Монашество в репрессиях 1937-1938 гг.

      В приказе №00447 государственная власть утверждает, что некоторые категории населения являются враждебными и должны быть подвергнуты ре- прессиям1. Таким образом, в соответствии с этим документом органы НКВД должны были выявить «антисоветских элементов». Приказ предписывает в первую очередь выяснение преступных связей2, а не расследование конкрет- ных преступлений. Предполагается, что арестованные лица – заведомые пре- ступники. При аресте им уже предусмотрено наказание: заключение или рас- стрел. Тройки НКВД фактически только уточняют приговор: «могут отно- сить лиц, намеченных к репрессированию по 2 категории – к первой катего- рии и лиц, намеченных к репрессированию по первой категории – ко вто- рой»3.

      В ходе эволюции террора сложились определенные стереотипы, образы врагов. Сотрудники НКВД подгоняли показания под некие, заранее извест- ные рамки. Практика ускоренного следствия подсказала ограничение числа свидетелей 2-3 человеками. В протоколах допроса обвиняемых сотрудники НКВД нередко просто фиксировали отказ арестованного признать свою ви- ну4. Конкретные образы врагов формировались разными путями. Особенно следует выделить влияние прессы и внутренних документов НКВД. Следо- ватель А. С. Шелыгов, который в 1937 г. осмелился бороться против беззако- ния, в своих воспоминаниях написал: «В конце 1936-го или начале 1937 г. из Москвы в наше управление начали поступать копии протоколов допросов де- ятелей право-троцкистского подполья /…/ Знакомство с этими материалами создавало сильное впечатление о существовании и деятельности разветвлен- ных антисоветских организаций»5. Нередко данные, полученные подобным путем, использовались как образец для фабрикации новых дел. Одним из по- пулярных методов ведения следствия было конструирование организаций для того, чтобы показания, полученные на одного обвиняемого, автомати- чески распространить на других. Приказ № 00447 ориентировал сотрудников НКВД на выявление всех преступных связей1

      Целевые группы приказа № 00447 указаны с разной степенью четкости, что оставляло для сотрудников НКВД возможность проявлять собственную инициативу при отнесении конкретных людей к числу врагов. По ходу вы- полнения операции этот вид произвола постоянно возрастал2. Категория «церковников», к которой относятся монахи, является достаточно размытой. Под нее попадало не только духовенство, но и простые верующие. Следует отметить, что следователи не всегда проявляли интерес к тому факту, что об- виняемый является монахом. Так, например, в деле М. А. Соловьева таких сведений не содержится3. Самое очевидное объяснение этого факта заклю- чается в том, что Соловьев служил приходским священником и репрессивные действия в его отношении ничем не отличаются от преследования других иереев. На момент ареста ему было чуть больше шестидесяти лет – это сред- ний возраст для репрессированных монахов.      

      К сожалению мы не располагаем протоколами заседаний Тройки НКВД по Калининской области, однако некоторые сведения о количестве монахов, репрессированных в порядке приказа №00447, известны. В документе, озаг- лавленном «Сведения о количестве арестованных уголовников и других к-р элементов за август мес. 1937 г.» сообщается, что за указанный период было осуждено 7 монахов (из них 5 приговорены к расстрелу) и 12 сектантов (2 – к расстрелу)4. В итоговом отчётном документе об исполнении приказа №00447 указано, что всего «монахов и сектантских проповедников» было репресси- ровано 70 человек1. Обращает на себя внимание, что на начальной стадии операции по приказу № 00447 сотрудники органов госбезопасности разли- чали монахов и сектантов, причем к инокам относились намного суровее. К концу операции две категории были объединены в одну. Число, указанное в итоговом документе, в целом, заслуживает доверия, но точное число репрес- сированных монахов еще предстоит установить. В рамках работы удалось собрать информацию о 14-ти людях, относящихся к категории «монахов и сектантских проповедников». Такая подборка, конечно, не очень репре- зентативна, но все-таки позволяет сделать ряд выводов. Среди репрессиро- ванных монахов много приходских священников, при этом женщины оказа- лись в меньшинстве, не смотря на то, что до революции они составляли око- ло 80% монашествующих. Преобладающая категория репрессированных мо- нахов – лица без определенных занятий, почти все ранее судимы. Наиболь- шее число арестов было произведено в августе 1937 г., декабре 1937 г. и в марте 1938 г.

Введение Конституции СССР 1936 г. способствовало росту ожиданий последующей демократизации режима. В историографии высказывалось мне- ние, что в этих условиях увеличение размаха репрессий свидетельствует о нежелании местного (регионального) руководства подвергать себя риску ут- раты властных полномочий из-за отсутствия народной поддержки. Неспособ- ность или нежелание бороться за голоса избирателей демократическим спо- собом привели к попытке запугать население с помощью прямого террора и нагнетания в обществе страха перед внешними и внутренними врагами2. Если эта концепция соответствует действительности, то она объясняет, поче- му власть видела для себя угрозу даже в простом уклонении населения от ис- пользования своих гражданских прав. Например, монахине М. А. Тарасовой было предъявлено обвинение в том, что она вела агитацию против выборов в Верховный Совет1. Причем ее арест был произведен только 8 марта 1938 г. Следовательно, к тому времени с момента выборов, состоявшихся 12 декабря 1937 г., прошло три месяца. Арест не предупредил возможный вред, который она могла нанести своей агитацией, но выглядит как запоздалая месть. Тем более, что в деле ничего не сообщается об успехах ее деятельности. Для этой женщины, как бывшей монахини и ссыльной, выборы 12 декабря стали пер- вой в жизни возможностью легально проявить свою гражданскую позицию. Отказ от реализации «дарованных свыше» гражданских прав означает, по меньшей мере, неверие в то, что эти права имеют какое-то значение. Отсюда следует достаточно непривычный для отечественной историографии вывод о том, что советский режим боялся демонстрации собственной нели- гитимности, открытого выражения населением своего недоверия к власти. Современные знания о жестокости репрессий 1937-1938 гг. часто создают стереотип всесильности советского режима, который якобы был способен проводить любые преобразования, не считаясь с жертвами. Однако это пред- ставление сильно девальвируется, если обратить внимание на то, каких лю- дей и по каким причинам государство записывало в число своих врагов.    

      Во время следствия по уголовным делам 1937-1938 гг. монахам часто предъявлялось обвинение в подготовке общественного мнения к свержению советской власти и организации повстанческих ячеек, которые должны были выступить одновременно с вторжением фашистских держав. Анализ след- ственных дел позволяет сделать вывод, что некоторые факты антисоветской пропаганды, указанные в протоколах, могли иметь место, но они не составля- ли идеологическую базу подпольной деятельности монахов. В целом, след- ственные материалы не дают оснований утверждать, что монашество пред- ставляло достаточно серьезную силу, чтобы организовать государственный переворот. Более того, несмотря на серьезность обвинения, в протоколах в качестве доказательства существования заговора приводятся высказывания наподобие «я никак не дождусь, когда эту власть бог уберет»1. Использова- ние подобных фактов вне зависимости от их подлинности делает следствен- ные материалы легковесными, так как тяжкие обвинения подкрепляются ссылкой на религиозные предрассудки.

      В число иноков следователи иногда записывали лиц, чья принадлеж- ность к монашеству вызывает серьезные сомнения. До 1930-х гг. в стране существовало значительное количество профессиональных нищих, странни- ков, которые постоянно совершали своеобразное паломничество по святым местам, питаясь подаянием. Коллективизация, закрытие монастырей и ужес- точение паспортного режима затруднили подобные перемещения. Тем не ме- нее, отдельные странники продолжали вести привычный образ жизни. Их ря- ды даже стали пополняться за счет монахов, которые постоянно перемеща- лись, чтобы избежать ареста2.

Среди этих людей встречается совершенно особая, традиционная для русского общества категория юродивых. Один из них Ф. П. Павлов просла- вился среди осташковских крестьян тем, что предсказывал различные несчастья, которые потом сбывались. Он открыто бранил людей за отказ от веры, называл врагами и предателями тех, кто участвовал в раскулачивании3.

В следственных делах отложился интереснейший пласт сведений об от- ношении населения к перспективам крупного военного конфликта. Стерео- типность подобных материалов может свидетельствовать о том, что перед со- трудниками НКВД ставилась задача обращать внимание именно на эти фак- ты. Обвиняемым монахам приписывалось распускание слухов о грядущей войне с Германией и Японией4, в которой СССР потерпит поражение. Воз- можно, что подобные факты действительно имели место, однако трудно представить ситуацию, когда никак не связанные между собой люди исполь- зовали одинаковые приемы антисоветской пропаганды. В отличие от очевид- ных тяжелых условий жизни, которые советская страна навязала своим граж- данам, оценка перспективы большой войны предполагала некоторое знаком- ство тех, кто распространял эти слухи, с текущей международной политикой. Между тем, среди лиц, якобы распускавших подобные слухи были даже неграмотные1. Следовательно, эти материалы либо полностью сфабрикова- ны, либо действительно имели хождение вне зависимости от тех лиц, кото- рые пострадали за их распространение.

Источником подобных слухов, скорее всего, была официальная пропа- ганда, которая ориентировала население на то, что Советский Союз находит- ся во враждебном окружении и в любой момент может подвергнуться напа- дению. В это время уже шла война в Испании и в газетах регулярно публи- ковались статьи Михаила Кольцова и Ильи Эренбурга. На экранах страны де- монстрировалась хроника боевых действий. Власть информировала населе- ние о реальной угрозе, с которой впоследствии столкнулся СССР. Атмосфе- ра 1937 г. была предвоенной. Таким образом, почва для возникновения по- добных слухов была создана самим руководством государства. Использо- вание темы военной угрозы в официальной пропаганде позволяло держать народ в напряжении, отвлекая от повседневных проблем. Однако побочной стороной этой политики была подверженность населения панике. Так, напри- мер, еще в конце 1920-х гг. при проведении военных сборов и маневров мно- гие люди испытывали тревогу и властям через газеты приходилось убеждать их не производить массовых закупок продуктов2. Необходимость борьбы с пораженческими настроениями в 1937-1938 гг., вполне оправданная с точки зрения государственной безопасности, свидетельствовала о действенности военной пропаганды. Даже неграмотные враги советской власти знали, отку- да ждать избавления.

      В городе Кашине сотрудники НКВД «вскрыли» большую антисовет- скую организацию, костяк которой составляли монахи бывшего Московского Даниловского монастыря. Один из них подписал протокол допроса, в кото- ром были изложены цели и задачи всероссийской подпольной иноческой ор- ганизации. Заговорщики якобы исходили из того, что советская власть не пользуется поддержкой населения, поэтому может быть свергнута. Однако эта организация никаких связей с заграницей не имела. В протоколе зафикси- ровано: «Восстановление монархического строя в России, предполагалось, что осуществится при помощи фашистских держав, которые, по нашему предположению, в скором времени должны были начать войну с Советским Союзом и, как мы считали, что во время войны фашистские страны, опираясь на антисоветский элемент внутри России, разобьют Советский Союз и помо- гут восстановить монархический строй»1. Отсюда следует, что «программа» организации, ставившей своей целью государственный переворот, строилась на целой серии допущений. Все эти предположения, даже если они не сфа- брикованы следствием, получали смысл только в том случае, если сущест-вующий строй действительно имел огромное количество врагов, которые ждали любой возможности его демонтировать. Из материалов дела следует, что осужденные монахи не занимались никакой практической антисо-ветской деятельностью, даже не вели пропаганду, очень осторожно подходя к вовлечению в организацию новых членов. Таким образом, есть все основания полагать, что репрессии в отношении монахов обусловлены страхом властей перед собственным народом.

Заключение.

Изучение материалов следственных дел позволяет реконструировать эволюцию государственной политики в отношении монашества. В частности, выясняется, что различные мероприятия, проводившиеся в 1928-1938 гг. не имели единой стратегии и целей. Выделяются три крупных кампании, каждая из которых решала соответствующие задачи. Первая такая кампания была на- правлена на закрытие монастырей и в условиях Тверского региона началась летом 1928 г. Она проводилась в общем комплексе подготовительных меро- приятий к окончательному сворачиванию НЭПа. Попытки использовать для закрытия монастырей низовые местные органы власти не всегда были успеш- ны. В некоторых случаях они наталкивались на противодействие местного населения. Через поддержку обителей крестьяне выражали не только религиозные чувства, но и свое недовольство государственной политикой. Таким образом, надежда на то, что народ удастся вывести из-под влияния церкви без применения крайних мер, потерпела крах. Борьба за сохранение отдельных монастырей шла вразрез с важнейшим направлением политики центральной власти. Этим объясняется привлечение органов государствен- ной безопасности для ареста монахов.

Переход монашества от жизни в монастыре к жизни в миру был вызван мероприятиями советской власти по закрытию обителей. Адаптация к новым условиям существования осложнялась стойким недоверием государства к мо- нахам, в которых оно видело своих идеологических противников, способ- ных на организацию подрывной деятельности. Массовое закрытие монас- тырей привело к тому, что вместо ограниченного числа достаточно замкну- тых коллективов появилось большое число не поддающих учету и контролю монашеских общежитий, отдельно живущих и бродячих монахов. В резуль- тате этого возросли контакты между крестьянским населением и бывшими насельниками обителей. Создалась серьезная угроза того, что влияние церкви на население выйдет далеко за рамки деятельности приходов. Начавшаяся коллективизация выявила, что сопротивление крестьян столь масштабному преобразованию имеет религиозный аспект. Государство видело в этом ре- зультат влияния монашества и приняло решительные меры. Органы ОГПУ провели работу по выявлению, аресту и препровождению в места ссылки и заключения огромного количества монахов. Таким образом, по мере развития событий власть все активнее применяла репрессивные действия для дос- тижения своих целей. Возможность народных масс влиять даже на местные органы власти постоянно снижалась.

Репрессивные действия в отношении монахов показывают, что госу- дарство не могло смириться с самим фактом их открытого существования в советском обществе. Вместе с тем, монахи, пытаясь понять причины своих страданий, видели в них религиозный смысл. Они были склонны интерпре- тировать события конца 1920-х – 1930-х гг. как проявление Божьей кары для всего народа и испытание для верующих.

В современной историографии метод поиска аналогий применяется до- статочно редко, поскольку любое событие имеет уникальные черты. Однако нельзя не признать, что операция по приказу № 00447 напоминает в общих чертах, например, мероприятия по изоляции потенциально враждебного на- селения, которые широко применялись в разных странах вне зависимости от уровня развития демократии. Во Франции во время «странной войны» были интернированы граждане Германии, в том числе эмигранты, бежавшие от на- цистов. В США почти в то же время интернированию подверглись этничес- кие японцы. При этом личные убеждения людей в расчет не принимались, учитывалась лишь их принадлежность к определенной формальной группе. В этом отношении операция № 00447 отличается только количеством и харак- тером социальных категорий, намеченных к репрессированию, и особой жес- токостью силовых мер. Собственно, «загадка 1937 года» заключается в том, что помимо выявления «врагов», сотрудники НКВД были обязаны фабрико- вать обвинения.

  Есть все основания полагать, что репрессии в отношении монахов обусловлены страхом властей перед собственным народом. Изучение след- ственных дел показывает, что государство боялось не столько конкретных антисоветских выступлений, которые обычно имели мирный характер, сколь- ко формирования в обществе стойких убеждений о неприемлемости дальней- шего существования сталинского режима. Монашество как социальный слой представлялось государству носителем подобных воззрений. Основания для этого действительно были, потому что часто иноки по разным причинам не стремились скрывать свои взгляды. Операция по приказу № 00447 представ- ляла собой попытку одним ударом очистить общество от определенных со- циальных слоев, которые, как считалось, настроены непримиримо враждебно к существующему строю. Однако в своем практическом воплощении она ока- залась направлена не только против отдельных категорий «антисоветских элементов», но и против всех лиц, заподозренных в нелояльности к режиму. Это, в свою очередь, обусловило повсеместное превышение первоначальных лимитов и провал всего замысла. Православное монашество смогло уцелеть за десятилетие гонений 1928-1938 гг. Отдельные его представители про должали присутствовать в нашем обществе практически до современности1.

Перспективы дальнейшего изучения этой проблематики связаны с привле- чением дополнительного круга источников. Особенно необходимыми явля- ются материалы, отражающие влияние монашества на общество.

В области развития исследовательской методики важнейший вывод данной работы сводится к тому, что замысел крупных государственных ме- роприятий часто не раскрывается в директивных документах, но может быть реконструирован на местных материалах, в которых отражается непосред- ственная исполнительская работа. В этом смысле низовые чиновники более откровенны. Изучение созданных ими документов позволяет не только ре- конструировать механизм реализации замысла руководства страны, но и сам замысел в том виде, в котором он оказался воплощен в конечном итоге.

Следует отметить, что при изучении этого периода необходимо суже- ние хронологических и географических рамок отдельных исследований. В те- чении предельно короткого периода одна и та же территория управлялась разными органами власти и разными методами. Особое внимание следует уделить этому постоянному поиску способов управлять обществом от его же имени при неуклонно растущем нежелании режима учитывать специфичес- кие интересы отдельных слоев населения, углубляющемся отрыве стоящих перед государством задач от народных нужд.