Кампания по закрытию монастырей.

Среди множества примеров закрытия обителей судьба Селижаровского Троицкого мужского монастыря, вероятно, не является чем-то совершенно уникальным. Вместе с тем, нельзя не отметить тот факт, что обычно внима- ние исследователей и общественности привлекают крупные обители. Сели- жаровский монастырь интересен тем, что он совершенно неприметен в мас- штабах государства. Таким образом, на его примере можно изучать судьбу малых обителей, где, безусловно, должна присутствовать своя специфика.

Селижаровский монастырь был основан в ХV в. и известен в русской истории тем, что один из его игуменов, Гурий, был в 1555 г. рукоположен в первого архиепископа Казанского. Этот церковный деятель устроил вверен- ную ему новую епархию, он стоял у истоков той плеяды епископов, среди которых святители Герман, архиепископ Казанский, Варсонофий, епископ Тверской, патриархи Иов и Гермоген1. Причины, по которым Гурий оказался игуменом в незначительном Селижаровском монастыре неизвестны. Перед этим он 10 лет был игуменом в Исифо-Волоцком монастыре, и еще 2 года безмолвствовал. Его далекий преемник архимандрит Модест, последний нас- тоятель Троицкой обители, считал это следствием царской немилости. 4 ок- тября 1928 г., когда церковь празднует память святителя Гурия, он произнес проповедь, в которой призывал верующих терпеть гонения, «как Гурий тер- пел»2. Смысл проповеди, насколько его можно восстановить по материалам дела, довольно глубок. Там не только отмечалось, что власть проводит гоне- ния на церковь, но и утверждалась мысль о том, что смирение всегда воз- награждается3. Так в историческую реальность ХХ века оказался вписан дав- но почивший иерарх.

      Последние годы существования монастыря можно изучить по матери- алам следственного дела, которое в 1928-1930 гг. велось в Ржевском окруж- ном отделе ОГПУ Западной области. Как следует из обвинительного заклю- чения, чекисты обнаружили в Селижаровском и Кувшиновском районах на- личие антисоветской организации, костяк которой составляли монахи. По версии следствия целью создания организации было «удержание монастырей и реставрация монархического строя». Организация состояла из отдельных ячеек, которые якобы занимались распространением слухов «о скорой гибели советской власти» и противодействовали мероприятиям партии и правитель- ства, проводимым на селе1. В 1957-1958 гг. дело было пересмотрено и основ- ное обвинение – в существовании антисоветской организации – было снято2. В материалах дела отложились интереснейшие документы, изъятые при обысках: листовки, письма, памятные книжки, рукописные брошюры, кото- рые могут быть использованы при изучении церковного самиздата, полити- ческой позиции и убеждений монашества, духовенства и мирян. В настоящее время дело 25701-с хранится в Тверском центре документации новейшей ис- тории (ТЦДНИ) в фонде 7849 (следственные дела, переданные из архива ФСБ).

Начало этому делу положило женское собрание в клубе имени Карла Маркса 13 декабря 1928 гг. На этом собрании впервые был поставлен вопрос о закрытии монастыря, но присутствующие настояли на том, чтобы отложить его обсуждение на неделю. Через неделю 20 декабря собралось много людей, настроенных против закрытия. Программа вечера была сорвана. Народному судье не дали закончить доклад «О правах женщины». Инициативой завладе- ли члены церковного совета монастырской церкви3. Это выступление поме- шало властям немедленно закрыть монастырь, однако дало материал для воз- буждения уголовного дела.

      Первый по времени возникновения документ дела – донесение Селижа- ровского волостного совета уполномоченному ГПУ Осташковского уезда Тверской губернии (губернию расформировали в 1929 г. и Селижарово стало райцентром Ржевского округа Западной области). Первоначально следствие разрабатывало версию о том, что организатором акции протеста явился архи- мандрит Модест. Следствие тянулось более года без существенных подви- жек. За это время в кельях у монахов был проведен обыск1, а затем кельи бы- ли отобраны. По другим данным кельи были отобраны еще в 1928 г.2, но это не подтверждается другими показаниями. Церковный совет нанял для иноков помещение вблизи монастыря в доме Ивана Евстигнеева в Почтовом переулке.

      В 1929 г. в монастыре было 9 насельников: архимандрит, 4 иеромонаха, 2 иеродьякона и 2 батрака-послушника. Биографические данные этих людей заслуживают упоминания. Почти все они происходят из крестьян, плохо об- разованы, но имеют богатый жизненный опыт. Так, иеромонах Иероним (Коровашкин) 1880 года рождения с 1897 г. был послушником в Новоторж-ском Борисоглебском монастыре. В 1915 г. он был призван в армию, служил в артиллерии, воевал и попал в плен. Вернувшись из плена некоторое время жил у родственников, а в 1922 г. поступил в Селижаровский монастырь3.

      Иеродьякон Валентин (Сорокин) 1874 года рождения поступил в Нило- ву пустынь 28 лет от роду, в 1921-1922 гг. (так указано в протоколе) был пе- реведен в Селижарово4. По другим данным он родился в 1972 г., до 40 лет жил в Ленинграде, был чернорабочим, затем с товарищем пришел в Нилову пустынь. Будучи послушником, прижил дочь, которая из-за смерти матери воспитывалась в приюте, но сохранила с ним отношения5.

      Иеродьякон Арсений (Васильев) 1885 года рождения в 1925 г. поступил послушником в Нилову пустынь. В начале 1929 г. после закрытия пустыни он был посвящен в сан и переведен в Селижаровский монастырь. До мона-шества Васильев работал парикмахером, в 1915-1920 гг. служил в армии, ох- ранял 3-й дом Советов на Садово-Каретной улице1.

Архимандрит Модест (Клюев) с 1893 г. был послушником Новоторж- ского Борисоглебского монастыря, там принял сан и постриг, в 1912-1921 (по другим данным 1922) гг. был казначеем, затем переведен настоятелем в Се- лижарово, в 1924 г. возведен в архимандриты2.

      В материалах дела не говорится, где проходил служение иеромонах Илья (Коршунов) 1875 года рождения, он принял сан в 1917 г.3. Про иеромо- нахов Феодосия и Василия тоже практически ничего не известно, кроме того, что Феодосий считался опытным духовником – старцем4. Из-за старости и болезней они никакого участия в делах монастыря не принимали и не были привлечены к следствию. Таким образом, можно сделать вывод, что, за иск- лючением монахов Василия, Феодосия и Ильи, все насельники поступили в Селижаровскую обитель после 1921 г. Большинство из них уже имели значи- тельный опыт монашеской жизни. В Селижаровском монастыре собрались бывшие насельники Ниловой пустыни и Борисоглебского монастыря.

      Архимандрит Модест считал своим долгом заботиться о сохранении обители. С этой целью он взял двух послушников и учил их «всем канонам монастырского правила»5. Один из них, Теляшов, 21 лет, с 1927 г. служил звонарем без заключения трудового договора. В конце 1929 г. он ушел из мо- настыря, но вскоре вернулся, чтобы получить справку о том, что он там рабо- тал. Это ему потребовалось для оформления воинских документов. Однако никакой справки ему не выдали, поскольку в монастырских списках он не значился. Тогда Теляшов подал заявление с требованием доплатить ему жалованье1. Этот случай серьезно осложнил положение монастыря. Другой послушник, Сергей Люберцев, 17 лет, прожил в монастыре один год практи- чески по милости настоятеля. Дома у него не хватало хлеба. Платили ему очень мало, кормили тем, что и сами ели, заставляли носить воду, мести по- лы, иногда колоть дрова и выполнять мелкие поручения, один раз вместе с Теляшовым ему пришлось прополоть гряды монастырского огородика. В конце 1929 г. он покинул обитель и никаких претензий к монахам не предъ- являл2.

      Настоятель скрывал от властей, что в обители есть молодые послуш- ники. В 1928-1929 гг. при подаче в милицию списков насельников монастыря он их не назвал3, но и трудовые договора не заключал, «потому что считал их как служителей культа»4. Кроме того, как утверждал архимандрит, у монас- тыря не было достаточно средств, чтобы платить Теляшову и Люберцеву по- стоянную зарплату5.

      При монастырской церкви был зарегистрирован приход и организован церковный совет. Собраниями совета руководил настоятель, он выполнял также обязанности секретаря. Однако самые важные дела архимандрит Мо- дест предпочитал решать с небольшой группой мирян, оказывавших монас- тырю самую активную поддержку. Такие совещания проводились тайно в ке- лье настоятеля, из числа братии на них присутствовал только иеромонах Иероним, старый товарищ архимандрита. Настоятель не доверял некоторым монахам и членам церковного совета. Протоколы на таких собраниях не ве- лись. Их участники на следствии утверждали, что на этих встречах никаких решений не принималось. Иеромонах Иероним дал показания, что в келье на- стоятеля «обсуждали вопросы о том, как лучше повести дело», но ничего бо- лее конкретного не рассказал6. Возможно, на одной из таких встреч в 1929 г. было решено продемонстрировать властям, что монахи пользуются массовой поддержкой населения. Вскоре из окрестных деревень пришли крестьяне и устроили митинг с требованием не закрывать монастырский храм1. Настоя- тель вел перепись верующих, посещающих церковь, «в результате эта под- писка дошла до паломничества – собирались до тысячи человек»2. Архиман- дрит Модест разъяснял братии, что если Богу будет угодно, то «весь народ должен прийти на помощь православной церкви и освободить ее от тех гоне- ний, которые церковь и духовенство переживают»3.

     Отношения среди братии были довольно сложные. Архимандрит наста- ивал на том, что хотя церковь и стала приходской, необходимо сохранить все монастырские порядки. Строгость настоятеля не всех устраивала. Даже его друг иеромонах Иероним отмечал, что «мы, братия, старались выполнять все его, Модеста, приказания, иначе он мог бы нас отлучить от монастыря отсю- да и лишить куска хлеба»4. Очевидно, поэтому некоторые монахи на след- ствии дали порочащие настоятеля показания5. Самую выгодную позицию за- нял иеромонах Илья. Он последнее время перед арестом проживал в церков- ной сторожке, отдельно от братии и утверждал, что ничего не знает о делах монастыря. Иеромонах Иероним был вынужден дать более подробные пока- зания. Известно, что этим двум инокам архимандрит доверял больше, чем другим. Почти все насельники Селижаровской обители на следствии призна- ли свою принадлежность к «нелегальной монашеско-церковнической группи- ровке», понимая под этим то, что они «исполняли все монастырские обряд- ности», «молились в монашеских одеяниях»6. По версии следствия эти пока- зания были равносильны признанию существования контрреволюционной организации. Иноки не предполагали такой трактовки и фактически были введены в заблуждение.

     В каноническом отношении монастырь подчинялся Московскому пат- риархату. По приказу архимандрита в монастырской церкви поминался пат- риарх Тихон1. Настоятель был хорошо знаком с тверским митрополитом Се- рафимом (Александровым), который поставил его управлять Селижаровской обителью. В 1928 г. архимандрит Модест ездил в Москву, чтобы встретиться с иерархом и исполнял его поручения. В том же году Серафим был переведен в Самару. В бумагах настоятеля при обыске была обнаружена заверенная ко- пия прощального послания митрополита «пастырям и пасомым церкви Тверской»2. В этом документе иерарх призывает православных признать ка- ноничность заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Однако не известно, возымел ли этот призыв действие на архимандрита Модеста.

Роковым событием для насельников Селижаровского монастыря стало объединение их дела с несколькими другими в одно производство. Это про- изошло 30 марта 1930 г.3 Как впоследствии было признано судом, объеди- нение носило чисто механический характер. Многие лица, обвиняемые в том, что они принадлежали к одной организации, познакомились уже в тюрьме. По версии следствия организация включала в себя семь ячеек: 3 в Селижа- ровском районе и 4 в Кувшиновском районе4. Все Кувшиновские ячейки сос- тояли из монахинь закрытого еще в 1928 г. Могилевского женского монас- тыря. В Селижаровском районе помимо Троицкого монастыря к организации были причислены причты церквей села Хатошино и погоста Песочня, в кото- рых служили знакомые архимандриту Модесту люди. Связь с Кувшиновс- кими ячейками осуществлялась через игуменью Могилевского монастыря Раису и странника Степушку (С. Ю. Аракчеева).

Дело было решено Тройкой Полномочного Представительства ОГПУ по Западной области 3 сентября 1930 г. Архимандрит Модест получил 10 лет лагерей, откуда уже не вернулся1, иеродьякону Валентину присудили 3 года лагерей, дальнейшая его судьба не известна, равно как и остальных монахов, которые были приговорены к высылке в Северный край сроком на 3 года2. На этом монастырь свое существование прекратил.

      В обвинительном заключении по этому делу приводится ряд тезисов, раскрывающих политическую подоплеку закрытия Селижаровского монас- тыря. Поэтому имеет смысл сделать выдержку: «Ликвидированная к. р. орга- низация свое начало активной деятельности берет с конца 1928 г. и начала 1929 г., т. е. с того момента, когда в условиях Ржевского округа (где только в 1928 г. началась формальная ликвидация монастырей) местными организа- циями, по требованию масс, было проведено ряд мероприятий на культурном фронте – по антирелигиозной работе, а главное, когда было проведено соот- ветствующее наступление на капиталистический элемент деревни»3. До кон- ца 1928 г. монахи «сумели замаскироваться в своих насиженных местах»4. Таким образом, закрытие монастыря четко увязано с наступлением на «капи- талистический элемент» и антирелигиозной работой. Указана конкретная да- та, когда началась эта кампания – 1928 г. В этих условиях руководство Сели- жаровского монастыря решило обратиться за помощью к населению, чтобы оказать давление на власть. Причем эта деятельность имела успех, поэтому традиционная риторика чиновников о «требованиях масс» в данном случае не имеет под собой почвы. Скорее напротив, демонстрация поддержки насе- лением церкви привела к тому, что монахи были арестованы и высланы. В 1928-1929 гг. монастырь зарекомендовал себя как центр консолидации об- щественного недовольства. Участие крестьян в борьбе за сохранение обители обнажило их неприятие политики партии.

Пример Селижаровского монастыря в целом подтверждает, что закры- тие обителей связано со сворачиванием НЭПа и переходом к коллекти- визации в сельском хозяйстве. Борьба за сохранение монастыря шла вразрез с важнейшим направлением государственной политики. Этим объясняется ре- шительность и жестокость репрессий, которые привели не только к закрытию обители, но также к высылке монахов и близких к ним лиц в лагеря и отда- ленные регионы страны. Помимо идеологически обусловленной борьбы про- тив религиозной пропаганды, власти стремились не допустить в дальнейшем организованных массовых акций протеста. Важно отметить, что борьбу за сохранение обители вела небольшая инициативная группа мирян во главе с настоятелем. Братия монастыря в этой деятельности практически не участво- вала, а население Селижарова и окрестных деревень оказывало поддержку нерегулярно.

  В годы НЭПа руководство государства в области церковной политики продолжало в целом руководствоваться постулатом о постепенном отмира- нии религии по мере построения социализма, роста образованности и созна- тельности граждан. Однако усиление давления на религиозные организации в конце 1920-х гг. вызвало недовольство широких слоев населения, в чем про- явилось наличие в обществе значительного числа верующих людей. Таким образом, надежда на то, что народ удастся вывести из-под влияния церкви без применения крайних мер, потерпела крах. В этих условиях переход к ре- прессиям стал практически неизбежен.