидетельские показания. «Я сообщил главному мулле, что Ага Мубарек собирал деньги с моих людей, но ничего не делал для наших детей, — говорит Мехди Али. — Я сказал им, что Ага Мубарек не имел никакого права издавать фетву против такого святого человека, как доктор Грег. Это его нужно судить по закону Аллаха всемогущего».

В августе 2003 года шариатский суд вынес окончательное постановление в пользу Мехди Али и Мортенсона. Суд объявил фетву Ага Мубарека незаконной. По приговору суда он должен был оплатить покупку восьмисот кирпичей, разбитых его людьми.

«Это была значительная победа, — вспоминает Мортенсон. — Исламский суд в консервативном шиитском Пакистане защитил права американца, когда Америка без суда и следствия годами держит мусульман в тюрьме Гуантанамо. Мне стыдно за наше хваленое правосудие!»

 

СУД ОБЪЯВИЛ ФЕТВУ АГА МУБАРЕКА НЕЗАКОННОЙ. ПО ПРИГОВОРУ СУДА ОН ДОЛЖЕН БЫЛ ОПЛАТИТЬ ПОКУПКУ ВОСЬМИСОТ КИРПИЧЕЙ, РАЗБИТЫХ ЕГО ЛЮДЬМИ.

Тем летом Грег приобрел влиятельного союзника. Руководителем Северных территорий страны был назначен Мохаммед Фарид Хан. Уроженец Вазиристана, Хан приступил к борьбе с бедностью в Северном Пакистане с агрессивностью, свойственной его народу.

Он пригласил Мортенсона в свою резиденцию — колониальную британскую виллу XIX века в Гилгите. Там за чаем и сэндвичами с

форелью они обсудили вопрос о том, во что вкладывать деньги, которые исламабадское правительство Мушаррафа наконец-то стало направлять на север. Чтобы продемонстрировать поддержку женского образования, Хан вызвался сопровождать Грега и лично открыть в Хемасил школу имени Неда Жиллета, после того как полиция проконтролирует процесс ее восстановления.

 

ЧТОБЫ ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ ПОДДЕРЖКУ ЖЕНСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ, ХАН ВЫЗВАЛСЯ СОПРОВОЖДАТЬ ГРЕГА И ЛИЧНО ОТКРЫТЬ В ХЕМАСИЛ ШКОЛУ ИМЕНИ НЕДА ЖИЛЛЕТА.

Еще более необычным образом продемонстрировал поддержку Мортенсона бригадный генерал Бангу. Он был личным пилотом президента Мушаррафа, а затем ушел в отставку и стал работать в гражданской авиакомпании генерала Башира. Он носил форму военного летчика, но сменил походные ботинки на ярко-голубые кроссовки. Говорил, что в кроссовках лучше чувствует педали управления. Летом 2003 года генерал регулярно доставлял Мортенсона в удаленные уголки Пакистана на своем стареньком вертолете «Алуэтт».

Как-то раз генерал забирал Мортенсона из удаленной деревни в долине Шигар. Когда Грег показал ему развалины школы в Хемасил и рассказал историю своей вражды с Ага Мубареком, Бангу пришел в ярость.

«Покажи-ка мне дом этого господина!» — велел Бангу. Двигатель вертолета взревел. Мортенсон указал на соседнюю деревню Чутран, а в ней

— на большой дом, обнесенный мощной стеной. Судя по всему, благосостояние Мубарека явно не отвечало доходам обычного сельского муллы. Бангу сжал губы. Его тщательно подстриженные усы воинственно встопорщились. Он потянул ручку штурвала на себя, и вертолет спикировал на дом Мубарека.

 

Генерал заходил на дом муллы раз пять, как рассерженный овод, намеревающийся ужалить. Люди на крышах в ужасе попрятались. После каждого такого захода во дворе поднимался настоящий пыльный смерч. Рука генерала то и дело тянулась к красной кнопке, над которой красовалась надпись «Ракеты». «Какая жалость, что мы не вооружены, — вздохнул он, направляя вертолет к Скарду. — Но и это заставит его

задуматься».

Через полгода ракеты на бортах вертолетов появились. Пятнадцать машин направились в долину Дарил, где скрывались боевики движения Талибан и Аль-Каеды. Военные выслеживали экстремистов, которые взорвали восемь государственных женских школ. Действия Мушаррафа очень радовали Грега. Он с удовлетворением отмечал, что правительство Пакистана твердо намерено бороться за женское образование.

 

 

Осенью 2003 года бригадный генерал Башир Баз пообещал Мортенсону помочь с перелетом из Пакистана в Афганистан и пригласил Грега в офис своей авиакомпании в Равалпинди. (В Пакистане работа ИЦА шла по накатанному пути, и Грег мог переключиться на другие проекты.) В беседе с уважаемым гостем генерал твердо высказывался за образование для девочек и говорил об успехах Америки в деле борьбы с террором.

«Знаете, Грег, я должен поблагодарить вашего президента, — сказал Башир, листая на экране плоского монитора расписание полетов своей авиакомпании. — На нашей западной границе творился настоящий кошмар, а он решил положить этому конец. Не могу даже представить, почему он это сделал».

Башир на минуту отвлекся, чтобы посмотреть на телевизионный репортаж Си-эн-эн из Багдада. Но и глядя в экран маленького телевизора, продолжал листать расписание на мониторе. Увидев рыдающих иракских женщин, вытаскивающих убитых детей из-под развалин разбомбленных домов, генерал помрачнел.

Его плечи неожиданно ссутулились. «Люди вроде меня — лучшие друзья Америки в этом регионе, — молвил он. — Я умеренный мусульманин, образованный человек. Но, глядя на такие кадры, даже я готов стать шахидом. Как американцы могут говорить, что борются за собственную безопасность?»

 

УВИДЕВ РЫДАЮЩИХ ИРАКСКИХ ЖЕНЩИН, ВЫТАСКИВАЮЩИХ УБИТЫХ ДЕТЕЙ ИЗ-ПОД РАЗВАЛИН РАЗБОМБЛЕННЫХ ДОМОВ, ГЕНЕРАЛ БАШИР ПОМРАЧНЕЛ.

Баширу было нелегко не обрушить свой гнев на американца, сидевшего за его столом. «Твой президент Буш отлично сумел настроить миллиард мусульман против Америки на ближайшие двести лет!»

«Но и Усама не остался в стороне», — возразил Мортенсон.

«Усама! — разъяренно воскликнул Башир. — Усаму породил не Пакистан и не Афганистан. Он — порождение Америки. Благодаря США Усама теперь в каждом доме! Я — военный и понимаю, что невозможно одолеть того, кто стреляет и прячется. В такой ситуации надо поразить источник силы противника. Америка должна воевать не с Усамой и не с Саддамом. Главный враг — это невежество. И чтобы победить его, нужно установить конструктивные отношения с народами, ввести их в современный мир с помощью образования и бизнеса. Иначе война будет длиться вечно!»

 

«ГЛАВНЫЙ ВРАГ — ЭТО НЕВЕЖЕСТВО. И ЧТОБЫ ПОБЕДИТЬ ЕГО, НУЖНО УСТАНОВИТЬ ОТНОШЕНИЯ С НАРОДАМИ, ВВЕСТИ ИХ В СОВРЕМЕННЫЙ МИР С ПОМОЩЬЮ ОБРАЗОВАНИЯ И БИЗНЕСА. ИНАЧЕ ВОЙНА БУДЕТ ДЛИТЬСЯ ВЕЧНО!»

Башир перевел дыхание и снова посмотрел на телеэкран. На этот раз оператор снял молодых иракцев-радикалов, которые потрясали кулаками и стреляли в воздух. «Простите, сэр, — сказал генерал. — Я был непростительно груб. Конечно, вы понимаете мое состояние. Не пообедать ли нам?» Башир нажал кнопку и попросил помощника прислать обед из

«Кентакки Фрайд Чикенс», который он заказал в Голубой зоне специально для своего американского гостя.

Когда погода портится, Скарду превращается в очень унылое место. Но в октябре 2003 года, во время своего последнего визита в северные регионы Пакистана перед отлетом в Афганистан, Грег чувствовал себя превосходно, несмотря на низкие черные тучи и пронизывающий холод.

Перед отъездом Мортенсона из Равалпинди бригадный генерал Башир передал ему около шести тысяч долларов, весьма значительную для Пакистана сумму, на строительство новой школы ИЦА в его родной деревне, расположенной юго-восточнее Пешавара. Ваххабитских медресе в этом регионе было предостаточно, а светских школ не хватало. Генерал

пообещал убедить своих друзей в армии сделать новые пожертвования. Он верил, что война против террора, которую вел американец, должна увенчаться успехом.

 

 

Весной в Северном Пакистане должны были открыться еще десять новых школ: девять, построенных на средства читателей журнала

«Пэрейд», и восстановленная школа имени Неда Жиллета в Хемасил. В горных долинах Каракорума и Гиндукуша уже работало более сорока учебных заведений ИЦА. Дети, которые получали в них образование, стали самым драгоценным урожаем каждой деревни.

Свой последний день в Скарду Мортенсон провел в гостях у близких его сердцу людей. Туаа снял в шумном и суетливом городе маленький глинобитный домик с видом на широкое поле, где городские дети играли в футбол рядом с пасущимся стадом. В этом домике теперь жила дочь нового вождя Корфе Джахан со своей школьной подругой Тахирой. За ними присматривали двое братьев Тахиры, которые специально для этого спустились с гор. Мужчины следили за тем, чтобы две лучшие девушки долины Бралду сумели реализовать свои мечты.

 

В ГОРНЫХ ДОЛИНАХ КАРАКОРУМА И ГИНДУКУША УЖЕ РАБОТАЛО БОЛЕЕ СОРОКА УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ ИЦА. ДЕТИ, КОТОРЫЕ ПОЛУЧАЛИ В НИХ ОБРАЗОВАНИЕ, СТАЛИ САМЫМ ДРАГОЦЕННЫМ УРОЖАЕМ КАЖДОЙ ДЕРЕВНИ.

Грег долго разговаривал с Туаа — его интересовали успехи девочек. Джахан приготовила для мужчин чай — точно так же, как когда-то делала ее бабушка Сакина. Грег отхлебнул из чашки и с удивлением обнаружил, что пьет «Липтон», а не зеленый чай с прогорклым молоком яка. Он подумал, как бы принимала его в этом доме Сакина. Наверняка она предпочла бы подать ему традиционный напиток балти. И, конечно же, страшно гордилась бы своей внучкой…

Джахан и Тахира окончили курсы акушерок, но предпочли остаться в Скарду и продолжить образование. Они первыми получили стипендии

ИЦА и теперь проходили курс в частной образцовой женской школе, где их учили говорить на урду, английскому и арабскому языкам, физике, экономике и истории.

Тахира по дому ходила в безукоризненно белоснежном платке и босоножках, каких никогда не носила в горах. Она рассказала Мортенсону, что после окончания женской школы собирается вернуться в Корфе и преподавать в школе вместе с отцом, учителем Хусейном. «Мне выпал счастливый шанс, — сказала она. — Теперь, когда мы приезжаем домой, все смотрят на нас, на нашу одежду. И считают модными дамами. Думаю, каждая девушка из Бралду заслуживает того, чтобы хотя бы раз в жизни спуститься с гор. Тогда ее жизнь изменится. Лучшее, что я могу сделать, это вернуться и постараться сделать так, чтобы это произошло».

Раньше Джахан собиралась стать медсестрой и вернуться в Корфе. Теперь же она ставила перед собой более высокие цели. «До встречи с вами, доктор Грег, я даже не представляла, что такое образование, — сказала она, наполняя его чашку. — Но теперь думаю, что образование — как вода. Оно необходимо в жизни каждого человека».

 

«ДО ВСТРЕЧИ С ВАМИ, ДОКТОР ГРЕГ, Я ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛА, ЧТО ТАКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, — СКАЗАЛА ДЖАХАН. — НО ТЕПЕРЬ ДУМАЮ, ЧТО ОБРАЗОВАНИЕ — КАК ВОДА. ОНО НЕОБХОДИМО В ЖИЗНИ КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА».

«А как же семья?» — спросил Мортенсон, зная, что любой мужчина с радостью женился бы на дочери вождя, особенно если той всего семнадцать лет и она хороша собой. Но обычный мужчина вряд ли смог бы соответствовать запросам этой интересной молодой девушки.

«Не волнуйтесь, доктор Грег! — Туаа рассмеялся хрипловатым смехом, который унаследовал от Хаджи Али. — Эта девушка отлично усвоила ваши уроки. Она уже дала понять, что намеревается закончить учебу, прежде чем можно будет искать для нее подходящего жениха. И я согласен. Если нужно, продам всю свою землю, чтобы она смогла получить образование. Это мой долг перед памятью отца».

«Что же ты собираешься делать?» — спросил Мортенсон у Джахан.

«А вы не будете смеяться?» — застенчиво спросила девушка.

«Не буду», — поклялся Грег.

Джахан вздохнула и собралась с духом. «Когда я была маленькой девочкой, то убегала и пряталась, увидев мужчину или даму в красивой чистой одежде. Но когда закончила школу, моя жизнь изменилась. Я почувствовала, что стала чистой — и теперь могу разговаривать с кем угодно и на любую тему.

Сейчас я уже учусь в Скарду, — продолжала девушка, — и понимаю, что все в моих силах. Не хочу быть просто медсестрой. Я мечтаю стать образованной женщиной, создать больницу и руководить ею — для того чтобы решать все медицинские проблемы жителей долины Бралду. Хочу стать самой знаменитой женщиной нашей долины!»

Говоря это, Джахан смущенно накручивала на палец бахрому своего красивого шелкового платка. Она смотрела в окно, за которым мальчишки гоняли мяч по полю, и тщательно подбирала слова. «Я хочу стать… Суперледи!»

 

«Я МЕЧТАЮ СТАТЬ ОБРАЗОВАННОЙ ЖЕНЩИНОЙ, СОЗДАТЬ БОЛЬНИЦУ И РУКОВОДИТЬ ЕЮ — ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ РЕШАТЬ ВСЕ МЕДИЦИНСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЖИТЕЛЕЙ ДОЛИНЫ БРАДДУ. ХОЧУ СТАТЬ САМОЙ ЗНАМЕНИТОЙ ЖЕНЩИНОЙ НАШЕЙ ДОЛИНЫ!»

Мортенсону стало весело, но он не позволил себе даже улыбнуться. Он с огромной гордостью смотрел на прекрасную внучку Хаджи Али и думал о том, какое выражение было бы на лице старого вождя, если бы он дожил до этого дня и увидел, что семена, посеянные им, принесли столь великолепные плоды.

Он был бы счастлив, подумал Грег. И пятьсот восемьдесят писем, двенадцать быков и десять лет работы — не слишком высокая цена за такое счастье.

Он был в этом абсолютно убежден.

 

 

Наша земля ранена. Ее океаны и озера больны, ее реки подобны разверстым ранам. Воздух наполнен ядом. Черный дым бесчисленных адских костров закрывает солнце. Мужчины и женщины, лишенные родины, семьи, друзей, одиноко и печально бродят под палящими лучами ядовитого солнца…

В этой пустыне пугающей, слепой неуверенности люди ищут убежища, стремясь к власти. Есть такие, кто не гнушается обманом и иллюзиями. Если мудрость и гармония все еще живут в этом мире, а не остаются пустой мечтой, потерянной в закрытой книге, они скрываются в наших сердцах.

И мы плачем из глубины своих сердец. Мы плачем, и наши голоса — это зов нашей израненной земли. Наш плач — это великий ветер, несущийся над землей.

Из воинской песни царя Гезара

Самолет, совершавший короткий перелет из Исламабада в Кабул, пролетел над границей Афганистана. Король сидел возле иллюминатора. Он смотрел на страну, из которой был изгнан тридцать лет назад. Мортенсон сразу узнал его — изображение бывшего монарха было на старых афганских банкнотах, которые Грег видел на базарах. В свои восемьдесят девять лет Захир Шах[78] выглядел гораздо старше, чем на официальных портретах.

 

ИЗ ИЛЛЮМИНАТОРА САМОЛЕТА КОРОЛЬ СМОТРЕЛ НА СТРАНУ, ИЗ КОТОРОЙ ОН БЫЛ ИЗГНАН ТРИДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД.

 

В салоне не было никого, кроме бывшего правителя Афганистана, его телохранителей, Грега и нескольких стюардесс.

Шах отвернулся от окна и встретился взглядом с Мортенсоном,

сидевшим через проход.

«Ассалам алейкум, сэр», — поздоровался Грег.

«Здравствуйте, сэр, — ответил Шах. За время жизни в Риме он познакомился с разными культурами и без труда определил, откуда прибыл этот крупный светловолосый мужчина в жилете с множеством карманов. — Американец?»

«Да, сэр», — ответил Мортенсон.

Захир Шах вздохнул. Это был вздох старика, за долгие годы лишившегося всяких надежд. «Вы — журналист?» — спросил он.

«Нет, — ответил Мортенсон. — Я строю школы для девочек».

«А чем вы занимаетесь в моей стране, могу я спросить?»

«Весной начал строить пять или шесть школ, иншалла. Я везу деньги на продолжение строительства».

«В Кабуле?»

«Нет, — покачал головой Мортенсон. — В Бадахшане[79] и в Ваханском коридоре[80]».

Шах недоуменно поднял брови. Он пересел к Грегу, и американец немного подвинулся. «Вы кого-нибудь знаете в этом регионе?» — спросил король.

«Это долгая история, — сказал Мортенсон. — Но несколько лет назад киргизы через Иршадский перевал спустились в долину Чарпурсон, где я работал. Они просили меня построить школы в их деревнях. Я пообещал приехать… обсудить эти планы. Но до сих пор мне это не удавалось».

«Американец в Вахане, — задумчиво произнес Шах. — Мне говорили, что для меня где-то там построили охотничий домик, но я никогда в нем не был. Туда слишком сложно добираться. В Афганистане теперь мало американцев. Год назад этот самолет был бы забит журналистами и сотрудниками благотворительных организаций. Но теперь они все в Ираке. Америка опять забыла про нас».

Годом раньше Шах прилетел в Кабул из долгого изгнания. В аэропорту его приветствовали восторженные толпы. Возвращение короля стало символом того, что жизнь входит в нормальное русло, символом прекращения насилия, которое властвовало в этом регионе во времена правления воинственных вождей и талибов. Захир Шах правил страной с 1933 по 1973 годы, затем был свергнут своим двоюродным братом Мохаммад Дауд Ханом. Годы, в которые Шах находился у власти, стали самым продолжительным мирным периодом в современной истории Афганистана. При нем была принята конституция 1964 года. Она

превратила Афганистан в демократическое государство. Были окончательно освобождены афганские женщины. Король основал первый современный университет и пригласил в страну иностранных ученых и специалистов. Для многих афганцев возвращение короля было символом жизни, которую они надеялись обрести вновь.

Но к осени 2003 года эти надежды рухнули. Американские войска, все еще находившиеся в стране, были значительно сокращены (военные или охотились за бен Ладеном и его сторонниками, или охраняли новое правительство Хамид Карзая) — в результате уровень насилия в стране стал постоянно расти. Ходили слухи о том, что талибы снова собирают силы.

 

ДЛЯ МНОГИХ АФГАНЦЕВ ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЯ БЫЛО СИМВОЛОМ ЖИЗНИ, КОТОРУЮ ОНИ НАДЕЯЛИСЬ ОБРЕСТИ ВНОВЬ. НО К ОСЕНИ 2003 ГОДА ЭТИ НАДЕЖДЫ РУХНУЛИ.

«Боюсь, что мы предали моджахеддинов, — говорит Мортенсон. — В страну поступило меньше трети денег, обещанных нами в качестве помощи. С помощью Мэри Боно я нашел конгрессмена, который отвечал за помощь Афганистану. Я рассказал ему об Узре Фейсад и учителях, которые не получают зарплату, и спросил, почему деньги не поступают в страну.

„Все очень сложно, — сказал он. — В Афганистане нет центрального банка, и мы просто не можем переводить деньги“.

Но меня подобное объяснение не устроило, — продолжает Мортенсон. — Спецагенты США без проблем чемоданами возили деньги лидерам Северного альянса, воевавшим против талибов. Почему же нельзя сделать то же самое, чтобы построить дороги, водопровод, школы? Если обещания не исполняются и деньги в страну не поступают, народ понимает, что американскому правительству нет дела до Афганистана».

Захир Шах положил свою руку с огромным лазуритовым перстнем на безымянном пальце на руку Грега. «Я рад, что здесь остался хотя бы один американец, — сказал он. — На севере вам нужно встретиться с Садхар Ханом. Он моджахеддин, но заботится о своем народе».

«Я слышал о нем», — кивнул Мортенсон.

Захир Шах вытащил из кармана делового костюма, поверх которого было накинуто традиционное цветное одеяние, визитку и попросил одного

из телохранителей принести его саквояж. Затем король прижал большой палец к чернильной подушечке и оставил на обороте визитки отпечаток.

«Если вы покажете это Хану, он вам поможет, — сказал Шах. — Аллах с вами. Благословляю».

Заложив крутой вираж, самолет приземлился в кабульском аэропорту. Столица все еще была небезопасным местом, как и год назад. Пилоты делали все, чтобы не оказаться мишенью для «стингеров», которых в руках афганских талибов осталось великое множество.

 

ПИЛОТЫ ДЕЛАЛИ ВСЕ, ЧТОБЫ НЕ ОКАЗАТЬСЯ МИШЕНЬЮ ДЛЯ «СТИНГЕРОВ», КОТОРЫХ В РУКАХ АФГАНСКИХ ТАЛИБОВ ОСТАЛОСЬ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО.

Уличное движение в Кабуле показалось Мортенсону еще более пугающим, чем раньше. Абдулла невозмутимо крутил руль своей «тойоты», и им удалось избежать четырех столкновений, которые казались абсолютно неизбежными. Наконец Мортенсон оказался в гостинице «Мир».

«Кабул явно контролировался правительством, которое поддерживала Америка, — вспоминает Мортенсон. — Но власть ограничивалась пределами города. Да и в городе они не могли наладить даже дорожное движение. Водители просто не обращали внимания ни на дорожные знаки, ни на полицейских. Все ездили так, как им было угодно».

Мортенсон хотел поехать в Файзабад, самый большой город в Бадахшане. Оттуда можно было совершать вылазки с целью поиска мест для строительства деревенских школ. Добраться же до Файзабада можно было только на машине. Двое суток предстояло ехать по весьма небезопасным дорогам, но другого выбора не было. В свой третий приезд в Афганистан Грег был преисполнен решимости исполнить обещание, данное когда-то киргизам. Пока он был в Пакистане, они обследовали весь Ваханский коридор и проделали долгий путь в Зуудхан, чтобы сообщить о результатах Фейсалу Байгу. Выяснилось, что в этом регионе проживает пять тысяч двести детей, которым негде учиться. И все они, иншалла, ждут, когда Мортенсон начнет строить для них школы.

 

В ЭТОМ РЕГИОНЕ ПРОЖИВАЕТ ПЯТЬ ТЫСЯЧ