Конкретная социально-экономическая политика

Мы пока говорили на уровне богословской и моральной абстракции. Но можно ли что-то сделать конкретно здесь и сейчас, согласно Отцам? Еще как!

Иоанн Златоуст предлагает не в загробной жизни, не в далеком монастыре, не в грядущую эпоху, а прямо здесь, прямо сейчас, в месте и времени, где мы живем устроить общественную жизнь по-христиански: отменить частную собственность, обобществить деньги и имущества, ввести систему социальной справедливости. В этом нет ничего невероятного: так жили первохристиане, так живут монахи, но их мало — представьте, что получится, если так будут жить не маленькие группки, а все общество! (беседа 11 на Книгу Деяний). «Твоя» собственность — не твоя, ее надо пустить на социальные нужды (беседа 77 на Евангелие от Матфея).

Но скажут: это святые, мы не святы. Иоанн Златоуст отвечает: ничто не мешает нам прямо сейчас достичь святости апостолов: надо только обобществить богатства (беседа 46 на Евангелие от Матфея). Если бы мы исполняли бы Христову заповедь о любви, мы бы уничтожили классовое общество (беседа 32 на 1-е Послание к Коринфянам). Социализация собственности — добродетель (беседа 11 на Книгу Деяний).

Поскольку собственник — грабитель, то если бы не было частной собственности, не было бы бедных: мы бы решили социальный вопрос (Василий, Слово 6). И не только бы решили социальный вопрос, но и вообще искоренили бы зло, если бы практиковали «великое равенство», как первохристиане и монахи (Златоуст, беседа 72 на Евангелие от Матфея). Ведь в условиях равенства не будет социальных конфликтов (Златоуст, беседа 10 на Послание к Ефесянам). Иоанн Златоуст защищает превосходство общественной собственности перед частной. Первая ведет к миру и порядку; вторая — к распрям. Монастырь живет в обобществленной собственности, в равенстве и там лучший порядок (беседа 72 на Евангелие от Матфея). А главное — Господь создал мир как «общественную собственность», а частная появилась из греха (беседа 12 на 1-е Послание к Тимофею).

Все зло от жажды наживы, от «частного интереса»; если истребите это, то истребите все социальное зло (Златоуст, беседа 17 на 1-е Послание к Тимофею).

Кредиторы — мерзавцы, не давайте никому и не берите сами взаймы под процент, это грех, финансовый рынок — грех; давайте под процент Господу — то есть помогайте нищим, а не наживайтесь на них (Златоуст, беседа 5 на Евангелие от Матфея).

Вообще Отцы фундаментально смотрели на экономику. Златоуст, например, критикует такой феномен рынка, как кризисы перепроизводства, за глупость, неэффективность и безнравственность (беседа 39 на 1-е Послание к Коринфянам). Он же часто думал над неравенством и считал, что капиталы богатых надо перераспределить в пользу бедных. Златоуст — Пикетти и Стиглиц своего времени (беседа 66 на Евангелие от Матфея). Анализируя «этику» предпринимателей — их кромешный имморализм — Златоуст выступает за госрегулирование рынка (беседа 29 на Евангелие от Матфея).

Златоуст не уставал защищать практичность своего социального идеала. Представим себе, предлагает святитель, общество, состоящее только из капиталистов и общество, состоящее только из пролетариев. Первое не способно выжить, ибо все блага создаются трудом. Второе выживет прекрасно, ибо труд создает все, капитал — ничего. Уж не призывает ли святитель к пролетарской революции? Во всяком случае, считает, что социализм более чем возможен. Общество трудящихся без капиталистов прекрасно развивалось бы. Капитал на деле имеет только одну функцию — разделения, вражды, неравенства. Капитал губит общество (беседа 34 на 1-е Послание к Коринфянам). Несмотря на всю силу правящего класса, угнетенные сильнее. «Вздох угнетенной твари» разрушит систему угнетения (беседа на Псалом 11).

Социальный идеал Златоуста, то есть евангельский, социальный идеал общности имущества, — не мечта, не утопия: у первых христиан получилось, у монахов получается, и у нас получится; и вообще порядок социализированной экономики более рационален, чем система частной собственности (беседа 11 на Книгу Деяний).

Златоуст — трезвый политик: допустим, если вы не готовы к обобществлению собственности, давайте хотя бы перераспределим доходы в пользу бедных; не говори, что платишь налоги — нужно перераспределение в пользу бедных; траты на социальный прогресс много важней военных трат: социальный прогресс защищает общество от того, от чего не защитит армия (беседа 66 на Евангелие от Матфея).

Очень важный момент: христианство, понятое как конкретная социально-экономическая программа, как система действенной социальной любви, преодолевает конфессиональные разделения: в ней могут участвовать люди любых верований и взглядов. Иоанн Златоуст, предлагая массам программу социализации собственности, считал, что это не сложно и что в этом могли бы поучаствовать не только христиане, но и «внешние» (беседа 11 на Книгу Деяний).

Святитель Василий Великий, не уставая критиковать финансовый рынок, рисуя в самых черных красках институт коллекторов, призывал отменить его. Выступал против процентного кредита, выступал за беспроцентный или вовсе безвозмездный кредит (Слово против ростовщиков). Как и Златоуст, Василий Великий считал, что монахи живут лучшей жизнью — в социализированной экономике, реально воплощенном социальном идеале христианства (подвижнические уставы).

Социальная этика

Христианство часто сводится к индивидуальной этике: выполняй заповеди, спасай душу, а общество — не твое дело. Но где граница между индивидуальной и социальной этикой? Отцы учили, что ее нет: индивидуальная этика и есть социальная этика без разрыва.

Симеон Новый Богослов учит нас, как переходить от «личной этики» к «социальной». Надо помочь нуждающемуся — «личная этика». У нас есть сотня нуждающихся — каждому из них надо помочь — это еще «личная этика», или уже «социальная»? В любом случае надо помочь всем нуждающимся — это уже вполне «социальная этика». Итак, заповедь о милостыне, считает Симеон Новый Богослов, подразумевает не «помощь», а полномасштабное решение социального вопроса: пока есть хотя бы один бедный — заповедь не исполнена (главы богословские и деятельные).

Это про социальную солидарность в добродетели: добродетель требует полномасштабного решения социальных проблем для всех. Обратная сторона этой солидарности — солидарность во зле: грехи немногих в экономических элитах приведут к катастрофе всех (Василий, слово 8). Причина социальных катаклизмов состоит в разгуле капитала. Ваше общество несправедливо? Оно разлетится ко всем чертям, и не «революционеры» в этом виноваты, а капиталисты. При этом грешит премиальный класс, а платить за его грехи будут все (Златоуст, беседа 6 на Послание к Ефесянам).

Дело не в том, что грешат только властвующие и богатые: грешат все, Отцы совсем не идеализируют, не романтизируют бедных. Но суть дела в том, что грехи бедных — следствие грехов богатых, виновны все, но богатые виновнее всех, поэтому богатые наказываются сильнее бедных за свою жестокость: они и в изобилии не были сострадательны, в отличие от бедных, которые физически не могли быть сострадательными (Златоуст, беседа 52 на Евангелие от Матфея).

«Хуже всего то, что ты [богатый] грабишь и лихоимствуешь не потому, что тебя угнетала нищета и понуждал голод. Сколько будет потребно огненных рек для такой души?» (беседа 11 на Послание к Римлянам).

Василий Великий в ужасе описывает жизнь и зло нищих: нищие вынуждены продавать своих детей (Слово 6), голодные вынуждены есть своих детей, это непредставимо ужасно, но виновны в этом богатые, истинные убийцы (Слово 8). Поэтому Златоуст поучает критиков безнравственности «быдла и нищебродов»: не рассуждайте достойны ли помощи бедные, на себя лучше посмотрите (беседа на Псалом 44).

Угнетенные — не святые, социальный гнет имеет не только материальный, но и духовный аспект: угнетатели крадут у угнетенных не только деньги и имущество, не только рабочее время, но и саму человечность. Угнетенные вынуждены экономить и на нравственности. В любом случае: Бог сделался бедным, кто не с бедными — тот не с Богом (Симеон, Слово 50).