Прикрепление колонов по данным императорского законодательства

Источ­ни­ки не дают общей кар­ти­ны внут­рен­ней поли­ти­ки рим­ско­го государ­ства в тече­ние двух с поло­ви­ной веков от Дио­кле­ти­а­на до Юсти­ни­а­на, име­ну­е­мых позд­ней антич­но­стью. Вос­ста­нав­ли­ва­е­мые совре­мен­ны­ми иссле­до­ва­те­ля­ми фраг­мен­ты этой поли­ти­ки лишь в самой малой сте­пе­ни отно­сят­ся к рядо­во­му трудя­ще­му­ся насе­ле­нию. Какие-либо эта­пы и пово­рот­ные момен­ты в ней едва наме­че­ны. В совре­мен­ной оте­че­ст­вен­ной лите­ра­ту­ре вся эпо­ха позд­ней антич­но­сти рас­смат­ри­ва­ет­ся как вре­мя неуклон­но раз­ви­вав­ше­го­ся упад­ка. По одним пред­став­ле­ни­ям, этот упа­док сти­му­ли­ро­вал­ся кри­зи­сом рабо­вла­дель­че­ских отно­ше­ний, по дру­гим — кри­зи­сом антич­но­го город­ско­го строя и свя­зан­но­го с ним рабо­вла­де­ния. Лишь в самом общем виде ино­гда ука­зы­ва­ют на пери­о­ды боль­ше­го и мень­ше­го сохра­не­ния антич­ных черт в обще­ст­вен­ном устрой­стве, рубеж меж­ду кото­ры­ми при­хо­дит­ся на конец IV — нача­ло V вв.

В спе­ци­аль­ной лите­ра­ту­ре о коло­на­те осо­бое вни­ма­ние обра­ща­ет­ся на вто­рую поло­ви­ну IV в. В ряде работ про­во­дит­ся мысль, что имен­но в это вре­мя про­изо­шло или завер­ши­лось закре­по­ще­ние коло­нов¹. Если это так, то эта эпо­ха была пере­лом­ной в эво­лю­ции поло­же­ния сель­ско­го насе­ле­ния импе­рии. Ее завер­ше­ние мог­ло най­ти отра­же­ние в пере­ор­га­ни­за­ции пра­во­вых норм, отра­жав­ших эво­лю­цию обще­ст­вен­ной систе­мы в целом. Види­мо, не слу­чай­но в пер­вые деся­ти­ле­тия была осу­щест­вле­на коди­фи­ка­ция Фео­до­сия II (429—439 гг.). Она под­ве­ла опре­де­лен­ный итог в раз­ви­тии рим­ско­го пост­клас­си­че­ско­го пра­ва. Вступ­ле­ние в силу с 1 янва­ря 439 г. Кодек­са Фео­до­сия про­изо­шло одновре­мен­но с офи­ци­аль­ным при­зна­ни­ем Кодек­сов Гре­го­рия и Гер­мо­ге­ни­а­на. До это­го они были част­ны­ми собра­ни­я­ми импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний. Эти два юриди­че­ских сбор­ни­ка были состав­ле­ны в 294—314 гг., зна­ме­нуя пере­ход позд­не­ан­тич­но­го обще­ства к гос­под­ству пост­клас­си­че­ско­го пра­ва. Точ­но так же опуб­ли­ко­ван­ный в 534 г. Кодекс Юсти­ни­а­на под­во­дил итог позд­не­ан­тич­но­му раз­ви­тию и стал вер­ши­ной пост­клас­си­че­ско­го пра­ва. Таким обра­зом, взя­тые в сово­куп­но­сти три позд­не­ан­тич­ные коди­фи­ка­ции наме­ча­ют опре­де­лен­ные хро­но­ло­ги­че­ские рубе­жи в обще­ст­вен­ном раз­ви­тии позд­не­ан­тич­ной эпо­хи: 494/314—429/438—529/534 гг.

Они могут слу­жить ори­ен­ти­ра­ми, ука­зы­ваю­щи­ми когда рим­ское импе­ра­тор­ское пра­во фик­си­ро­ва­ло скла­ды­вав­ши­е­ся к это­му вре­ме­ни отно­ше­ния. Пра­во­вые рубе­жи как бы под­во­дят итог в раз­ви­тии обще­ст­вен­ных отно­ше­ний и сво­ей санк­ци­ей коррек­ти­ру­ют его направ­ле­ние. Поэто­му сле­ду­ет пред­по­ла­гать, что каж­дой коди­фи­ка­ции пред­ше­ст­во­вал опре­де­лен­ный пери­од в два-три поко­ле­ния, на кото­рый при­хо­ди­лась и повы­шен­ная зако­но­да­тель­ная актив­ность, и опре­де­лен­ные пере­ме­ны в обще­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях. Такие пери­о­ды в раз­ви­тии обще­ства пред­став­ля­ют собой вполне само­сто­я­тель­ные эпо­хи, имев­шие свои пово­рот­ные рубе­жи в государ­ст­вен­ной поли­ти­ке. Так, коди­фи­ка­ци­ям Гре­го­рия и Гер­мо­ге­ни­а­на пред­ше­ст­во­ва­ла эпо­ха внед­ре­ния норм рим­ско­го граж­дан­ства в обще­ст­вен­ное созна­ние про­вин­ци­а­лов, начав­ша­я­ся с 212 г. Кодек­сы Гре­го­рия и Гер­мо­ге­ни­а­на как бы под­во­ди­ли итог раз­ви­тию пред­ше­ст­ву­ю­ще­го импе­ра­тор­ско­го зако­но­да­тель­ства, при­няв исход­ным пунк­том изда­ние «Веч­но­го эдик­та» при Адри­ане. В основ­ном они ори­ен­ти­ро­ва­лись на юриди­че­ский мате­ри­ал III в.Одна­ко их изда­ние созда­ло пра­во­вую базу для импе­ра­тор­ско­го зако­но­да­тель­ства IV в., кото­рая, веро­ят­но, попол­ня­лась вплоть до прав­ле­ния Вален­ти­ни­а­на I и Вален­та.

Соци­аль­ные исто­ки коди­фи­ка­ции Фео­до­сия II, Кодекс кото­ро­го вклю­чал импе­ра­тор­ские поста­нов­ле­ния со вре­ме­ни Кон­стан­ти­на, пока не выяс­не­ны. Но в юриди­че­ской лите­ра­ту­ре ино­гда отме­ча­ет­ся повы­шен­ное вни­ма­ние к пра­ву Вален­ти­ни­а­на I². с.59 Основ­ная мас­са поста­нов­ле­ний по соци­аль­ным вопро­сам, вошед­ших в Кодекс Фео­до­сия (и зна­чи­тель­ная часть для Кодек­са Юсти­ни­а­на) берет нача­ло с его эпо­хи. Поэто­му с извест­ной долей рис­ка мож­но пред­по­ло­жить, что прав­ле­ни­ем Вален­ти­ни­а­на I начал­ся новый этап в обще­ст­вен­ном раз­ви­тии Рим­ской импе­рии. Кодекс Фео­до­сия как бы под­во­дил итог зако­но­да­тель­ной актив­но­сти вто­рой поло­ви­ны IV в.и, таким обра­зом, каким-то обще­ст­вен­ным пере­ме­нам. Эпо­ха после Фео­до­си­е­вой коди­фи­ка­ции, вклю­чая прав­ле­ние Мар­ки­а­на на Восто­ке и Анте­мия на Запа­де, была вре­ме­нем сохра­няв­ше­го­ся пра­во­во­го един­ства импе­рии. Оно осно­вы­ва­лось на откоррек­ти­ро­ван­ной в 429—438 гг. пост­клас­си­че­ской пра­во­вой тра­ди­ции. Упа­док цен­траль­ной поли­ти­че­ской вла­сти на Запа­де осво­бо­дил восточ­но­рим­ских юри­стов от необ­хо­ди­мо­сти уче­та запад­но­рим­ской обще­ст­вен­ной дей­ст­ви­тель­но­сти. Начи­ная с прав­ле­ния Зено­на, пост­клас­си­че­ское рим­ское пра­во дей­ст­ви­тель­но ста­но­вит­ся визан­тий­ским. Про­веден­ная Юсти­ни­а­ном коди­фи­ка­ция в каче­стве «ново­го» пра­ва учи­ты­ва­ла, кро­ме поста­нов­ле­ний само­го Юсти­ни­а­на, кон­сти­ту­ции Зено­на, Ана­ста­сия и Юсти­на. Бази­ро­вав­ший­ся на иде­ях Фео­до­сия II пра­во­вой пери­од с 438 по 474 гг. почти пол­но­стью выпал из ее вни­ма­ния.

Эти оцен­ки сов­па­да­ют и с фор­маль­ной эво­лю­ци­ей импе­ра­тор­ско­го зако­но­да­тель­ства о коло­нах. В свое вре­мя П. Г. Вино­гра­дов на осно­ве коли­че­ст­вен­ных вари­а­ций импе­ра­тор­ских кон­сти­ту­ций в Кодек­сах Фео­до­сия и Юсти­ни­а­на выде­лил четы­ре эта­па в раз­ви­тии коло­нат­но­го зако­но­да­тель­ства³. Пер­вый зако­но­да­тель­ный пери­од в его пред­став­ле­нии вклю­чал в себя зако­но­да­тель­ство Кон­стан­ти­на, Кон­стан­ция и Кон­стан­та. Вто­рой пери­од при­хо­дил­ся на 60—80-е гг. IV в. и обни­мал кон­сти­ту­ции Вален­ти­ни­а­на I, Вален­та, Гра­ци­а­на, Вален­ти­ни­а­на II и Фео­до­сия I. Тре­тий пери­од сосре­дота­чи­вал­ся вокруг пер­во­го два­дца­ти­ле­тия V в. и прав­ле­ния Арка­дия и Гоно­рия. Чет­вер­тый пери­од, по мне­нию П. Г. Вино­гра­до­ва, был отре­зан от третье­го более чем полу­ве­ко­вым про­ме­жут­ком и охва­ты­вал в основ­ном зако­но­да­тель­ство Юсти­ни­а­на. Новел­лы Фео­до­сия II, Вален­ти­ни­а­на III, Мар­ки­а­на, Май­о­ри­а­на и Либия Севе­ра упо­ми­на­ли о коло­на­те лишь мимо­хо­дом. Точ­ный под­счет чис­ла сохра­нив­ших­ся в Кодек­сах кон­сти­ту­ций о коло­нах поз­во­ля­ет скоррек­ти­ро­вать дан­ные П. Г. Вино­гра­до­ва и несколь­ко изме­нить пред­став­ле­ние о хро­но­ло­ги­че­ских рубе­жах меж­ду наме­чен­ны­ми им пери­о­да­ми. Вто­рой пери­од зако­но­да­тель­ной актив­но­сти закон­чил­ся ско­рее со смер­тью Арка­дия. К третье­му же эта­пу сле­ду­ет отне­сти все прав­ле­ние Фео­до­сия II с коди­фи­ка­ци­ей в виде цен­траль­но­го пунк­та, а так­же прав­ле­ние раз­ви­вав­ших пра­во­вые нор­мы Кодек­са Фео­до­сия Вален­ти­ни­а­на III, Май­о­ри­а­на, Либия Севе­ра и Анте­мия на Запа­де и Мар­ки­а­на на Восто­ке. Таким обра­зом, четы­ре выде­лен­ных П. Г. Вино­гра­до­вым пери­о­да будут выглядеть сле­ду­ю­щим обра­зом: 1) 313—364 гг., 2) 365—408 гг., 3) 408—474 гг., 4) 474—565 гг.⁴ Как пред­став­ля­ет­ся, эти эта­пы опре­де­ля­лись раз­ли­чи­я­ми в государ­ст­вен­ной поли­ти­ке по отно­ше­нию к сель­ско­му насе­ле­нию. В свою оче­редь эта поли­ти­ка под­пи­ты­ва­лась опре­де­лен­ны­ми пере­ме­на­ми в поло­же­нии сель­ско­го насе­ле­ния и его места в обще­ст­вен­ной систе­ме.

2. 1. Коло­ны и фис­каль­ная рефор­ма Дио­кле­ти­а­на.

В совре­мен­ной лите­ра­ту­ре про­ис­хож­де­ние позд­не­ан­тич­но­го коло­на­та обыч­но свя­зы­ва­ют с фис­каль­ной рефор­мой Дио­кле­ти­а­на⁵. В нарра­тив­ных источ­ни­ках нача­ло IV в. свя­за­но с ростом гне­та государ­ства и ухуд­ше­ни­ем поло­же­ния трудо­во­го насе­ле­ния, в осо­бен­но­сти зем­ледель­цев (Lac­tant. De mort. per­sec. 23.) Импе­ра­тор­ские зако­ны из Кодек­са Фео­до­сия так­же отно­сят ко вре­ме­ни Кон­стан­ти­на нача­ло воз­вра­ще­ния коло­нов к месту пре­бы­ва­ния в име­ни­ях, как, впро­чем, и кури­а­лов, и ремес­лен­ни­ков⁶. Счи­та­ет­ся, что зако­но­да­тель­ство Кон­стан­ти­на было про­из­вод­но от рефор­мы Дио­кле­ти­а­на, потре­бо­вав­шей жест­кой реги­ст­ра­ции цен­зо­вых спис­ков по месту житель­ства. Помно­жен­ные на иду­щее от Т. Момм­зе­на пред­став­ле­ние о каче­ст­вен­ном воз­рас­та­нии мощи государ­ст­вен­ной вла­сти при пере­хо­де к «доми­на­ту»эти дан­ные созда­ют впе­чат­ле­ние рез­ко­го роста дав­ле­ния государ­ст­вен­ной маши­ны на под­дан­ных. с.60 В резуль­та­те с нача­ла IV в. они как бы утра­чи­ва­ли послед­ние остат­ки былых прав граж­дан­ства. При­ме­ни­тель­но к зем­ледель­цам это выра­жа­лось в рас­про­стра­не­нии новой нало­го­вой систе­мы iuga­tio-ca­pi­ta­tio⁷. Ее при­ме­не­ние не толь­ко силь­но повы­си­ло став­ки пода­тей и раз­ме­ры повин­но­стей, но и при­ве­ло к воз­рас­та­нию чис­ла чинов­ни­ков, что было свя­за­но и с адми­ни­ст­ра­тив­ной рефор­мой Дио­кле­ти­а­на. Для коло­нов местом реги­ст­ра­ции подуш­но­го обло­же­ния было име­ние или село на зем­ле их хозя­и­на. В то же вре­мя они вно­си­лись в кадастр вме­сте с подат­ной опи­сью этой зем­ли как инвен­тарь, уве­ли­чи­вав­ший ее доход­ность (Dig. 50, 15, 4, 8). Поэто­му счи­та­ет­ся, что земле­вла­де­лец в той или иной сте­пе­ни рас­смат­ри­вал­ся ответ­ст­вен­ным за выпла­ту пода­тей его коло­на­ми⁸. Ино­гда ко вре­ме­ни Дио­кле­ти­а­на отно­сят введе­ние авто­пра­гии в импе­рии. Вслед­ст­вие это­го рас­про­стра­няв­ше­е­ся в зако­но­да­тель­стве IV в. воз­вра­ще­ние коло­нов к сво­е­му месту житель­ства, пода­тям и обра­бот­ке зем­ли выглядит вполне умест­ным уже при Дио­кле­ти­ане. Поэто­му в лите­ра­ту­ре обще­го харак­те­ра рас­про­стра­не­но пред­став­ле­ние о воз­ник­но­ве­нии юриди­че­ской зави­си­мо­сти коло­нов уже с это­го вре­ме­ни⁹. Одна­ко в источ­ни­ках кон­крет­ных дан­ных об этом нет. Поэто­му в спе­ци­аль­ных работах, посвя­щен­ных позд­не­рим­ско­му коло­на­ту, более скло­ня­ют­ся к тому, что воз­врат коло­нов пре­вра­щал­ся в пра­во­вую нор­му лишь с тече­ние вре­ме­ни. Это про­ис­хо­ди­ло в на про­тя­же­нии IV в. и ста­тус зави­си­мо­го коло­на сфор­ми­ро­вал­ся лишь к кон­цу IV — нача­лу V вв.

Такой под­ход к про­бле­ме фор­ми­ро­ва­ния позд­не­ан­тич­но­го коло­на­та осно­ван пре­иму­ще­ст­вен­но на дан­ных импе­ра­тор­ско­го зако­но­да­тель­ства IV—VI вв. Это созда­ет ощу­ще­ние сво­е­го рода отры­ва пра­ва коло­на­та Позд­ней импе­рии от соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской про­бле­ма­ти­ки, свя­зан­ной с исполь­зо­ва­ни­ем труда коло­нов в эпо­ху Ран­ней импе­рии. Воз­ни­ка­ет впе­чат­ле­ние, что позд­ний коло­нат воз­ник на осно­ве одной лишь фис­каль­ной рефор­мы и был побоч­ным след­ст­ви­ем, как счи­та­ют А. Джо­у­нз и Ж.-М. Каррие, все­об­щей офи­ци­аль­ной реги­ст­ра­ции. Веро­ят­но, поэто­му в совре­мен­ной лите­ра­ту­ре сохра­ня­ет столь зна­чи­тель­ный вес кон­цеп­ция коло­на­та-арен­ды. Боль­шин­ст­вом иссле­до­ва­те­лей осо­зна­ет­ся, что она при­ем­ле­ма пре­иму­ще­ст­вен­но для раз­ви­тия это­го инсти­ту­та в антич­ной Ита­лии. Одна­ко в обла­сти тео­рии она поз­во­ля­ет сохра­нить еди­ную нить раз­ви­тия от коло­нов Ран­ней импе­рии к позд­не­ан­тич­но­му коло­на­ту. Это­му спо­соб­ст­ву­ет еди­ное поле основ­ных источ­ни­ков по про­бле­ме коло­на­та, кото­рые пред­став­ле­ны рим­ским пра­вом. Таким обра­зом, аренд­ные отно­ше­ния экс­тра­по­ли­ру­ют­ся иссле­до­ва­те­ля­ми на позд­не­ан­тич­ных коло­нов. Одна­ко они не выглядят арен­да­то­ра­ми. Поэто­му дела­ет­ся вывод об изме­не­нии аренд­ных отно­ше­ний в зако­но­да­тель­стве Кон­стан­ти­на и после­ду­ю­щих импе­ра­то­ров, воз­ник­шем в резуль­та­те фис­каль­ной рефор­мы Дио­кле­ти­а­на. Одна­ко в то же вре­мя иссле­до­ва­те­ли неволь­но отме­ча­ют в юриди­че­ских источ­ни­ках IV в., наряду с появ­ле­ни­ем новых коло­нат­ных отно­ше­ний, сохра­не­ние арен­ды в преж­ней фор­ме lo­ca­tio-con­duc­tio¹⁰. Да и сама фис­каль­ная рефор­ма, по-види­мо­му, была частью ком­плек­са меро­при­я­тий Дио­кле­ти­а­на, направ­лен­ных на прак­ти­че­ское при­об­ще­ние полу­чив­ших граж­дан­ство про­вин­ци­а­лов к систе­ме соци­аль­ных отно­ше­ний внут­ри мно­го­крат­но рас­ши­рив­ше­го­ся граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва. Фак­ти­че­ски рим­ское граж­дан­ство уста­нав­ли­ва­лось во вре­мя состав­ле­ния цен­зо­вых спис­ков, фик­си­ро­вав­ших обя­зан­но­сти граж­дан по отно­ше­нию к государ­ству. В граж­дан­ско-пра­во­вом плане обя­зан­но­сти по отно­ше­нию к государ­ству осмыс­ля­лись как обя­зан­но­сти по отно­ше­нию к граж­дан­ско­му кол­лек­ти­ву, обще­ству в целом. Поэто­му в рим­ских юриди­че­ских текстах, отно­ся­щих­ся так­же и к позд­ней антич­но­сти, гово­ри­лось о functio­nes pub­li­cae, res pub­li­ca, ius pub­li­cum. При запи­си в ценз коло­нов ука­зы­ва­лись граж­дан­ская общи­на и паг, на кото­ром рас­по­ла­га­лось име­ние¹¹. Но коло­ны запи­сы­ва­лись в цен­зо­вые кни­ги не непо­сред­ст­вен­но в спис­ках пага или горо­да, а вме­сте с име­ни­ем его вла­дель­ца (Dig. 50, 15, 4, 8). Таким обра­зом, как с.61 граж­да­нин колон высту­пал не само­сто­я­тель­ным лицом, а как бы нахо­дил­ся под патро­на­том сво­е­го хозя­и­на. Это наво­дит на мысль, что пра­во коло­на­та не было транс­фор­ми­ро­ван­ной арен­дой¹². Если меж­ду ними и была связь, то она была иной, неже­ли пред­став­ля­ет­ся кон­цеп­ци­ей коло­на­та-арен­ды.

В послед­нее вре­мя вни­ма­ние неко­то­рых иссле­до­ва­те­лей вновь при­влек инсти­тут авто­пра­гии¹³. Авто­пра­гия пони­ма­ет­ся как пра­во сбо­ра нало­гов на под­власт­ной терри­то­рии. В Рим­ской импе­рии обыч­но этим зани­ма­лись горо­да. Но неко­то­рые отры­воч­ные дан­ные источ­ни­ков поз­во­ля­ют пред­по­ло­жить суще­ст­во­ва­ние авто­пра­гии у круп­ных земле­вла­дель­цев. Прав­да, нет ясно­сти с како­го вре­ме­ни она берет свое нача­ло. Нали­чие авто­пра­гии в опре­де­лен­ном отно­ше­нии к государ­ству урав­ни­ва­ло круп­ных земле­вла­дель­цев с город­ски­ми общи­на­ми. Это дела­ет идею авто­пра­гии близ­кой идее ква­зи­му­ни­ци­паль­но­го харак­те­ра круп­но­го земле­вла­де­ния. Срав­ни­тель­но недав­но Ж. Гас­ку на при­ме­ре еги­пет­ско­го поме­стья VI в. пока­зал воз­мож­ность при­об­ре­те­ния круп­ным хозяй­ст­вом черт и функ­ций город­ской общи­ны. Как отме­чал еще Ш. Сомань, в этом слу­чае хозя­ин име­ния при­об­ре­тал над сво­и­ми коло­на­ми власть, близ­кую к адми­ни­ст­ра­тив­ной. Раз­ви­ва­ясь с тече­ни­ем вре­ме­ни она-то, по мне­нию мно­гих, и офор­ми­лась в зако­но­да­тель­стве как коло­нат­ное пра­во земле­вла­дель­ца удер­жи­вать коло­нов на сво­ей зем­ле для ее обра­бот­ки. На этом же осно­ва­нии стро­ит свою кон­цеп­цию коло­на­та Ж.-М. Каррие. По его мне­нию, при Дио­кле­ти­ане нало­ги ста­ли соби­рать­ся с объ­еди­не­ний, мень­ших, чем город: села, дерев­ни, доме­ны. Здесь каж­дый реги­ст­ри­ро­вал свою ori­go. Это озна­ча­ло огра­ни­че­ние на изме­не­ние доми­ци­лия. Кол­лек­тив сель­ских жите­лей опре­де­лен­ной дерев­ни сов­мест­но отве­чал за нало­го­вые обя­зан­но­сти, а жите­ли доме­на переда­ва­ли ответ­ст­вен­ность за них сво­е­му пред­ста­ви­те­лю — земле­вла­дель­цу. Каррие пола­га­ет, что соб­ст­вен­ник зем­ли высту­пал по отно­ше­нию к коло­нам не в каче­стве гос­по­ди­на, а лишь как санк­ци­о­ни­ро­ван­ный государ­ст­вом сбор­щик нало­гов. Посколь­ку создав­шая пред­став­ле­ние о коло­на­те adscrip­tio име­ла чисто пра­во­вой (то есть, вневре­мен­ной и все­об­щий, не учи­ты­ваю­щий мест­ных раз­ли­чий) харак­тер, то он счи­та­ет, что коло­нат совер­шен­но не изме­нил сво­ей при­ро­ды за два сто­ле­тия от Дио­кле­ти­а­на до Юсти­ни­а­на. Сле­до­ва­тель­но, пре­вра­ще­ние коло­нов в лич­но­за­ви­си­мых, подоб­ных сред­не­ве­ко­вым кре­пост­ным явля­ет­ся мифом.

Пред­при­няв­ший недав­но попыт­ку пере­смот­ра пред­став­ле­ний о раз­ви­тии коло­на­та Б. Сиркс в чис­ле про­че­го под­верг кри­ти­ке и кон­цеп­цию авто­пра­гии. По его мне­нию, хотя земле­вла­де­лец и пла­тил пода­ти за сво­их коло­нов, это было резуль­та­том их част­но­го дого­во­ра. Нет ника­ких дока­за­тельств нали­чия у него офи­ци­аль­ных или полу­офи­ци­аль­ных пол­но­мо­чий на сбор нало­гов и тем более адми­ни­ст­ра­тив­ных функ­ций. Было ско­рее дру­гое: пози­ции круп­ных земле­вла­дель­цев были столь силь­ны, что они есте­ствен­ным путем при­об­ре­та­ли власть подоб­ную адми­ни­ст­ра­тив­ной. Она про­яв­ля­лась в виде их пат­ро­ци­ни­ев над зем­ледель­ца­ми. Пра­ви­тель­ство, как извест­но, боро­лось с пат­ро­ци­ни­я­ми, а не укреп­ля­ло власть земле­вла­дель­цев. Послед­ние, в свою оче­редь, хоте­ли осво­бо­дить­ся от нало­го­вой ответ­ст­вен­но­сти, а не стре­ми­лись к ней. Б. Сиркс высту­пил и про­тив дру­го­го тези­са, лежа­ще­го в осно­ве кон­цеп­ции Ж.-М. Каррие. Посколь­ку реги­ст­ра­ция в ценз не име­ла резуль­та­том связь коло­нов с зем­лей, сле­до­ва­тель­но, нет смыс­ла искать про­ис­хож­де­ние коло­на­та в систе­ме фис­каль­ной реги­ст­ра­ции. По мне­нию Б. Сирк­са, коло­нат был осно­ван на дого­во­ре меж­ду земле­вла­дель­цем-патро­ном и коло­ном-нало­го­пла­тель­щи­ком. Это не был аренд­ный дого­вор, да к тому же он выхо­дил за рам­ки част­но­го согла­ше­ния. Патрон гаран­ти­ро­вал кре­стья­нам защи­ту про­тив про­из­во­ла пра­ви­тель­ства, а фис­ку, что его коло­ны будут исправ­но пла­тить нало­ги и выпол­нять повин­но­сти. Коло­ны обя­зы­ва­лись обра­ба­ты­вать зем­лю и нес­ли обще­ст­вен­ные повин­но­сти как бы вме­сто обя­зан­но­стей в поль­зу земле­вла­дель­ца. Поэто­му коло­нат родил­ся в обла­сти част­но­го пра­ва, но про­явил­ся в обла­сти пуб­лич­но­го. Он с.62 осно­вы­вал­ся на согла­ше­нии, но про­яв­ля­лось оно во вре­мя реги­ст­ра­ции в цен­зо­вые спис­ки (adscrip­tio). Согла­ше­ния тако­го рода мог­ли воз­ник­нуть раз­лич­ным путем. Веро­ят­но, это было обыч­ное пра­во (lex a maio­ri­bus con­sti­tu­ta). Поэто­му его введе­ние не может быть точ­но дати­ро­ва­но. Кон­сти­ту­ция 332 г. была лишь одним из его про­яв­ле­ни­ем. Реги­ст­ра­ция в цен­зо­вые спис­ки име­ла след­ст­ви­ем связь коло­на с зем­лей. Види­мо, поэто­му Б. Сиркс име­ну­ет зави­си­мых коло­нов адскрип­ти­ци­я­ми уже с нача­ла IV в. Но как про­стая реги­ст­ра­ция мог­ла иметь такой эффект, это вопрос, кото­рый, как счи­та­ет Б. Сиркс, может быть толь­ко наме­чен. При­креп­ле­ние не сле­до­ва­ло само собой из впи­сы­ва­ния в ценз. Оче­вид­но, лишь, что адскрип­ти­ции не дегра­ди­ро­ва­ли до поло­же­ния рабов.

Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли под­чер­ки­ва­ют, что антич­ные лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства о непо­мер­ном росте нало­гов и повин­но­стей с нача­ла IV в.вряд ли сле­ду­ет пони­мать бук­валь­но¹⁴. В пред­ше­ст­ву­ю­щую Дио­кле­ти­а­ну эпо­ху граж­дан­ский кол­лек­тив был мно­го мень­шим по чис­лен­но­сти, и, сле­до­ва­тель­но, общий объ­ем повин­но­стей был так­же мень­шим. Это не мог­ло не ока­зать вли­я­ния на авто­ров нача­ла IV в., осо­бен­но хри­сти­ан­ских, нега­тив­но настро­ен­ных по отно­ше­нию к рим­ским обще­ст­вен­ным поряд­кам. Ска­зы­вал­ся так­же и при­су­щий жан­ру их сочи­не­ний эле­мент аги­та­ции. Все­го лишь тща­тель­ность про­веде­ния пере­пи­си при Дио­кле­ти­ане, что в дру­гом слу­чае толь­ко при­вет­ст­во­ва­лось бы граж­да­ни­ном, по утвер­жде­нию Лак­тан­ция, сде­ла­ла «ценз обще­ст­вен­ным бед­ст­ви­ем и общей печа­лью»¹⁵. Тяжесть пода­тей мог­ла быть вызва­на и сти­хий­ны­ми бед­ст­ви­я­ми, подоб­ны­ми чуме или голо­ду, кото­рые вме­сте раз­ра­зи­лись в восточ­ных про­вин­ци­ях в 312 г. Евсе­вий Кеса­рий­ский ярки­ми крас­ка­ми обри­со­вал эту тра­гедию, кото­рая в чис­ле про­че­го про­яви­лась и в том, что «бес­чис­лен­ное мно­же­ство наро­да умер­ло в горо­дах, а еще боль­ше того в селах и дерев­нях, так что спис­ки подат­ных людей, до того вре­ме­ни запол­нен­ные мно­го­чис­лен­ны­ми име­на­ми земле­вла­дель­цев, теперь состо­я­ли едва ли не из одних пома­рок, пото­му что почти все те жите­ли истреб­ле­ны голо­дом и зара­зой» (Euseb. Hist. Eccles. IX, 8). О тяже­сти государ­ст­вен­ных пода­тей и повин­но­стей, носив­ших литур­ги­че­ский харак­тер и дово­див­ших зем­ледель­цев до разо­ре­ния, нема­ло сведе­ний име­ет­ся и от эпо­хи, пред­ше­ст­во­вав­шей позд­ней антич­но­сти¹⁶. О при­тес­не­ни­ях сель­ски­ми маг­на­та­ми мел­ких кре­стьян-соседей писа­ли Кипри­ан и Арно­бий¹⁷. Как отме­ча­ет К-П. Йоне, эта тема рефре­ном про­хо­дит через всю рим­скую лите­ра­ту­ру, начи­ная с эпо­хи позд­ней рес­пуб­ли­ки и вплоть до позд­ней импе­рии¹⁸. Этот сво­е­го рода топос имел, конеч­но, реаль­ную подос­но­ву, но в лите­ра­тур­ных свиде­тель­ствах совре­мен­ни­ков она была крайне пре­уве­ли­че­на¹⁹. Конеч­но, нет осно­ва­ний пол­но­стью отри­цать дан­ные Лак­тан­ция, Феми­стия, Фео­до­ри­та Кирр­ско­го, Иоан­на Зла­то­уста, Либа­ния и про­чих авто­ров о стра­да­ни­ях кре­стьян во вре­мя сбо­ра пода­тей, росте их задол­жен­но­сти, бег­стве и т. п. Одна­ко они нуж­да­ют­ся в более деталь­ном ана­ли­зе. Несмот­ря на как буд­то посто­ян­но про­грес­си­ро­вав­шее раз­ло­же­ние это­го слоя, сво­бод­ное кре­стьян­ство сохра­ня­лось и в III в., и эпо­ху позд­ней антич­но­сти. Вытес­не­ние кре­стьян­ства лати­фун­ди­я­ми нико­гда не име­ло пол­но­го успе­ха²⁰.

Бег­ство коло­нов со сво­ей зем­ли име­ло место и до реформ Дио­кле­ти­а­на²¹. Уже при­во­див­ша­я­ся над­пись из Ага Бей эпо­хи Севе­ров пока­зы­ва­ет, что недо­воль­ство кре­стьян вызы­вал не нало­го­вый гнет сам по себе, а зло­употреб­ле­ния чинов­ни­ков, исполь­зо­вав­ших сбор нало­гов в каче­стве пред­ло­га для лихо­им­ства (ср. OGIS 519). При этом коло­ны до послед­не­го дер­жа­лись за «оте­че­скую зем­лю». В зако­но­да­тель­стве IV—V вв. встре­ча­ет­ся мно­же­ство импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний, имев­ших целью уме­рить при­тес­не­ния кре­стьян сбор­щи­ка­ми нало­гов и дру­ги­ми чинов­ни­ка­ми. Эти меры свиде­тель­ст­ву­ют о непре­кра­щаю­щей­ся борь­бе пра­ви­тель­ства с нару­ше­ни­я­ми тако­го рода и о его забо­те о нало­го­пла­тель­щи­ках. Поэто­му выво­ды о непре­рыв­ном повы­ше­нии с.63 гне­та со сто­ро­ны государ­ства и его аппа­ра­та, ложив­ше­го­ся на пле­чи зем­ледель­че­ско­го насе­ле­ния, кажут­ся одно­сто­рон­ним упро­ще­ни­ем реаль­но­го поло­же­ния дел. В Егип­те уход с преж­не­го места житель­ства был свя­зан с воз­ла­гав­ши­ми­ся на сель­чан по жре­бию литур­ги­че­ски­ми обя­зан­но­стя­ми в поль­зу обще­ства и государ­ства. Ими мог­ли быть выпол­не­ние роли сбор­щи­ка пода­ти или заня­тие долж­но­сти кос­ме­та²². Тяжесть литур­гий доволь­но часто высту­па­ла в папи­ру­сах в каче­стве обос­но­ва­ния бед­но­сти и бег­ства жите­лей сел²³. Зача­стую бег­ле­цы остав­ля­ли дома невы­пол­нен­ные обя­зан­но­сти. Это слу­жи­ло осно­ва­ни­ем государ­ст­вен­ным чинов­ни­кам для воз­вра­ще­ния зем­ледель­цев обрат­но, к месту реги­ст­ра­ции их повин­но­стей (idia). Мно­гие бежа­ли а Алек­сан­дрию. По это­му пово­ду Кара­кал­ла в 215 г. издал указ: «Все егип­тяне, нахо­дя­щи­е­ся в Алек­сан­дрии, осо­бен­но кре­стьяне, кото­рые бежа­ли из дру­гих мест и могут быть лег­ко выяв­ле­ны, долж­ны быть высла­ны. […] Выслать над­ле­жит толь­ко тех, кто бежал из род­ных мест, чтобы избе­жать земель­ных повин­но­стей, а не тех, кото­рые скап­ли­ва­ют­ся здесь, чтобы насла­дить­ся зре­ли­щем слав­ней­ше­го горо­да Алек­сан­дрии, при­бы­ва­ют сюда ради пре­ле­стей город­ской жиз­ни или по слу­чай­ным делам» (P. Giss. 40, II). Инте­рес­но наблюде­ние А. Шуль­те­на, что в кре­стьян­ских жало­бах про­смат­ри­ва­ет­ся опре­де­лен­ный шаб­лон, ука­зы­ваю­щий, что писа­лись они, види­мо, доволь­но часто²⁴. Но исполь­зо­ва­ние сте­рео­тип­ных обо­ротов, имев­ших цель раз­жа­ло­бить адре­са­та, не поз­во­ля­ет вос­при­ни­мать такие тек­сты бук­валь­но.

Оче­вид­но, что фик­са­ция граж­дан­ской ori­go не дава­ла коло­нам прав соб­ст­вен­но­сти на обра­ба­ты­ва­е­мую ими зем­лю²⁵. Пер­во­на­чаль­но они мог­ли сво­бод­но покидать име­ние, если, конеч­но, пол­но­стью рас­счи­та­лись с его хозя­и­ном или с государ­ст­вен­ны­ми повин­но­стя­ми. Но в дру­гом месте коло­ны ста­но­ви­лись уже не ори­ги­на­ри­я­ми, а посе­лен­ца­ми-инкви­ли­на­ми, посколь­ку их ori­go была уже опре­де­ле­на²⁶. Пре­до­став­ле­ние граж­дан­ских прав влек­ло за собой и упо­рядо­чи­ва­ние обя­зан­но­стей. Для коло­нов — сель­ских жите­лей они заве­до­мо долж­ны были ока­зать­ся ины­ми, чем для горо­жан или земле­вла­дель­цев, имев­ших ori­go в горо­де. Их обя­зан­но­сти, рас­смат­ри­вав­ши­е­ся как граж­дан­ские functio­nes, были обра­бот­ка зем­ли, да вне­се­ние пода­тей в каз­ну государ­ства и выпол­не­ние повин­но­стей. Будучи зем­ледель­ца­ми, коло­ны мог­ли выпол­нять свои обя­зан­но­сти толь­ко в одном месте. При­вле­че­ние их к mu­ne­ra в поки­ну­том месте их про­ис­хож­де­ния (ori­go) и месте ново­го про­жи­ва­ния (do­mi­ci­lium), как это было с город­ски­ми инко­ла­ми, было бы нон­сен­сом. Поэто­му логич­но, что в ско­ром вре­ме­ни вся­кая попыт­ка отка­за от обя­зан­но­стей долж­на была повлечь за собой стрем­ле­ние вла­стей заста­вить их нести. То, чем преж­де зани­ма­лась мест­ная адми­ни­ст­ра­ция, ста­ло объ­ек­том инте­ре­са цен­траль­но­го пра­ви­тель­ства. Так сло­жи­лась пред­по­сыл­ка импе­ра­тор­ско­го зако­но­да­тель­ства, посвя­щен­но­го воз­вра­ту коло­нов в место их про­жи­ва­ния. Види­мо, не слу­чай­но, что оно впер­вые про­яви­ло себя при Кон­стан­тине. Поли­ти­ка и зако­но­да­тель­ство Дио­кле­ти­а­на, судя по сохра­нив­шим­ся в Кодек­се Юсти­ни­а­на фраг­мен­там, носи­ли во мно­гом еще тра­ди­ци­он­ный харак­тер. Его кве­сто­ры, по-види­мо­му, еще пыта­лись смот­реть на рим­ское обще­ство гла­за­ми юри­стов, ори­ен­ти­ро­вав­ших­ся на пра­во клас­си­че­ско­го пери­о­да. Одна­ко создан­ный Дио­кле­ти­а­ном обще­ст­вен­ный и поли­ти­че­ский порядок несколь­ко сме­стил акцен­ты в раз­ви­тии граж­дан­ско­го обще­ства и, таким обра­зом, послу­жил пред­по­сыл­кой для новой соци­аль­ной поли­ти­ки Кон­стан­ти­на.

2. 2. Зако­но­да­тель­ство Кон­стан­ти­на о коло­нах.

Пер­вым по вре­ме­ни тек­стом из импе­ра­тор­ско­го зако­но­да­тель­ства, в кото­ром зафик­си­ро­ва­но при­нуди­тель­ное воз­вра­ще­ние коло­нов к месту житель­ства, счи­та­ет­ся кон­сти­ту­ция 332 г. В Кодек­се Фео­до­сия (V, 17, 1) сохра­нен лишь неболь­шой фраг­мент с.64 ее: «Сле­ду­ет не толь­ко воз­вра­щать к месту житель­ства коло­на чужо­го пра­ва, най­ден­но­го у кого бы то ни было, но сверх того взыс­ки­вать подуш­ную подать за вре­мя его отсут­ст­вия. Самих же обра­щаю­щих­ся в бег­ство коло­нов сле­до­ва­ло бы зако­вать в желе­зо по при­ме­ру лиц раб­ско­го состо­я­ния, чтобы, по заслу­гам полу­чив раб­ское нака­за­ние, они испол­ня­ли при­ли­че­ст­ву­ю­щие сво­бод­ным обя­зан­но­сти». Мно­гие совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли не счи­та­ют кон­сти­ту­цию зако­ном, уста­нав­ли­вав­шим при­креп­ле­ние коло­нов²⁷. Она не вошла в Кодекс Юсти­ни­а­на. Сле­до­ва­тель­но, у нее не было како­го-то осо­бо­го про­грамм­но­го харак­те­ра. Часто под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что такой закон, веро­ят­нее все­го издан­ный при Дио­кле­ти­ане, не сохра­нил­ся. Кон­сти­ту­ция же 332 г. была лишь одним из ряда поста­нов­ле­ний, под­твер­ждав­ших дей­ст­вие тако­го зако­на²⁸. Сохра­нив­ша­я­ся часть ее тек­ста свя­зы­ва­ет воз­врат коло­на с упла­той пода­тей. В совре­мен­ной нау­ке эта связь вос­при­ни­ма­ет­ся как пря­мое свиде­тель­ство того, что фис­каль­ные нуж­ды были глав­ной при­чи­ной воз­вра­та коло­нов. В таком слу­чае кажет­ся оче­вид­ной и при­чи­на их зави­си­мо­сти от име­ния, в цен­зо­вые спис­ки кото­ро­го они были заре­ги­ст­ри­ро­ва­ны²⁹. Не менее оче­вид­но и то, что коло­ны под­ле­жа­ли воз­вра­ще­нию в свою ori­go в име­нии, а не к земле­вла­дель­цу или к хозяй­ству³⁰. В Кодек­се Фео­до­сия кон­сти­ту­ция адре­со­ва­на «про­вин­ци­а­лам» (ad pro­vin­cia­les). Из это­го обыч­но дела­ет­ся вывод о том, что она вво­ди­ла при­креп­ле­ние коло­нов во всей импе­рии. Одна­ко с таким заклю­че­ни­ем не слиш­ком согла­су­ет­ся нали­чие в Кодек­се Юсти­ни­а­на кон­сти­ту­ций вто­рой поло­ви­ны IV в., кото­рые в лите­ра­ту­ре обыч­но свя­зы­ва­ют­ся с введе­ни­ем при­креп­ле­ния коло­нов в Илли­ри­ке, Фра­кии и Пале­стине (CJ. XI, 51, 1 — 386; 52, 1 — 393?; 53, 1 — 371).

Сохра­нив­ший­ся текст кон­сти­ту­ции 332 г. по край­ней мере два­жды под­вер­гал­ся редак­ции уже в позд­не­ан­тич­ную эпо­ху. Его крат­кость ука­зы­ва­ет на то, что перед нами не аутен­тич­ный закон Кон­стан­ти­на, а сокра­щен­ная в Кодек­се Фео­до­сия выдерж­ка из него. К тому же она дошла до нас в Бре­виа­рии Ала­ри­ха (V, 9, 1). Зави­си­мость коло­нов была уже оче­вид­на при изда­нии Кодек­са Фео­до­сия в 438 г. и тем более в 506 г., когда по при­ка­зу Ала­ри­ха II был запи­сан Lex Ro­ma­na Wisi­go­tho­rum. Сле­до­ва­тель­но, из кон­тек­ста кон­сти­ту­ции было выбра­но то, что под­твер­жда­ло прин­цип при­креп­ле­ния коло­нов, при­чем с теми при­чин­ны­ми акцен­та­ми, кото­рые отве­ча­ли поло­же­нию в V—VI вв. Поэто­му пред­став­ля­ет­ся, что акцент на зави­си­мо­сти коло­нов от места житель­ства, кото­рый кажет­ся оче­вид­ным с сохра­нив­шем­ся тек­сте, отно­сит­ся по край­ней мере к 438 г. Тем не менее в пер­во­на­чаль­ном тек­сте кон­сти­ту­ции долж­но было быть нечто, вызвав­шее инте­рес к нему комис­сии Фео­до­сия II. При отсут­ст­вии в импе­ра­тор­ском зако­но­да­тель­стве до 332 г. пре­цеден­тов воз­вра­та к ori­go сво­бод­ных зем­ледель­цев это дол­жен был быть текст тако­го поста­нов­ле­ния, где воз­врат их был юриди­че­ски оправ­дан³¹. Веро­ят­нее все­го, воз­врат мог отно­сить­ся к каким-то опре­де­лен­ным зем­ледель­цам, не рас­счи­тав­шим­ся по сво­им пла­те­жам с государ­ст­вом. Воз­мож­но, это был эдикт, подоб­ный выше­при­веден­но­му поста­нов­ле­нию Кара­кал­лы 215 г., имев­ший не все­им­пер­ский, а част­ный харак­тер и огра­ни­чен­ный мас­штаб рас­про­стра­не­ния. Лак­тан­ций отме­чал, что повы­сив­ший в резуль­та­те реформ Дио­кле­ти­а­на раз­мер пода­тей застав­лял неко­то­рых коло­нов остав­лять обра­ба­ты­ва­е­мую зем­лю (De mort. per­sec. 7). В лите­ра­ту­ре неод­но­крат­но обра­ща­лось вни­ма­ние на дати­ро­ван­ный 332 г. еги­пет­ский папи­рус, в кото­ром гово­рит­ся, что в деревне Теадель­фия оста­лось толь­ко 3 из 25 нало­го­пла­тель­щи­ков³². 22 кре­стья­ни­на бежа­ли в дру­гие села и к земле­вла­дель­цам. Такие пере­хо­ды еги­пет­ских кре­стьян име­ли место и преж­де. Они так­же пре­сле­до­ва­лись мест­ной адми­ни­ст­ра­ци­ей, но не влек­ли за собой широ­ко­мас­штаб­ных обще­го­судар­ст­вен­ных пере­мен в поли­ти­ке адми­ни­ст­ри­ро­ва­ния.

Есть веро­ят­ность, что пер­во­на­чаль­ный текст поста­нов­ле­ния 332 г. мог отно­сить­ся к под­власт­ным лич­но импе­ра­то­ру коло­нам его соб­ст­вен­ных име­ний либо зем­ледель­цам на зем­лях, счи­тав­ших­ся импе­ра­тор­ски­ми³³. В поль­зу тако­го пони­ма­ния кон­сти­ту­ции с.65 332 г. свиде­тель­ст­ву­ет и то обсто­я­тель­ство, что осталь­ные четы­ре отно­ся­щи­е­ся к коло­нам кон­сти­ту­ции Кон­стан­ти­на, сохра­нив­ши­е­ся в Кодек­се Фео­до­сия, не содер­жат и наме­ка на их зави­си­мость³⁴. Из девя­ти ана­ло­гич­ных кон­сти­ту­ций Кодек­са Юсти­ни­а­на лишь одна посвя­ще­на воз­вра­ту коло­нов и запре­ту отвле­кать их для иных дел кро­ме зем­леде­лия³⁵. И коло­ны этой кон­сти­ту­ции — импе­ра­тор­ские: «Мы при­ка­зы­ваем, чтобы коло­ны, кото­рые явля­ют­ся наши­ми част­ны­ми, спо­соб­ные как для веде­ния дел, так и для обра­бот­ки полей, были воз­вра­ще­ны, и при­вле­ка­лись толь­ко к заня­ти­ям наши­ми дела­ми. Впредь пусть соблюда­ет­ся даже так, чтобы никто из них не при­вле­кал­ся к веде­нию чьих бы то ни было част­ных дел или рас­по­ря­же­нию чем-либо»³⁶. В Кодекс был вклю­чен лишь неболь­шой фраг­мент кон­сти­ту­ции, вырван­ный из пояс­ня­ю­ще­го его кон­тек­ста. Для комис­сии Три­бо­ни­а­на в VI в. был важен лишь тот «удар­ный» акцент, кото­рый зафик­си­ро­ван в выбран­ном из кон­сти­ту­ции пред­ло­же­нии. Пред­ше­ст­ву­ю­щий ему в титу­ле Кодек­са фраг­мент вре­ме­ни Кон­стан­ти­на под­хо­дит к про­бле­ме свя­зи импе­ра­тор­ских коло­нов с местом житель­ства более мяг­ко. В нем нет тре­бо­ва­ния воз­вра­щать коло­нов, но гово­рит­ся о запре­те им зани­мать долж­но­сти и нести повин­но­сти в город­ских общи­нах: «Пусть ни один потом­ст­вен­ный колон (co­lo­nus ori­gi­na­lis) наше­го част­но­го име­ния никем не при­вле­ка­ет­ся ни к каким почет­ным долж­но­стям, ни к любым дру­гим город­ским повин­но­стям. Ведь раз­ве не к or­do город­ских общин и про­чим, из кото­рых сле­ду­ет про­из­во­дить выбор вслед­ст­вие их мно­го­чис­лен­но­сти, во всем про­цве­таю­щим, нуж­но снис­хо­дить про­ти­во­за­кон­ным выбо­ром для это­го край­не­го сред­ства»³⁷. Тональ­ность поста­нов­ле­ния ассо­ци­и­ру­ет­ся с реак­ци­ей импе­ра­то­ра на жало­бу коло­нов его соб­ст­вен­ных вла­де­ний, подоб­ную пети­ции кре­стьян из Ага Бей нача­ла III в.

Импе­ра­тор­ским коло­нам посвя­ще­на боль­шая часть кон­сти­ту­ций Кон­стан­ти­на, отно­ся­щих­ся к этой про­бле­ме. В них про­сле­жи­ва­ет­ся общая тен­ден­ция огра­ни­чить дея­тель­ность коло­нов рам­ка­ми име­ния и того заня­тия, кото­ро­му они были пред­на­зна­че­ны сво­им поло­же­ни­ем зем­ледель­цев. Эта тен­ден­ция появи­лась задол­го до нача­ла IV в. и Кон­стан­тин, види­мо, лишь выра­зил ее адек­ват­но тем соци­аль­но-пра­во­вым усло­ви­ям, кото­рые сло­жи­лись в импе­рии после реформ Дио­кле­ти­а­на. Новые пра­во­вые идеи и оформ­ляв­шая их тер­ми­но­ло­гия появи­лись в пер­вой поло­вине IV в. не столь уж рез­ко и, при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии, неожидан­но. Само поня­тие «коло­нат­ное пра­во» (ius co­lo­na­tus) в зако­но­да­тель­стве IV в. воз­ник­ло впер­вые по отно­ше­нию к импе­ра­тор­ским зем­лям (CTh. XII, 1, 33 — 342). Оче­вид­но, оно уже усто­я­лось и ста­ло при­выч­ным к это­му вре­ме­ни. И толь­ко мно­го поз­же, во вто­рой поло­вине IV в. оно рас­про­стра­ни­лось и на част­ные вла­де­ния³⁸. При­чем, если в импе­ра­тор­ской кон­сти­ту­ции 342 г. пред­по­ла­га­лась воз­мож­ность отно­ше­ния к коло­на­ту как к арен­де, то начи­ная с кон­сти­ту­ции 382 г. речь шла уже о «веч­ном коло­на­те» (co­lo­na­tu per­pe­tuo). Все это ука­зы­ва­ет на то, что совре­мен­ное вос­при­я­тие зако­но­да­тель­ства Кон­стан­ти­на о коло­нах во мно­гом обу­слов­ле­но дву­мя обсто­я­тель­ства­ми. Во-пер­вых, редак­тор­ской прав­кой его поста­нов­ле­ний в Кодек­сах. А во-вто­рых, свя­зан­ным с утра­той основ­ной мас­сы кон­сти­ту­ций пред­ше­ст­ву­ю­ще­го пери­о­да отсут­ст­ви­ем адек­ват­но­го мате­ри­а­ла для срав­не­ния.

Фор­ми­ро­вав­ше­е­ся уже в III в. новое пред­став­ле­ние о граж­дан­ском ius ori­gi­nis для зем­ледель­цев осу­ществля­лось пер­во­на­чаль­но, по-види­мо­му, на импе­ра­тор­ских зем­лях. В свое вре­мя эту мысль выска­зы­вал еще М. Вебер³⁹. У коло­нов терри­то­рий, изъ­ятых из веде­ния муни­ци­пи­ев, граж­дан­ская ori­go мог­ла быть пред­став­ле­на толь­ко селом или име­ни­ем. Сле­дуя сло­жив­шим­ся в I—III вв. рим­ским фор­мам адми­ни­ст­ри­ро­ва­ния, ори­ен­ти­ро­ван­ным на само­управ­ля­ю­щи­е­ся общин­ные кол­лек­ти­вы и кор­по­ра­ции, пра­ви­тель­ство долж­но было искать адек­ват­ную заме­ну город­ской общине для граж­дан-зем­ледель­цев из сель­ско­го плеб­са. Такой заме­ной на импе­ра­тор­ских терри­то­ри­ях мог­ло с.66 стать име­ние, груп­пи­ро­вав­ши­е­ся вокруг