Изменение статуса позднеримских колонов в IV—vi вв.

Государ­ст­вен­ная поли­ти­ка в отно­ше­нии коло­нов опре­де­ля­лась в сво­ей осно­ве глу­бин­ны­ми сдви­га­ми в систе­ме обще­ст­вен­ных отно­ше­ний в импе­рии. Исполь­зуя пра­во в каче­стве орудия сво­ей поли­ти­ки, импе­ра­то­ры, таким обра­зом, через его посред­ство вно­си­ли изме­не­ния в систе­му пра­во­вых норм, сло­жив­ших­ся в клас­си­че­ский пери­од рим­ской юрис­пруден­ции. При этом оче­вид­но, что систе­ма пра­во­вых отно­ше­ний не повто­ря­ла бук­валь­но лежав­шую в ее осно­ве систе­му обще­ст­вен­ных отно­ше­ний. Рим­ская пра­во­вая систе­ма, сло­жив­ша­я­ся к нача­лу позд­не­ан­тич­но­го пери­о­да, как и вся­кая систе­ма, име­ла свои прин­ци­пы раз­ви­тия. Внед­ряв­ша­я­ся в пра­во новая прак­ти­ка обще­ст­вен­ных отно­ше­ний не толь­ко застав­ля­ла его изме­нять­ся и при­ни­мать «вуль­гар­ный» по отно­ше­нию к клас­си­че­ско­му вид, но и в немень­шей сте­пе­ни сама пере­ра­ба­ты­ва­лась под воздей­ст­ви­ем зако­но­мер­но­стей его функ­ци­о­ни­ро­ва­ния как систе­мы. Все это гово­рит о том, что вза­и­мо­дей­ст­вие пра­ва и обще­ст­вен­ной прак­ти­ки было слож­ным. Исполь­зуя импе­ра­тор­ское зако­но­да­тель­ство в каче­стве источ­ни­ка, нель­зя отож­дествлять зафик­си­ро­ван­ные в нем пере­ме­ны в харак­те­ри­сти­ках тех или иных обще­ст­вен­ных групп с пере­ме­на­ми в обще­ст­вен­ном строе. Сле­ду­ет учи­ты­вать, что пра­во мог­ло смот­реть на мир и оце­ни­вать дей­ст­ви­тель­ность толь­ко сквозь приз­му соб­ст­вен­ной систе­мы. В закон­чен­ном, иде­аль­ном виде пра­во­вая систе­ма повто­ря­ла в общих чер­тах иде­ал обще­ст­вен­ной струк­ту­ры, но не сами обще­ст­вен­ные отно­ше­ния. Поэто­му в импе­ра­тор­ском зако­но­да­тель­стве мож­но увидеть направ­ле­ние раз­ви­тия соци­аль­но-пра­во­вой систе­мы. Но чтобы про­следить эво­лю­цию каж­до­го ее ком­по­нен­та, то есть сосло­вия, обще­ст­вен­ной груп­пы и т. п., сле­ду­ет соот­но­сить дан­ные о ней с раз­ви­ти­ем соци­аль­но-пра­во­вой систе­мы в целом. Вслед­ст­вие это­го, мате­ри­а­лы и тер­ми­но­ло­гия зако­но­да­тель­ства часто не сов­па­да­ют с соот­вет­ст­ву­ю­щи­ми ком­по­нен­та­ми нарра­тив­ных источ­ни­ков. Их сов­ме­ще­ние в исто­ри­че­ских иссле­до­ва­ни­ях тре­бу­ет ком­мен­та­ри­ев.

В свя­зи со ска­зан­ным понят­но, что, хотя поня­тие соци­аль­но-юриди­че­ско­го ста­ту­са (con­di­cio) пере­кли­ка­ет­ся с поло­же­ни­ем фик­си­ро­вав­ше­го­ся им обще­ст­вен­но­го слоя, бук­валь­но они не могут быть отож­дест­вле­ны. Эво­лю­ция ста­ту­са обще­ст­вен­ных групп фик­си­ро­ва­ла раз­ви­тие обще­ст­вен­ной и пра­во­вой систем, а не их соб­ст­вен­но­го поло­же­ния. Поэто­му в зако­но­да­тель­стве зафик­си­ро­ва­ны пово­роты поли­ти­ки по отно­ше­нию к обще­ст­вен­ным груп­пам, а не их внут­рен­няя эво­лю­ция. Конеч­но, изме­не­ния в обще­ст­вен­ной систе­ме ока­зы­ва­ли вли­я­ние на реаль­ное поло­же­ние насе­ле­ния, но важ­но под­черк­нуть, что это вли­я­ние было не пря­мым, а опо­сре­до­ван­ным.

В совре­мен­ной лите­ра­ту­ре наи­бо­лее чет­ко про­сле­жи­ва­ет­ся два под­хо­да к эво­лю­ции ста­ту­са позд­не­ан­тич­ных коло­нов, хотя они не все­гда осо­зна­ют­ся и выдер­жи­ва­ют­ся иссле­до­ва­те­ля­ми в чистом виде. Ино­гда акцен­ти­ру­ют вни­ма­ние на дли­тель­ном ухуд­ше­нии соци­аль­но-эко­но­ми­че­ско­го поло­же­ния коло­нов.

При этом осо­бен­но под­чер­ки­ва­ет­ся, что фак­ти­че­ски проч­ная их связь с име­ни­ем уста­но­ви­лась в тече­ние II—III вв. Часто счи­та­ет­ся, что на ухуд­ше­ние поло­же­ния коло­нов повли­ял кри­зис III в., кото­рый рас­смат­ри­ва­ет­ся как соци­аль­но-эко­но­ми­че­ский в сво­ей осно­ве¹. Зача­стую уже для это­го вре­ме­ни их зави­си­мость рас­смат­ри­ва­ет­ся как фик­си­ро­ван­ная в пра­ве. В каче­стве аргу­мен­та при­во­дит­ся трак­тов­ка ряда юриди­че­ских тек­стов, в основ­ном из Дигест Юсти­ни­а­на². Исхо­дя из это­го, пола­га­ют, что в нача­ле IV в.были лишь юриди­че­ски закреп­ле­ны уже дав­но сло­жив­ши­е­ся отно­ше­ния гос­под­ства и под­чи­не­ния меж­ду земле­вла­дель­цем и коло­ном³. Коло­ны были при­креп­ле­ны к зем­ле и ее обра­бот­ке. На осно­ве тако­го под­хо­да неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли счи­та­ют, что уже с нача­ла IV в. коло­на с.143 мож­но трак­то­вать как адскрип­ти­ция. Его иму­ще­ство они рас­смат­ри­ва­ют как пеку­лий, а его само­го как лицо раб­ско­го или почти раб­ско­го ста­ту­са⁴. Отсюда сле­ду­ет, что поло­же­ние и ста­тус (вопрос об их раз­ли­чии при этом прак­ти­че­ски не ста­вит­ся) коло­нов пре­тер­пе­ли наи­боль­шие изме­не­ния в тече­ние II—III вв., а позд­не­ан­тич­ные коло­ны сохра­ня­ли уже сфор­ми­ро­вав­ший­ся к IV в.более или менее одно­знач­ный ста­тус, на осно­ве кото­ро­го про­ис­хо­ди­ло лишь неко­то­рое ухуд­ше­ние их поло­же­ния в сто­ро­ну сбли­же­ния с поло­же­ни­ем рабов.

Иной под­ход состо­ит в том, что при­креп­ле­ние коло­нов к месту житель­ства, име­нию или зем­ле рас­смат­ри­ва­ет­ся как нача­ло каче­ст­вен­но­го ново­го эта­па в раз­ви­тии коло­на­та. Лишь его рас­про­стра­не­ние дало сти­мул после­ду­ю­ще­му оформ­ле­нию прин­ци­пи­аль­но ново­го ста­ту­са зави­си­мо­го коло­на. При этом отно­ше­ния фак­ти­че­ской зави­си­мо­сти, скла­ды­вав­ши­е­ся в эпо­ху Ран­ней импе­рии, не при­ни­ма­ют­ся в рас­чет, посколь­ку они не фик­си­ро­ва­лись юриди­че­ски. Оче­вид­но, что в этом слу­чае каче­ст­вен­но раз­ли­ча­ют­ся поня­тия поло­же­ние и ста­тус. Тако­го под­хо­да при­дер­жи­ва­ют­ся в основ­ном иссле­до­ва­те­ли, объ­яс­ня­ю­щие закреп­ле­ние коло­нов в име­ни­ях потреб­но­стью государ­ства отла­дить меха­низм новой фис­каль­ной систе­мы, скла­ды­вав­шей­ся в резуль­та­те реформ Дио­кле­ти­а­на⁵. По их мне­нию, запрет покидать име­ния не сра­зу при­вел к уста­нов­ле­нию свя­зи коло­нов с зем­лей. Он был лишь пред­по­сыл­кой для после­ду­ю­ще­го фор­ми­ро­ва­ния юриди­че­ской зави­си­мо­сти, на осно­ве кото­рой и воз­ник новый ста­тус зави­си­мо­го коло­на⁶. Эта зави­си­мость впер­вые про­яви­ла себя даже не в кон­сти­ту­ции 332 г., кото­рую сто­рон­ни­ки преж­де рас­смот­рен­но­го под­хо­да счи­та­ют завер­шаю­щим аккор­дом фор­ми­ро­ва­ния ста­ту­са. По-насто­я­ще­му же проч­ная связь коло­на с зем­лей скла­ды­ва­лась толь­ко с середи­ны IV в.⁷ И толь­ко после это­го мож­но гово­рить о фор­ми­ро­ва­нии ста­ту­са зави­си­мо­го коло­на. Такая точ­ка зре­ния доми­ни­ру­ет в совре­мен­ной спе­ци­аль­ной лите­ра­ту­ре о коло­на­те. Поэто­му сре­ди спе­ци­а­ли­стов вто­рая поло­ви­на IV в. счи­та­ет­ся важ­ным пере­лом­ным пери­о­дом в раз­ви­тии коло­на­та⁸. Кро­ме того, в работах послед­не­го вре­ме­ни появи­лась тен­ден­ция вооб­ще отри­цать суще­ст­во­ва­ние осо­бо­го ста­ту­са зави­си­мо­го коло­на. В ста­тьях Ж.-М. Каррие дан­ные зако­но­да­тель­ства о под­чи­нен­ном поло­же­нии коло­нов рас­смат­ри­ва­ют­ся как про­яв­ле­ние прав на их нало­го­вые обя­зан­но­сти со сто­ро­ны фис­ка, пред­ста­ви­те­лем кото­ро­го высту­пал земле­вла­де­лец. Несмот­ря на кри­ти­ку основ­ных поло­же­ний Каррие об авто­пра­гии и фис­каль­ных потреб­но­стях, в вопро­се о ста­ту­се Б. Сиркс фак­ти­че­ски сле­ду­ет за ним.

Пред­став­ля­ет­ся все же более обос­но­ван­ным тра­ди­ци­он­ный под­ход к оцен­ке ста­ту­са зави­си­мо­го коло­на, выра­жен­ный в обзо­ре ста­тей Ж.-М.Каррие И. Ф. Фих­ма­ном. Он при­вел оче­вид­ные дан­ные зако­но­да­тель­ства, ука­зы­ваю­щие на суще­ст­во­ва­ние тако­го осо­бо­го ста­ту­са (con­di­cio)⁹. Поэто­му вопро­сом о ста­ту­се позд­не­рим­ских коло­нов мы воз­вра­ща­ем­ся к ста­рой дилем­ме: либо он офор­мил­ся в нача­ле IV в. в свя­зи с юриди­че­ским при­креп­ле­ни­ем коло­нов к зем­ле, либо он вызрел посте­пен­но в тече­ние IV—V вв. В осно­ве столь раз­лич­ных выво­дов лежит один и тот же, но по-раз­но­му интер­пре­ти­ру­е­мый, мате­ри­ал импе­ра­тор­ско­го зако­но­да­тель­ства. Ста­тус коло­нов мог про­явить­ся в нем как сово­куп­ность черт, харак­те­ри­зу­ю­щих пра­во­спо­соб­ность коло­нов и их соот­но­ше­ние с дру­ги­ми груп­па­ми пле­бе­ев, вхо­див­ши­ми в состав hu­mi­lio­res. Поэто­му логич­но рас­смот­реть дан­ные зако­но­да­тель­ства по каж­дой из черт их ста­ту­са в отдель­но­сти на про­тя­же­нии IV—VI вв. В сово­куп­но­сти они поз­во­лят заклю­чить, появил­ся ли новый ста­тус зави­си­мо­го коло­на с нача­ла IV в. или в более позд­нее вре­мя. Эво­лю­ция же черт это­го ста­ту­са пока­жет направ­ле­ние раз­ви­тия коло­на­та в рам­ках позд­не­ан­тич­ной соци­аль­но-пра­во­вой систе­мы.

с.144

4. 1. Пра­во коло­нов на судеб­ный иск.

Почти до кон­ца IV в. коло­ны без каких бы то ни было огра­ни­че­ний высту­па­ли в суде ист­ца­ми и ответ­чи­ка­ми¹⁰. Кон­сти­ту­ция 386 г. даже при­зы­ва­ла коло­нов, наряду с сена­то­ра­ми, кури­а­ла­ми и посес­со­ра­ми, обли­чать бес­чест­ных судей (CTh. IX, 27, 6 = CJ. IX, 27, 4). К тому же вре­ме­ни отно­сит­ся про­цесс Либа­ния со сво­и­ми коло­на­ми, нача­тый по их ини­ци­а­ти­ве. Как извест­но, Либа­ний про­иг­рал свой земель­ный спор с коло­на­ми (Li­ban. Or. 47, 13—14). Хотя дело здесь не обо­шлось без помо­щи коло­нам со сто­ро­ны най­ден­ных ими покро­ви­те­лей, сам этот факт доста­точ­но выра­зи­те­лен. Сохра­нив­ше­е­ся импе­ра­тор­ское зако­но­да­тель­ство напол­не­но мно­же­ст­вом поста­нов­ле­ний, повто­ряв­ших запрет земле­вла­дель­цам нару­шать «обы­чаи»(con­sue­tu­di­nes), кото­ры­ми регу­ли­ро­ва­лись их вза­и­моот­но­ше­ния с коло­на­ми¹¹. В част­но­сти запре­ща­лось изме­нять или повы­шать аренд­ную пла­ту, не гово­ря уже о каких-либо экс­тра­ор­ди­нар­ных побо­рах в поль­зу земле­вла­дель­ца. В поста­нов­ле­нии кон­ца IV в. осо­бен­но под­чер­ки­ва­лось, что за коло­ном, несмот­ря ни на что, сохра­ня­ет­ся пра­во иска про­тив хозя­и­на в слу­чае взи­ма­ния им пла­те­жей сверх закон­ной нор­мы¹². На прак­ти­ке под­куп­ность судей и адми­ни­ст­ра­ции зача­стую отда­ва­ла пред­по­чте­ние то земле­вла­дель­цу, то коло­нам¹³. Поэто­му реаль­ная власть хозя­и­на зем­ли, кото­рую обра­ба­ты­ва­ли коло­ны, часто зави­се­ла от его богат­ства, соци­аль­но­го веса и дру­гих обсто­я­тельств. Но пра­во обра­тить­ся в суд коло­ны сохра­ня­ли.

Одна­ко в самом кон­це IV в. оно было под­верг­ну­то сомне­нию. Этот пере­лом в созна­нии пра­ви­тель­ст­вен­ных юри­стов про­явил­ся в кон­сти­ту­ции коми­ту Азии Небридию, сохра­нив­шей­ся, прав­да, в редак­ции Кодек­са Юсти­ни­а­на (XI, 50, 2 — 396): «Хотя коло­ны впи­са­ны в цен­зы, они [юриди­че­ски] сво­бод­ны как по отно­ше­нию к тем, кому не дела­ют их под­чи­нен­ны­ми нало­го­вые постав­ки, так и по отно­ше­нию к тем, от кого еже­год­ны­ми повин­но­стя­ми и пред­на­зна­че­ни­ем [сво­е­го] поло­же­ния [фак­ти­че­ски] они зави­си­мы почти так, что выглядят свя­зан­ны­ми неким подо­би­ем раб­ства. Тем не менее нетер­пи­мо, чтобы они осме­ли­ва­лись тре­во­жить тяж­бой тех, кем, как хозя­е­ва­ми, без сомне­ния, они могут быть рас­про­да­ны вме­сте с име­ни­я­ми. Впредь мы устра­ня­ем такую воз­мож­ность, чтобы никто [из них] не осме­ли­вал­ся бес­по­ко­ить в суде досто­ин­ство гос­по­ди­на, и пусть зна­ют, что чьи они сами, того же и все им [при­над­ле­жа­щее]. Ведь посколь­ку очень часто поста­нов­ля­лось, чтобы нико­му из коло­нов не поз­во­лять без ведо­ма хозя­и­на име­ния ни про­да­вать, ни отчуж­дать дру­гим спо­со­бом ниче­го из сво­е­го пеку­лия, каким обра­зом он смо­жет на рав­ном пра­ве высту­пить в суде про­тив тако­го лица, кото­ро­му зако­ны не поз­во­ля­ют иметь в сво­ем пра­ве ниче­го соб­ст­вен­но­го, и обла­даю­ще­го вла­стью толь­ко при­об­ре­тать, но не переда­вать, тогда как хозя­и­ну они поз­во­ля­ют и при­об­ре­тать, и вла­деть? Но запре­щая тако­му роду людей воз­буж­дать иски про­тив хозя­ев или патро­нов и отка­зы­вая им в пра­ве вызо­ва в суд, как в делах граж­дан­ских мы дела­ем исклю­че­ние для слу­ча­ев взи­ма­ния пла­те­жей сверх закон­ной меры, про­тив чего и преж­ние прин­цеп­сы пре­до­став­ля­ли им воз­мож­ность про­те­сто­вать, так и при исхо­дя­щем от государ­ства обви­не­нии в уго­лов­ных пре­ступ­ле­ни­ях у них не отни­ма­ет­ся воз­мож­ность судить­ся по пово­ду без­за­ко­ний по отно­ше­нию к ним самим и их близ­ким» (CJ. XI, 50, 2 — 396).

Соглас­но обще­му мне­нию, в кон­сти­ту­ции, наряду с огра­ни­че­ни­ем прав коло­нов на иму­ще­ство, зафик­си­ро­ван «запрет пра­ва иска» по любым делам, не касав­шим­ся физи­че­ско­го наси­лия и эко­но­ми­че­ско­го дав­ле­ния на коло­на¹⁴. Одна­ко Д. Айбах свя­зал это поста­нов­ле­ние с кон­сти­ту­ци­ей 366 (371) г., пре­до­став­ляв­шей земле­вла­дель­цам пра­ва при­нуж­дать коло­нов к испол­не­нию обя­зан­но­стей в поль­зу государ­ства (авто­пра­гии). По его мне­нию, имен­но на такое при­нуж­де­ние коло­ны и не полу­ча­ли пра­ва жало­вать­ся в суд, поэто­му кон­сти­ту­ция не вно­си­ла ниче­го ново­го в пра­ва коло­на и не с.145 вли­я­ла на его ста­тус¹⁵. Для кон­ца IV в. такое про­чте­ние кон­сти­ту­ции кажет­ся вполне веро­ят­ным. Сохра­нив­ший­ся же ее текст, фак­ти­че­ски урав­ни­вав­ший коло­нов в их отно­ше­нии к земле­вла­дель­цу с его раба­ми и отпу­щен­ни­ка­ми, выглядит ско­рее про­дук­том твор­че­ства соста­ви­те­лей Кодек­са Юсти­ни­а­на. Содер­жав­ше­е­ся в ори­ги­на­ле кон­сти­ту­ции 396 г. част­ное огра­ни­че­ние воз­мож­но­стей коло­нов обра­тить­ся в суд на земле­вла­дель­ца было исполь­зо­ва­но ими для кон­стру­и­ро­ва­ния огра­ни­чен­но­сти их прав.

Судя по источ­ни­кам, коло­ны вели дела в суде и в V в., и в эпо­ху Юсти­ни­а­на¹⁶. Одна­ко отно­ше­ние вла­стей к обра­ще­ни­ям коло­нов в суд было нега­тив­ным. В одной из новелл Юсти­ни­а­на (80, 2 — 539) сооб­ща­ет­ся, что коло­ны (geōrgi te­loun­tes hu­po des­po­teian = ag­ri­co­lae ali­qui sub do­mi­nis con­sti­tu­ti) при­ез­жа­ют в сто­ли­цу мно­го­чис­лен­ны­ми груп­па­ми для воз­буж­де­ния судеб­ных про­цес­сов про­тив сво­их гос­под. Кве­сто­ру пред­ла­га­лось доби­вать­ся их ско­рей­шей отправ­ки обрат­но. При этом раз­ли­ча­лось две ситу­а­ции. В пер­вой коло­ны, види­мо, при­ез­жа­ли про­сто жало­вать­ся на гос­под. Это рас­смат­ри­ва­ет­ся как их пра­во, кото­рое гос­по­да обя­за­ны удо­вле­тво­рить поско­рее. Во вто­ром слу­чае коло­ны явля­лись судить­ся с гос­по­да­ми и вести про­тив них дела. Для это­го пред­ла­га­лось остав­лять двух-трех из них. Бес­по­ко­ив­шие их дела пред­пи­сы­ва­лось решать мак­си­маль­но быст­ро, чтобы не задер­жи­вать коло­нов в сто­ли­це и не при­чи­нять убыт­ков отры­вом от сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных работ ни им самим, ни их хозя­е­вам. Тот же настрой и в кон­сти­ту­ции Небридию: «нетер­пи­мо, чтобы коло­ны осме­ли­ва­лись тре­во­жить тяж­бой хозя­ев», «как мог бы хозя­ин высту­пать в суде на рав­ном пра­ве про­тив тако­го лица», чьи пра­ва пере­ста­ли быть рав­ны­ми его пра­вам. Такое отно­ше­ние оче­вид­но для обще­ства, в кото­ром юриди­че­ское лицо (per­so­na) коло­на пере­ста­ло быть рав­ным «лицу» земле­вла­дель­ца. В рим­ском обще­стве IV в.для это­го еще не было осно­ва­ний.

В VI в., по всей веро­ят­но­сти, у коло­нов было ото­бра­но реаль­но уже утра­тив­шее зна­че­ние пра­во судить­ся с хозя­и­ном по вопро­сам, кото­рые не каса­лись непо­сред­ст­вен­но их иму­ще­ст­вен­ных или лич­ных отно­ше­ний. Нали­чие это­го пра­ва ука­зы­ва­ло на при­над­леж­ность коло­на и земле­вла­дель­ца к одно­му кол­лек­ти­ву граж­дан. Устра­не­ние его пока­зы­ва­ло, что объ­еди­няв­шее их поня­тие граж­дан­ства рас­па­лось, а коло­ны и их хозя­е­ва ока­за­лись в раз­ных сосло­ви­ях. Такое лише­ние коло­нов пра­ва доно­са на гос­по­ди­на сто­я­ло очень близ­ко к ана­ло­гич­ным поста­нов­ле­ни­ям в отно­ше­нии рабов и воль­ноот­пу­щен­ни­ков¹⁷. Види­мо, коло­на пыта­лись рас­смат­ри­вать если не в каче­стве состав­ной части фами­лии сво­е­го хозя­и­на, то как непо­сред­ст­вен­ное про­дол­же­ние фами­лии сво­е­го патро­на. То есть как лицо под­власт­ное¹⁸. Как неод­но­крат­но отме­ча­ла Е. М. Шта­ер­ман, «чело­век эко­но­ми­че­ски зави­си­мый… не смел выска­зы­вать мне­ние, не угод­ное тому, кому был чем-то обя­зан»¹⁹. Сохра­не­ние за коло­на­ми пра­ва обра­щать­ся в суд по пово­ду su­pe­re­xa­tio­nes или наси­лия совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли рас­смат­ри­ва­ют в каче­стве аргу­мен­та сохра­не­ния ими сво­бод­но­го ста­ту­са. Но ведь и рабы как буд­то отве­ча­ли по искам de pe­cu­lio, хотя фор­маль­но, конеч­но, отве­чал их гос­по­дин. Они не мог­ли лишь свиде­тель­ст­во­вать про­тив гос­по­ди­на, что на юриди­че­ском язы­ке зна­чи­ло бы, что он свиде­тель­ст­ву­ет про­тив само­го себя. Одна­ко еще во II в. рабам было пре­до­став­ле­но пра­во жало­вать­ся на жесто­кое обра­ще­ние хозя­ев. Имен­но это пра­во кон­сти­ту­ция 396 г. оста­ви­ла коло­ну. Да к нему было добав­ле­но пра­во на иск про­тив su­pe­re­xac­tio. Этим пра­вом пеку­лий коло­на как бы ока­зал­ся под охра­ной государ­ства.

Две кон­сти­ту­ции Юсти­ни­а­на 529 г., как бы приот­кры­вая сто­яв­шую за пра­во­вы­ми фор­ма­ми реаль­ную дей­ст­ви­тель­ность, пока­зы­ва­ют, что коло­ны при­бе­га­ли к суду, оспа­ри­вая свой зави­си­мый ста­тус и пра­во сво­е­го хозя­и­на на зем­лю (CJ. IV, 21, 19; XI, 48, 20). В дан­ном слу­чае нас инте­ре­су­ет сам факт суще­ст­во­вав­шей в VI в. воз­мож­но­сти тако­го рода. При­ме­ни­тель­но к харак­те­ри­сти­ке ста­ту­са коло­нов с.146 пред­став­лен­ные в кон­сти­ту­ци­ях ситу­а­ции мож­но трак­то­вать по-раз­но­му. Судя по кон­тек­сту, коло­ны оспа­ри­ва­ли сво­бо­ду, кото­рая с точ­ки зре­ния государ­ства им не подо­ба­ла (co­lo­ni ad do­mi­num cer­tan­tes et si­bi ini­quam for­te li­ber­ta­tem vin­di­can­tes). Мож­но, подоб­но Е. Э. Лип­шиц, видеть в этих коло­нах, закре­по­ща­е­мых зем­ледель­цев, боров­ших­ся про­тив рас­ши­ре­ния их экс­плу­а­та­ции²⁰. В таком слу­чае воз­мож­но при­зна­ние у них рав­но­го с гос­по­ди­ном пра­ва на судеб­ный иск. Но, быть может, в юриди­че­ской ситу­а­ции этих кон­сти­ту­ций судя­щих­ся с земле­вла­дель­ца­ми коло­нов сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как неза­ви­си­мых от него само­сто­я­тель­ных (sui iuris) зем­ледель­цев. Оспо­рив в усло­ви­ях неусто­яв­ших­ся меж­ду ними свя­зей пра­ва земле­вла­дель­ца, коло­ны тем самым ста­ви­ли себя в рав­ное с земле­вла­дель­цем пра­во­вое поло­же­ние, то есть высту­па­ли в суде не как его коло­ны.

Пра­во­вая обособ­лен­ность импе­ра­тор­ских коло­нов спо­соб­ст­во­ва­ла созда­нию режи­ма осо­бо­го бла­го­при­ят­ст­во­ва­ния для них в суде²¹. В IV в. про­вин­ци­аль­ные судьи име­ли рав­ные пра­ва в отно­ше­нии как част­ных, так и импе­ра­тор­ских коло­нов (CTh. II, 11, 1 — 349). Но на слу­ша­нии дел послед­них дол­жен был при­сут­ст­во­вать импе­ра­тор­ский рацио­нал или про­ку­ра­тор (CJ. III, 26, 8 — 355). При Вален­ти­ни­ане I наряду с рацио­на­лом кури­ро­ва­ние судеб­ных дел импе­ра­тор­ских коло­нов было пору­че­но осо­бо­му дефен­со­ру импе­ра­тор­ских вла­де­ний (CTh. X, 4, 3 — 370? 373?). При этом внут­рен­ние спо­ры меж­ду импе­ра­тор­ски­ми и пат­ри­мо­ни­аль­ны­ми коло­на­ми изы­ма­лись из веде­ния про­вин­ци­аль­ных судов, их стал решать рацио­нал (CJ. III, 26, 7 — 349). Во вто­рой поло­вине IV — пер­вой поло­вине V вв. в свя­зи с рас­про­да­жа­ми государ­ст­вен­ных име­ний чис­ло коло­нов, нахо­див­ших­ся под непо­сред­ст­вен­ным кон­тро­лем импе­ра­тор­ской адми­ни­ст­ра­ции, сокра­ти­лось. Но при этом рельеф­нее ста­ло выде­лять­ся их осо­бое пра­во­вое поло­же­ние. Поэто­му к середине V в. про­изо­шло изъ­я­тие граж­дан­ских и уго­лов­ных дел импе­ра­тор­ских коло­нов из прак­ти­ки про­вин­ци­аль­ных судей и переда­ча их коми­ту и пре­по­зи­ту импе­ра­то­ра (CJ. III, 26, 11 — 442).

4. 2. Коло­ны и воин­ская служ­ба.

Обще­при­зна­но, что в IV в. коло­ны наби­ра­лись в армию в соот­вет­ст­вии с при­ня­тым поряд­ком, соглас­но кото­ро­му ново­бран­цев выстав­лял хозя­ин име­ния²². Коло­нов воз­вра­ща­ли из войск к их обя­зан­но­стям лишь в тех слу­ча­ях, когда они ухо­ди­ли в армию тай­ком по соб­ст­вен­но­му почи­ну, а не будучи выстав­ле­ны земле­вла­дель­ца­ми²³. Доста­точ­но отчет­ли­во это пока­зы­ва­ет сокра­щен­ная в Кодек­се Юсти­ни­а­на кон­сти­ту­ция маги­ст­ру обо­их родов войск Пуль­х­ру: «Тво­е­му высо­че­ству сле­ду­ет бди­тель­но следить, чтобы ни коло­ны, ни пас­ту­хи не при­ни­ма­лись в армию по соб­ст­вен­но­му их пред­ло­же­нию и не при­нуж­да­лись к воин­ской служ­бе про­тив их воли» (CJ. XII, 33, 3 — 395/402). Собран­ные в Новел­лах к Кодек­су Фео­до­сия кон­сти­ту­ции Фео­до­сия II и Вален­ти­ни­а­на III пока­зы­ва­ют, что и в середине V в. коло­ны рас­смат­ри­ва­лись как мате­ри­ал для воин­ско­го набо­ра²⁴. Поэто­му кон­сти­ту­цию этих импе­ра­то­ров в Кодек­се Юсти­ни­а­на, запре­щав­шую допус­кать коло­нов к воин­ским долж­но­стям, сле­ду­ет пони­мать не как запрет им слу­жить в армии, а как запрет посту­пать туда по воль­но­му най­му: «Пола­га­ем, что коло­нов нико­им обра­зом не сле­ду­ет допус­кать ни к каким, хотя бы и низ­шим, воин­ским долж­но­стям. Но и не поз­во­ля­ем, чтобы впи­сан­ные в ценз доби­ва­лись долж­но­сти аппа­ри­то­ров маги­стер­ской вла­сти, так как в этой части мы забо­тим­ся и о пра­ве гос­под, и о чести государ­ства»²⁵. Одна­ко харак­тер сокра­ще­ния этой и дру­гих ана­ло­гич­ных кон­сти­ту­ций в Кодек­се Юсти­ни­а­на наво­дит на мысль, что к VI в. коло­нов пере­ста­ли при­ни­мать в армию вооб­ще²⁶.

Посте­пен­но­му вытес­не­нию коло­нов с воин­ской служ­бы спо­соб­ст­во­ва­ла введен­ная Дио­кле­ти­а­ном систе­ма рекрут­ско­го набо­ра. Она пред­по­ла­га­ла воз­мож­ность заме­ны с.147 ново­бран­ца так назы­вае­мы­ми «рекрут­ски­ми день­га­ми» (aurum ti­ro­ni­cum). Набор в армию часто был свя­зан со зло­употреб­ле­ни­я­ми²⁷. В 375 г. с целью поме­шать корруп­ции при набо­ре были состав­ле­ны еди­ные пра­ви­ла вер­бов­ки, соглас­но кото­рым рекрут оце­ни­вал­ся в 30 солидов. К этой сум­ме добав­ля­лось еще шесть солидов, кото­рые рекрут полу­чал от выстав­ляв­ше­го его земле­вла­дель­ца на при­об­ре­те­ние аму­ни­ции и дру­гих затрат. Таким обра­зом, воен­ную повин­ность мож­но было отку­пить сум­мой в 36 солидов (CTh. VII, 13, 7). Веро­ят­но, вни­ма­ние к этой про­бле­ме во вто­рой поло­вине IV в. не было слу­чай­ным при том, что импе­рия в это вре­мя осо­бен­но нуж­да­лась в сол­да­тах. Заме­нить рекру­тов выпла­той денег пред­по­чи­та­ли на экзи­ми­ро­ван­ных зем­лях импе­ра­то­ра и сена­то­ров. Высту­пав­ший рев­ни­те­лем тра­ди­ций Юли­ан было запре­тил сена­то­рам выкуп­ные пла­те­жи, обя­зав их постав­кой рекру­тов (CTh. XI, 23, 2 — 362). Но при Вален­ти­ни­ане I и Вален­те от это­го пра­ви­ла ста­ли отхо­дить (So­zo­men. VI, 37; Soc­rat. IV, 34). К кон­цу IV в. импе­ра­тор­ские и сена­тор­ские вла­де­ния осво­бож­да­лись от рекрут­ско­го набо­ра с заме­ной его денеж­ны­ми выпла­та­ми²⁸.

4. 3. Коло­ны и город­ские обя­зан­но­сти.

В пер­вой поло­вине IV в., види­мо, не суще­ст­во­ва­ло спе­ци­аль­ных запре­тов коло­нам зани­мать граж­дан­ские долж­но­сти. В одном из поста­нов­ле­ний Кон­стан­ти­на гово­рит­ся о «впи­сан­ных в ценз» (cen­si­ti), кото­рые испол­ня­ют обя­зан­но­сти анно­на­ри­ев и пис­цов (CTh. VIII, 1, 3 — 333). Част­но­пра­во­вые доку­мен­ты из Егип­та пока­зы­ва­ют, что при­вле­че­ние сель­ских жите­лей к литур­ги­че­ским обя­зан­но­стям было рас­про­стра­нен­ным явле­ни­ем. Кон­сти­ту­ция Кон­стан­ти­на, поощ­ряя выпол­не­ние ими этой работы, пред­пи­сы­ва­ла осво­бож­дать их за это от подуш­ной пода­ти. От Обя­зан­но­стей в поль­зу город­ской общи­ны осво­бож­да­лись толь­ко импе­ра­тор­ские коло­ны (CJ. XI, 68, 1; 2). Как уже отме­ча­лось, с точ­ки зре­ния антич­ной фор­мы обще­ст­вен­но­го устрой­ства это озна­ча­ло ухуд­ше­ние их граж­дан­ско-пра­во­во­го ста­ту­са. Но фак­ти­че­ски в позд­не­ан­тич­ных усло­ви­ях рас­смат­ри­ва­лось как при­ви­ле­гия, осво­бож­дав­шая от тягост­ной повин­но­сти. Были широ­ко рас­про­стра­не­ны раз­лич­ные спо­со­бы укло­не­ния от нее со сто­ро­ны кури­а­лов, на кото­рых лежа­ла основ­ная тяжесть город­ских издер­жек. В чис­ле про­че­го кури­а­лы исполь­зо­ва­ли эту при­ви­ле­гию импе­ра­тор­ских коло­нов, арен­дуя участ­ки зем­ли в импе­ра­тор­ских вла­де­ни­ях. Полу­чив таким обра­зом фор­маль­ное пра­во име­но­вать­ся импе­ра­тор­ски­ми коло­на­ми, они нахо­ди­ли спо­соб вый­ти из сосло­вия кури­а­лов, про­дол­жая, воз­мож­но, жить в горо­де (CTh. XII, 1, 33 — 342). Такие кури­а­лы не были, конеч­но, насто­я­щи­ми коло­на­ми. Кон­сти­ту­ция Кон­стан­ция назы­ва­ет их вклю­че­ние в чис­ло импе­ра­тор­ских коло­нов «улов­кой».

Ино­гда в каче­стве дока­за­тель­ства при­вле­че­ния в курии зажи­точ­ных коло­нов-ори­ги­на­ри­ев при­во­дит­ся кон­сти­ту­ция 383 г.: «Кури­а­лам про­вин­ции Мезия раз­ре­ша­ет­ся при­вле­кать к обя­зан­но­стям деку­ри­о­нов пле­бе­ев, име­ю­щих зна­чи­тель­ное иму­ще­ство, чтобы люди низ­ко­го про­ис­хож­де­ния, но бога­тые, не избе­га­ли вслед­ст­вие незна­чи­тель­но­сти ничтож­но­го име­ни тягот, для кото­рых тре­бу­ет­ся иму­ще­ство. По их жела­нию добав­ля­ет­ся так­же и то, чтобы бежав­шие со вре­мен боже­ст­вен­но­го Юли­а­на к раз­лич­ным про­вин­ци­аль­ным обя­зан­но­стям лица мест­но­го про­ис­хож­де­ния (ori­gi­na­les) без како­го бы то ни было коле­ба­ния воз­вра­ща­лись к обя­зан­но­стям кури­а­лов»(CTh. XII, 1, 96 — 383). Одна­ко по кон­тек­сту ori­gi­na­les, кото­рых обыч­но отож­дествля­ют с коло­на­ми-ори­ги­на­ри­я­ми, вовсе не были коло­на­ми. Это те потом­ст­вен­ные деку­ри­о­ны, кото­рые раз­бе­жа­лись из курий и кото­рых пред­пи­сы­ва­лось воз­вра­щать обрат­но (ret­ra­han­tur)²⁹. Иное дело зажи­точ­ные пле­беи, кото­рых было поз­во­ле­но вклю­чать в курию. Но они не были коло­на­ми. В Диге­стах Юсти­ни­а­на (50, 2, 7, 2) сохра­не­но пред­пи­са­ние, соглас­но кото­ро­му «пле­бею запре­ща­ет­ся отправ­лять почет­ные долж­но­сти с.148деку­ри­о­нов». Но уже в III в. воз­ник­ло мно­же­ство пре­цеден­тов отхо­да от это­го прин­ци­па³⁰.

К кон­цу IV в. не толь­ко импе­ра­тор­ские, но и все про­чие коло­ны без­услов­но осво­бож­да­лись от любых при­ви­ле­гий и долж­но­стей и воз­вра­ща­лись в име­ние сво­е­го хозя­и­на (CTh. XI, 48, 11 — 396). В ско­ром вре­ме­ни вопрос об уча­стии коло­нов в обще­ст­вен­ной жиз­ни кор­по­ра­ции, курии или про­сто за пре­де­ла­ми сво­е­го име­ния стал рас­смат­ри­вать­ся с точ­ки зре­ния сро­ка дав­но­сти (CTh. XII, 19, 2 — 400). Толь­ко про­слу­жив «курии, кол­ле­гии, бур­гу или про­чим сооб­ще­ствам» 30 или 40 лет, коло­ны мог­ли изба­вить­ся от сво­е­го ста­ту­са. Види­мо, к это­му вре­ме­ни скла­ды­ва­ет­ся по край­ней мере общее пред­став­ле­ние о нем. В отли­чие от эпо­хи Кон­стан­ти­на в нача­ле V в.уже запре­ща­лось назна­чать коло­нов на долж­но­сти табу­ля­ри­ев. Соглас­но кон­сти­ту­ции 401 г., в этом смыс­ле они, вме­сте с раба­ми, про­ти­во­сто­я­ли сво­бод­ным людям (CTh. VIII, 2, 5 = CJ. X, 71, 3). С этим, види­мо, был свя­зан и упо­ми­нав­ший­ся запрет зани­мать долж­но­сти аппа­ри­то­ров воен­ных маги­ст­ров. На прак­ти­ке, веро­ят­но, и в тече­ние V в. коло­ны неод­но­крат­но по раз­ным при­чи­нам нес­ли город­ские литур­ги­че­ские обя­зан­но­сти. Быть может, неко­то­рым из них это при­бав­ля­ло пре­сти­жа и обще­ст­вен­но­го веса у себя на родине. Мож­но пред­по­ло­жить, что по мере пре­вра­ще­ния коло­нов в осо­бое сосло­вие и отде­ле­ния их от граж­дан их стрем­ле­ние к город­ским mu­ne­ra et ho­no­res уси­ли­ва­лось. Но это не меня­ло их места в импер­ской обще­ст­вен­ной систе­ме. Ино­гда хозя­ин име­ния спо­кой­но смот­рел на то, что дети коло­на про­жи­ва­ли в горо­де и дела­ли себе карье­ру, никак не свя­зан­ную с зем­леде­ли­ем. Ему было доста­точ­но того, что обя­зан­но­сти коло­нов выпол­ня­ли их отцы и бра­тья (CJ. XI, 48, 23 — 531/4).

4. 4. Коло­ны и клир.

Кон­сти­ту­ции, свя­зан­ные с вступ­ле­ни­ем коло­нов в клир, появ­ля­ют­ся в зако­но­да­тель­стве на рубе­же IV—V вв. Быть может, это как-то было свя­за­но с укреп­ле­ни­ем пози­ций орто­док­саль­ной церк­ви в среде зем­ледель­цев име­ний в пери­од борь­бы с ере­ся­ми (CTh. XVI, 5, 52 — 412; 54 — 414). Но и раз­ви­тие самих коло­нат­ных отно­ше­ний вли­я­ло на вза­и­моот­но­ше­ния коло­нов с цер­ко­вью. В церк­вях, постро­ен­ных на терри­то­рии име­ний или сел, пред­ла­га­лось назна­чать слу­жи­те­лей из чис­ла мест­ных коло­нов, а не тех, кото­рые жили в дру­гом име­нии или селе³¹. Ко вре­ме­ни изда­ния Кодек­са Фео­до­сия эта прак­ти­ка была еще доста­точ­но новым явле­ни­ем. Поэто­му посвя­щен­ный назна­че­нию слу­жи­те­лей в церк­ви име­ний фраг­мент кон­сти­ту­ции 398 г. в переда­че Кодек­са Фео­до­сия акцен­ти­ро­вал вни­ма­ние лишь на фак­те раз­ре­ше­ния мест­ным зем­ледель­цам быть кли­ри­ка­ми³². Тот же фраг­мент в переда­че Кодек­са Юсти­ни­а­на под­чер­ки­вал, что ново­ис­пе­чен­ные кли­ри­ки долж­ны сохра­нять «тяготы и бре­мя сво­ей подуш­ной пода­ти»³³. По-види­мо­му, в тече­ние V в. про­бле­ма пла­те­жей и повин­но­стей кли­ри­ков из чис­ла коло­нов ста­ла более акту­аль­ной.

Сохра­нив­ше­е­ся в Кодек­се Юсти­ни­а­на (I, 3, 16) поста­нов­ле­ние 409 г. дава­ло зем­ледель­цам, ста­но­вив­шим­ся свя­щен­ни­ка­ми в род­ном селе, осво­бож­де­ние от подуш­ной пода­ти. Сель­ские обя­зан­но­сти тако­го кли­ри­ка долж­ны были переда­вать­ся хозя­и­ном име­ния дру­гим зем­ледель­цам. Кон­сти­ту­ция декла­ри­ро­ва­ла неру­ши­мость этой льготы для церк­вей на все вре­ме­на. К эпо­хе Юсти­ни­а­на утвер­ди­лась прак­ти­ка, в соот­вет­ст­вии с кото­рой ста­но­вив­ший­ся кли­ри­ком колон дол­жен был пред­ва­ри­тель­но поду­мать о заме­сти­те­ле, кото­рый бы выпол­нял воз­ло­жен­ные на него обя­зан­но­сти (CJ. I, 3, 36 — 484). С этим, види­мо, был свя­зан и акцент на согла­сии хозя­ев име­ния, чтобы их коло­ны ста­но­ви­лись слу­жи­те­ля­ми церк­ви. Оно не тре­бо­ва­лось, если про­бле­ма с пла­те­жа­ми была реше­на. Согла­сие гос­под было важ­но в тех слу­ча­ях, когда колон хотел стать свя­щен­но­слу­жи­те­лем за пре­де­ла­ми име­ния. Без согла­сия гос­по­ди­на это ему запре­ща­лось. Скры­вав­ши­е­ся в лоно церк­ви само­воль­но долж­ны были немед­лен­но воз­вра­щать­ся с.149обрат­но (CJ. I, 12, 6, 5 — 466). Если же это­го не про­ис­хо­ди­ло, то такие кли­ри­ки мог­ли доволь­но дол­го пре­бы­вать в церк­ви и даже ста­но­вить­ся диа­ко­на­ми, епи­ско­па­ми или пре­сви­те­ра­ми. Ино­гда такие лица, уме­рев, остав­ля­ли свое иму­ще­ство церк­ви. Его, в отли­чие от заве­щан­но­го кли­ри­ка­ми неза­ви­си­мо­го про­ис­хож­де­ния, пред­ла­га­лось вер­нуть хозя­е­вам име­ния (CJ. I, 3, 20 — 434). Одна­ко решать такие дела сле­до­ва­ло полю­бов­но меж­ду земле­вла­дель­цем и цер­ков­ной адми­ни­ст­ра­ци­ей. Почте­ние к церк­ви запре­ща­ло иски к ней в слу­чае невоз­вра­ще­ния тако­го иму­ще­ства. В тече­ние V в. лица, про­жив­шие в церк­ви 30 и более лет, а так­же те, кто достиг зва­ния епи­ско­па или пре­сви­те­ра, осво­бож­да­лись от свя­зи с име­ни­ем и под­чи­не­ния его хозя­и­ну (Nov. Val. 35, 6 — 452). Цер­ков­но­слу­жи­те­лям из коло­нов, не достиг­шим ран­га епи­ско­па и пре­сви­те­ра и обна­ру­жен­ным до исте­че­ния 30-лет­не­го сро­ка дав­но­сти, види­мо, мож­но было сохра­нить свое поло­же­ние в кли­ре, дав за себя заме­сти­те­ля и воз­вра­тив хозя­и­ну име­ния сто­и­мость сво­е­го иму­ще­ства. Даже диа­ко­ны не избав­ля­лись от такой необ­хо­ди­мо­сти, но это дава­ло им реаль­ный шанс закон­ным путем вый­ти из состо­я­ния зави­си­мо­го коло­на.

При Юсти­ни­ане отно­ше­ния коло­нов-адскрип­ти­ци­ев с кли­ром были несколь­ко скоррек­ти­ро­ва­ны (Nov. Just. 123, 4, 17, 35 — 546). Отме­на 30-лет­не­го сро­ка дав­но­сти лик­види­ро­ва­ла эту воз­мож­ность пере­хо­да коло­нов в клир. Види­мо, утвер­ди­лось пра­ви­ло, в соот­вет­ст­вии с кото­рым кли­ри­ка­ми адскрип­ти­ции мог­ли ста­но­вить­ся толь­ко в сво­их име­ни­ях и то лишь с согла­сия гос­под и при усло­вии обес­пе­че­ния сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных работ. Офи­ци­аль­но осво­бо­дить­ся от адскрип­ти­ци­а­та мог­ли толь­ко достиг­шие зва­ния епи­ско­па. Для всту­пав­ших в мона­стырь лиц неиз­вест­но­го ста­ту­са был уста­нов­лен трех­лет­ний испы­та­тель­ный срок. Если в тече­ние него выяс­ня­лось, что испы­ту­е­мый явля­ет­ся рабом, коло­ном, адскрип­ти­ци­ем или бежав­шим от сель­ских работ, его сле­до­ва­ло вер­нуть гос­по­ди­ну вме­сте с его иму­ще­ст­вом. Гос­по­ди­на лишь обя­зы­ва­ли сло­вом, что бег­лец оста­нет­ся без­на­ка­зан­ным. Одна­ко, если в тече­ние трех лет заяв­ле­ний о колоне не посту­па­ло и он при­ни­мал схи­му, нашед­ший­ся впо­след­ст­вии его гос­по­дин мог пре­тен­до­вать толь­ко на его иму­ще­ство, но не на став­ше­го мона­хом.

4. 5. Коло­ны и плебс.

До нача­ла V в. в импе­ра­тор­ских кон­сти­ту­ци­ях не встре­ча­ет­ся сопо­став­ле­ния коло­нов с сель­ски­ми пле­бе­я­ми. Это ука­зы­ва­ет на то, что в IV в. коло­ны не отде­ля­лись от пле­бе­ев³⁴. Неко­то­рые кос­вен­ные дан­ные вполне под­твер­жда­ют это. В одной кон­сти­ту­ции 374 г. коло­ны назва­ны лица­ми ex rus­ti­ca­na ple­be (CTh. XIII, 1, 10). В дру­гой кон­сти­ту­ции гово­рит­ся об «име­ни­ях, к кото­рым было при­пи­са­но опре­де­лен­ное коли­че­ство плеб­са»³⁵. оче­вид­но, что это были коло­ны, посколь­ку далее в тек­сте гово­рит­ся о запре­ще­нии отде­лять этот плебс от обра­ба­ты­ва­е­мой зем­ли. В поста­нов­ле­нии 366 (371) г. потом­ст­вен­ные коло­ны про­ти­во­по­став­ля­лись коло­нам, имев­шим свою соб­ст­вен­ную зем­лю, то есть мел­ким кре­стья­нам, допол­ни­тель­но арен­до­вав­шим уча­сток в сосед­нем име­нии (CTh. XI, 1, 14 = CJ. XI, 48, 4). Такие кре­стьяне были свя­за­ны с государ­ст­вом не через земле­вла­дель­ца, а напря­мую. Оче­вид­но, что они были пле­бе­я­ми. Одна­ко это не высту­па­ло в кон­сти­ту­ции пока­за­те­лем, отли­чав­шим их от неимев­ших сво­ей зем­ли коло­нов. Ины­ми сло­ва­ми, послед­ние из пле­бе­ев не исклю­ча­лись.

Пока­за­тель­ны так­же кон­сти­ту­ции, уста­нав­ли­вав­шие нака­за­ния за раз­лич­ные пре­ступ­ле­ния, в кото­рых ока­зы­ва­лись заме­ша­ны коло­ны. Они делят­ся на две кате­го­рии. Одна часть поста­нов­ле­ний дела­ет акцент на раз­ли­чии нака­за­ний для земле­вла­дель­ца и под­власт­ных ему лиц. Так в поста­нов­ле­нии Кон­стан­ти­на «актор име­ния или раб или инко­ла или колон», помо­гав­шие фаль­ши­во­мо­нет­чи­кам, кара­лись, в отли­чие от земле­вла­дель­ца, смерт­ной каз­нью (CTh. IX, 21, 2, 4 — 321). Более позд­нее поста­нов­ле­ние гла­си­ло: «Тот, кто при­мет у себя дезер­ти­ра… пусть под­верг­нет­ся нака­за­нию по зако­ну с.150 в соот­вет­ст­вии с сослов­ным и лич­ным досто­ин­ст­вом. Тот, кто под­ле­жит телес­ным нака­за­ни­ям, в соот­вет­ст­вии с сутью пра­ва или нака­зы­ва­ет­ся пал­ка­ми, или отда­ет­ся в око­вах для обще­ст­вен­ных работ, или ино­гда с поз­во­ле­ния цен­зо­ра нака­зы­ва­ет­ся веч­ным изгна­ни­ем… (1) Если же убе­жи­ще дезер­ти­ру пре­до­ста­вит без ведо­ма хозя­и­на про­ку­ра­тор име­ния или актор или даже колон, ули­чен­ный в пре­ступ­ле­нии пусть кара­ет­ся смерт­ной каз­нью…» (CTh. VII, 18, 8 — 383 (391?). В дру­гих кон­сти­ту­ци­ях акцент дела­ет­ся на лицах из чис­ла пер­со­на­ла, помо­гав­ших пре­ступ­ни­кам внут­ри име­ния. В этом слу­чае коло­ны все­гда отде­ля­ют­ся от рабов и сбли­жа­ют­ся с пле­бе­я­ми. Рабы, в основ­ном акто­ры и про­ку­ра­то­ры име­ний, за укры­ва­ние дезер­ти­ров в сво­их име­ни­ях кара­лись смер­тью путем сожже­ния³⁶. Лица же «пле­бей­ско­го и ничтож­но­го ста­ту­са» (ple­beiae et hu­mi­lio­res con­di­cio­nis) заклю­ча­лись в око­вы (CTh. VII, 18, 1 — 365). Укры­вав­шие раз­бой­ни­ков нака­зы­ва­лись в зави­си­мо­сти от «каче­ства лица» (pro qua­li­ta­te per­so­nae): актор и про­ку­ра­тор — сожже­ни­ем, in­ge­nua et vi­lior — пал­кой, me­lior — штра­фом (CTh. IX, 29, 2 = CJ. IX, 39, 11 — 383 (391?). Оче­вид­но, что коло­ны попа­да­ли здесь во вто­рую кате­го­рию.

Лишь в одном поста­нов­ле­нии Вален­ти­ни­а­на I, посвя­щен­ном про­цеду­ре розыс­ка бег­лых зем­ледель­цев, слу­чаи, когда задер­жан­ный бро­дя­га ока­зы­вал­ся зави­си­мым (рабом, три­бу­та­ри­ем, инкви­ли­ном или коло­ном) как буд­