Реликты деревенской культуры

                                                                           Я с детства – житель городской.

                                                                                  Но почему тогда с тоской

                                                                                  Смотрю на умирание деревни?

                                                                                  Закономерности я этой не приемлю,

                                                                                  Достойным кажется крестьянский мне уклад,

                                                                                   Где много делают и мало говорят,

                                                                                   И, обладая внутренней свободой,

                                                                                    Живут в согласии с законами природы.

                                                                                   Мне часто сон один и тот же снится:

                                                                                    По солнечным ступаю половицам,

                                                                                     Распахиваю утром окна в сад,

                                                                                    Сиреневый впускаю аромат.

                                                                                      Вдохну – и сердце радостно забьется.

                                                                                      Возможно, это счастьем и зовется?

                                                                                                                                                      

                                                                                                     В.А. Николаева

      Этот очерк посвящен семье Гарашиных. С продолжателем рода Гарашиных по мужской линии, Николаем Алексеевичем, я познакомилась весной 2007 года. Узнав через какие-то известные ему каналы, что я коренная крюковчанка, позвонил мне, объяснив свою цель: он ищет людей, которые видели и помнят картину «Бой за станцию Крюково», висевшую во времена нашей юности в Крюковском клубе. При встрече он показал три репродукции, из них я выбрала по памяти ту единственную, в которую мы, дети, внимательно вглядывались, подолгу рассматривали детали, представляя те страшные события, пережитые нами во время боев за станцию Крюково. Я, не зная ничего о Н.А.Гарашине, почувствовала его уникальность и глубокую внутреннюю культуру и предложила ему написать воспоминания о Крюкове, отразив в них всю эпопею поиска картины – достопримечательности Крюкова 50-х годов. Он с готовностью откликнулся на мое предложение. Его воспоминания приводятся полностью.

      «Чем старше становишься, тем больше хочется заглянуть в прошлое. Что-то унести с собой, а что-то передать детям, людям, землякам последующих поколений. А моему поколению, рожденному накануне и в годы войны, есть  что рассказать. Детская память цепкая, она сохраняла все самое существенное.

        Первое, что всплывает в памяти, это лес – наш кормилец, наш друг, утешитель, и на его фоне – наша великая труженица, мама - работница Крюковского лесхоза, сумевшая на всю жизнь передать нам любовь к труду самому разнообразному, особенно связанному с воссозданием лесного богатства. Новый город коренным образом изменил ландшафт нашей местности. Но все-таки остались отдельные деревья и даже целые площадки посадок - повзрослевших свидетелей работы женских и детских рук послевоенного времени. Я бы на месте руководства города, особенно в сфере образования, воспитания и культуры, повесил бы на отдельных деревьях памятные таблички, а сохранившиеся в городе компактные посадки послевоенного времени сделал бы охранной зоной. 

      С ностальгией вспоминаю наш скромный очаг культуры - Крюковский клуб. Находился он недалеко от вокзала, почти напротив Крюковской средней школы. За клубом располагалось футбольное поле, одним словом – в центре (сейчас на этом месте находится магазин «Досуг»). В небольшом одноэтажном домике была вначале конюшня, потом помещение, которое использовалось как казарма для солдат, затем в нем открыли сельмаг. И только в 1951 году помещение перещло Крюковской стеклодувной фабрике, которая приспособила его под клуб. Единственное украшением его - картина «Бой за станцию Крюково». Здесь демонстрировались фильмы, проходили смотры художественной самодеятельности,  торжественные собрания. Здесь мне вручали аттестат зрелости после окончания школы рабочей молодежи. Это было весной 1960 г.  Именно тогда я видел картину моего детства и юности в последний раз. В декабре 1963 г., вернувшись из армии,  я не узнал свои родные места. Не было и клуба. У меня было такое ощущение, что меня обокрали. Спустя много лет, будучи уже в пенсионном возрасте, я решил заняться поиском картины. Обстоятельства мне помогали - в Зеленоградском государственном историко-краеведческом музее была вакантной должность рабочего. Так я оказался рядом со специалистами, которые могли направить мои поиски в нужном ключе. Из фондов музея мне дали газету с картиной «Бой за станцию Крюково», автором которой был художник А.А.Гарпенко, написавший ее еще в 1943 г. Из другой статьи я узнал, что художники Агапов и Гарпенко были участниками и очевидцами боя за станцию Крюково. Я предположил, что висевшая в Крюковском клубе картина была копией картины А.А.Гарпенко и что она может находиться где-то поблизости. Поиски начал с  картинных галерей Химок и Солнечногорска. Затем стал интересоваться школьными музеями. Наконец,  нашел картину с искомым названием в Андреевской средней школе. Однако ее автор, житель д. Баранцево, Бухаров Н.Н. написал картину «Бой за станцию Крюково» в 1969 г. и, естественно, в ней были такие детали, которые не соответствовали действительности, воплощенной художником – очевидцем событий, А.А.Гарпенко.

     Затем я стал постоянным посетителем московских музеев – Обороны Москвы, Историческом, Вооруженных сил. Следов картины нигде не было, хотя интуиция подсказывала, что я на правильном пути, просто люди, к которым я обращался, были равнодушными и смотрели на меня, как на чудака. Так, в студию им. Грекова меня не допустили дальше вахтера.

     В декабре 2006 г. московское объединение музеев организовало выставку в Манеже, посвященную 65-летию разгрома фашистов под Москвой. Поехали туда вместе с художником-фотографом А.В.Кошелевым. Ехал туда с душевным трепетом. Интуиция не подвела. На выставке была представлена картина А.А.Гарпенко «Бой за станцию Крюково», выполненную художником в 1951 г.  А.В. Кошелев ее сфотографировал. Сравнивая фото с имевшейся репродукцией с картины, выполненной в 1943 г., я обнаружил некоторые расхождения, но дух картины, ее энергетика сохранились. Оставалось узнать: где же находится картина, написанная под впечатлением боя, по его документальным зарисовкам в 1941 году? Ответить на этот вопрос помог случай. По заданию музея мне надо было поехать в студию им. Грекова (Художник этой студии А.М.Сибирский выполнял заказ города: ему предложили для ГЗИКМ написать картину «Бой за станцию Крюково»). Используя эту местную командировку, мне удалось заинтересовать «грековцев» своими поисками, и они мне помогли. 

      Итак, картина А.А.Гарпенко «Бой за станцию Крюково» (1943 г. размер 200х150) была приобретена Центральным Домом Красной Армии в 1944 г., в 1954 году передана в Центральный Музей Вооруженных Сил, а затем - в Военно-инженерную академию им. Куйбышева, где она и находится в настоящее время. Теперь остается узнать, кто и при каких обстоятельства сделал копию с этой картины, которая висела в Крюковском клубе. Есть предположение, основанное на устных воспоминаниях Аксеновой О.И.(в девичестве Стопковой) о том, что в Крюкове жил художник Милованов, который тоже писал картину с таким же названием. Может, он и сделал копию с оригинала? А где сейчас эта копия? На этот вопрос предстоит найти ответ.

       Другая же его картина, выполненная в 1951 г., первоначально находилась в Военно-финансовом институте, а затем была передана в студию им. Грекова, где она находится в настоящее время.

        Поскольку А.А.Гарпенко, с оружием и кистью художника, находился в числе защитников Москвы на Крюковском направлении и оставил на память замечательную картину, видимо,  целесообразно ознакомить земляков, молодых и представителей старших поколений с личностью художника. Он родился в 1916 году в Харькове. С 1937 г. – участник выставок студии имени Грекова. В разгар боев под Москвой вместе с одиннадцатью художниками был направлен на станцию Крюково в 16-ю армию, которой командовал К.К.Рокоссовский. Итогом этой командировки стала его знаменитая картина о боях за нашу малую Родину. После войны А.А.Гарпенко закончил Харьковский художественный институт, стал лауреатом художественных премий, имеет боевые награды. Умер художник в 1980 году, не зная, какие отзвуки в душе крюковчан оставила его картина»

       С первой встречи с Н,А.Гарашиным я поняла, что в его лице обрела такого союзника, без которого молодежный проект о создании мемориального комплекса погибшим землякам растянулся бы еще на несколько лет. Пользуясь тем, что Местная детско-юношеская общественная организация «Республика Добра» - юридическое лицо, Н.А.Гарашин мог посещать архивы по ее направлениям, собирая материал для реализации проекта.

     Чем больше я узнавала этого человека, простого русского рабочего (высокой квалификации по самым разнообразным рабочим профессиям) с душой поэта, исследователя, истинного патриота, тем больше мне хотелось понять, откуда идут истоки его профессиональной, нравственной, интеллектуальной и духовной жизни. Известно,  чтобы понять логику поступков людей старших поколений, через которые поддерживается связь с прошлым, надо представить, как они жили, какой мир их окружал, какие были их общие представления, их обязанности, обычаи, семейные традиции. Все это я выясняла во время многочисленных бесед с Н.А.Гарашиным и его старшей сестрой,  Галиной Алексеевной. Собрала огромный материал, который позволил мне сделать вывод: семья Гарашиных была носительницей традиционной культуры русского крестьянства. Вместе с исчезновением крестьянства как класса в период массовой коллективизации стала рушиться и крестьянская культура. Однако корни ее настолько глубоко проникали в крестьян, что еще долго передавались по наследству генетической памятью, ибо, по словам известного исследователя русской культуры Ю.М.Лотмана, «культура – есть память». 

    Мама Н.А.Гарашина - Клавдия Константиновна Косова, оставшись сиротой в 9-ти летнем возрасте,  уехала из деревни в Москву, когда ей исполнилось всего 12 лет, спасаясь от голода и холода. Где могла устроить свою жизнь девочка-подросток, оказавщаяся в чужом многолюдном городе? Нет ни своей крыши над головой, ни денег, ни специальности. Одна дорога – идти в услужение к «совбурам»: так сокращенно называли советскую буржуазию времен нэпа. Была прислугой, нянькой. Но не такой характер был у Клавдии Константиновны! Она привыкла жить в крестьянском обществе, где главной опорой в материальном и нравственном отношении, школой трудового воспитания была семья, где вначале дети в играх подражали старшим, а с 9-ти лет начиналось их целенаправленное трудовое воспитание. К 14-ти годам крестьянский подросток умел делать все, что и взрослые мужчины. По крестьянским понятиям, воспитание ребенка было прежде всего воспитанием работника. Девочек тоже приучали к труду: с раннего возраста они нянчили детей, помогали взрослым выполнять самые различные работы. К 15-16-ти годам они умели делать все: работать в поле, печь хлеб, доить корову, обрабатывать лен на волокно и т.п. Существенную роль при выборе невесты играло общественное мнение о девушке, в том числе, и как о работнице.

    Рамки «житья» в нэпманских семьях были узкими для молодой девушки. Она стремилась жить и работать в коллективе, а потому с радостью восприняла известие, что зачислена уборщицей на Николаевскую (ныне Октябрьскую) железную дорогу. Здесь она и встретила свою женскую судьбу – своего мужа, Гарашина Алексея Александровича, приехавшего в Москву также из деревни. Он был старшим в многодетной семье, в условиях аграрного перенаселения не мог найти достойного применения своим рабочим рукам и, как многие его деревенские сверстники, уехал из родных мест. Работая в одном депо, молодые люди вначале не замечали друг друга. По крестьянскому обычаю, пора было заводить семью. Старый механизм «сватовства» с учетом общественного мнения о невесте в городе не срабатывал. И вот то ли в шутку, то ли всерьез пошел Алексей к гадалке, которая сказала ему, что холостая жизнь его заканчивается, а встретит он свою суженую на Крестовском мосту. Посмеялся Алексей… да и забыл о прорчестве гадалки. Но вот однажды рано утром шел он по Крестовскому мосту по своим житейским делам. Ему навстречу шла девушка. Вначале они прошли мимо, не взглянув друг на друга. Через несколько шагов Алексей вспомнил гадалку и оглянулся. Оглянулась и девушка. Он узнал ее: она работала в том же депо, что и он. Вскоре они познакомились, понравились друг другу и поженились. Стали жить в вагончике, который стоял на рельсах; его можно было перегонять с места на место. Здесь и родились первые дочери – Галина (1938) и Людмила (1939). «Удобство» такого места жительства состояло в том, что вагончик стоял почти рядом с объектом работы. В вагончике жили и другие семьи. Поэтому было удобно прибегать и приглядывать за оставшимися без постоянного присмотра взрослых маленькими детьми. Иногда случались и «конфузы». Производственная необходимость требовала оперативного перемещения вагончиков на другие железнодорожные пути, и дети «путешествовали» одни, дожидаясь прихода родителей с работы. По существу, Гарашины и их соседи по вагончику жили общиной, исходя из определения этого понятия - надсемейное объединение, самоуправляющийся хозяйственный и социально-бытовой коллектив. В центре этого коллектива – взаимосвязь и взаимоподдержка, сцементированные духовной опорой (верой в Бога), глубоко спрятанной внутри от воинствующих атеистов того времени.

   Алексей Гарашин был верующим человеком, с молоком матери, которая пела в церковном хоре, впитал нравственные принципы, провозглашавшиеся христианством: «в скорбях терпеть со всеми, быть смиренным, хранить сердце от помыслов злых… не завидовать, со страждущими страдать, с плачущими рыдать… ободрять малодушных, служить больным, лучще быть обиженным, чем обидеть, наказанным, чем наказать…трудиться до смерти». (35.   Так он и жил.

     Клавдия Константиновна, имея на руках двух грудничков, работала с огоньком, считая всякую работу престижной. Став бригадиром, она вместе с подругами подключилась к стахановскому движению. Ударный труд был замечен: Клавдия Константиновна стала участницей слета стахановцев,   который проходил в Кремле. Видный государственный и партийный деятель того времени Л.М.Каганович вместе с Грамотой вручил ей ключи от комнаты в доме, который специально построили для семей железнодорожников недалеко от станции Крюково (ул. Осипенко, теперешний 10-й микрорайон). Это произошло за год до начала войны в 1940 г. Дом был барачного типа, двухэтажный, без удобств. В каждой комнате, которую занимала отдельная семья (в квартире – три семьи), была собственная печка и для отопления, и для приготовления пищи. В комнате поселилось четверо: родители и двое детей -   в начале войны родился сын, из деревни взяли оставшегося одиноким деда (отца матери) и сироту – дальнюю родственницу. Высоконравственные супруги не задумываясь делали то, что считалось естественным в деревне: помогать малым и старым. Это один из принципов деревенской культуры.

    Началась война. Враг все ближе и ближе подбирался к родному очагу. 27 октября 1941 г. под грохот разрывов бомб в роддоме, который находился в маленьком доме около железнодорожных линий, напротив еще не взорванного вокзала, в семье Гарашиных родился сын. Отец в первый год войны охранял стратегические объекты (в частности, Крестовский мост). Когда фашистов отогнали от Крюково, отцу удалось приехать 19 декабря на крестины сына. В этот день православная церковь отмечала большой праздник, посвященный одному из самых почитаемых святых – чудотворцу Николаю Угоднику. В честь этого святого сына назвали Николаем. Обряд крещения в культурной традиции русского народа считался главным в жизни человека. Крестили сына в Андреевской церкви. Другую же традицию - праздничный обед для родственников и близких -  пришлось отложить - война! Отец в спешке вернулся на службу.

    Через некоторое время отца направили на фронт. Главой семьи стала мама. Во время боев остались все живы,  теперь надо было научиться выживать. Вот здесь-то и пригодилась крестьянская выучка: терпение и труд с раннего детства. Вокруг жилища был лес-кормилец. Дед, несмотря на свою слабость вследствие старости и болезней, ломал березовые ветви и делал из них метлы для уборки железной дороги. Рядом с дедом копошились девочки. Сын Николай начинал уже ползать: ему дед давал гвоздь, и мальчик целый день пытался его к чему-нибудь приладить. По крестьянскому обычаю дед называл внука – будущего кормильца семьи - уважительно по имени и отчеству, хотя и ползал мальчуган в одежде старших сестренок. Мать ежедневно увозила веники-метлы в Москву. Так и прожили первую военную зиму. Наступала весна, с ней новые заботы и труды праведные от зари до зари. И материнские думы… думы о войне, о муже, ее рассказы об отце. Он был настолько увлекающимся и целеустремленным человеком, что успел научиться многому. Был хорошим часовым мастером, овладел ремеслом фотографа. Квалифицированный слесарь, часовщик, фотограф – все это очень пригодилось на фронте. Его привлекали к заданиям, которые были под силу лишь профессиональным топографам. А скольким семьям фронтовиков он доставил радость,  в минуты затишья фотографируя своих однополчан! Своего сына-наследника Николая оставил, уйдя на фронт, еще грудничком. Но наверняка мысленно он был с ним. Поэт-фронтовик Владислав Занадворов, погибший в битве на Волге в 1942 году, написал письмо сыну в стихотворной форме. Его можно адресовать всем детям фронтовиков, в том числе и Николаю Алексеевичу Гарашину:

                             Ты не знаешь, мой сын, что такое война!

                             Это вовсе не дымное поле сраженья.

                             Это даже не смерть и отвага. Она

                              В каждой капле находит свое выраженье.

                             Это – изо дня в день лишь блиндажный песок

                              Да слепящие вспышки ночного обстрела;

                              Это – боль головная, что ломит висок;

                              Это – юность моя, что в окопах истлела;

                              Это – грязных, разбитых дорог колеи;

                               Бесприютные звезды окопных ночевок;

                               Это – кровью омытые письма мои,

                               Что написаны криво на ложе винтовок;

                               Это – в жизни короткий последний рассвет

                                Над изрытой землей. И лишь как завершенье –

                                Под разрывы снарядов при вспышках ракет –

                                Беззаветная гибель на поле сражения.

Н.А.Васильева

Сквозь завесу вьюги я разгляжу свои пути…

 

 Семья моя переехала в Крюково в 1928 году,  когда мне исполнилось 4 года. Отец, Смирнов Алексей Артемьевич, работал на железной дороге путейцем. Брат отца был машинистом, водил Красную стрелу «Москва – Ленинград» Именно ему доверили вести паровоз, который вез поезд с героями-папанинцами. Его мастерство было отмечено высокой по тем временам наградой- значком «Почетный железнодорожник».

    Я училась в Крюковской железнодорожной школе №3 (располагалась она на Крюковской площади, где сейчас находится автобусная остановка маршрутов №5 и 22). Здание школы, вокзал и все привокзальные объекты были уничтожены во время битвы за стацию Крюково. В школе были хорошие преподаватели. Вспоминая о войне, добрые слова хочется  сказать об учителе физической культуры, Антонове Григории Матвеевиче, который методично упорно и настойчиво, используя разные способы, прививал учащимся  любовь к лыжам.  Проводя занятия, он любил приговаривать: «Это не забава, это  здоровье, выдержка и выносливость». Скоро пришлось убедиться в правоте слов мудрого учителя.

      Поскольку школа была железнодорожная, многие учащиеся были из семей железнодорожников, поэтому на праздниках, да и на уроках часто звучали стихи на эту тематику. Конечно, наизусть знали стихотворение Н.А.Некрасова «Железная дорога», посвященное строительству Николаевской (Октябрьской) железной дороги. Особо нравилось стихотворение Сергея Чекмарева «Размышление». Отрывок, заученный наизусть, настраивал на оптимизм, на преодоление всех препятствий на пути к счастью:

                                                         «Ну, так что же! Ведь мы не на юге.

                                                          Холод, злися! Буран, крути!

                                                          Все равно сквозь занавесу вьюги

                                                          Я разгляжу свои пути.

Это четверостишье хорошо запомнилось. Оно очень помогло мне, когда я оказалась в трагической ситуации ноября 1941г.

     Мне было 13 лет, когда я закончила 9 классов, в семье долго обсуждался вопрос: «Продолжать учиться дальше или идти работать?». Учитывая, что семья была большая – пятеро детей при одном кормильце - и что обучение в 10-ом классе надо будет оплачивать, семейный совет решил, что мне лучше идти работать. Трудовая биография началась и закончилась на железной дороге. Место работы было престижное (помог дядя) - в так называемых «сталинских мастерских». Это было паровозное депо Октябрьской железной дороги, котельно-сварочный цех по ремонту паровозов. Работала нарядчицей. Здесь и застало меня начало войны. Должность нарядчицы была очень ответственной. Необходимо было оперативно, четко, грамотно расписывать все задания мастера по ремонту паровозов и контролировать их выполнение. На работу ездили на старых поездах дальнего следования, с полками, в вагонах не было света. С началом войны все лучшие поезда «работали» на нужды войны и тыла. Все крюковские, андреевские, каменские жители, работавшие в Москве, рано утром и поздно вечером ездили на пассажирском поезде, который ходил до Клина. От станции Крюково поезд шел полтора часа.

      Фронт приближался к Крюкову. Уезжая на работу утром, я не знала, смогу ли вечером возвратиться назад. Поезда стали ходить только до станции Крюково. Затем и эта станция стала для них недоступной. Возвращаясь с работы поздно вечером в самом конце ноября, я услышала объявление, что поезд дальше не пойдет. Это было на станции Сходня. Пришлось по шпалам идти домой, но дома никого не застала: семья куда-то спряталась, поиски ничего не дали. А к четырем часам утра я должна быть на Сходне, откуда отправлялся поезд в Москву. И - снова по шпалам в обратную сторону… Было жутко: путь до Сходни ночью был взорван. На белом снегу отчетливо виднелась чернота от взрывов железнодорожного полотна. Дойдя до Сходни, узнали, что поезд по срочной телеграмме отправлен в Москву. Пришлось и до Химок идти пешком. Навстречу в сторону Сходни шли беженцы из Москвы, с котомками и другими пожитками. Когда дошли до Химок, стало ясно, что дальше ходу нет: мост через канал охранялся. Через некоторое время подошел маневровый поезд с железнодорожными платформами, предназначенными для перевозки грузов. На 4-х платформах могло уместиться свыше 100 человек, направлявшихся на работу в Москву. Выйдя на станции Лихоборы (по окружной дороге), все побежали на трамваи, но в это время раздался из репродуктора голос Левитана: «Граждане! Воздушная тревога! Все – в убежище!». К месту работы попали лишь в 8 вечера. И все эти сутки, сжав крепко зубы, я мысленно упорно повторяла слова, «выбивая» из головы мрачные мысли:

                                                         «Ну, так что! Ведь мы не на юге!

                                                         Холод,  злися! Буран крути!

                                                         Все равно сквозь завесу вьюги

                                                         Я разгляжу свои пути!

Это был единственный день, когда я не работала. В Крюково уже не возвращались, спали на полу в раздевалке мастерской. О том, что идут бои за Крюково, узнали из газет. Когда немцев отогнали, приехала на поезде до Сходни, а затем снова пошла пешком. Шла по железнодорожному полотну, стремясь быстрее узнать о судьбе близких. Я была потрясена всем увиденным: взорванные здания, поваленные деревья, разорванные провода и припорошенные снегом трупы бойцов, для которых уже была приготовлена Братская могила. Мои родственники, скрывавшиеся в деревне Каменка, рассказывали о том, что им пришлось пережить.

      И еще хотелось бы рассказать о том, как нас готовили в любую минуту отправиться на фронт. Все лето и начало осени до прихода немцев мы осваивали стрельбу из пулемета Дегтярева. Научились делать сложные перевязки головы, локтей. Противогаз, санитарная сумка были рядом с рабочим местом. В любую минуту я могла, как и мои товарищи по работе, все свои знания применить на деле.

    Депо работало напряженно и бесперебойно всю войну. Учитывая огромный вклад работников Московской Октябрьской железной дороги в организацию разгрома врага, особенно в период боев на Крюковском направлении Московской битвы, меня и многих моих товарищей наградили «Медалью за оборону Москвы».

Напряженная работа в годы войны закалила меня физически и духовно. Я занималась спортом – лыжами и легкой атлетикой в спортивном обществе «Локомотив». До рождения ребенка успела стать чемпионом по лыжам среди спортсменов Московского отделения Октябрьской железной дороги; на первенстве по легкой атлетике, которое проводилось в Ленинграде, заняла 3-е место. Железная дорога стала для меня вторым отчим домом: «сквозь завесу вьюги я разглядела свои пути».

     На этом пути были разные дороги.  Две особо запомнившиеся, радостные, связанные с войной и моей юностью, - участие в Парадах Победы на Красной площади в Москве - в 1995 и 2005 годах.

 

 

                                                                                      В.П. Колобашкин