Правительница и ее круг с. 38

Тернии власти с. 46

Цена победы с. 53

Государственный переворот с. 58

ВЗГЛЯД ФРАНЦУЗСКОГО АВАНТЮРИСТА
Приключения Нёвилля и его Записки о Московии с. 66

«Тайный агент» в России с. 67

«Любопытные и новые известия о Московии» с. 75

Да был ли мальчик? с. 79

Де ла Нёвилль
ЛЮБОПЫТНЫЕ И НОВЫЕ ИЗВЕСТИЯ О МОСКОВИИ 1689 г.

Посвящение Людовику XIV с. 101

Московия в 1689 году с. 110

Состояние Московии с 1682 до 1687 г. с. 131

Поход москвитян на Крым с 1687 по 1689 год с. 155

Поход москвитян на Крым 1689 года с. 167

Повествование о смятениях с. 179

Причины смятений с. 197

Нынешнее состояние Московии с. 208

Нравы и религия москвитян с. 215

Изложение рассказов Спафария о путешествии в Китай
и торговле с этой страной с. 229

ВЗГЛЯД РУССКОГО АРИСТОКРАТА
Жизнь и наблюдения князя Куракина с. 241

Князь Борис Иванович Куракин
ГИСТОРИЯ О ЦАРЕВНЕ СОФЬЕ И ПЕТРЕ с. 263

Предисловие с. 266

Смута 1682 г. в Москве с. 268

Правление Софии Алексеевны с. 282

Свержение царевны Софьи с. 294

Правление Наталии Кирилловны с. 306

Петровские забавы с. 309

Первые годы правления Петра с. 324

ПРИЛОЖЕНИЕ

Чины и центральные ведомства
Российского государства в XVII веке с. 333

ПРЕДИСЛОВИЕ

История сложна и многомерна. Она складывается из жизни, взглядов и деяний миллионов личностей, каждая из которых – уникальна. Всё, что учёные знают о давно прошедшей истории, – это сложная реконструкция причудливого и живого объекта, сделанная на хрупкой основе анализа множества субъективных взглядов с разных его сторон.

Эта сфера поисков и сомнений обычно недоступна для широкого читателя. Ведь ему предлагается крайне упрощённая, а значит – уже недостоверная схема личностей и событий. Однако именно в поисках и сомнениях, в преодолении стереотипов и попытках разглядеть истину состоит захватывающий интерес исторической науки и самой истории. С сомнениями и заблуждениями историков, с поисками истины и живыми источниками, позволяющими, перевоплотившись в очевидцев событий, рассмотреть страницы бурной истории России, знакомит эта книга, написанная в рамках Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Власть и общество в истории».

Наша тема – образы России и самых видных её деятелей того времени, когда на престол взошел молодой царь Пётр Алексеевич, будущий Петр I. Нуждалась ли наша страна и её люди в насильственной «перековке», перелицовке по чуждым им образцам? Как, в самом деле, многие поколения россиян могли поверить, что страна, уже вышедшая на мировую арену как великая держава, государство, за сто лет расширившее свои пределы в несколько раз, оказалось вдруг настолько темным и отсталым, что его пришлось гнать к «цивилизации» дубиной царя-преобразователя?!

Каждый сам ищет ответ на этот вопрос. Моя задача – предоставить читателям материал для размышлений. В центре нашего внимания будут факты и источники, дающие свежий взгляд на тот путь развития России, который отстаивали в конце XVII в. царевна Софья Алексеевна Романова и её соратники. Вместо того чтобы навязывать читателю новые схемы, я хочу добиться, чтобы у каждого сложился свой, личный, новый и оригинальный взгляд на важную и драматичную страницу родной истории.

В 1689 г. потерпела крах попытка мудрого и справедливого управления Россией, которое началось в 1682 г. «со всякой прилежностью и правосудием и ко удовольствию народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было». Так писал о регентстве Софьи крупный сподвижник Петра князь Борис Куракин, чья «Гистория о царевне Софье и Петре» осталась пылиться в архивах. Источники подтверждают мнение князя о процветании экономики, науки, ремесел и культуры в России, когда под властью царевны «торжествовала довольность народная». Однако во взглядах на времена власти царевны мало что меняется. Правление Премудрой Софии веками усиленно очерняли. Образ «цепкой и хищной» царевны крепко вбит в сознание читателя.

Личность царевны, правление которой не случайно изучала по архивам Екатерина Великая, обросла легендами. Даже хрестоматийный портрет ее, воспроизведенный И.Е. Репиным,– не подлинный: это сильно искаженная копия XVIII в. с публикуемого нами оригинала XVII в., на котором царевна выглядит по-иному. Совершенно иначе, в свете современных царевне письменных источников, выглядят её личность и деяния. Мы имеем в архивах богатый материал для характеристики самой царевны и ситуации, в которой она оказалась после смерти старшего брата Федора, приучившего народ к реформам «для общей пользы». В сумме эти источники рисуют нам вовсе не ту картину жизни «предпетровской» России, какую мы привыкли видеть на страницах монографий, учебников и популярных книг, не говоря уже о театре и кино.

Сегодня мы знаем, что весной 1682 г. дворцовый переворот противников преобразований, посадивших на престол 10-летнего Петра, вызвал самое мощное в истории Москвы восстание против бояр, которые, как полагал народ, «аки волки хотят нас во свое утешение и насыщение пожирать». Несколько месяцев власть в столице держали выборные представители солдат, стрельцов и посада, а «верхи» тряслись от страха. В царской семье лишь умная и образованная Софья не испугалась и собрала группу политиков, чтобы шаг за шагом «утишить» восстание и восстановить самодержавие.

Бурное, полное опасностей, смелых решений и авантюр правление Софьи и канцлера Голицына заслуживает и глубокого исследования, и внимания читателя. Однако в нем с самого начала была заложена драматическая двойственность: меры по установлению порядка, правосудия и умножению народного богатства были необходимы для разобщения подданных и укрепления аппарата власти. Как только Софья ликвидировала опасность взрыва народного гнева, она стала не нужна трону и придворной аристократии, в интересах которых столь успешно поработала.

После переворота под лозунгом передачи власти молодому царю Петру началось боярское правление (1689–1694), такое, какого и боялись восставшие в 1682 г.: «Весьма непорядочное, и недовольное народу, и обидимое. И в то время началось неправое правление от судей, и мздоимство великое, и кража государственная, которая доныне продолжаются со умножением, и вывести сию язву трудно». – Так писал Куракин об исходе драматического столкновения Премудрости и Мздоимства. Публицистичность «Гистории» полезна, тем более что, находясь в силу своей родовитости «над схваткой», князь с беспощадной откровенностью рассказал о тайной подоплеке перемен во власти.

В проницательности с Куракиным сравним лишь один современник: французский авантюрист Нёвилль, оставивший в своих записках уникальные страницы о государственных деятелях правительства Софьи и свергнувших его заговорщиках, так и не допустившими к власти царя Петра до смерти его матери в 1694 г. Издаваемые по переводу А.И. Браудо (1891) с поправками по научному изданию трёх неавторских рукописей (1698) «Записки о Московии» Нёвилля будут интересны читателю даже больше, чем их первому адресату: королю Людовику XIV.

Читатель без труда догадается, почему при массовом переиздании мемуарных сочинений именно записки этих независимых и проницательных современников, Куракина и Нёвилля, были обойдены. Понять ценность их взгляда, оценить достоверность многих забытых страниц можно только с позиции современной науки: тех новых исторических представлений, которые сложились в результате кропотливого изучения тысяч старинных источников. Эта позиция, неизбежно субъективная, поскольку историю изучают люди, но именно поэтому живая и доступная, раскрыта в открывающем книгу разделе «Взгляд историка».

Полагаю, что три совершенно разных взгляда, равно противоречащих стереотипу,– как раз то, что полезно интересующемуся историей.

ВЗГЛЯД СОВРЕМЕННОГО ИСТОРИКА
Легенды и быль о времени царевны Софьи

Осенью 1689 г. в результате дворцового заговора пало правительство регентства (1682–1689). Вме­сте с ца­рев­ной Со­фьей Алексеевной по­ки­ну­ли го­су­дар­ст­вен­ную аре­ну по­ли­ти­ки, ди­п­ло­ма­ты и пол­ко­вод­цы, ут­вер­ждав­шие за сво­ей стра­ной ста­тус ве­ли­кой дер­жа­вы. Все­го семь лет «тор­же­ст­во­ва­ла доволь­ность на­род­ная» – на сме­ну ей шли «мздо­им­ст­во ве­ли­кое и кра­жа го­су­дар­ст­вен­ная, ко­то­рые до­ны­не про­дол­жа­ют­ся со ум­но­же­ни­ем». Дра­ма Пре­му­д­рой ца­рев­ны Со­фьи и ее спод­ви­ж­ни­ков, под­го­то­вив­ших ус­ло­вия для на­сту­п­ле­ния же­с­то­чай­шей ре­ак­ции, обер­ну­лась тра­ге­ди­ей са­мой боль­шой в ми­ре стра­ны.

ЛЕ­ГЕН­ДАРНЫЕ ВРЕМЕНА

Рос­сий­ская ис­то­рия ле­ген­дар­на в пря­мом смы­с­ле. Ис­то­ри­че­с­кие ле­ген­ды ве­ка­ми фор­ми­ро­ва­лись по за­ка­зу Вла­сти – и все­ми сред­ст­ва­ми вби­ва­лись в го­ло­вы под­дан­ных. Мифология о вре­ме­нах ца­рев­ны Со­фьи – яр­кий при­мер трех­ве­ко­вой пре­ем­ст­вен­но­сти го­су­дар­ст­вен­ной ис­то­ри­че­с­кой про­па­ган­ды.

Ра­зу­ме­ет­ся, ме­ха­низм за­ме­ны под­лин­ной ис­то­рии лу­бо­ч­ной кар­тин­кой или по­ли­ти­че­с­ким пла­ка­том не­прост. Сре­ди ис­то­ри­ков бы­ло не­ма­ло прав­до­ис­ка­те­лей, от­кры­вав­ших ту или иную стра­ни­цу за­пе­ча­тан­ной в ар­хи­вах ис­ти­ны. Мно­же­ст­во ва­ж­ных до­ку­мен­тов и ма­те­ри­а­лов, прав­ди­вых ис­сле­до­ва­ний опуб­ли­ко­ва­но, не­ма­лая часть лжи оп­ро­верг­ну­та – но это ни­как не ска­зы­ва­ет­ся на ис­то­ри­че­с­кой про­па­ган­де, с за­ме­ча­тель­ным ци­низ­мом «не за­ме­ча­ю­щей» ис­ти­ны и про­дол­жа­ю­щей ти­ра­жи­ро­вать от­верг­ну­тые на­у­кой пред­ста­в­ле­ния.

Воз­дей­ст­вие при­ят­ной Вла­сти ле­ген­ды на об­ще­ст­вен­ное со­з­на­ние ка­са­ет­ся и ху­до­ж­ни­ков, уси­ли­ва­ю­щих ее сво­и­ми бес­смерт­ны­ми тво­ре­ни­я­ми. Страш­ная и гад­кая ца­рев­на Со­фья и все­по­бе­ж­да­ю­щий ре­фор­ма­тор Петр (ес­те­ст­вен­но – Ве­ли­кий) на кар­ти­нах Ва­лен­ти­на Се­ро­ва – ре­зуль­тат длин­ной се­рии ис­ка­же­ний в изо­б­ра­зи­тель­ном ис­кус­ст­ве, це­ле­на­пра­в­лен­но при­да­вав­ших об­ли­ку Со­фьи от­вра­ти­тель­ность, а Пе­т­ра – воз­вы­шен­ность.

«Хованщина» Мо­де­ста Му­сорг­ско­го – про­из­ве­де­ние на­столь­ко ве­ли­кое, что лишь боль­ши­ми уси­ли­я­ми по­ста­нов­щи­ков «впи­сы­ва­ет­ся» в ус­та­но­в­лен­ную ле­ген­ду. Не слу­чай­но ком­по­зи­тор под­черк­ну­то сме­шал в опе­ре раз­но­вре­мен­ные со­бы­тия, как бы го­во­ря о не­зна­чи­тель­но­сти ис­поль­зо­ван­ной им ле­ген­ды для су­ще­ст­ва мо­гу­чей му­зы­каль­ной дра­мы. Но зри­тель не мо­жет не от­ме­тить, что ус­туп­ка ком­по­зи­то­ра вла­стям – в сце­не с вы­ска­ки­ва­ю­щим в кон­це, как черт из бу­тыл­ки, Пе­т­ром – до смеш­но­го раз­ду­та в клас­си­че­с­кой по­ста­нов­ке Ки­ров­ско­го (ныне Мариинского) те­а­т­ра, обы­ч­но от­ли­ча­ю­ще­го­ся вни­ма­ни­ем и та­к­том к ав­тор­ско­му за­мы­с­лу.

Со­фья и «ста­рая Русь» в ро­ма­не Але­к­сея Тол­сто­го «Петр I», про­ти­во­по­с­та­в­лен­ные «об­но­в­ля­е­мой Рос­сии» Преобразователя и его «птен­цов», – по­жа­луй, луч­шее вы­ра­же­ние государственной ле­ген­ды. Хо­тя в этом (и во мно­гих дру­гих) слу­чае та­лант был ку­п­лен и оп­ла­чен, пи­са­тель не со­з­дал прин­ци­пи­аль­но но­вой кар­ти­ны, лишь бле­стя­ще во­пло­тив со­з­дан­ные за­дол­го до не­го пред­ста­в­ле­ния, ко­то­рые и по­ны­не ис­крен­не от­ста­и­ва­ют мно­гие за­во­ро­жен­ные Властью ис­то­ри­ки.

Но ле­ген­да о «ста­рой Ру­си» и «но­вой Рос­сии», ца­ре-ре­фор­ма­то­ре и его вра­гах-ре­ак­ци­о­не­рах бы­то­ва­ла не толь­ко в офи­ци­аль­ной ли­те­ра­ту­ре – вос­кли­к­нет чи­та­тель. – А как же столь слав­но на­чи­нав­шие спор с про­те­с­та про­тив су­ще­ст­ву­ю­ще­го строя за­пад­ни­ки и сла­вя­но­фи­лы?! – Здесь нет про­ти­во­ре­чия.

Со­фья и Петр дав­но ста­ли символа­ми для обо­з­на­че­ния ре­во­лю­ци­он­но­го пе­ре­во­ро­та. Пе­т­ров­ская «ре­во­лю­ция свер­ху» ил­лю­ст­ри­ро­ва­ла те­зис, что толь­ко Власть есть твор­че­с­кая си­ла в об­ще­ст­ве. «Ев­ро­пе­и­за­ция» те­ши­ла за­пад­ни­ков, про­щав­ших про­ру­бав­ше­му «ок­но в Ев­ро­пу» мо­нар­ху «из­дер­ж­ки» в сот­ни ты­сяч загубленных жиз­ней. Пе­т­ров­ская по­ли­ти­ка за­кре­по­ще­ния и тер­ро­ра по­з­во­ля­ла сла­вя­но­фи­лам ри­со­вать идил­ли­че­с­кие кар­тин­ки до­ре­фор­мен­ной Ру­си – на­по­до­бие мод­ных сей­час пред­ста­в­ле­ний о «чу­дес­ной жиз­ни» в Рос­сий­ской им­пе­рии до 1917 г.

Толь­ко из­ме­не­ние от­но­ше­ния к «ре­во­лю­ци­он­ным пре­об­ра­зо­ва­ни­ям» в це­лом де­ла­ет для об­ще­ст­вен­но­го со­з­на­ния до­с­туп­ной ис­ти­ну о тех про­цес­сах, что про­ис­хо­ди­ли в Рос­сии в по­с­лед­ней чет­вер­ти XVII ве­ка – три­ста лет на­зад. Без это­го оп­ре­де­лив­ше­го на­шу даль­ней­шую ис­то­рию об­сто­я­тель­ст­ва бы­ло бы бес­смы­с­лен­но пе­ре­из­да­вать опуб­ли­ко­ван­ные сто­ле­тие на­зад бес­цен­ные за­пи­с­ки русского дипломата кня­зя Бо­ри­са Ива­но­ви­ча Ку­ра­ки­на и фран­цуз­ско­го авантюриста де ла Нёвилля.

Не­смо­т­ря на яс­ность взгля­дов и то­ч­ность вы­ра­же­ния мы­с­лей этих впол­не не­за­ви­си­мых, но схо­жих по уму и ин­фор­ми­ро­ван­но­сти ав­то­ров, боль­шая часть со­дер­жа­ния их за­пи­сок о по­ли­ти­че­с­кой жиз­ни Рос­сии на­ка­ну­не пе­т­ров­ских ре­форм по­про­сту про­шла бы ми­мо за­шо­рен­но­го ис­то­ри­че­с­кой ле­ген­дой со­з­на­ния чи­та­те­лей. Имен­но так слу­чи­лось с уче­ны­ми и лю­би­те­ля­ми ис­то­рии про­шло­го ве­ка.

Ко­не­ч­но, со­дер­жа­щи­е­ся в за­пи­с­ках лю­бо­пыт­ные ха­ра­к­те­ри­сти­ки и под­роб­но­сти за­ку­ли­с­ной жиз­ни «вер­хов» не мо­гут не за­по­м­нить­ся. Но это, на мой взгляд, не­до­с­та­то­ч­ное ос­но­ва­ние, что­бы тра­тить вре­мя на чте­ние кни­ги, ко­г­да по­ли­ти­че­с­кая жизнь бьет клю­чом пря­мо с те­ле­эк­ра­на. А вот уви­деть че­рез за­пи­с­ки сви­де­те­лей под­лин­ную, а не ле­ген­дар­ную Рос­сию в пе­ре­лом­ный мо­мент ее ис­то­рии – де­ло, до­с­той­ное ума и весь­ма по­лез­ное пра­к­ти­че­с­ки: для ори­ен­та­ции в ис­то­ри­ко-по­ли­ти­че­с­ком про­стран­с­т­ве и раз­ли­че­ния ис­ти­ны от на­ду­ва­тель­ст­ва, столь ми­ло­го серд­цам власть иму­щих.

Как за­ме­тил в по­доб­ном слу­чае рус­ский про­све­ти­тель и со­уче­ник ца­рев­ны Со­фьи Силь­вестр Мед­ве­дев, на­чи­ная рас­сказ о ее пу­ти к вла­сти:

Писание сие хо­тя­щу чи­та­ти –

До­с­то­ит ему пра­во раз­су­ж­да­ти.

Тем, че­ло­ве­че, в жиз­ни сей стре­ги­ся,

В за­кон­ное же зер­ца­ло смо­т­ри­ся;

От не­го мо­жешь бе­ло-чер­но зна­ти

И яко те­бе бу­дет уми­ра­ти.

Мра­ч­но­ва­тая кон­цов­ка при­зы­ва смо­т­реть­ся в зер­ка­ло ис­то­рии по­я­с­не­на Силь­ве­ст­ром в про­зе: об­ще­ст­во без зна­ния ис­то­рии – как че­ло­век без па­мя­ти; толь­ко прав­ди­вую ис­то­рию «ве­ли­кие лю­ди» не очень-то лю­бят, а объ­е­к­тив­ные пи­са­те­ли ис­по­кон ве­ков силь­но ри­с­ку­ют[1]. Дей­ст­ви­тель­но, ав­тор «Со­зер­ца­ния крат­ко­го», «Из­ве­с­тия ис­тин­но­го» и дру­гих прав­ди­вых книг был об­ви­нен в том, что, от­ста­и­вая право каждого человека «рассуждать», он хо­чет «по­пра­ть всю власть» – и окон­чил жизнь на Лоб­ном ме­с­те[2].

Дерз­нув­ший пред­ло­жить об­ще­ст­ву соб­ст­вен­ное пред­ста­в­ле­ние о мис­сии Рос­сии кол­ле­га Силь­ве­ст­ра Мед­ве­де­ва – ис­то­рик, пуб­ли­цист, по­эт, бо­го­слов и ком­по­зи­тор Иг­на­тий Рим­ский-Кор­са­ков, ми­тро­по­лит Си­бир­ский и То­боль­ский, стал на ру­бе­же XVII и XVIII вв. пер­вым из­ве­ст­ным пи­са­те­лем, объ­я­в­лен­ным в Рос­сии су­ма­сшед­шим (и не­за­ме­д­ли­тель­но умо­рен­ным в тем­ни­це). А в «про­грес­сив­ном» XX в. прав­ди­вая ру­ко­пись кни­ги ака­де­ми­ка М.М.Богословского «Петр I. Ма­те­ри­а­лы для био­гра­фии», бы­ла все­го лишь ис­кром­са­на цен­зу­рой, обе­ре­гав­шей чи­та­те­ля от «излишне откровенно» изложенных фа­к­тов био­гра­фии «От­ца Оте­че­ст­ва»[3].

Лишь на ис­хо­де тре­тье­го сто­ле­тия нам по­з­во­ли­тель­но при­от­крыть за­жму­рен­ные в ис­пу­ге гла­за и по­про­бо­вать рас­смо­т­реть дра­ма­ти­че­с­кие со­бы­тия ис­то­рии, свя­зан­ные с ца­рев­ной Со­фьей и ее со­в­ре­мен­ни­ка­ми, от­тал­ки­ва­ясь от то­го, что уже хо­ро­шо ус­во­е­но – от ле­ген­ды о Ве­ли­ком Пре­об­ра­зо­ва­те­ле.

ИСТОРИЧЕСКИЙ МИФ

До­пе­т­ров­ская Рос­сия, «как всем из­ве­ст­но», бы­ла от­ста­лой па­т­ри­ар­халь­ной стра­ной, по­кры­той «мра­ком не­ве­же­ст­ва», от­го­ро­жен­ной от куль­тур­ной Ев­ро­пы тра­ди­ци­он­ным не­до­ве­ри­ем к ино­зем­цам. Жизнь те­к­ла сон­но, сре­ди со­бы­тий осо­бен­но за­мет­ны Вос­со­еди­не­ние Рос­сии с Ук­ра­и­ной, цер­ков­ный кон­фликт Ни­ко­на и Ав­ва­ку­ма, из­да­ние не­сколь­ких книг Пе­чат­ным дво­ром и тщет­ные по­пыт­ки за­ве­с­ти учи­ли­ща.

Дис­со­нан­сом вос­при­ни­ма­ют­ся хо­ро­шо из­ве­ст­ные вос­ста­ние Сте­па­на Ра­зи­на, Мед­ный и Со­ля­ной бун­ты, но уси­ли­я­ми со­вет­ских ис­то­ри­ков и пи­са­те­лей они на­шли свое ме­с­то в кар­ти­не бес­про­свет­ной экс­плу­а­та­ции тру­до­во­го на­ро­да, ко­то­ро­му не ос­та­ва­лось дру­го­го вы­хо­да, кро­ме как без­на­де­ж­но бун­то­вать.

Со­вет­ский че­ло­век с лег­ко­стью ве­рил, что «тру­дя­щим­ся» чуть не со вре­мен Ки­ев­ской Ру­си жи­лось все ху­же и ху­же, не за­да­ва­ясь во­про­сом, как кре­по­ст­ным кре­сть­я­нам и по­сад­ским лю­дям уда­ва­лось лю­бить и ро­жать де­тей, не­ук­лон­но уве­ли­чи­вая на­се­ле­ние Рос­сии, за­но­во за­се­ляя стра­ну по­с­ле Ве­ли­ко­го ра­зо­ре­ния Ива­на Гроз­но­го, гра­ж­дан­ской вой­ны на­ча­ла XVII в. (Сму­ты) и опу­с­то­шав­ших го­су­дар­ст­во эпи­де­мий чу­мы, хо­ле­ры и ос­пы.

Про­мыш­лен­ни­ков до Пе­т­ра, на­до по­ла­гать, не бы­ло, но ку­п­цы чем-то там при­тор­го­вы­ва­ли (это мы спо­соб­ны хо­ро­шо по­нять). Дво­рян­ст­во экс­плу­а­ти­ро­ва­ло кре­сть­ян, а чем оно еще за­ни­ма­лось – не­яс­но, раз­ве что слу­жи­ло в до­по­топ­ном опол­че­нии. Не­ве­же­ст­вен­ные бо­я­ре про­во­ди­ли вре­мя на пи­рах и, «ус­та­вя бо­ро­ды», то­ми­лись в ог­ром­ных ме­хо­вых шап­ках и шу­бах в цар­ской Ду­ме – вы­с­шем за­ко­но­да­тель­ном и ад­ми­ни­ст­ра­тив­ном ор­га­не при го­су­да­ре-ца­ре.

«Цари-ба­тюш­ки» еди­но­об­раз­ны и раз­ли­ча­ют­ся толь­ко сте­пе­нью кро­во­жад­но­сти. Впро­чем, в по­с­лед­ние го­ды их фи­гу­ры вос­при­ни­ма­ют­ся все бо­лее вос­тор­жен­но и уто­па­ют в зо­ло­том ту­ма­не ко­рон, ски­пе­т­ров и дер­жав. Ат­ри­бу­том цар­ской вла­сти яв­ля­ют­ся рын­ды (почетный караул у трона) в бе­лых плать­ях с за­бав­ны­ми се­ки­ра­ми в ру­ках, зо­ло­ты­ми це­пя­ми на гру­ди и с высокими ци­лин­д­ри­че­с­ки­ми шап­ка­ми на го­ло­вах.

Ос­та­ют­ся еще мо­на­хи и оса­ни­стые по­пы – в не­дав­нем про­шлом кро­во­со­сы-экс­плу­а­та­то­ры, а по ны­неш­ним пред­ста­в­ле­ни­ям – един­ст­вен­ные но­си­те­ли ду­хов­ной куль­ту­ры и ор­га­ни­за­то­ры куль­тур­ных про­цес­сов: пе­ре­пи­сы­ва­ния книг, ико­но­пи­са­ния, ко­ло­коль­но­го ли­тья, ка­мен­но­го зод­че­ст­ва и про­чих до­пе­т­ров­ских ин­тел­ле­к­ту­аль­ных за­ня­тий.

Вы­ро­с­шая в те­рем­ном за­то­че­нии при кон­сер­ва­тив­ном, ви­зан­тий­ско­го ти­па цар­ском дво­ре, ца­рев­на Со­фья Але­к­се­ев­на мог­ла быть толь­ко та­кой, ка­кой пред­ста­в­ля­ет ее чи­та­тель ро­ма­на «Петр I»: хи­т­рой вла­сто­лю­би­цей, цеп­ко и хищ­но ух­ва­тив­шей пол­ны­ми ру­ка­ми воз­мо­ж­ность це­ною стре­лец­ко­го бун­та ото­брать власть у сво­его та­лант­ли­во­го и мно­го­обе­ща­ю­ще­го бра­та Пе­т­ра Але­к­се­е­ви­ча.

Стрель­цы – это древ­нее не­бое­спо­соб­ное вой­ско, по­гряз­шее в са­мо­воль­ст­ве и со­вер­шен­но ли­шен­ное ди­с­ци­п­ли­ны, – еще с на­ча­ла XVIII в. изо­б­ра­жа­лись как «яны­ча­ры». Ли­шен­ные по­ня­тия о го­су­дар­ст­вен­ной поль­зе, они, ес­те­ст­вен­но, слу­жи­ли удоб­ным ору­ди­ем для при­двор­ных ин­т­ри­га­нов, по­ку­пав­ших за день­ги и дру­гие по­да­ч­ки по­мощь стрель­цов для убийств и низ­вер­же­ний за­кон­ных пра­ви­те­лей.

Ни­ка­ки­ми де­ла­ми, кро­ме от­кры­тия в Мо­с­к­ве Сла­вя­но-гре­ко-ла­тин­ской ака­де­мии и не­уда­ч­ных Крым­ских по­хо­дов, пра­в­ле­ние ца­рев­ны Со­фьи не оз­на­ме­но­ва­лось. Куль­тур­ные но­во­вве­де­ния – на­при­мер, но­вый ар­хи­те­к­тур­ный стиль – свя­зы­ва­ют­ся с име­на­ми род­ст­вен­ни­ков Пе­т­ра На­рыш­ки­ных. Счи­та­ет­ся, что лишь при пе­т­ров­ском дво­ре в Пре­об­ра­жен­ском и Се­ме­нов­ском се­лах под Мо­с­к­вой в хо­де обу­че­ния ве­ли­ко­го пре­об­ра­зо­ва­те­ля и его во­ен­ных игр ро­ж­да­лись ро­ст­ки но­во­го.

Да и что мог­ло сде­лать ре­ак­ци­он­ное пра­ви­тель­ст­во Со­фьи с ее глу­пы­ми бо­я­ра­ми? Лишь от­дель­ные лю­ди по­ни­ма­ли, в ка­кой глу­бо­кой от­ста­ло­сти на­хо­дит­ся стра­на, и вы­сту­па­ли «пред­ше­ст­вен­ни­ка­ми» ве­ли­ко­го Пе­т­ра в по­пыт­ках ре­фор­ми­ро­вать Рос­сию по об­ра­зу и по­до­бию За­па­да. Мо­на­стыр­ская шко­ла Рти­ще­ва, псков­ские эко­но­ми­че­с­кие ре­фор­мы Ор­ди­на-На­що­ки­на, пе­ре­во­дче­с­кая де­я­тель­ность По­соль­ско­го при­ка­за при из­ве­ст­ном ди­п­ло­ма­те канц­ле­ре Ар­та­мо­не Сер­ге­е­ви­че Мат­ве­е­ве – вот скуд­ные ро­ст­ки в пу­с­ты­не, ко­то­рую Петр пре­вра­тил по­том в цве­ту­щий сад.

Князь Ва­си­лий Ва­силь­е­вич Го­ли­цын, са­мый из­ве­ст­ный член пра­ви­тель­ст­ва Со­фьи, зна­ме­нит глав­ным об­ра­зом как лю­бов­ник ца­рев­ны. Да­же ве­ли­кий рус­ский ис­то­рик В.О. Ключевский, за­ду­мав­ший по­хва­лить кня­зя как «пря­мо­го про­дол­жа­те­ля Ор­ди­на-На­що­ки­на» и «пред­ше­ст­вен­ни­ка Пе­т­ра», счи­тал Го­ли­цы­на иде­а­ли­стом, ухо­дя­щим в сво­их меч­тах от дей­ст­ви­тель­но­сти.

Ес­те­ст­вен­на не­яс­ность очер­та­ний фи­гур «пред­ше­ст­вен­ни­ков» в от­ли­чие от «вра­гов пре­об­ра­зо­ва­ний» (Со­фья, злые бо­я­ре, буй­ные стрель­цы). Ведь пред­пе­т­ров­ское вре­мя – это лишь тем­ный фон, на ко­то­ром луч­ше си­я­ет ска­з­ка о Пре­об­ра­зо­ва­те­ле. Толь­ко что ни­че­го не бы­ло – и вдруг вы­ша­ги­ва­ют в ев­ро­пей­ской фор­ме Пре­об­ра­жен­ский и Се­ме­нов­ский пол­ки, за ко­то­ры­ми тя­нет­ся все­по­бе­ж­да­ю­щая рус­ская ре­гу­ляр­ная ар­мия.

«Гром по­бе­ды раз­да­вай­ся!» ви­та­ет над но­вым с иго­ло­ч­ки во­ен­но-мор­ским фло­том, за­ро­див­шим­ся в 1695–1696 гг. на Во­ро­неж­ских вер­фях и впер­вые «про­мыш­ляв­шем» в Азов­ском мо­ре. Длин­ные бо­ро­ды и по­до­лы без­жа­ло­ст­но об­ре­за­ны пре­об­ра­зо­ва­тель­ски­ми но­ж­ни­ца­ми – и вот уже бли­ста­ют пе­т­ров­ские ас­самб­леи с тан­ца­ми и, со­от­вет­ст­вен­но, пре­кра­с­ны­ми да­ма­ми в на­ря­дах по ев­ро­пей­ской мо­де.

Петр про­во­дит «ин­ду­ст­ри­а­ли­за­цию» стра­ны, стро­ит за­во­ды на Ура­ле, да не ка­кие-ни­будь, а ме­тал­лур­ги­че­с­кие. Стра­на по­кры­ва­ет­ся ма­ну­фа­к­ту­ра­ми, че­рез «ок­но в Ев­ро­пу» плы­вет за­мор­ская тор­го­в­ля, «все фла­ги в гос­ти» едут к нам. Кре­сть­ян, прав­да, все еще экс­плу­а­ти­ру­ют кре­по­ст­ни­ки, за­то дво­ря­не по­лу­ча­ют об­ра­зо­ва­ние и ста­но­вят­ся ну­ж­ны­ми для креп­ну­ще­го го­су­дар­ст­ва – те­перь все по­го­лов­но слу­жат для поль­зы стра­ны.

На­у­ки, ис­кус­ст­во и ли­те­ра­ту­ра про­цве­та­ют, на­са­ж­да­ют­ся учи­ли­ща, ино­зем­цы про­све­ща­ют ди­ких мос­ко­ви­тов. По­с­лед­ние со­про­ти­в­ля­ют­ся, но по­сте­пен­но сда­ют­ся под гроз­ной ду­би­ной Пе­т­ра, ко­то­рый и сы­на не жа­ле­ет в стре­м­ле­нии ис­ко­ре­нить тем­ную ста­ри­ну. Од­но­вре­мен­но на­са­ж­да­ет­ся ца­рем сво­бо­до­мы­с­лие и «па­да­ют око­вы» ре­ли­ги­оз­но­сти (по­с­лед­ний шаг ны­не не одо­б­ря­ет­ся).

Цар­ст­во сме­ня­ет­ся им­пе­ри­ей – и Рос­сия, став вдруг ве­ли­кой дер­жа­вой, про­сла­в­лен­ной во­ен­ны­ми по­бе­да­ми над са­мим Кар­лом XII, рас­про­стра­ня­ет свое ди­п­ло­ма­ти­че­с­кое вли­я­ние на весь ци­ви­ли­зо­ван­ный мир. На­чи­на­ют­ся на­уч­ные экс­пе­ди­ции – и «рус­ские нем­цы» уве­ко­ве­чи­ва­ют при­ори­тет но­вой ро­ди­ны мно­же­ст­вом от­кры­тий.

За­ста­ре­лая и не­по­во­рот­ли­вая Бо­яр­ская ду­ма за­ме­ня­ет­ся са­мым со­в­ре­мен­ным Се­на­том, до­по­топ­ные при­ка­зы – кол­ле­ги­я­ми, во­е­во­ды и дья­ки – гу­бер­на­то­ра­ми, про­ку­ро­ра­ми и фи­с­ка­ла­ми. Всю­ду но­вые лю­ди: в пра­ви­тель­ст­ве, ок­ру­же­нии Пе­т­ра, про­мыш­лен­но­сти, ар­мии, на­у­ке. Гос­под­ству­ют но­вые про­грес­сив­ные идеи «об­ще­го бла­га» и «го­су­дар­ст­вен­ной поль­зы», та­лан­ты «из ни­зов» по­лу­ча­ют за­слу­жен­ные ими по­сты. По­с­ле ве­ков за­стоя на­чи­на­ет­ся ге­ро­и­че­с­кий пе­ри­од ис­то­рии.

*   *   *

Все это – ле­ген­да. Дей­ст­ви­тель­ная кар­ти­на столь ра­зи­тель­но от­ли­ча­ет­ся от опи­сан­но­го, что нам ка­жет­ся, буд­то ле­ген­да стер­ла с кар­ты ми­ра це­лую стра­ну – с ее бо­гат­ст­ва­ми, куль­ту­рой, людь­ми и дра­ма­ти­че­с­ки­ми кон­фли­к­та­ми, с од­но­го из ко­то­рых на­чал­ся путь к вла­сти ца­рев­ны Со­фьи Але­к­се­ев­ны.

КАТАСТРОФА

День 27 ап­ре­ля 1682 г. Софья провела у по­сте­ли уми­ра­ю­ще­го бра­та Фе­до­ра – ца­ря-пре­об­ра­зо­ва­те­ля, чье се­ми­лет­нее пра­в­ле­ние, бу­ду­чи, на­ко­нец, опи­сан­ным, вой­дет в ис­то­рию стра­ны од­ной из ве­ли­ких стра­ниц[4]. С ней на­хо­дил­ся младший брат – 16-лет­ний ца­ре­вич Иван – и се­ст­ры по от­цу Але­к­сею Ми­хай­ло­ви­чу и ма­те­ри Ма­рии Иль­и­ни­ч­не Ми­ло­с­лав­ской. 10-лет­ний ца­ре­вич Петр, сын вто­рой же­ны ца­ря Але­к­сея На­та­лии Ки­рил­лов­ны На­рыш­ки­ной, со сво­и­ми ро­ди­ча­ми и сто­рон­ни­ка­ми был за­нят дру­гим де­лом. Ка­ким, вско­ре ста­нет яс­но.

Не ус­пел го­су­дарь скон­чать­ся, как бо­я­ре, при­двор­ные, при­каз­ные дель­цы и ду­хо­вен­ст­во во гла­ве с па­т­ри­ар­хом Ио­а­ки­мом на­ре­к­ли ца­рем ма­ло­лет­не­го Пе­т­ра, рас­счи­ты­вая по­лю­бов­но по­де­лить ме­ж­ду со­бой ре­аль­ную власть. Боль­шин­ст­во «в вер­хах» не хо­те­ло ни продолжения реформ, ни воз­вра­ще­ния удален­ных Федором от пра­в­ле­ния Ми­ло­с­лав­ских: одно из двух бы­ло весьма вероятно при во­ца­ре­нии Ива­на. Хо­ро­шо про­ду­ман­ный двор­цо­вый пе­ре­во­рот осу­ще­ст­в­лял­ся ус­пеш­но – не­ме­д­лен­но бы­ла про­ве­де­на при­ся­га Пе­т­ру в Кре­м­ле, го­то­ви­лись к рас­сыл­ке «кре­сто­це­ло­валь­ные гра­мо­ты» для всей стра­ны[5].

Но за сте­на­ми ска­зо­ч­но-пре­кра­с­но­го кре­м­лев­ско­го двор­ца с его зо­ло­че­ны­ми те­ре­ма­ми и пе­ре­хо­да­ми, ви­ся­чи­ми са­да­ми и пру­да­ми, за ук­ра­шен­ны­ми изум­руд­ны­ми ша­т­ра­ми кре­м­лев­ски­ми баш­ня­ми ле­жал во­все не ска­зо­ч­ный ог­ром­ный го­род, жи­те­ли ко­то­ро­го ос­та­в­ля­ли за со­бой пра­во «свое су­ж­де­ние иметь».

На­се­ле­ние круп­ней­ше­го го­ро­да Ев­ро­пы име­ло для это­го ос­но­ва­ния. Оно про­из­во­ди­ло в Рос­сии боль­ше все­го то­ва­ров и ве­ло са­мые круп­ные тор­го­вые опе­ра­ции, бы­ло по тем вре­ме­нам до­с­та­то­ч­но об­ра­зо­ва­но. В це­лом по стра­не свя­щен­ни­ки и ку­п­цы бы­ли гра­мот­ны поч­ти сто­про­цент­но, мо­на­хи – на 75 %, дво­ря­не – на 65 %, по­сад­ские лю­ди – на 40 %, кре­сть­я­не – на 15 %, при­чем в сто­ли­це темп ро­с­та гра­мот­но­сти с 1670-х по 1690-е гг. вы­рос втрое[6].

Мо­с­к­ви­чи про­яв­ля­ли по­вы­шен­ный ин­те­рес к оте­че­ст­вен­ной и пе­ре­вод­ной ли­те­ра­ту­ре, са­ми пе­ре­пи­сы­ва­ли, ре­да­к­ти­ро­ва­ли и со­ста­в­ля­ли мно­же­ст­во пуб­ли­ци­сти­че­с­ких со­чи­не­ний, «те­т­ра­дей» по зло­бо­днев­ным по­ли­ти­че­с­ким и иным во­п­ро­сам, в об­су­ж­де­нии ко­то­рых «на пир­ши­щах и на тор­жи­щах» уча­ст­во­ва­ли да­же «же­ны и де­ти­щи»[7].

Ни­ко­г­да, кро­ме ХХ в., Рос­сия не пе­ре­жи­ла столь­ко на­род­ных вос­ста­ний, сколь­ко в «бун­таш­ном» XVII сто­ле­тии. Что-что, а «ти­хим» пред­пе­т­ров­ское вре­мя на­звать нель­зя! На­чав­шись гра­ж­дан­ской вой­ной (ос­ло­ж­нив­шей­ся, как у нас во­дит­ся, ин­тер­вен­ци­ей), век был за­пол­нен кре­сть­ян­ски­ми, ка­зац­ки­ми и го­род­ски­ми вос­ста­ни­я­ми, в ко­то­рых мо­с­к­ви­чи не­ред­ко вы­сту­па­ли за­во­ди­ла­ми, и не­без­ре­зуль­тат­но.

Со­ля­ной на­лог по­бу­дил по­сад­ских лю­дей сто­ли­цы в 1648 г. по­ка­зать вла­стям, что на­род ус­тал от про­из­во­ла. Во­л­на вос­ста­ний про­ка­ти­лась по мно­же­ст­ву го­ро­дов, и пра­ви­тель­ст­во вы­ну­ж­де­но бы­ло со­звать Зем­ский со­бор для при­ня­тия зна­ме­ни­то­го Уло­же­ния, на два сто­ле­тия став­ше­го ос­нов­ным за­ко­но­да­тель­ным кодексом го­су­дар­ст­ва. В 1662 г. вос­став­шие мо­с­к­ви­чи убе­ди­ли пра­ви­тель­ст­во от­ка­зать­ся от ра­зо­ри­тель­ной де­не­ж­ной ре­фор­мы, с по­мо­щью ко­то­рой вла­сти пы­та­лись по­пра­вить фи­нан­сы за счет на­ро­да.

В ап­ре­ле 1682 г. Мо­с­к­ва под­ня­лась на круп­ней­шее за все сто­ле­тие вос­ста­ние, что­бы не по­з­во­лить бо­я­рам за спи­ной не­спо­соб­но­го к пра­в­ле­нию 10-лет­не­го ре­бен­ка Пе­т­ра «го­су­дар­ст­вом за­в­ла­деть». Вслед за сто­ли­цей на­род вос­стал во мно­гих дру­гих го­ро­дах; во­л­не­ния ох­ва­ти­ли и Дон, где все­го де­ся­ти­ле­тие на­зад бы­ло по­да­в­ле­но вос­ста­ние Ра­зи­на.

По­ло­же­ние бло­ки­ро­ван­но­го в цен­т­ре Мо­с­к­вы цар­ско­го дво­ра усу­губ­ля­лось тем, что все квар­ти­ру­ю­щие в сто­ли­це во­ен­ные си­лы бы­ли на сто­ро­не вос­став­ших. Ли­шив­шись воз­мо­ж­но­сти да­же по­мы­с­лить о том, что­бы, по обы­к­но­ве­нию, пе­ре­ве­шать бун­тов­щи­ков, вла­сти за­ме­та­лись. Нет, «вер­хи» не от­ка­за­лись от меж­до­у­соб­ной борь­бы: к се­ре­ди­не мая ко­а­ли­ция за­го­вор­щи­ков рас­ко­ло­лась, ос­корб­лен­ная про­рвав­шей­ся к вла­сти груп­пи­ров­кой родичей Петра На­рыш­ки­ных и их возвращенного из ссылки покровителя, экс канцлера Артамона Мат­ве­е­ва. Ме­ж­ду по­ли­ти­че­с­ки­ми сты­ч­ка­ми хо­зя­е­ва Кре­м­ля во­всю да­ро­ва­ли се­бе чи­ны и иму­ще­ст­ва. Од­на­ко ни од­но­го ша­га к спа­се­нию не бы­ло сде­ла­но.

Стрель­цы и сол­да­ты мо­с­ков­ско­го гар­ни­зо­на неслу­чай­но ока­за­лись во гла­ве вос­ста­ния. Начиная с «одоления» Казанского ханства в 1552–1557 гг. московские стрельцы, жившие полковыми слободами вокруг столицы, составляли ударную силу русской армии, а в мирное время обеспечивали порядок к Москве, неся караульную и пожарную службу. Число их полков-«приказов» росло, оружие и выучка совершенствовались, «посылки» на год и два для исполнения важных миссий на окраинах учащались. При этом стрельцы, используя налоговые льготы сравнительно с «черными» (податными) жителями московского посада, ухитрялись успешно развивать в своих слободах ремёсла и торговлю.

Вместе с размещёнными в столице двумя «выборными» (гвардейскими) полками солдат именно стрельцы принимали главный удар врага и первыми шли в атаку на поле битвы. Это было вовсе не «игрушечное» войско московских дворян, которые одевались из царской казны на парад, а настоящие суровые профессионалы войны. Но для властей эти «служилые по прибору» оставались людьми второго сорта, которых дворянам-начальникам дозволялось бить, унижать и даже грабить, задерживая государево жалование и делая из него «вычеты» для своих нужд.

Привыкшие к взаимовыручке и решению вопросов «общим советом» полка (на котором обсуждали коллективные расходы и службы, выбирали десятников, пятидесятников и сотников) служивые во­л­но­ва­лись еще зи­мой, при жиз­ни ца­ря Фе­до­ра, тре­буя ог­ра­дить их от «на­ло­гов на­чаль­ни­че­с­ких и не­стер­пи­мых обид» вре­мен­щи­ков, ко­то­рым они под­вер­га­лись ед­ва ли не в боль­шей ме­ре, чем жи­те­ли мо­с­ков­ско­го по­са­да.

После переворота в пользу Петра, окончательно потеряв надежду на справедливость «доброго царя», полки восстали, изгнав дворян-командиров и избрав из своей среды «выборных» для защиты общих интересов. Весть о сто­лич­ных во­л­не­ни­ях вско­лых­ну­ла про­вин­ци­аль­ные гар­ни­зо­ны, но глав­ное – ре­гу­ляр­ные пол­ки при­да­ли вос­ста­нию ор­га­ни­зо­ван­ность, не­свой­ст­вен­ную ско­ро­те­ч­но­му бун­ту (что впо­с­лед­ст­вии да­ло ос­но­ва­ние до­мы­с­лам о «за­го­во­ре Со­фьи», «Хо­ван­щи­не» и т.п.).

15 мая 1682 г. тща­тель­но под­го­то­в­лен­ное в «кру­гах» (полковых советах) и на тайных совещаниях стре­лец­ких и сол­дат­ских вы­бор­ных лю­дей во­о­ру­жен­ное вос­ста­ние на­ча­лось. Ра­но по­ут­ру во гла­ве с но­во­из­бран­ны­ми ко­ман­ди­ра­ми, с раз­вер­ну­ты­ми зна­ме­на­ми и пол­ко­вы­ми ор­ке­ст­ра­ми, в по­л­ном во­о­ру­же­нии и с пуш­ка­ми, из опо­я­сы­ва­ю­щих Мо­с­к­ву стре­лец­ких сло­бод и солдатских Бу­тыр­ских ка­зарм дви­ну­лись к цен­т­ру го­ро­да ко­лон­ны луч­ших в Рос­сии войск, про­сла­в­лен­ных за сто­ле­тие мно­ги­ми по­бе­да­ми, раз­гро­мив­ших в не­дав­ней вой­не (1672–1681) от­бор­ные си­лы янычар и зна­ме­ни­тей­ших пол­ко­вод­цев Ос­ман­ской им­пе­рии.

Стрель­цы и сол­да­ты бы­ли еди­но­душ­ны – ста­рых ко­ман­ди­ров, при­слу­ж­ни­ков и «уш­ни­ков» на­чаль­ст­ва они за­бла­го­вре­мен­но ис­тре­би­ли и ра­зо­гна­ли, многие пол­ков­ни­ки са­ми бе­жа­ли в стра­хе. Дви­гав­ши­е­ся со сто­ро­ны Бу­тыр­ских ка­зарм вы­бор­ные сол­дат­ские пол­ки ак­ку­рат­но свя­за­ли ге­не­ра­ла Аг­гея Але­к­се­е­ви­ча Ше­пе­ле­ва, про­явив­ше­го во вре­мя вос­ста­ния та­кую же не­ус­т­ра­ши­мость, как и в 1678 г., ко­г­да он, на­дев шапку на шпа­гу, шел впе­ре­ди своих бойцов на штурм Чи­ги­рин­ских вы­сот, на­шпи­го­ван­ных око­пав­ши­ми­ся яны­ча­ра­ми лучшего ту­рец­ко­го пол­ко­вод­ца Ка­ра-Му­с­та­фы.

Го­ро­жа­не, шед­шие за строй­ны­ми ко­лон­на­ми и со­би­рав­ши­е­ся в мно­го­чи­с­лен­ные тол­пы, про­яв­ля­ли мень­ше еди­но­ду­шия. Так и дол­ж­но бы­ло быть – ведь на ули­цы вы­шли лю­ди и по за­ня­ти­ям, и по убе­ж­де­ни­ям раз­ные: от бо­га­то­го про­мыш­лен­ни­ка до на­ем­ных ра­бот­ных лю­дей. С це­лью по­ли­ти­че­с­кой аги­та­ции стрель­цы и сол­да­ты по­сла­ли гла­ша­та­ев кри­чать, что бо­я­ре-из­мен­ни­ки не толь­ко от­ра­ви­ли ца­ря Фе­до­ра (ве­с­ти­мо от­ра­ви­ли – иначе, от­ку­да они зна­ли, что он не про­жи­вет еще не­сколь­ко ча­сов, ко­г­да при­ся­га­ли Пе­т­ру?!), но по­ку­си­лись уже на жизнь ца­ре­ви­ча Ива­на: от­ра­ви­ли или за­ду­ши­ли – ко­му что боль­ше нра­вит­ся.

Слу­хи под­толк­ну­ли на Кре­м­лев­скую пло­щадь да­же не­ус­той­чи­вых, не ве­ря­щих в ус­пех вос­ста­ния. Впро­чем, со­про­ти­в­ле­ния поч­ти не бы­ло. При­ви­ле­ги­ро­ван­ный бе­лый полк царской охраны влил­ся в ря­ды пе­ст­рых стрель­цов (го­лу­бые каф­та­ны с жел­ты­ми па­т­рон­та­ша­ми и са­по­га­ми, ко­ри­ч­не­вые с кра­с­ным оде­ж­ды) и сол­дат в темных кафтанах, частью в тя­же­лых ки­ра­сах и шле­мах. Охранный полк от­крыл во­ро­та Кре­м­ля. Не­сколь­ко ру­жей­ных зал­пов сне­с­ли с Ива­нов­ской пло­ща­ди бо­яр­ских и дво­рян­ских во­о­ру­жен­ных хо­ло­пов.

Вы­стро­ив­ши­е­ся пе­ред двор­цом вос­став­шие по­тре­бо­ва­ли вы­дать им стро­го по со­ста­в­лен­но­му и тща­тель­но об­су­ж­ден­но­му в «кру­гах» спи­ску 40 «из­мен­ни­ков»: из­де­вав­ших­ся над на­ро­дом пра­ви­те­лей, глав­ных за­го­вор­щи­ков, от­няв­ших власть у совершеннолетнего ца­ре­ви­ча Ива­на и по­до­з­ре­ва­е­мых в от­ра­в­ле­нии ца­ря Фе­до­ра. Вы­ве­ден­ных на­по­каз ма­лень­ко­го ца­ря Пе­т­ра и ца­ре­ви­ча Ива­на вос­став­шие про­иг­но­ри­ро­ва­ли, па­т­ри­ар­ха и вид­ных го­су­дар­ст­вен­ных му­жей не ста­ли слу­шать: «Не тре­бу­ем ни­ка­ких ни от ко­го со­ве­тов!»

С Пе­т­ром на всю жизнь ос­тал­ся ужас, пе­ре­жи­тый, ко­г­да вос­став­шие вы­бра­сы­ва­ли из двор­ца на ко­пья и «ру­би­ли в ме­лочь» его род­ст­вен­ни­ков и ца­ре­двор­цев. Жи­вот­ный страх слил­ся с не­на­ви­стью, впи­тан­ной с ма­ло­лет­ст­ва, ко­г­да мать и ро­ди­чи ца­ре­ви­ча, пред­п<