Куда мне пригласить тебя на ужин? Итальянский ресторан?

Греческий.

Опять на ребрышки?

Я могу сделать тебе омлет. Это почти все, что я умею делать.

Но я и из этого могу сделать дерьмо. Сыр и всё такое. Авокадо?

 

Но все мои сообщения остаются без ответа, и не понятно, прочла ли она их вообще. Я подумываю написать ей что-нибудь грязное. Нет, это неправильно. Не будь мудаком, Джимми. Она ушла меньше часа назад, а ты уже собираешься забросать её сообщениями? Держи. Себя. В руках. Эта девушка — золото.

Неужели я только что об этом подумал?

О Господи.

Да, подумал.

Но я не могу выбросить её из головы, что, кстати, необычно для меня. Я не совсем плейбой... Ладно, хорошо, я такой. Вроде как. Во всяком случае, серийный первосвиданец. Но она другая, и я это чувствую. Возможно, всё это исходит от моего члена, хотя раньше он себе ничего такого не позволял. Эти оргазмы... Черт бы меня побрал. Между нами есть искра, химия, что бы это ни было. Это неоспоримо. Я никогда не чувствовал такого раньше, и это чертовски удивительно.

Когда я вешаю цепь на заднее колесо, мой телефон жужжит в кармане. Это она.

 

За рулем!

 

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь своему телефону, водя большим пальцем по сообщению. Смотрите-ка, даже я могу по достоинству оценить её ответ. Это заведомо охренительно опасно, но и приятно. Мило. Очень деликатно. Сладко.

Одной рукой я открываю люк, бросаю сумку в багажник и запрыгиваю на водительское сиденье. Направляясь к двери гаража, я слышу скрежет цепей по сухому бетону. Но когда я выезжаю на дорогу, всё окупается. Я наблюдаю, как парня на Тесле заносит в пожарный гидрант, нанося достаточно повреждений, чтобы испоганить его день, но недостаточно, чтобы использовать страховку. Ужас.

Я выезжаю из города, пробираясь мимо сугробов и снегоуборочных машин, съехавших на обочину дороги. Включаю печку и радио на полную мощность. Я выезжаю на шоссе и мчу в сторону Солджер Филд.

Навстречу работе. Навстречу игре.

Самое удивительно в проведённом с Мэри времени было то, что я оказался полностью за пределами всего этого. На несколько часов у меня был перерыв. Я был совершенно свободен для того, чтобы просто... быть. Чтобы затеряться в ней, чтобы уйти от всего. Кажется, у меня внутри снова начинают порхать бабочки, хотя это больше похоже на шар для боулинга, сбивающий все кегли в моем животе.

На шоссе мой телефон снова жужжит, и я кладу его на ногу. На этот раз это не от Мэри. Это от Майкла. Придурка с моей ДНК.

 

С нетерпением жду, когда ты снова облажаешься в воскресенье, Джеймс.

Я зарабатываю деньги, держа тебя подальше от моей фантастической футбольной команды.

 

Если мы Инь и Ян, то Майкл темный. Обратная сторона. Ребенок, который вечно попадает в неприятности; тот, кто слишком жесток, чтобы играть в команде. И если бы это был кто-то другой, а не мой идентичный близнец, я бы давно послал его на хрен. Однако, быть близнецами сложно.

Очень сложно. Особенно из-за Энни.

Я перевез их обоих с собой в Чикаго, потому что не мог оставить Майкла растить Энни без моего присмотра. Если бы моя мама была жива, то смогла помочь, но её нет уже много лет. А мой отец так же плох, как и Майкл. Так что всё сводится ко мне.

Я смотрю на маленькую фотографию моей племяшки на экране телефона, которая стоит на заставке ее номера. Боже. Эта малышка может звонить мне в любое время. На ней маленькая диадема, которую я для неё купил, а на лице видны прилипшие макарошки. Это самое симпатичное безобразие, которое я когда-либо видел. Как, Христа ради, такая милашка могла родиться у такого абсолютного мудака?..

Я перечитал сообщения.

Как же я его ненавижу, чёрт возьми.

Этот парень, без долбанных исключений, заставляет меня чувствовать себя полнейшим слабаком и неудачником. Никто на этой планете не может заставить меня чувствовать себя пятилетним, кроме Майкла. Этот мудак и бездельник всегда точно знает, как меня достать. Я не ревную. Мне не нужна его жизнь: вспыльчивый характер, проблемы с азартными играми и медленно подкрадывающаяся вероятность серьезного алкоголизма. Но я завидую ему из-за того, что у него есть Энни.

Обычно на такие сообщения я советую Майклу заняться чем-нибудь, что он умеет лучше всего: Джим Бим (прим. вид бурбона) и просаживание денег в автоматах. Но это никогда не срабатывает. Особенно когда ты проигрывающий в конце своей карьеры квотербэк. Сейчас у Майкла на руках нескончаемый перечень дешевых подколов.

Но сегодня у меня другой ответ. И мне чертовски приятно его отправить.

 

За рулём.

***

 

Когда я добираюсь до раздевалки, то вижу Вальдеса, сидящего на скамейке перед моим шкафчиком и закинувшего ногу на стул.

Мы вместе учились в Университете Огайо. Размером он приблизительно с белого медведя, а ещё обладатель самой неудачной в мире татуировки. После шести сезонов, сыгранных за Рейдеров, он совершил решительный шаг и сделал татуировку с огромным числом 18 на спине. Чертовски огромным. Это число даже больше, чем был номер на его майке. Возможно, он сделал эту тату во время нашей безумной поездки в Вегас, но мы не говорим об этом, потому что примерно через шесть секунд после того, как они выключили татуировочную машинку, он был продан Медведям. С одной стороны, это означало, что мы наконец-то снова сыграем в одной команде. С другой стороны, номер 18 теперь был не доступен. Так что он номер 81. Как-то я сказал ему: «По крайней мере, они оба кратны девяти».

Не думаю, что до Вальдеса дошло, что я имел в виду. Он, как обычно, кивнул, но я практически уверен, что это было выше его понимания. Впрочем, это нормально. У него золотое сердце, он жесток, как черт, и любит Angry Birds. А ещё он выглядит как медведь, ест как медведь, поэтому мы называем его медведем.

— Чувак, что за херня? — говорит он, сквозь крики в его iPad’е: Куку-у-у-у!

Я роняю сумку.

— Что?

— Вчера вечером мы должны были играть в дартс. Ты так и не появился, — птицы на его экране раздраженно ворчат, и он поднимает свой огромный палец в воздух.

— Бл*, — я сажусь рядом с ним. — Я... блин. Прости, чувак. Я был немного занят.

Вальдес морщит свое массивное лицо и чешет за ухом. Затем он протягивает руку и хватает свою самую любимую закуску — медовую палочку — которую открывает зубами и сжимает во рту. Он рассматривает меня, посасывая мед и медленно моргая. Серьёзно. Его медвежьи повадки в самом деле трудно игнорировать.

— Ты встречаешься с кем-то?

Вот ещё одна вещь о Вальдесе. Его мама — хиромант из Гватемалы, и ничто и никогда не проходит мимо него.

— Чувак, прекрати. Ладно? Мне вполне нормально быть холостяком.

Настолько нормально, что я отклонил приглашение участвовать в «Холостяке».

— Пфффффф, — он шевелит татуированным безымянным пальцем. — Жена – это лучшее, что может случиться с парнем. После детей.

Я мало что понимаю в этом, но Вальдес – истинно правоверный. Этот парень выглядит как бандит, но он практически самый благоразумный в команде. Никогда не взглянет на другую женщину и никогда не пропускает ужин дома, если он в городе. Его единственное исключение – дартс со мной за кувшин Old Style³. И я продинамил его.

— Я чувствую себя полным придурком.

— Я не собирался этого говорить, приятель. Но да. Ты полнейший придурок, — он высасывает немного меда из палочки и грызет кончик. — Я могу простить это только в том случае, если это связано с хорошей женщиной.

Господи. Помимо прочих занятий Вальдеса, включающих сбор денег для общества защиты прав человека округа Кук и обслуживания в столовой в Ривердейле по субботам, он просто умирает от желания женить меня. Он абсолютно одержим тем, чтобы увидеть, как я иду по проходу, любому проходу, даже если это коридор в мэрии. Он и его жена навязали мне больше свиданий, чем я могу сосчитать. Все женщины были милые. Некоторые с длинными волосами, некоторые с короткими. С большими сиськами и маленькими сиськами. Вроде, как и неплохие. Очень милые. Но все они недостаточно правильные.

Вероятно, потому что никто из них не сразил меня наповал, прежде чем они узнавали мое имя. Мой тип, должно быть, один на миллион.

— Я заснул на диване, — объясняю я, потому что не хочу втягивать в это Мэри.

Если бы я рассказал Вальдесу, что она заставляет меня чувствовать, то он сразу же заказал бы фотографа и спросил меня, может ли он быть крестным отцом ребенка, которого у нас даже нет. У Вальдеса есть только одна скорость отношений: запредельная.

Но мы с Мэри новички. Мы только начали. Слишком рано про нас объявлять, но не слишком рано надеяться. Я возвращаюсь к прошлой ночи: к Мэри на моём конце; как я брал её во второй раз, стоя на коленях; как она сжимала мое предплечье, когда кончала; как её голова упала на подушку; как она, вздрогнув, всхлипнула.

Чёрт.

Нахрен приглашение на ужин. Мы возьмем еду на вынос, и я смогу кормить её виноградом и слизывать взбитые сливки с её сосков.

— Херня, — Вальдес проводит языком по губам, а потом вгрызается в пластиковую соломинку. — Я вижу в тебе это. Типа свечение.

Я смотрю на себя в зеркало на другой стороне комнаты. И вообще-то, я тоже вроде как его вижу. Странно. Я не знаю, что это, но я выгляжу... счастливым? Я, как правило, счастлив. Но сейчас, чёрт возьми, я почти сияю.

— Новое мыло, — говорю я ему.

Вальдес запускает пеликанью бомбардировку⁴.

— Да лаааадно. У тебя шестьсот кусков мыла Ivory⁵, и ты говоришь про новое мыло? Ладно, Мистер Костко. Окей. Ладно.

Этот парень беспощаден и, как обычно, видит меня насквозь. В конце концов мне придётся всё рассказать ему, поэтому я пытаюсь выстроить историю в своей голове. Я ходил в тот боксерский зал, ты знаешь тот, где все парни с татуировками на шее? И там была эта девушка, которая меня расплющила...

Смотрите-ка, это же...

Мы говорили о биографиях американских президентов, и она изобразила заставку из «Как это работает?»...

Мммм...

Она съела половину ребрышек так же быстро, как и я...

А это, кстати, действительно может стать решающим для Вальдеса.

Но прежде чем я успеваю начать рассказ, я слышу звон ключей и женский голос, который говорит: «Я ищу мистера...»

Я замираю. Я узнаю этот голос, потому что он напрочь застрял в моей голове. Джимми, Джимми, пожалуйста, пожалуйста... И её голос сейчас немного резкий от того, что она выкрикивала моё имя.

Медленней, чем когда-либо, я перевожу взгляд на ближайшее зеркало. Вот Мэри, в дверях, листает что-то в своем телефоне. На ней зимние ботинки с красными шнурками, а штаны для йоги заправлены в голенища. Сегодня она одета в мягкий короткий жилет, так что я могу видеть каждый дюйм её чертовски идеальных ног. И это прекрасное Y между ними. Благослови Господь штаны для йоги. Намасте⁶, мать вашу. Намасте.

Но подождите-ка. Что я делаю, опять теряясь в этих ногах? Вопрос вот в чем: какого черта она здесь делает?

Её глаза бегают по раздевалке, и Мэри поправляет свой шарф. Это моя вина, что она так туго затянула его вокруг горла. Моя. Полностью моя.

Господи Иисусе, эта женщина превращает меня в животное.

Она не может меня увидеть, но я вижу её; это место полно зеркал, и я использую преимущество этой комнаты смеха.

Она расстегивает молнию на своем жилете, и я пытаюсь прочитать надпись на её рубашке задом наперёд. Это просто чертова путаница. SLL SEIPAREHT GNILAEH.

Что происходит? Что, черт возьми, вообще это значит? Это по-английски? Я пытаюсь это озвучить. Позвоните В Отдельную Гинлею. Нет. Чего?

Я выхожу из-за угла и скольжу взглядом вдоль шкафчиков, теперь находясь на прямой видимости. HEALING THERAPIES LLS.

Оо-оу.

Глаза Мэри встречаются с моими. Я почти вижу мысли, которые вращаются в её голове. Почему модель, которая продает Форды и Фиаты в раздевалке Медведей? Он преследует меня?

Фантастика.

У нее отвисла челюсть. Как, к чертям собачьим, я это объясню? Мне нравилось быть анонимным, и я ни с кем не говорил о книгах со времен отбора. К тому же, ты была такой милой, не имея ни малейшего понятия, о том, кто я такой, что я решил ничего не говорить, но планировал сделать это сегодня за ужином.

Плавно. Очень плавно.

Я делаю шаг к Мэри, потом ещё один, не глядя, куда иду, и... Попадаю в серьезную ситуацию. Мои ноги путаются в чьей-то спортивной сумке. Я пытаюсь сделать широкий шаг, чтобы восстановить равновесие, но ремень затягивается, и сумка застревает под одной из скамеек. Она тянет мою ногу назад, и дальше происходит полнейшее дерьмо. Словно в замедленной съемке я чувствую, как падаю, раскинув руки и хватаясь за воздух, как мумия из «Дома с привидениями».

Рукавичка Мэри взлетает ко рту. Моё плечо рикошетом отбивается от угла шкафчика. Теперь я падаю, поворачиваюсь и размахиваю руками...

Где-то позади меня я слышу, как кричит Вальдес:

— Посторонись! Спасайся! Квотербек падает!

Прямо за Мэри мой охранник, Маклин, складывает руки лодочкой у рта и говорит:

— Вот дерьмоооо!

С помощью второй ноги я пытаюсь снова встать на твердую поверхность, но умудряюсь наступить на другую лямку и снова падаю, пока я не врезаюсь со всей дури в фабричный ковёр с логотипом Медведей, вплетенным миллион раз в нейлоновый ворс.

Бум.

Я тяжело приземляюсь, выбивая воздух из лёгких. К травме добавляется унижение от того, что я, как идиот, задыхаюсь на полу, потому что запутался в ремне спортивной сумки. И ещё я чувствую старую знакомую боль в паху, которой не было уже много лет.

— Б*яяяя, — говорю я в ковер.

Покрытые снегом ботинки Мэри оказываются в нескольких дюймах от меня, а затем она опускается рядом. Её рука касается моей спины, и она шепчет:

— Джимми?

— Я в порядке, — я засасываю обратно в рот немного слюны. Я действительно заслужил это. Полностью.

Фрэнки Наклз подходит, чтобы посмотреть на меня, проверить признаки жизни, тыкаясь носом в мое ухо, и обдаёт меня холодным, влажным чихом. Я хочу повернуться к нему лицом, но как только пытаюсь пошевелиться, то чувствую такую боль в моих яйцах, будто к ним приложились раскалённой кочергой. Я реву в ковер.

— Ты ранен?

— Пах, — рычу я.

— О нет.

Я пытаюсь перевернуться, но мои ноги связаны, так что я просто остаюсь на месте, чувствуя легкую жгучую боль от ковра на моей щеке. Интересно, может ли человек реально умереть от смущения? Я смотрю на Мэри и её волосы, спадающие на плечи. Собака глядит на меня сверху вниз, в нескольких дюймах от моих глаз.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я её. Когда я это делаю, клянусь Богом, брови собаки опускаются, будто бы я говорю с ним.

Она моргает.

— Я... Думаю, я твой новый физиотерапевт?

Что ж. Прибейте меня.

Но в этот момент в раздевалку входит Радович, его тренировочные штаны свистят, а синие кроксы издают под ногами негромкие пукающие звуки. Он верит в три вещи: в то, что пропуск отжиманий — это преступление, в кроксы и Red Bull. И он обладает абсолютным даром констатировать очевидное.

— Фалькони. Ты лежишь на полу.

Говорю же вам.

В это же время Фрэнки Наклз поворачивает свою неряшливую голову, чтобы посмотреть на Радовича и на отверстия на его обуви, а после совершенно слетает с катушек.

 

 

_____________________________

Примечания:

¹ Цепь противоскольжения — представляет собой конструкцию, надевающуюся на колеса транспортного средства с целью улучшения его проходимости.

² Лейк-Шор-Драйв — скоростная автомагистраль, которая проходит вдоль береговой линии озера Мичиган через город Чикаго, штат Иллинойс.

³ Old style — английское темное пиво.

⁴ «Пеликанья бомбардировка» —Пеликан Blue Bird из игры Angry Birds.

⁵ Ivory — мыло, созданное компанией Procter & Gamble в 1879 году и популярное в начале XX века. Известно своей способностью плавать на воде.

⁶ Намасте’ — индийское и непальское приветствие, произошедшее от слов «намах» — поклон, «те» — тебе.

 

Глава 17

Мэри

 

— Эта собака-терапевт — отвратительная, — говорит тренер Радович, стоя посреди раздевалки в носках и посасывая Red Bull из банки.

Мне удалось стащить с его ног кроксы, прежде чем он остался с изувеченными лодыжками, и спрятать их на верхней полке шкафчика Джимми. Сейчас я слышу хруст его пальцев и звуки отрыжки у себя за спиной. Есть что-то такое в его глазах, отчего мне кажется, что тренер далеко не семи пядей во лбу. Я почти уверена, что этого парня не из НАСА позаимствовали. Радович делает большой глоток Red Bull, но не глотает, а будто полоскает напитком свой раздутый рот.

 Я подвожу Джимми к массажному столу и помогаю ему сесть. Из-за размеров этого парня стол становится похожим на детский надувной матрасик. Его ноги свисают с нижней части, голова с верхней, а плечи чуть ли не на пять дюймов шире обеих сторон. Джимми смотрит на меня своим озорным взглядом, который заставляет меня плавиться.

 Оставайся профессионалом, Мэри. Делай свою работу.

Я настраиваю подголовник на максимальную длину и кладу на него голову Джимми, позволяя своим пальцам задержаться на его сексуальных, густых, идеально подстриженных волосах...

Мэри!

Я в курсе, что я тут из-за его плеча, но паховая травма неотложна. Я не могу игнорировать её. И этот пах.

О, Боже, это катастрофа.

Сосредоточься. Он просто пациент. Вот и все. Всё просто. Пациент с травмой паха, которую он получил, потому что упал, пытаясь добраться до тебя в раздевалке Чикагских, мать их, Медведей. Просто обычное утро.

— Может быть, стоит уложить тебя на пол, — говорю я ему. — Из-за плеча.

Джимми ворчит себе под нос что-то вроде: «Звучит неплохо».

Эй, Бог, ты здесь? Это я, Мэри…

Но я вижу, что ему больно, и не уверена, что лежание на полу поможет.

— Дай-ка мне взглянуть на твой пах.

Глаза Джимми встречаются с моими. Радович стоит так близко, что я слышу, как с тихим свистом вырывается воздух из его носа и отдается эхом в верхней части алюминиевой банки в его руке. Этому парню определенно стоит промыть себе нос.

— Тренер, кажется, Докинз хотел поговорить с вами, — говорит Джимми, поворачивая голову, чтобы посмотреть мимо меня, и одновременно открывая восхитительный вид на вены и мышцы на шее.

Этот парень — просто чистая сексуальность. Восхитительные двести восемьдесят три фунта под кончиками моих пальцев.

 Радович уходит прочь, крича: «Докинз!» во всю мощь своих легких.

 Теперь мы одни. Джимми закидывает одну руку за голову, точно так же, как сегодня утром в постели, и улыбается мне. Он в спортивных штанах, толстовке и поношенной теннисной обуви, а его волосы в восхитительном беспорядке.

— Ну. Еще раз здравствуй.

— По крайней мере, это объясняет, почему я думала, что видела тебя раньше, — шепчу я, делая вид, что занята своим планшетом. Это старый армейский трюк, которому научил меня полковник Кертис. Планшеты заставляют всех выглядеть официально. Он сказал, что именно так его повысили до сержанта. Или что-то типа того. — Так значит, ты не просто модель «Gillette», — я притворяюсь, что что-то записываю, хотя на самом деле, просто пишу его имя на бланке очень-очень медленно. — А автосалон?

 — «Фалькони Форд» и «Фиат», — улыбается он. И подмигивает.

 Внезапно у меня перед глазами всплывает скоростная автострада Дэна Райана. Так вот чьё это лицо.

— Ты на рекламных щитах! Подмигиваешь вот так.

Он фыркает.

— Возможно.

— Не могу поверить, что не узнала тебя, — шепчу я. — Ты, вообще-то, знаменит!

Он качает головой.

— Это было потрясающе. Я бы хотел, чтобы ты и сейчас не знала.

Но я знаю. Тут уж ничего не поделаешь. Джеймс Фалькони, 34 года, 128 килограмм, 2 метра ростом — мой пациент.

 «Кодекс этики физиотерапевта, пункт 4Е: физиотерапевты не должны вступать в какие-либо сексуальные отношения с пациентом…»

 О, Боже. Но все будет хорошо. Всего один сеанс, а потом передам его доктору Кертису. Мы сможем держать руки подальше друг от друга в течение одного сеанса и притворимся, что прошлой ночью ничего не произошло. Возможно.

 — Милый шарфик, — говорит Джимми, проводя языком по зубам.

 Я широко, до боли, открываю глаза, и моргаю, глядя на него и крепче прижимая шарф к шее.

— Моя соседка по комнате спросила, не напал ли на меня пылесос. Она пыталась угадать марку!

 Джимми улыбается, и у него на щеках появляются те самые очаровательные ямочки. Затем он сдвигает руку вниз за голову и чешет шею, а потом, будто бы случайно, проводит пальцами по моим бедрам.

 Не случайно. Я издаю тихий всхлип.

 Потом прочищаю горло. Я наклоняюсь и достаю из сумки жвачку, разворачивая её осторожно и сосредоточенно. Как будто, только я положу жвачку в рот, настанет время приступить к делу.

 Ладно. Делу время, как говорят «Летучие конкорды»¹. Условия идеальные. Я кладу освежающую Джуси Фрут² на язык и расправляю плечи.

— Хорошо, Мистер Фалькони, — я смотрю на свой планшет, который прикрепила к форме для заметок, и читаю вслух: — Повторяющиеся повреждения плечевой мышцы, влияющие на качество работы?

 Джимми, явно смущённый, тяжело сглатывает.

— Да, — говорит он, морщась и держась за ногу. — Но прямо сейчас мне чертовски больно в другом месте, — его рука скользит вниз к бедру, а огромный большой палец лежит на яйцах.

 Мысленно я успокаиваю себя. Я работала с самыми разными пациентами и могу быть объективной. Я могу быть профессионалом. Это всего лишь пах.

 Я смотрю на его брюки. Нет, это не просто пах, и я знаю это по собственному опыту. Это тот ещё пах. Я разрываюсь между желанием помочь Джимми и стремлением броситься к двери. Интересно, смогу ли я сбежать отсюда хоть на время, чтобы взять себя в руки. Может быть, я скажу, что у меня пищевое отравление, или Фрэнки сделает мне одолжение и начнет задыхаться из-за набивки панды, которую съел. Это может произойти в любую минуту.

 Только вот ничего не происходит. Мы здесь. Я здесь. Он здесь. Фрэнки отсыпается от своей кроксо-ярости. И если я сейчас сбегу, доктор Кертис никогда мне этого не простит.

 Держась одной рукой за плечо Джимми, я протягиваю руку и тащу тележку, полную терапевтического оборудования — ленты, бинты, шарики, кремы, лосьоны, к столу.

 — Давай посмотрим, — говорю я, ощупывая повреждение через штаны.

Глаза Джимми встречаются с моими, и я делаю глубокий успокаивающий вдох, держась за его руку.

— Я должна, — шепчу я.

— Чёрт. Я знаю, — он смотрит мимо меня, проверяя, чисто ли на горизонте. — Это горячо? Это тебя заводит?

— Прекрати сейчас же, — я с силой жую свою Джуси Фрут. — Но да.

— Господи, — он поправляет свои яйца таким образом, что просто источает мужественность. Альфа-волк. — Я не могу выбросить тебя из головы.

 — Два часа прошло!

 — Этого времени дохрена, чтобы зациклиться на тебе.

 Ну и как я намереваюсь проверять его пах, если он так бесстыже флиртует, что я краснею? Невозможная ситуация. Но другого выбора у меня действительно нет.

 — Ты не мог бы подвинуть свои... — я многозначительно кашляю и опускаю взгляд на его выпуклость.

 Джимми опускает руку в штаны и обхватывает себя руками, отодвигая свой... свой свёрток... в сторону. Это единственное подходящее слово.

 Поехали, Мэри. Будь профессионалом и просто делай свою работу. Сосредоточься на своей подготовке. Это всего лишь пах.

 Пальцами я деликатно осматриваю проблемное место и чувствую, что это спазм мышц, а не разрыв. Но через одежду сложно определить наверняка.

 — Ничего, если я спущусь на слой ниже? — спрашиваю я.

 Джимми делает вид, что кашляет в свой локоть, и я почти уверена, что слышу, как он рычит: «Черт, да, очень даже ничего» в свою руку.

 Я беру с тележки баночку крема из арники и зачерпываю ложкой в ладонь, разогревая его. Джимми поднимает пояс своих боксеров, освобождая мне место. Я вижу, что они, как и тренировочные штаны, любезно предоставлены Costco. В совершенно слабой попытке завязать разговор, я говорю:

— Я сама девушка Costco.

 Я двигаю вверх боксеры с его правой ноги к паху, чтобы прикоснуться к коже.

 Темно-синие глаза Джимми провожают взглядом каждое мое движение. Я поджимаю губы, чтобы не сказать ему: «Прекрати». Он смотрит прямо на меня. «Прекратить что?»

 Черт, я хочу этого мужчину.

 Джимми принюхивается и одаривает меня нахальным взглядом.

— Я фанат оптовых магазинов. Мне нравятся большие вещи. Но иногда в моей квартире тесновато.

 Боже. Я втираю крем в его огромное бедро, на этот раз очень отчётливо чувствуя дрожь спазма под моими пальцами.

 — Чёрт, — стонет он и опускает голову на массажный стол.

 — Больно?

 Джимми не отвечает, по крайней мере, сначала. Позади меня какая-то суматоха, игроки из-за чего-то шумят, над чем-то подтрунивают, и Джимми пользуется случаем, чтобы сказать:

— Осторожней. Ты знаешь, что делаешь со мной.

Если раньше я не знала, что именно, то теперь вижу. Это медленно растет в его спортивных штанах, показывая мне, чего именно он хочет.

 — Ты, вероятно, должна принести мне полотенце, — мягко говорит он. — Потому что этот поезд отходит от станции…

В самом деле. Хорошая мысль. Я хватаю свежее белое полотенце из кучи слева от меня, и Джимми небрежно кидает его на колени.

Наши глаза вновь встречаются. В это время я расширяю область для нанесения арники. Глаза Джимми закрываются, и он вздрагивает, поэтому я слегка смягчаю силу нажатия. Но тут тыльная сторона моей ладони касается его стояка.

 Джимми стонет:

— Ох, чёрт…

 Его глаза встречаются с моими. Я бросаю взгляд на полотенце, и, не смотря на наши профилактические меры, там начинает формироваться махровая палатка большого размера. Джимми раздувает ноздри, а я перестаю двигать рукой и задерживаю дыхание.

 Сейчас у него тот же напряженный, сосредоточенный взгляд, который я видела прошлой ночью, когда он был внутри меня, пытаясь не кончить. Но на этот раз Джимми использует свои силы, чтобы не выдать нас обоих, что само по себе невероятно сексуально. Медленно флагшток опускается до половины штаба.

 — Молодец, — шепчу я, осторожно исследуя мышцы.

Я прижимаюсь всем телом к столу, чтобы чуть глубже обследовать болезненную точку. Не думаю, что там есть разрыв, но... я провожу пальцами вниз между его ног, вдоль промежности.

 — Блин, ты не облегчаешь мне задачу.

 — Прости.

 — Не смей извиняться.

Я отвожу взгляд от его красивого лица и поднимаю глаза к флуоресцентным лампам надо мной. Находиться так близко к Джимми опьяняет. Это неэтично, но очень возбуждает.

 У меня появляется неожиданная, но отнюдь не неприятная фантазия, о том, как я прошу всех оставить нас в покое, а затем забираюсь сверху на этот стол.

 Мэри!

 — Кажется, мышца спазмирована, но не разорвана, — говорю я ему. — Это хорошо. Значит, ты сможешь относительно быстро поправиться, если не сделаешь что-то, чтобы усугубить это…

 — А ты хочешь немного усугубить ситуацию?

 Я не стану отвечать на этот вопрос. Я не могу. Потому что я хочу. Я хочу со всей яростью и агрессией. Я хочу его прямо сейчас. Но вместо того, чтобы позволить себе все это, я проглатываю собственный стон, беру пакет со льдом из тележки позади меня и заворачиваю его в полотенце.

— Ты не положишь это в штаны вместо меня?

 Кивнув, Джимми берет полотенце в свою огромную ладонь. Наши пальцы соприкасаются, и он снова рычит. Когда он приподнимает резинку своих спортивных штанов, и я вижу, что головка его члена выглядывает из боксеров, которые, вероятно, приходят по двенадцать штук в пачке, и каждая сексуальнее, чем предыдущая…

Боже.

Джимми что-то бурчит, а потом вставляет пакет со льдом в штаны и опускает пояс. Со стола я беру четыре таблетки Адвила и бутылку воды. Я помогаю ему сесть и смотрю, как он пьет, полностью накрыв губами горлышко бутылки. Эти губы, которые отметили меня. Этот рот, который оставил засос.

 — Думаю, всё будет в порядке, — говорю я Джимми. — Но тебе необходимо дать ноге отдохнуть, прежде чем мы сможем что-нибудь сделать с твоим плечом.

 Темным, низким и требовательным голосом он говорит:

— Отдохни со мной.

 Мои колени дрожат, и мне приходится опереться на край стола.

— Тебе, наверное, пора домой.

 Одним пальцем он проводит линию вверх по тыльной стороне моей ладони.

— Идём домой со мной.

  Боже мой. Этот парень. Какое-то безумие. И все же, я не могу. В нём, лежащем на этом столе, есть что-то уязвимое, но также и невероятно сексуальное. На одну секунду это сбивает моего внутреннего зверя с ног.

— Я собираюсь передать твою карту доктору Кертису, — тихо говорю я ему. — Я не смогу работать в таком состоянии. Это неправильно. Это против всех правил.

 Джимми смотрит мимо меня на Радовича, которого я вижу в зеркале.

— Ты должна мне помочь, Мэри, — низко рычит Джимми. — Мне крышка, если я не буду играть. Нарушь правила ради меня. Пожалуйста.

 Я отрицательно качаю головой.

— Ни в коем случае, Джимми.

 Он грустно и немного обиженно смотрит мне в глаза, и это разбивает моё сердце.

 Однако, этот момент вскоре разрушается Радовичем, который бросает свою банку Red Bull на пол и расплющивает её под ногой. Этот парень – скотина. Он напоминает мне дикого кабана. Фрэнки Наклз выскакивает из переноски и издаёт длинный предупреждающий рык.

 — Мисс Монахан, — громыхает Радович, доставая из поясной сумки еще одну банку. — Я только что говорил с Кертисом по телефону.

 — О, хорошо, — говорю я, поправляя рубашку. — Он хорошо позаботится о мистере Фалькони. Я в этом уверена.

Но Радович качает головой.

— Он говорит, что вы будете работать с Джимми до конца сезона. Так что добро пожаловать в чертовы «Чикагские медведи».

 

***

 

— Ну, если я еду домой, то меня необходимо подвезти. Мне слишком больно, чтобы садиться за руль, — Джимми улыбается мне своей американской улыбкой короля бала. — У вас есть машина, мисс Монахан?

Это происходит на самом деле? Я не сплю? Неужели «Чикагские медведи» только что, без моего согласия, украли меня из Healing Therapies LLC?

Мой планшет издает звуковой сигнал, и загорается сообщение от доктора Кертиса:

 

Отлично!   

Целый сезон с…

МЕДВЕДЯМИ!

Затем следует поток футбольных смайликов. Ответ? Да. Я сделала это. Вчера все было так просто. Все имело смысл. У меня была моя обычная работа, и я еще не сбила с ног огромного Бога секса. Мой мир не был потрясен человеком, который совершает покупки в Costco. Я не молила о пощаде в постели. Вчера я была главной. Теперь я нахожусь во власти капризов футбольных богов и глаз Джимми Фалькони.

— Отдохни со мной. Поехали домой со мной.

— Я не думаю, что ты поместишься, — говорю я ему, принимая во внимание размер его ног. Обхват. Длину... — мой Wrangler не привык к парням твоего размера.

— Мой Wrangler. Звучит довольно двусмысленно, — говорит Джимми, садясь и кладя свою огромную руку мне на плечо. — Но сегодня утром я пригнал твой Wrangler, киска. Или ты уже забыла?

Это утверждение с подвохом. Я не смогу сбежать.

— Давай, — умоляет он, соскальзывая со стола. — Прогуляй работу со мной. Это же лучше, чем хотеть потрахаться на публике и не иметь возможности ничего с этим поделать. Правда же?

***

 

Абсолютная правда. Джимми такой соблазнительный, сексуальный, милый и горячий. И все же это абсолютно запрещено.

Его глаза дразнят меня ещё больше. Но на его лице гримаса боли из-за травмы паха. И эта боль притягивает меня к нему больше, чем вся его сексуальность и двусмысленные разговоры. Я хочу помочь ему. Я хочу быть с ним. И теперь он мой единственный пациент.

Прежде всего Джимми должен дать отдых ноге. Не имеет значения, что происходит между ним и мной, как и то, что он делает со мной. Ему надо отдохнуть. Вот что сейчас важно.

— Давай. Я отвезу тебя домой.

— Черт, да, — рычит он.

Я обхватываю его живот ладонью. Его щетина касается моей щеки, а пальцы сжимаются на моем плече.

Пока мы идём по коридору звучат различные возгласы от «Пошёл ты к чёрту, Фалькони!» до «Поправляйся скорее, парень». Фрэнки бежит рядом с нами, а Джимми забирает у меня пустую сумку и перекидывает её через плечо. Это очень мило, и заставляет меня сразу же подумать о том, как он будет выглядеть, держа сумку с подгузниками.

Мэри!

На полпути к двери мы встречаем парня, который выглядит точь-в-точь как медведь гризли, весом килограмм так под двести. На его толстовке написано имя ВАЛЬДЕС.

— Знаете, если вы двое собираетесь притворяться, что не знаете друг друга, вам следует перестать так много улыбаться, — говорит он и выдавливает немного меда из палочки в рот.

Фалькони хватает несколько палочек из его руки и засовывает их в карман своей толстовки.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Вальдес. — говорит Джимми, наклоняясь ко мне еще немного ближе.

— Разумеется, Костко. Конечно. Просто... — Вальдес оглядывает меня с ног до головы, потом снова поворачивается к Джимми. — Не делай ничего такого, чего не сделал бы я.

И уносится прочь.

Джимми тянет меня к себе, прижимаясь губами к моему уху.

— Он женился на своей жене спустя целую неделю после знакомства. Вот как он поступил бы.

Я смотрю на него снизу вверх. 

— Ты просто часть моей работы, Сокол.

— Воу, воу! — сияет он. — Ну вот, теперь ты знаешь.

Фрэнки идет рядом с Джимми с видом самого крутого парня в кампусе.

— У меня есть Кодекс этики, Джимми, — говорю я, глядя на него снизу вверх. На его грудь, шею и подбородок, Господи, Боже мой.

Он притягивает меня ближе, как будто ему нужна дополнительная поддержка.

— Мне нравится, когда ты произносишь мое имя.

Я чувствую, что моя защита слабеет, но я остаюсь сильной. Да. Я должна.

— Я не сплю с пациентами.

Джимми нажимает кнопку автоматического открытия на стене, и двойные двери раздвигаются. Снаружи дует холодный ветер с маленькими хлопьями снега. Фрэнки подпрыгивает и атакует сугроб.

— Спать? — спрашивает Джимми, снова и снова вертя в пальцах одну из медовых палочек, как это делают с карандашами. Я нахожу это действие завораживающим, гипнотическим и теряюсь в размерах его рук. — А кто говорит о сне?

 

__________________________

Примечания:

¹ Летучие конкорды — ТВ-шоу, вышедшее на канале 2х2, про двух музыкантов Брэда и Джамая, приехавших в США из Новой Зеландии, чтобы попытать удачи со своей группой «Летучие конкорды»).

² Juicy Fruit — фруктовая жевательная резинка фирмы Wrigley.

Глава 18

Джимми

 

Мэри вся такая деловая. Помогает мне сесть в машину и вообще ничего не говорит. Я почти слышу, как вращаются шестеренки в её голове. Скрежещут.

Перетирают.

Бл*дь. Ну что за женщина?

Помимо прочего, кажется, что она нервничает. Вероятно, даже немного зла. Не это она сейчас должна чувствовать. Совсем не это. Я с хлопком открываю медовую палочку и выдавливаю чуть-чуть жидкости себе на язык.

 У меня на ногах сидит Фрэнки Наклз, передними лапами опираясь о мои колени. Когда мы выбираемся на шоссе, я помогаю ему смотреть в окно, удерживая рукой его маленькую грудь и делая так, чтобы он мог поставить лапы на дверцу машины. Мы объезжаем грузовик, медленно едущий плечом к плечу с нами. Сбоку на нем — бульдог, просто логотип, но Фрэнки это не нравится. Он издает низкий тихий рык и морщит губы. На холодном стекле появляется небольшое облачко пара от его горячего дыхания. Я вытираю его рукой, и пес снова рычит на проезжающего мимо бульдога. Мэри хватает панду из своей сумки и смотрит на меня, передавая игрушку. Она выглядит невероятно взволнованной, и это не то состояние, в котором я хочу её видеть. Есть большая разница между тем, чтобы быть на взводе ибыть на грани.

Я кладу руку на её бедро.

— Мэри, никто ничего не узнает. Я, блин, обещаю.

— Но ты же знаешь! И