Народ не забыл своего Тараса

(Речь на VI пленуме Правления
Союза советских писателей СССР,
посвященном 125-летию со дня
рождения Тараса Григорьевича
Шевченко, 4 мая 1939 года)

 

Товарищи! Позвольте предостеречь
Заранее нашу писательскую раду:
В повестке дня моя скромная речь
Носит громкое названье доклада,

Но я не докладчик-шевченковед

И мне не под силу тягаться с теми,

Кто, может быть, годы, десятки лет

Любовно отдал шевченковской теме.

В повестке пленума много стоит

Академических крупных докладов,

А мне принимать ученый вид

И непривычно... да и не надо!

Я слово взял не чтобы учить,—

Я сам ученик. И хочу вместе с вами

Тараса Григорьевича почтить

От сердца идущими словами.

Не умирают такие, как он,

Бессмертна народной души природа,

Ему, как живому, низкий поклон

От моего я принес народа.

Поклон и спасибо за голос вещий,

Средь ночи звавший в радостный день,

За мудрость, за силу любви человечьей,

За звонкую песню, за веру в людей.

Советские люди быть не привыкли

«Иванами, не помнящими родства».

Не вдруг и не «божьей волей» возникли

Киев, Тбилиси, Минск и Москва.

Не на пустом появились месте

Культура наша и наша страна.

И мы, как знамя правды и чести,

Великие в сердце несем имена.

Не зря мы справляем любой юбилей,

Не попусту мы отмечаем числа,

Для нас юбилеи великих людей

Полны живого, огромного смысла.

Я слова старинного не побоюсь

(Не все в старине только хлам и «ветошь»),-

Светочей ценит Советский Союз,

И наш Шевченко — это наш светоч!

Народ сразу понял певца своего,

Но многим мешало Тарасово пламя;

Одни сапогами топтали его,

Другие старались тушить словами.

Немало седых буржуазных бородок

В академическом никло рвении,

Твердя, что Шевченко, мол, самородок,

Но нет у него ни культуры, ни гения.

Он, мол, творец немудрящих песен,

Которые любит серая масса.

Так буржуазная книжная плесень

Пыталась унизить образ Тараса.

Другие этот великий образ

Пытались представить плакучей ивой:

Шевченко, мол, дяденька очень добрый,

Очень несчастненький и слезливый.

Не только в статьях — ив переводах

Они не жалели розовых красок,

Чтоб в русской деревне, на русских заводах

Не грянул подлинный голос Тарасов.

В переводе «кайданы» звучали как «путы»,

Неверье Шевченко читалось как вера.

Так буржуазные лилипуты

Пытались связать и свалить Гулливера.

Порой и почище людишки бывали:

Легко перепрыгнув пределы цинизма,

Образ Шевченко они малевали

В желто-блакитных тонах шовинизма.

Тарас к простому народу всех наций

Был ласковей матери, солнца теплей,—

И все ж за него пыталась цепляться

Сволочь, кричавшая: «Бей москалей!»

При жизни шпики и жандармы, как черти,

Поэту старались придумать ад,

И на стихи его после смерти

Лились чернила, помои и яд.

Но голос Шевченко гудел набатом,

Несся бурливой и гневной лавой,

И образ поэта в одежде солдата

Вставал, озаренный любовью и славой.

Русский крестьянин, русский рабочий

Слышали песни борьбы и победы,

Видели синие гневные очи,

Чуяли сердцем сердце поэта.

И пусть им «Кобзарь» порой попадался

В плохих переводах, бездарных и подленьких

Тот, кто к Шевченко хоть раз прикасался,

Уж непременно заглядывал в подлинник.

Старая «Правда» не раз помещала

Полные гнева Тарасовы строки,

И в массе народной росла и крепчала

Молва о поэте — борце и пророке.

И в доме рабочем, на столике скромном,

Где Ленин лежал и лежал Некрасов,

Часто стоял в уголке укромном

Простой и знакомый бюст Тарасов.

В царское время, в эпоху прежних

«Великороссов» и «малороссов»,

Вольною песней, духом мятежным

Объединял он ребят и взрослых.

Прежнюю школу вы помните сами,

«Наставников» царских помните козни,—

В сердце ребячье они бросали

Семя национальной розни.

И мы, ребята, попавши в лапы

К этим иудушкам и чинушам,

Друг друга ругали «хохлом» и «кацапом»

И больно ранили детские души.

Но гении наши нас хранили,

Из душ вынимали занозы-гнилушки,

Ребят мирили, ребят роднили,

Ребят дружили Шевченко и Пушкин.

Народам Тарас открывал Украину

Во всей красоте и без всяких прикрас,

От песни его разгибались спины,

И чувствовал силу трудящийся класс.

Но только в свободной Стране Советов

Смогли мы узнать и понять до конца

Великое сердце страдальца-поэта,

Великую мудрость поэта-борца.

Критик иной разберет хорошо

И очень неплохо порой напишет,

Который поэт к народу пришел

И который поэт из народа вышел.

Но не для всяких широт и вершин

Годятся стандартные эти оценки,

И не вместить ни в какой аршин

Могучий образ Тараса Шевченки.

Не приходил он и не выходил,—

Шевченко — гений особого рода:

Он сам народ и в народе жил,

Как голос, как совесть, как песня народа.

Бессмертен народ — и Шевченко живет

В журчанье Днепра, и в дрожании вербы,

И в песне, которую хлопец поет

О жизни, о счастье, о милой неверной.

Нам есть у Шевченко чему поучиться —

Уменью всегда ненавидеть тьму,

Уменью с народом всей жизнью слиться

И беззаветно служить ему,

Величию сердца, таланта размаху,

Уменью работать всю жизнь над собой,

Быть рыцарем правды, не знающим страха,

Не гнущимся перед любой судьбой.

Сейчас его образ встает огромен,

Сквозь горы времени светит нам,—

Но как он был прост и как он был скромен,

Как строг к себе и к своим делам!

Как бережно он относился к людям,

Как в ссылке, больной, он ласкал детей!..

Мы память Шевченко почтим, если будем

Не забывать за стихами людей.

В сложных цехах человеческих душ

На точных знаньях одних не уедешь,—

Красивая строчка звучит как чушь,

Коль сам ты в слово свое не веришь:

Коль Родина сердцу не дорога,

Стихи твои ее не прославят,

Коль сам не готов ты разить врага —

Кого твои книги в бой отправят?

Перекликает с нашим веком

Тараса Шевченко великий завет:

«Писатель — лишь тот, кто стал Человеком,

И тот, кто не любит людей,— не поэт!»

Нет человечней нашей культуры,

Где труженик каждый страною любим,

И слава нашей литературы

В том, что мы эту культуру растим!

Душевная подлость, черствость и скупость

Могут порой уживаться со знанием.

Есть люди, развившие свою грубость

Самым высшим образованием.

Порой говорят: — Гражданин Имярек

Очень культурный, но... страшный хам!

Он — эрудит, но дрянной человек,—

Такой вот культуры не нужно нам!

Любя здоровье в людях, в искусствах,

Нам завещал ненавидеть Тарас

Кривые души, гнилые чувства,

Бессмысленность красок, напыщенность фраз.

И сам он писал так просто и ясно

Не потому, что не мог сложней,—

Дороже всего ему была масса,

И он хотел разговаривать с ней.

Но если вглядеться в стихи Шевченко —

Под этой видимой простотой

Какая сложность, какие оттенки,

Какой виден мастер и труд какой!

Недаром даже в советские годы,

Когда пришло уваженье к стихам,

Не много еще есть у нас переводов,

Шевченковский стих передавших нам.

Мы, не в пример буржуазным педантам,

Не назовем некультурным того,

Кто знал Шекспира, Гете, Рембрандта

И душу народа знал своего.

Нам есть у Шевченко чему поучиться.

Кто понял культуру его стиха?

Этим не многие могут гордиться,

Нечего тут таить греха.

Секрет стихов его многим неведом,

Мы плохо знаем его мастерство,

И нам, поэтам и шевченковедам,

Многое надо раскрыть у него.

Когда-то великий наш Ломоносов

Стихи заковал в размерах тугих,—

На стих силлабический кончились спросы,

И «стих свободный» на время затих.

Мне кажется, ритмика виршей древних

В стихах Шевченко нашла приют:

Он сделал ее смелей и напевней,

И рифмы его, как птицы, поют.

Шевченко — Моцарт, а не Сальери,

Не втиснешь его в рамки формул и чисел,

Нам надо душой его стих промерить,

Понять его ритмов природу и смысл.

Вознагражден бывает сторицей,

Кто в мир Шевченко любовно проник,—

Живой воды помогает напиться

Любому поэту чудесный родник...

Тарас Григорьевич, погляди,

Как пышно цветет твоя Украина!

Ты видишь — с орденом на груди

Идет по полям твоя Катерина,

И сын у нее — замечательный сын,—

Веселый, умный, красивый, здоровый,

Он трактор ведет средь колхозных равнин

И песню с милой поет чернобровой.

За счастье твоей Украины родной,

За жизнь, о которой мечтал ты, Шевченко,

Микола Щорс погиб как герой

И жизнь положил богатырь Боженко.

Но выросли новые богатыри —

По силе не хуже твоих героев.

Тарас Григорьевич, посмотри,

Как они побеждают, растут и строят!

Смотри, как пышно цветет культура!

Как знамя несут украинский стих

Бажан, Тычина, Рыльский, Сосгора

И славная армия молодых.

Смотри, как мы ценим науки, искусства,

Как ярки народных талантов цветы!

И песни несутся, полные чувства,

Песни, отец которых — ты!

Пилот, пролагающий новые трассы,

Ученый, писатель, герой труда —

Никто не забыл своего Тараса

И не забудет его никогда!

Мы воплощаем мечты веков,

И гении наши нам помогают,

В новой культуре большевиков

Всех светочей мира лучи сверкают.

Я вижу порою в тумане времен

Моря человечества, и в авангарде

Идет моя Родина в блеске знамен.

И здесь, во главе людских поколений,

Все светочи мира видятся мне,—

Разбив цепи времени, Маркс и Ленин

С нами идут к небывалой весне.

Все гении знанья, искусства и слова,

Кто жил и болел судьбою земли,

Кто страстно любил человека земного,—

Все, все под наши знамена пришли!

И там, где Шекспир с Руставели рядом,

Где Пушкин и Горький — в первых рядах,

Идет Шевченко, и светится радость

В синих больших и глубоких глазах.

И новое солнце встает величаво,

Неся человечеству новую жизнь,
Солнце свободы, солнце славы,
Имя которому — коммунизм!

 

1939

 

ЗОЛОТИЛСЯ ТИХИЙ ВЕЧЕР

 

Золотился тихий вечер,
По дороге пыль неслась...
Красной Армии навстречу
Вся деревня поднялась.

Развевалось наше знамя,
Точно алое крыло,
Вышли девушки с цветами,
Улыбались нам тепло.

И одна из них с любовью
Поглядела на меня,
Повела густою бровью
И погладила коня.

И сказала мне: «Товарищ!
Я давно вас в гости жду...
Ты на память мне подаришь
Пятикрылую звезду!»

Как сирень, глаза синели —
И светло, и хорошо.
Сразу звездочку в шинели
Я для ласковой нашел.

И она к груди прижала
Мой подарок дорогой,
Как родная, провожала
И махала мне рукой...

Расстилаются широко
Галицийские края...
Чернобровой, синеокой
Позабыть не в силах я.

Про нее слагаю думки,
К ней летят мои мечты,
В полевой походной сумке
Я храню ее цветы.

 

1939

 

ЗДРАВСТВУЙ, ШКОЛА!

 

Пусть все реже в небе просинь —
Радость солнечно ясна!
Здравствуй, яблочная осень,—
Наша школьная весна!

Завтра сядем мы за парты,
Вновь найдем друзей, подруг.
Здравствуй, глобус, здравствуй, карта,
Здравствуй, школа,— милый друг!

Ты помылась, обновилась,—
Стали новыми и мы:
Много силы накопилось
Для учебы, для зимы.

Всей громадой нашей школьной
Обещаем мы стране:
После летней жизни вольной
Быть упорными вдвойне.

Мы — не «мамины сыночки»,
Нас не надо подгонять,—
Сами мы хотим до точки
Все узнать и все понять!

Мы не ждем чудес небесных,
Не мечтаем в пустоту,—
Мы хотим в стране чудесной
Воплотить свою мечту.

Мы, как Чкалов и как Громов,
Трассу школьную пройдем,
Тайны формул и биномов
Мы освоим и поймем.

Чтоб народу пригодиться,
Чтоб природу покорять,—
По-стахановски учиться,
Ни минуты не терять!

Пусть все реже в небе просинь
Радость солнечно ясна!
Здравствуй, яблочная осень,—
Наша школьная весна!

 

1939

 

ШОКОЛАДНЫЙ ФАРТУК

 

Мальчик в зеркале долго искал,

Что в нем подруге понравиться может, -

Нет ничего! И ростом мал,

И нос — не такой, и уши — тоже!

Другие — развязны, а он — убит,
И кажется сам себе нескладным,
Когда по классу она бежит
В милом фартуке шоколадном.

Чем привязать ее к себе?
Как заставить себя отметить?
Первое место занять по стрельбе?
Лучше всех на проверке ответить?

Пробовал все. Хвалила мать,
Другие хвалили... И все некстати!..
Если бы сразу взрослым стать
И вдруг подняться на стратостате!

Или в подполье, рискуя собой,
Готовить смертельный удар фашистам…
Или придумать снаряд такой,
Чтоб они сразу все сдались там!

Или на полюсе — лед растопить...
Средство найти ото всех болезней...
Или какой-нибудь радий открыть,
Только еще нужней и полезней!

Влюбленный мальчик великой страны
Ищет свой путь на полярных картах.
Его глаза отваги полны,
И... позабыт шоколадный фартук!

Мальчик, мечтая, стоит у окна,
Воздухом вешним смутно томимый...
Город поет... И сама весна
Целует его устами любимой.

 

1939

 

ЭТО НА ТЕБЯ ПОХОЖЕ!

 

Дружили в школе мы с тобой
И по одной учились книжке.
По части выдумки любой
Смелее не было мальчишки.
В тупик вопросами не раз
Учителей ты ставил многих,
И коноводом всех проказ
Тебя считали педагоги.

И педагогам в унисон
Не раз и я твердила тоже:
«Быть может, это и не он,
Но это на него похоже!»

Окончив школу, как птенцы,
Мы разлетелись по Союзу
Во все края, во все концы —
По службам, фабрикам и вузам.
Свой адрес скрывши ото всех,
Ты улетел,— пропал, и баста!
Но твой задорный, звонкий смех
Я вспоминала очень часто.

На сцене я нашла себя,

И, слыша громкий смех из ложи,

Я часто думала любя:

«Как это на тебя похоже!»

И вот недавно я прочла,
Что старший лейтенант Станицын
Сумел в бою разбить дотла
Врагов, нарушивших границы.
Израненный — он был в строю
И сыпал шутки и гранаты,
И часть не покидал свою,
Пока враги не были смяты.

Я узнаю твои черты —
Герой без страха и без дрожи.
Быть может, это ж не ты,
Но это на тебя похоже!

 

1939

 

ВСТУПАЮЩЕМУ В ПАРТИЮ

 

Встань, человек, распрямись во весь рост,
Мир разгляди от подножья до звезд,
Взором проникни в глубины веков,
Идучи в партию большевиков!

В душу свою загляни, человек,
Мусор и плесень очисти навек,
Правде служить научи свой язык —

Честен и прям до конца большевик!

Делу народа служа каждый день,
Смело бери за ступенью ступень,
Жизнь прибирай по-хозяйски к рукам —
Слабость несвойственна большевикам.

Стоя на страже великих идей,
Помни: идеи даны для людей.
К людям пусть будет любовь велика
В сердце строителя-большевика.

Если победа близка — не зевай,
Круто приходится — не унывай.
В кресле министра, в цеху за станком
Будь несгибаемым большевиком!

Будь беспощаден с врагами в бою,
Сердце, и разум, и волю свою
Трижды проверь, чтобы были крепки,—
Ты посвящаешься в большевики!

 

1939. 1945

 

В ОДНОМ ЗВЕНЕ

 

Дружбы нет крепче, теплей и верней,
Чем в нашей большой стране...

На истребителях двое друзей

Летали в одном звене.

Прославленным летчиком был один,

Другой — командиром звена.

Эмалью и золотом на груди

Сверкали у них ордена.

Радостней жить, когда видишь ребят

Таких, как эти два:

И склад, и лад, и ясный взгляд,

И светлая голова!

Первый — в детстве пас овец,

Потом «фабзайцем» стал,

Рос, учился,— и наконец

Сбылась его мечта.

Пошел и пошел высоту набирать

С упорством большевика...

Трудно теперь в герое узнать

Сероглазого пастушка!

Судьбой командир на друга похож,

Он, правда, овец не пас —

Он с батькой рыбачил... Немало найдешь

Таких биографий у нас!

Шел бой, один из таких боев,
Когда в небесах — теснота.
Враги налетели, как воронье,
Со свастикой на хвостах.
Они пригнали столько машин,
Что сразу и не счесть,
Но наших летчиков сокрушить —
Не фунт орехов съесть!

Как молнии, соколы наши неслись,

И вражеский пыл утих,

Когда, загоревшись, рухнули вниз

Подряд три машины их.

И тут в разгаре атаки вдруг

Сероглазый герой увидал,

Что командир, товарищ и друг,

В большую беду попал:

Враг насевший к земле его жмет...

«Вниз!.. На помощь!.. Вот так!..»

Короткая очередь, быстрый взлет —

И в землю врезался враг!

Но все ж истребитель друга подбит,

Дымится... вспыхнуть готов!..

И командир с парашютом летит,

Летит... на землю врагов!

Берут пилота они на прицел...

«Скорее!.. Навстречу им!..»

И друг-командир невредимый сел,

Товарищем верным храним.

Вот он стоит, отцепив парашют,

И летчику машет рукой...

«Все равно его здесь убьют,—

Надежды нет никакой!..

Вот ведь в какую попал беду,—

Один — и кругом враги!..

И место открытое... Всё на виду...

Попробуй тут помоги!»

Летчик над другом в раздумье кружит.

А тот — тужурку долой

И с револьвером по кочкам бежит...

«Куда ты! Куда ты, родной?!

Бежишь к границе? Она далека —

Заветная эта черта!..

Вот ведь случай какой! Тоска!

Не придумаешь ни черта!

Чем же тебе теперь помочь,

Отчаянный друг ты мой?»

А тот рукой его гонит прочь:

Лети, мол, лети домой!

Но командира ослушался друг,

Вопрос для него решен,—

Следя за врагами и сделав круг,

Пошел на посадку он.

«Друзьям должны помогать друзья

Бесстрашно, всегда и везде.

Пусть дома — мать, жена и семья,

Здесь — брат в жестокой беде!..

А вдруг скапотирую? Что тогда?..»

Ударило в жар и пот...

Но четко и плавно, как всегда,

Герой посадил самолет.

От напряженья сухо во рту...

«Скорей!.. К самолету беги!..»

А сам с револьвером сидит на борту:

К машине спешат враги.

Влез командир... Нелегок подъем,

Но рядом — спасенный брат!

И вот в одноместной машине вдвоем

Два друга к границе летят.

Бой утихает... Дымный след

На месте схваток плывет.

«Хватит горючего или нет?!» —

Снова тревога растет.

Но линия фронта — позади!

«А вот и наши, кажись?» —

И крепко руку жмет командир

Тому, кто спас ему жизнь.

Дружбы нет крепче, теплей и прочней,
Чем в нашей большой стране!..
На истребителях двое друзей
Летают в одном звене.
Эмалью и золотом ордена
Сверкают у них на груди.
Дела их не раз отмечала страна,—
А сколько еще впереди!

 

1939

 

БОЕВОЙ ОРЛЕНОК

 

Молодой стрелок-радист,
Парень с крепким нервом,
В разговоре — не речист,
А в работе — первым!

Году нет, как стал летать,
А в полетах — мастер!
Лучшим летчикам под стать,
Украшенье части!

На работу посмотри —
Четкость и отвага!

— Сколько лет вам? —

— Ну и молодчага!

Два десятка раз он был
В крепком переплете,
Два десятка раз он бил
По врагу в полете.

Но о подвиге любом
Хоть четыре слова
Можно вытянуть с трудом
У стрелка лихого.

Скромен он, как коммунист,
Весел, как ребенок,
Молодой стрелок-радист,
Боевой орленок!

 

1940

 

ОДИН ИЗ МНОГИХ

 

Опять рапорт я вам пишу,
Поймите сердца жар —
В десант послать меня прошу,
Товарищ комиссар!

Когда писал я в первый раз,
Сказали вы в ответ:
— Пошлем, когда придет приказ,-
Пока — приказа нет!

Припомните свои слова,
Товарищ комиссар.
Идет десант на острова,
Чтоб нанести удар.

Присягу свято я держал,
Отличным был стрелком,
Я все мишени поражал
И крепко бью штыком.

Я как балтиец в бой пойду,
Как верный коммунар!..
Поверьте, я не подведу,
Товарищ комиссар!

 

1940

 

НАГАН БЕРЕГИ! БЕРЕГИ САПОГИ!

 

— Из ржавой винтовки стрелять не легко,
Сырой не взрывается порох,

Любой самолет не взлетит высоко,
Коль есть неисправность в моторах.

Подводная лодка к полундре близка,
Когда механизмы закисли!..
(Я вижу насмешку в глазах моряка:
«Ну, что-то поэт наш зашился слегка —
Твердит всем известные мысли!»)

Но я, не смущаясь, веду свою речь
И буду твердить бесконечно:

— Товарищи! Надо оружье беречь.
И технику надо беречь нам!

Опасней, чем враг, и в тылу, и в бою
Неряха бывает порою.
Предателю равен — кто пушку свою
По глупости вывел из строя!

Что пушка?! В сражении каждый патрон,
Как воздух, нам нужен бывает —
Частицу победы приносит нам он,
Друзей, командиров спасает!

Да что там патроны! Скажу, не солгу:
(Быть может, чудак удивится!)

— Коль хочешь как следует бить по врагу
Умей сберегать рукавицы!

Зимой полушубок становится твой
Иного оружья дороже:
Он греет тебя и твой дух боевой,
И ты береги его тоже!

Бойцов своих любит советский народ,
И всем он героев снабжает.
Могучие армия наша и флот
Ни в чем недостатка не знают.

Но надо беречь нам, товарищ-боец,
Добро, что прислали нам брат и отец,
Добро, что прислали нам мать и жена,
Оружье, что в руки дала нам страна!

Кто хочет, чтоб были разбиты враги —
Наган береги! Береги сапоги!

 

1940

 

РАПОРТ БАЛТИЙЦЕВ
МАТЕРИ-ПРИРОДЕ
И ЯСНОЙ ПОГОДЕ

 

— Мать-природа, мать-природа!
Вам рапорт балтийцы шлют,—
Ваши чертовы погоды
Нам размаху не дают!

Утром глянешь: кучей плотной
В небе виснут облака,—
Значит, снова день нелетный,
Снова ждать, опять — тоска!

Муть на небе, муть на море,—
Мы на ощупь бьем врагов.
Мать-природа! Просто горе
Из-за ваших облаков!

Поскорее уберите
С неба грязное белье!
Мать-природа, вы поймите:
Нам без солнца не житье!

Скиньте серенькое платье,
Будьте в робе голубой,
Помогите нам и братьям
Дать врагу смертельный бой.

Улыбнитесь, мать-природа!
Все балтийцы просят вас
Изменить скорей погоду,
Солнцу смелый дать приказ,

Только быстро! А не то мы
Все барометры побьем
И на небе, точно дома,
Свой порядок наведем!

С нами ссориться негоже —
Мы сильней, чем ваш циклон!
Дайте ясный день погожий
И примите наш поклон!

 

1940

 

ТОЧНО!

 

Веселым и смелым балтийцем он был,
Сколочен и ладно и прочно.
И больше всего в разговоре любил
Словечко короткое: «Точно!»

Подлодка его из холодных глубин
Вернулась, покрытая славой.
Поди-ка другой подо льдом, среди мин,
Как он, повоюй и поплавай!

А он, посидевши на базе три дня,
В поход попросился досрочно.

— К работе опять что-то тянет меня...

— Без дела скучаете?

— Точно!

И снова он вражеский транспорт нашел,
Везущий военные грузы...
Героем-балтийцем он с базы ушел,
Вернулся — Героем Союза.

Жена ему пишет: «Любимый ты мой,
Тебя поздравляю заочно!
Надеюсь, теперь-то заглянешь домой?..»
И он ей молнировал: «Точно!»

К нему журналисты тотчас же сошлись,
К нему репортеры сбежались:

— Скажите, товарищ, а как вы дрались?

— Как вы подо льдом пробивались?

— Товарищ, хотелось бы дать ваш портрет
Правдиво, и ярко, и сочно!

Скажите, в бою вы не ранены?

- Нет!

— А лодка в исправности?

— Точно!

 

1940

 

БАЛТИЙСКИЙ МОРЯК

 

Когда во флот он уходил,
Сказал ему отец:
— Ну, сын, ты парень с головой
И с виду молодец!

Ты помнишь славные дела
Матросов-стариков —
Умей держать высоко честь
Балтийских моряков!

Когда он уходил в поход,
Ему писала мать:
«Сынок, как следует воюй,
Коль надо воевать!

Двойные варежки тебе
Вяжу я вечерком,
Гляжу на снимок и горжусь
Балтийским моряком».

И вот он в жаркий бой попал —
Снаряды сыпал враг,
И море ледяной волной
Рвалось на полубак.

Он ранен был... Темно в глазах,
И кровь стучит в виски...
Но не сдаются никогда
Балтийцы-моряки!

Он из расчета не ушел,
Остался он в строю,
Пока победу у врага
Не вырвали в бою.

Героя обнял комиссар
И пожурил слегка:

— Горяч!.. Заговорила кровь
Балтийца-моряка...

Слова простые — как бальзам
На рану пролились,
И поднял голову моряк,
Глаза его зажглись:

— Зачем поддерживать меня,
Могу дойти и так!

Покуда жив — дойду один,
Балтийский я моряк!..

И вот пришли отец и мать
Героя навестить,
Он про поход им рассказал
И тут же стал шутить.

Отец не выдержал — слеза
Прошибла старика:

— Спасибо, мать, что родила
Балтийца-моряка!

 

1940

 

ПОРА ДОМОЙ, НА МОРЕ!

 

Прощай, мой друг! Пора в поход —
Окончен отпуск краткий,
Ты не грусти — весна идет,
И... будет все в порядке!

Ну, улыбнись же мне в ответ
Своей улыбкой милой...
Какой хороший ты портрет
Вчера мне подарила!

Я твой подарок сберегу
И в радости и в горе,
Моряк лишь гость на берегу,
А дом его — на море!

Весна идет, и все кругом
Такое голубое!
И люди все бегут бегом,
Совсем как мы с тобою.

Яснее взгляд, и шаг быстрей,
Все сделались моложе,
И кажется, у кораблей
Забилось сердце тоже.

Смотри, как весело блестят
Все части на линкоре:
Он был у берега в гостях,
Теперь почуял море!

Весны душа морская ждет,
Как птица-непоседа.
Ты не грусти — весна идет,
И с ней идет победа!

И сердце говорит мое,
Что, взяв победу с бою,
Я буду праздновать ее
Как следует с тобою!

 

Ну, поцелуй — и я бегу!
О нас услышишь вскоре...
Я погостил на берегу —
Пора домой, на море!

 

1940

 

ПОДРУГА ЛЕТЧИКА

 

Тают беленькие точки
В зимнем небе голубом —
Улетают «ястребочки»
На жестокий бой с врагом.

Среди многих, среди прочих
Там летит в одном звене
Молодой веселый летчик,
Тот, что всех дороже мне.

Взор его и прям и светел,
Ясный голос, звонкий смех...
Много летчиков на свете,
Мой любимый — лучше всех!

Про его большую смелость
Говорили мне друзья.
Мне ответить им хотелось:
«Не трудитесь, знаю я!..

Знаю все его повадки
И сказать не постыжусь:
За него боюсь украдкой,
Беспокоюсь... и горжусь!

Сердцем я всегда на страже.
Если милый мой в бою,—
Верю я, что пулей вражьей
Не убить любовь мою.

Вам смешно, а я вот знаю,
Как там в небе у него,
Помогаю, охраняю
Ястребочка моего.

Знаю сердцем, чую кровью,
Что и рану и беду
Я своей большой любовью
От родного отведу.

И вернется невредимый,
Всем врагам задав урок,
Мой веселый, мой любимый,
Мой отважный ястребок!»

 

1940

 

СКРОМНЫЕ ГЕРОИ

 

Без пышных тостов и речей,
Взволнованно и просто
Споем о доблести врачей,
О наших храбрых сестрах.

Они на вахте день и ночь
Полны одним желаньем —
Героям раненым помочь
И облегчить страданья.

И под огнем и под свинцом,
Под вражеским ударом
Хлопочут сестры над бойцом,
Подходят санитары.

И опирается боец

На руку молодую:

«Я думал, что пришел конец..

Нет! Значит — повоюю!»

На рану жгучую легла
Умелая повязка.
И так светла и так тепла
Заботливая ласка!

Бойцов спасая вновь и вновь
Упорно и бесстрашно,
Свою дают героям кровь
Врачи и сестры наши.

Не зря кипит в госпиталях
Работа днем и ночью,—
Боец идет на костылях,
Потом бросает прочь их.

И тот, кто на носилках был
Худой, изнеможенный,
Выходит в жизнь, набравшись сил,
Как заново рожденный.

Он вновь готов к любым боям,
И, штык проверив острый,
Он говорит: «Спасибо вам,
Мои врачи и сестры!»

 

1940

 

В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ
ИДУТ КОРАБЛИ

 

В дальний путь идут корабли
И летят самолеты...
Уходя от милой земли,
Крепче любишь ее ты.

Много стран на свете большом,—
Но своя нам милее,
Много звезд на небе чужом,—
Только наши светлее!

Нет таких друзей и подруг,
Как на родине нашей,—
Вся страна миллионами рук
Нам приветливо машет!

Словно мать, в бою нас хранит,
Ободряет и греет.
«В добрый час! — она говорит.—
Возвращайтесь скорее!»

Кровь свою мы рады отдать
За родных и любимых.
Всех врагов сумеем прогнать
И в бою победим их.

 

Помним мы родимой земли
И любовь и заботы...
В дальний путь идут корабли
И летят самолеты!

 

1940

 

ТРИ ВОЗДУШНЫХ ХРАБРЕЦА

 

Три балтийца, три героя,
Три воздушных храбреца,
Как всегда, готовы к бою
И дерутся до конца!

Не пугает их ни вьюга,
Ни зенитной пули свист,
Смотрят весело три друга:
Штурман, летчик и радист.

Ни один из них не ропщет,
Не теряется в беде,
Их лихой бомбардировщик
Появляется везде.

Чем трудней дают задачу,
Тем приятней для ребят —
Все на карте обозначат,
В уголке поговорят.

«Все понятно!» — скажет летчик
И на прочих поглядит,
И радист ответит: «Точно!»
«Ясно!» — штурман подтвердит.

И пойдут вразвалку трое,
Три воздушных храбреца,
Три красавца, три героя,
Три балтийца, три бойца.

 

1940

 

ЧЕТЫРЕ СТРОКИ

 

В больной фашистской голове
Благоразумья нету и в помине.
Наполеон — и тот обжегся на Москве,
А Гитлер — просто прогорит в Берлине!

 

22.VI. 1941 г.

 

ПОКОНЧИМ С ФАШИЗМОМ!

 

На нашу Родину свои науськав орды
Предательски, бесстыдно, как бандит,
Фашистский пес о нашем варварстве твердит,
Кровавую облизывая морду.

Он, видите ль, спаситель всей культуры
От дикарей-большевиков...
Похабней не было карикатуры
На протяжении веков!

Палач безумный с волчьего ухмылкой,
Маньяк с ухваткой бешеного пса,
Он солнце самое готов отправить в ссылку
И свастику привесить к небесам.

Насилуя народы и калеча,
Неся повсюду голод и разбой,
Он о культуре произносит речи,
Визжа от упоения собой.

В молчанье копят гнев поруганные страны,
И слышен плач среди глухих ночей,
Разбитых городов зияющие раны
Внимают треску шутовских речей...

От гнусной и кровавой клоунады
Земля устала, смрад — невыносим.
С фашизмом озверелым без пощады
Пора кончать!
И мы покончим с ним!

 

1941

 

НЕТ, НЕ ЗНАЕШЬ ТЫ, ГИТЛЕР,
СЛАВЯНСКОЙ ПОРОДЫ

 

Нет, не знаешь ты, Гитлер, славянской породы,—
Не понять палачу душу вольных людей!
Не согнутся свободные наши народы
И не будут лежать под пятою твоей.

Никакая твоя мясорубка-машина
Вольной расы славянской с земли не сотрет.
Ты бессилен убить светлый дух славянина,
Потому и взбесился ты, кат и урод.

Но ни зверства твои, ни насилья, ни плаха,
Никакие драконы не сломят вовек
Нашей силы, свободы, культуры, размаха —
И машину войны победит Человек!

Ты решил упразднить на земле честь и совесть,
Благородного — в рабство отдать подлецу, —
Но твоя бредовая, кровавая повесть,
Твой кошмарный «порядок» приходит к концу.

И славяне, которых ты в мании дикой
За людей не считал и плевал им в лицо,
Встали грозной семьею единой, великой,
Чтоб тебя, вурдалак, посадить на кольцо.

Вместе с русским испытанным набольшим братом
Бьется брат украинец и брат белорус,
Братья сербы и чехи, поляки, хорваты
Рвут кровавые цепи — и крепнет союз.

Будет гнев наш святой беспощаден и страшен,
Расплатиться заставим мы катов и псов
За сестер и за братьев замученных наших,
За Белград и Варшаву, за Минск и за Львов!

 

1941