Подавление и отрицание чувств

 

В начале этой главы я ссылался на разницу между подавлением и отрицанием чувств. Можно подавлять чувства понижением жизненности тела и снижением его подвижности. Опять же, если нет внутренних движений — нечего и чувствовать. Эмоция — это движение к чему-то. Приставка “э” на латыни обозначает направление наружу. Каждая эмоция — это движение от центра к периферии, где она выражена действием. Чувство любви, например, выражается как импульс дотянуться до кого-то. Злость — это импульс к удару или атаке. Грусть — это импульс к плачу. Импульс эмоции должен достичь поверхности тела, чтобы быть прожитым, но он не обязательно должен приводить к действию. Если импульс задает состояние готовности действовать мускулатуре, он будет переживаться как эмоция. Человеку не нужно ударять или бить кого-то, чтобы чувствовать себя злым, но тело должно быть подготовлено для этого. Во многих людях сильное чувство злости приведет к спонтанному сжиманию кулаков. В других случаях злость достигнет поверхности, выраженная в глазах. Я не верю, что человек может проживать эмоцию и не позволить ей как-то выразиться, какой бы субтильной и скрытой она не была. Подавление возбуждения через хроническое мышечное напряжение приводит к подавления чувств. Такое напряжение приводит к ригидности тела, частичному омертвению. Неудивительно, что солдат тренируют стоять ригидно. Как мы видели, хороший солдат должен подавить большинство чувств, чтобы стать машиной и быть способным убивать. Поскольку ригидность ассоциируется с подавлением чувств, можно сказать, какие чувства были подавлены, если изучить паттерны напряжений. Напряженные мышцы челюсти, например, подавляют импульс к кусанию. Такие люди, будучи детьми, подавили кусательный рефлекс, но эти импульсы, тем не менее, могут прорываться как агрессивный сарказм. Напряженная челюсть также блокирует сосательный импульс, подавляя желание близости и контакта. Напряженное горло препятствует глубоким всхлипываниям и помогает человеку подавить грусть. Напряженные плечи снижают агрессивные реакции.

В целом, ригидность тела умертвляет эмоции, ограничивая дыхание и подвижность. В нормальном состоянии дыхание это не сознательное действие, движение, расширение и сжатие происходит без произвольного контроля. Младенцы и маленькие дети дышат именно так, естественно. Но когда мы учимся контролировать и управлять своими чувствами, мы напрягаем тело и подавляем естественное дыхание. Делая так, мы ограничиваем потребление кислорода, снижая метаболическую активность, понижая объем доступной нам энергии для спонтанного движения и чувства. Мы конечно, можем двигаться с помощью воли, но такое движение механистично.

Можно найти такую общую ригидность в некоторых нарциссических личностях, в стиле которых позирование на манер статуи. Но многие нарциссические личности имеют тела, которые довольно гибкие и подвижные. Они могут быть актерами, атлетами или путешественниками. У их тел есть кажущаяся живость и грациозность, которая может предполагать присутствие эмоций, но на самом деле их поведение лишено чувств. Существует иной механизм, которым это объясняется.

Этот механизм, как я уже описывал — это блокирование функции восприятия, в отличие от блокирования движения. Поскольку восприятие — функция сознания, она обычно под контролем Эго. Обычно мы воспринимаем вещи, которые интересуют нас, и игнорируем вещи, которые нам неинтересны. Мы также можем сознательно фокусировать наше внимание на конкретных объектах или ситуациях, чтобы воспринять их более четко. Но через такой же процесс мы можем отказываться видеть, или совсем игнорировать отдельные вещи. Часто решение принимается подсознательно или на границе сознания. Например, мы редко позволяем себе видеть грусть и боль на лицах близких людей, как многие родители, которые не видят несчастье на лицах своих детей, а дети быстро учатся не видеть злость и враждебность в глазах родителей. Похожим образом мы не позволяем себе видеть выражение своих собственных лиц, когда мы смотрим в зеркало. Мы можем видеть морщинки, но закрываем глаза на очевидное отчаяние. Мужчина может осторожно подравнять усы и не увидеть жестокие губы под ними. В результате мы не видим то, что мы не хотим видеть. Много людей, которые ходят по улицам большого города, такого как Нью-Йорк, не видят грязь и мусор. не слышат шум. Их умы, их внимание сфокусировано в других местах. Думаю, что принцип, лежащий под селективным (выборочным) восприятием, это то, что мы не хотим увидеть проблему, с которой мы не в силах справиться. Увидеть проблему может означать поставить нас в невыносимое положение стресса или боли, которое может угрожать нашему рассудку, и как результат, мы блокируем или отрицаем некоторые аспекты реальности для самозащиты. В это же время отрицание подразумевает знакомство с ситуацией: мы не можем отрицать то, что не знаем. Отрицание — это вторичный процесс, в первую очередь, мы видим болезненную ситуацию. Затем, когда мы понимаем, что мы не можем ни поддержать, ни изменить ее, мы отрицаем ее существование. Мы закрываем глаза на нее.

В самом начале, таким образом, отрицание сознательно. Человек не принимает решения отрицать реальность ситуации, но он осознает ее болезненность и желает ее избежать. Со временем отрицание становится бессознательным. Человек больше не чувствует боль ситуации, не видит ее ужас и уродливость. Вместо этого, человек создает образ приятных или счастливых условий, и это позволяет ему продолжать будто все в порядке. В этот момент отрицание становится структурированным в теле как локализованное, хроническое мускульное напряжение, но в отличие от общей ригидности, локус напряжения находится в основании черепа, там, где мышцы крепят голову к шее. Эта область относится к визуальному восприятию и связана с напряжениям в глазах, а также там находятся центры мозга, отвечающие за обработку визуальной информации. Часто мне удавалось помочь пациенту визуализировать злой или безумный взгляд в глазах родителя, прикладывая определенное давление пальцами к этим мышцам. Напряжение в этих мускулах как будто бы блокирует поток возбуждения от тела к голове, которая таким образом отрезается от телесных чувств. Психологический эффект диссоциации Эго от телесных чувств похож некоторым образом на диссоциацию от реальности при шизофрении, хотя и в меньшей степени. Блокирование восприятия отрицает чувства, что и является его целью. Пробуждение чувства снимет блок точно так же, как снятие блока должно приводить к чувству. Это иллюстрировано случаем Салли.

 

Случай Салли

 

Салли — молодая женщина, участвовавшая в воркшопе по биоэнергетическому анализу, описывала ночной кошмар, в котором она жила десять лет. Она была замужем за человеком, который бил ее, изменял и угрожал забрать детей, если она пожалуется или уйдет. Он был сильным человеком — физически и в других смыслах, она боялась его. Но тем не менее, она развелась с ним и сохранила детей. Что удивляло, так это что рассказывая свою историю, Салли не показывала эмоций. Я также был поражен, насколько поверхностным было ее дыхание. Ее тело не было ригидным, было зажатым ее горло. Чтобы понять причины зажатости, я спросил ее о детстве, и Салли немедленно ответила, что детство было счастливым. До этого я ни разу не работал ни с одним человеком, чье детство было бы счастливым. Я слышал это утверждение от целого ряда клиентов, но они все были и оказывались отрицанием реальности. Если детство Салли было бы счастливым, сложно было бы ожидать такого зажимания горла для сдерживания чувств, или что она вышла бы замуж за человека, который над ней издевался. Как я уже писал в другой книге, в целом, большинство мужчин женятся на женщинах, похожих на мать, а женщины выходят за мужчин, которые похожи на отцов. Я попросил Салли рассказать мне что-нибудь об отце, и она использовала те же самые слова для описания отца, что она использовала для описания мужа. Он был, говорила она, довольно сильным человеком. Она помнила что была близка к нему, когда была ребенком. Он пил и от этого страдали отношения, а также был непредсказуемым. Т.к. выпивающие мужчины могут быть склонными к насилию, я спросил Салли, бил ли ее отец. Несмотря на мои подозрения, что это было именно так, я был все равно удивлен ответом. Она сказала: “Да, он бил меня, иногда кулаком в лицо, и я никогда не знала, когда прилетит следующий удар”. Я видел, что Салли была так же напугана отцом, как и потом своим мужем. Но поскольку она была ребенком и не могла покинуть дом, она подавляла и отрицала весь ужас. Это отрицание страха ослепило ее. Оно скрыло от нее потенциальное насилие в мужчине, за которого она вышла замуж. На том семинаре один из участников дышал. Я демонстрировал связь между голосом и дыханием. Подавление звука сдерживает дыхание перекрытием горла. Ограничение дыхания, в свою очередь, подавляет вокальные способности. Упражнение, с которым я работал. включало в себя биоэнергетических стул. Сначала человеку нужно легко и глубоко дышать. Затем его или ее просят издать звук и удерживать его как можно дольше. Сначала звук ровный и удерживается без проблем, а затем доходит до переломной точки, когда может перейти в плач. В случае Салли это перешло в грубые рыдания, которые перемежались с криками несколько минут даже после того, как она отошла от стула. Настолько яркая реакция происходит нечасто. Салли уже была готова отпустить эти чувства, это был девятый день воркшопа, и достаточно чувств было выражено другими участниками. Когда она выпустила чувства наружу, я поговорил с ней об ужасах детства, и она смогла победить их в первый раз. Она больше не могла притворяться, что это был счастливый период. Она больше не могла отрицать насилия в ее доме и страх, который оно рождало. Как она могла чувствовать себя спокойно и уверенно, когда в любой момент мог прилететь удар, и как мог ее отец, который заявлял о своей любви, обижать ее? Веря в эту любовь, она не могла понять расщепление в его личности. Оно было недоступно для понимания, как обычно и любое другое безумие. Салли должна была отрицать ужас, чтобы сохранить свой собственный разум.

После этой сессии она выглядела на самом деле живой. Я не хочу создавать впечатление, что этот опыт представлял лекарство. Это был значимый опыт для Салли, который позволил ей понять и глубину ее проблемы и путь наружу. А путь наружу может потребовать достаточно работы, которая может затянуться на годы, в течение которых Салли углубит свое понимание, достигнет чувств, которые отрицала и научится выражать их без того, чтобы быть затопленной ими. Терапия — это процесс расширения самосознания, повышения самовыражения и достижения самообладания, которое является способностью контейнировать и пропускать сильные чувства. Телесное напряжение и ригидность необходимо постепенно уменьшать, чтобы тело могло выдерживать более высокий уровень возбуждения, связанный с сильными чувствами, и я верю, что лучший подход для этого сочетает анализ с интенсивной телесной работой.

 

Степени чувствования

 

Возможно, вы спрашиваете себя: может ли человеческое существо действовать без чувств? Означает ли отрицание чувств отрицание всех чувств? Ведь только машина может действовать без чувств, без сознания, хотя некоторые люди действуют как машины, с холодной эффективностью, и казалось бы, без чувств. Мы должны увидеть, что чувство всегда потенциально существует и присутствует и иногда оно проявляется, но в искаженной форме. В нарциссических личностях выражение чувств обычно принимает две формы: иррациональная ярость и наигранная сентиментальность. Ярость — это искаженная злость, а сентиментальность — это замена любви. Гитлера можно описать как человека без чувств, но он может быть также описан и своими вспышками ярости. Я бы назвал его любовь к немецкому народу чистой сентиментальностью. Действовать без чувств — значит быть монстром, но настоящие монстры, как франкенштейн, существуют только в нашем воображении. Человеческие монстры характеризуются своей яростью, сентиментальностью и бесчувственностью к другим. Родители, которые бьют своих детей, издеваются над ними, являются такими человеческими монстрами, как мы видели в случае Салли. Чтобы защитить свое сознание, Салли должна была отрицать реальность ситуации и закрыть глаза на черты монстра в отце, и также отрезать чувства, хотя она делала это в меньшей степени.

Родители которые бьют своих детей, скорее всего были детьми, которых бьют. Отрицая свои собственные чувства в своем опыте, они не могут испытывать чувств к детям. И все же это находится за пределами моего понимания — как можно для родителя оправдать избиение ребенка? Для меня это проявление жестокости, и физической и моральной, особенно когда я слышу как пациенты рассказывают о том, что их просили принести тот предмет, например плетку, которым проводилось избиение. Точно так же я не могу понять жестокости к животным — они чувствующие создания, способные испытывать боль и удовольствие, грусть и радость, страх и злость. Человеческие существа, у которых нет данных чувств, в какой-то степени ниже, чем животные.

Конечно, на уровне чувств мы отличаемся от животных. Наша эмоциональная жизнь более интенсивна. мы способны на более полную любовь, на более полную ненависть, на возвышенную радость и глубокую грусть, сильный страх и интенсивную злость. И человеческие существа могут также контролировать свои чувства с помощью Эго. Мы можем ограничить степень чувства или можем притвориться, будто они у нас есть. Но есть с этим некоторые проблемы. Эмоции — это тотальные телесные реакции и отклики, и по этой причине человек не может подавить или отрицать страх без того, чтобы в то же время подавлять чувство злости. Это очень важная концепция для терапевтов. Часто можно видеть пациента, который как будто может выражать злость, но не страх или грусть. Я выяснил, что демонстрация злости часто лишена чувства. Это защитный маневр, направленный на то, чтобы испугать человека, а не на выражение настоящей эмоции. В дополнение к этому, действуя злобно, человек отрицает собственный страх. Можно предположить, что человек злится, точно так же, как и самозванец верит в свою ложь или актер сливается с ролью. Но настоящее чувство злости рождается, когда человеку нанесли вред. Если человек отрицает боль — о чем злиться? Если человек не чувствует грусть — о чем злиться? Мой изначальный подход со всеми нарциссическими пациентами — это помочь им войти в контакт с их грустью, и это не всегда легкое предприятие.

 

Случай Линды

 

Женщина чуть моложе 40 консультировалась у меня потому что была в сильной депрессии несколько лет назад, и боялась, что это произойдет снова. Она была привлекательной женщиной, одетой со вкусом, но при этом не выделялась, с хорошо оформленной фигурой. Она легко улыбалась и казалась свободной в своих манерах поведения. Ее голос был слегка хриплым, с почти неизменным тоном. И все же было сложно поверить с первого взгляда, что у нее были какие-то серьезные проблемы. Ее первой жалобой было, что она ничего не могла достичь в жизни, никуда не могла добраться. У нее была одна и та же работа несколько лет. Хотя это была креативная работа и за нее хорошо платили, она чувствовала себя нереализованной. Она думала, что должна двигаться дальше, получить работу с большей ответственностью и большими деньгами, но не знала, куда двигаться. Она также не была удовлетворена своей личной жизнью. Она никогда не была замужем и чувствовала отчаяние по поводу перспективы, что у нее может не быть семьи. При этом она не была уверена, что это самая важная ее цель. Она была растеряна в своем направлении в жизни, выбирая между своим желанием карьеры и желанием строить дом. Некоторые женщины, говорила она, достигали всего. Но у нее не получалось ни того, ни того. На поверхности у Линды был потенциал для развития обоих направлений — условно, и мозги, и красота. Депрессивная реакция у Линды началась после разрыва с мужчиной. Она не была влюблена в него и сама прекратила отношения потому что они никуда не шли. Тем не менее, она пережила разрыв как неудачу и впала в депрессию. Первым маячком о проблемах Линды был ее голос. Я отметил недостаток резонанса — нельзя было почувствовать никакого возбуждения в ее голосе — он звучал неживым. Когда я отметил ей это на нашей первой сессии, она ответила “Я всегда стеснялась своего голоса, он не звучит правильно”. Голос, как я уже отмечал — это один из главных каналов самовыражения. Недостаток резонанса в голосе означает и недостаток чувства в теле. Поскольку Линда говорила что была несчастна и фрустрирована в жизненной ситуации, я предложил выразить чувства по этому поводу. Могла ли она озвучить свой протест о судьбе? Я попросил ее лечь на кровать и бить ногами, протестуя. Ударять что-то — значит протестовать. Это обычное упражнение в биоэнергетической терапии. У каждого пациента есть внутри протест и желание выразить его ударами естественно. Невротические индивиды подавляют свои чувства, а удары — один из способов помочь. Голос также участвует в упражнении, и одновременно с ударами человеку предлагается громко говорить “нет”, или “почему”. Оба этих слова подразумевают протест. Я специально рекомендовал Линде повысить голос и сделать его таким громким, как только возможно, позволяя ему выходить как крик или визг. Ее удары выходили механическими, а голос звучал слабо, в нем не было нот убеждения. Она жаловалась, что у нее не было чувства протеста внутри, поэтому она не могла делать упражнение его правильно. Было ли у нее чувство грусти, которое она могла выразить плачем? Она говорила, что не чувствовала грусти и не могла плакать. Также она не могла чувствовать и злость. По сути она не чувствовала ни одну эмоцию достаточно сильно, чтобы выразить ее. И я понял, что внешний вид Линды был фасадом, она проецировала образ успешной в этом мире женщины, но ее образ не соответствовал ее сути. Я мог догадываться, что внутри, в своем существе она ощущала себя провалом. Страх провала и привел к ее первой депрессивной реакции. По какой-то причине, этот страх поглощал большую часть ее энергии, оставляя без сил для выражения себя, что необходимо настоящему человеку в реальном мире.

Чтобы помочь Линде, я должен был понять точное значение ее образа и ее отношение к чувству себя. Что этот образ успешности так эффективно скрывал? Почему и как он получил такую невероятную важность в жизни Линды? Что означало это поражение? Недостаточно ответить на эти вопросы в общем. Нарциссический образ формируется частично как компенсация неприемлемого образа Я, а частично как защита от невыносимых чувств. Эти две функции смешиваются и неприемлемый образ Я ассоциируется с невыносимыми чувствами. Только с ходом терапии Линды мы пришли к пониманию настоящего значения и роли ее образа.

Терапия это процесс входа в контакт с Я (подлинным Селф). Традиционно подходом к Селф был анализ. Каждая терапия должна была включать глубокий анализ истории пациента для обнаружения опытов, которые сформировали его личность и определили его или ее поведение. К сожалению, эта история недоступна сразу. Подавление или отрицание чувств приводит и к подавлению важных воспоминаний. Фасад, который мы возводим, прячет подлинное Я от нас так же, как и от мира. Но у анализа есть и другой материал, с которым можно работать, в дополнение к истории, которую можно помнить. Анализ сновидений – один из путей получения дополнительной информации. Также можно анализировать поведение в настоящем, особенно то, которое происходит в терапевтических отношениях. Зачастую эти отношения высоко эмоциональны, потому что чувства к важным фигурам из прошлого, например, родителям, переносятся на аналитика. Через анализ клиенты приходят к пониманию связи между их взрослым поведением, отношениями, действиями, и детским опытом.

Этот традиционный подход, тем не менее, ограничен, потому что он очень завязан на слова, которые являются только символами или образами. Вхождение в контакт с Я включает больше, чем анализ. Подлинное Я или Селф это не ментальная конструкция, а телесный феномен. Быть в контакте с Селф значит чувствовать, быть в контакте с чувствами. Чтобы знать свои чувства, человек должен их испытывать в полной интенсивности, и это может быть сделано только через их выражение. Если выражение чувств заблокировано или подавлено, чувства также подавлены или блокированы. Одно дело говорить о страхе – а другое чувствовать ужас или кричать. Говорить «Я злюсь» — не то же самое, что чувствовать эмоцию, проходящую через все тело. Чтобы по-настоящему чувствовать грусть, необходимо плакать. А это то, что Линда не могла делать. Она проглотила свои всхлипывания и свои крики, проглотила и свои слезы. Хроническое напряжение в ее горле повлияло на голос, делая его неживым.

В дополнение к словесному анализу терапия включала и работу с телом, направленную на физическое снижение ригидности, углубление дыхания и расслабление горла. Я отметил ранее упражнения, которые я использую – удары ногами по кровати со словом “нет”, или удары ракеткой по кровати для выражения злости. Это экспрессивные упражнения. Также они включают в себя попытки дотянуться до близкого человека руками, призывы к матери или мольбы о помощи, а также работа со ртом и губами, когда человек тянется как для поцелуя, или как младенец для сосания груди. У большинства людей много проблем с тем, чтобы это сделать. Их сдерживает страх отказа, который структурирован напряжением вокруг плеч и рта.

Я также использую ряд позиций чтобы помочь человеку почувствовать свое тело от головы до пальцев ног. Самая простая из них – это позиция стоя с ногами параллельно и на ширине плеч, со слегка согнутыми коленями, с весом на основании пальцев ног, расслабленным животом, носками слегка вовнутрь, и отведенным назад тазом. Если человек в такой позиции будет глубоко дышать с расслабленными плечами, он почувствует себя всего целиком, до самых стоп. Это позиция, в которой можно отпустить ригидную поддержку, попытки устремиться вверх. Многие люди, делая это упражнение, чувствуют тревогу по поводу “отпускания” себя, позволяя себе опереться на землю. Человек может почувствовать как напряженно и сильно он удерживает себя, чтобы не отпускать контроль. Другая позиция, которую я называю «заземление» позволяет полнее почувствовать контакт с полом или землей. Человек наклоняется вперед и дотрагивается пола кончиками пальцев, с позицией ног, аналогичной первой. Глубокое и свободное дыхание очень важно. Если человек чувствует свои ноги и они живые, они будут вибрировать, когда волна возбуждения будет через них проходить. Вибрация снижает напряжение в ногах и дает человеку чувство оживленности в нижней части тела.

Все упражнения должны быть сонастроены с потребностями человека, которые выражены в его теле. Такая работа с телом направлена и способствует освобождению чувств и это освобождение часто выводит в сознание важные воспоминания из прошлого.

Освобождение чувств снимает блок в функции восприятия. После нескольких сессий и значительной работы Линде удалось прорваться через горловой блок. Как она отмечала, «У меня получилось плакать глубоко и я испытала много грусти. Я вспомнила, что ребенком была очень напуганной, потому что мать и отец много ругались. Я боялась, что или он повредит ей, или она ему. Я всегда напрягалась в кровати, когда они спорили. Боялась, что одному из них будет плохо, что кого-то убьют, но не могла выразить свои чувства – страх или боль. Хотела ли я подсознательно чтобы отец убил мать, чтобы он был только мой?»

В следующей сессии мы посмотрели на проблему более близко. Линда прокомментировала две области, где она чувствовала свое застревание – свою личную жизнь и карьеру. В то время она жила с мужчиной, который был все еще привязан к своей бывшей жене, который пил и у которого не было своего места, даже не было почтового адреса. Она отметила: «Я чувствую себя немного скованной, потому что он все еще со мной, все время, и я думаю что люблю его, по крайней мере я нуждаюсь в нем». По отношению к работе она сказала «У меня есть проблемы с карьерой, мне нужны изменения. Я не хочу делать те же вещи в следующем году или через пять лет. И это пугает меня, на самом деле я в отчаянии. Я не чувствую что я готова к самоубийству, но у меня бывают периоды отчаяния». Когда я спросил ее, чувствует ли она себя провалом, она сказала «Конечно, чувствую». Я затем спросил, а может ли она поплакать об этом, и она начала мягко всхлипывать. Она сказала что ей грустно осознавать, что она отрезала свои чувства.

Когда мы перешли к отношениям с отцом, всплыл вопрос секса. Линда вспомнила:

“Когда я была ребенком, я чувствовала что мастурбация была злом. Я чувствовала, что делаю какую-то шалость, когда сидела на чьем-то колене, возможно, у дяди, и чувствовала себя хорошо. Но у меня нет воспоминаний о физическом воздействии отца. Он никогда не держал меня на руках. Родители обвиняли друг друга, что один из них неправ, а я, ребенком, должна была слушать каждую сторону отдельно. Они жаловались мне друг о друге – мне, 10-летней маленькой девочке, рассказывали как они чувствуют себя. Естественно я подавляла выражение своих ощущений, мне не хватало смелости сказать им, чтобы они заткнулись, когда спорили. Это была невыносимая ситуация. Я чувствовала, что отец был инициатором, поскольку это было его участие в азартных играх, которое приводило к спорам. И в то же самое время я не могла выносить мать, когда она ругалась. Я пряталась в кровати ночью, накрывая подушкой голову, чтобы не слышать их крики. Я даже помню, когда мне было 6 или 8, я хотела покончить с собой, потому что мне были невыносимы их споры. Я боялась, что он ударит ее. На самом деле они никогда друг другу не вредили”.

Тем не менее, история Линды не выглядела полной. Она отреагировала на конфликт между родителями так, будто в нем было качество ночного кошмара. Она описывала его как невыносимый и что была напугана, что хотела умереть. Тем не менее, споры родителей слишком часто происходят и самих по себе их недостаточно, чтобы это была история про ужас. Но почему тогда многие пациенты говорят о своем опыте родительских ссор как об ужасном? Ребенок может бояться, что такие споры приведут к смерти одного из родителей. Линда отмечала этот страх, который я тогда связал с эдиповой ситуацией. В тот период (3-6 лет) у ребенка появляется желание смерти по отношению к одному из родителей, и в то же время ребенок чувствует себя ужасно виновным в этих чувствах, пытается отрицать их. Я предполагаю, что Линда боялась, что ее отец убьет ее мать, потому что на каком-то уровне она сама желала чтобы он сделал это и чтобы она могла единолично им владеть. На сознательном уровне, тем не менее, Линда повернулась против отца и хотела чтобы он сам умер. Она даже говорила, что хочет этого потому что это сделает жизнь ее матери гораздо легче. Однако, поворачиваясь против отца, она также поворачивалась против самой себя, своей любви к нему и сексуальности, которая была выражением этой любви. По крайней мере это была моя гипотеза. Чтобы ее проверить, будучи ее терапевтом и являясь заменителем отца, я решил помочь ей спроецировать и выразить эти чувства на мне. Когда она лежала на кушетке, а наклонился над ней своим лицом примерно в полуметре от нее. У нас был контакт глазами, и я чувствовал что она смотрела на меня с позитивным отношением. Я спросил, было ли у нее желание поцеловать меня (конечно, я не целую моих пациентов, но позволяю выражать свои внутренние ощущения, поскольку они могут быть важны). Линда сказала, что боится целовать, что это неправильно и грязно. Когда она говорила это, она начала плакать и всхлипывать. Она была в конфликте со своими чувствами. Если она не могла принять их, она могла по крайней мере протестовать. Я предложил ей ударять по кровати и кричать «почему?». После этого упражнения, которое она сделала с некоторым чувством, она почувствовала облегчение. На следующей сессии я предложил ей попробовать дотянуться до моего лица. Вот ее слова об этом опыте, который она зафиксировала после сессии: «Большой прорыв пришел, когда я попробовала дотянуться до его лица и сказать ему, что он мне нравится. Я не могла это сделать. Слова застряли в горле, они не выходили. И когда я наконец достала их наружу, я заплакала, и довольно сильно плакала, пока не смогла что-то произнести. Я не могла сказать «Я люблю тебя». Я не могла достать эти слова выше моего горла. Но когда рыдала, я спросила себя: «А чего я боюсь? Почему я не могу сказать «Я люблю тебя»? Это было действительно грустно».

Я сказал Линде про свое ощущение, что она как будто не чувствовала свое право нагружать близкого своей грустью. Ее отношением к горю было «надеть счастливое лицо и улыбаться». Она отметила: «Мои родители сказали, что рассказывали мне все свои проблемы, и о том, как несчастны они были. Я чувствовала, что не могу делиться своими расстройствами с ними, поэтому отталкивала свои грустные чувства. Почему я не могла сказать родителям, что грустила оттого, что они спорили все время? Что я чувствовала себя жалкой? Теперь я могла увидеть, почему у меня такой невроз, связанный с горлом, и откуда мой огромный страх, что у меня может развиться рак горла. Я никогда не чувствовала себя человеком, который может хорошо себя выразить». После этой сессии в своих заметках Линда писала: «Я наконец смогла сломаться. Это было грустно и больно, но я чувствовала себя приподнято и замечательно, когда я ушла. Я оставалась такой до конца дня».

Теперь мы можем увидеть, что образ Линды и ее внутренняя реальность были противоположностями. Ее образ, который она обращала к миру, был образом достойного, компетентного и успешного человека. Она как будто была кем-то настоящим. Но, к сожалению, Линда не чувствовала себя стоящей. Она не чувствовала, что у нее есть право выражать себя как человека, что у нее было право голоса в своих собственных делах. И если бы она это почувствовала, то не было бы проблемы. В начале терапии об этом еще нельзя было говорить: она подавила свои чувства. Только после тех сессий которые я описал, она смогла открыться и показать свое подлинное Я, которое определяется чувствами в теле и отражается в нем. Я отметил, что Линда была привлекательной женщиной, но в одном отношении ее тело было бесформенным: ее таз и ягодицы были слишком тяжелыми и большими, в этой области была пассивность. По факту, ей было сложно двигать тазом легко и свободно. Линда знала об этом, и будучи пассивной в своей нижней части тела во время секса, она никогда не достигала оргазма с мужчинами. Пассивность относилась к ощущению, что сексуально она открывалась для мужчины, но не для себя. Когда мы обсудили важность неподвижности таза, Линда отметила что у ее матери была такая проблема. Была ли она в таком случае идентифицирована с матерью? «Я думаю, мы в какой-то степени похожи, но я всегда пыталась отличаться от нее». Разница выражалась в той роли, которую приняла Линда, в выбранном ей образе. Сходство, тем не менее, выражались на телесном уровне и в паттернах поведения, которые выражались бессознательно.

Обе женщины были сексуально пассивны, что подразумевало глубокое чувство сексуальной вины, что производило чувство неполноценности и неадекватности. Принадлежа к современному поколению, Линда бунтовала против судьбы, по контрасту с матерью, которая приняла свою судьбу, вышла замуж и растила семью. Однако Линда должна была заплатить цену за свою судьбу, в частности не иметь брака и детей. Ранее я задавал вопрос об её образе: Каким было его настоящее значение?

Быть успешной женщиной – это как будто отличаться от матери, а провал же означает быть как она. Но как эта идея соревнование между матерью и дочерью или отцом и сыном возникает? Я не верю что это естественно*. Естественным путем дети пытаются имитировать своих родителей, но не сравнивать себя с ними. Соревнование или сравнивание себя с родителем предполагает нахождение на одном уровне. Дети могут чувствовать себя равным родителю, если к ним относится как равный один или другой родитель. И отец и мать делали это с Линдой: делились своими проблемами и тревогами с ней. Родитель, который ищет понимания или сочувствия от ребенка, ставит его в позицию равного. Такая же позиция рождается, когда родитель показывает, что он или она сексуально возбужден ребенком. В обоих случаях ребенок оказывается соблазнен и использован. Результатом является то, что ребенок чувствует себя особенным. Это и случилось с Линдой.

Терапия с Линдой продолжалась в удовлетворительной манере. Она становилась способной чувствовать и выражать больше. Она плакала легче и более глубоко о своем прошлом и настоящем. Через работу с телом и тазом она пришла к большему сексуальному чувству. Потом она встретилась с мужчиной, который не был похож на ее предыдущих любовников. Он был заинтересован в женитьбе на ней. Ее женитьба предполагала переезд в другой город и ее терапия со мной закончилась.

Терапия Линды иллюстрирует несколько вещей о нарциссизме. Грандиозный образ Селф, который характеризует нарциссизм, компенсирует неадекватное чувство Селф. Он представляет собой сознательную попытку отличаться, быть лучше, но у него не получается изменить основу личности. Реальный Селф – это функция жизненности тела, она не поддается сознательному контролю. Все, что может сделать человек сознательно – это изменять свою внешность. По сути, изменять внешность – значит поверхностно влиять на личность. Точно так же как изменение одежды не меняет тела под ним. Более глубокие изменения требуют выражения подавленных и отрицаемых чувств. Чтобы сделать это, человек должен отпустить хронические мускульные напряжения, которые блокируют чувства и поднять подавленные воспоминания в сознание. Эта процедура — базовый терапевтический подход ко всем проблемам, включая нарциссизм.

Ни одна терапевтическая процедура не может быть эффективна, если терапевт не понимает клиента как человека. Любая проблема в характере развивается через взаимодействие или переплетение многих сил, каждая из которых исходит из какого-то важного опыта ранней жизни. Каждый элемент ткани личности необходимо рассмотреть отдельно, у него должен быть определен источник и прояснена функция. В случае Линды роль образа как компенсации чувства неадекватности была прояснена. Когда Линда проработала причины своих страхов и вины, в основном сексуальных, она стала способна жить с большим чувством и меньшей озабоченностью образом. Ее степень нарциссизма снизилась, она чувствовала меньшую потребность в отрицании чувств.

Образ сам по себе уже является отрицанием чувств. Идентифицируя себя с грандиозным образом, человек может игнорировать болезненную внутреннюю реальность. Образ также служит способом общаться с внешним миром, это способ получить принятие от других людей либо способ соблазнить их и получить над ними власть.

 

Глава 4. Власть и контроль

 

Стремление к власти и контролю характерно для всех нарциссических индивидов. Не каждый нарцисс получает власть, и не каждый человек, наделенный властью — это нарцисс. Тем не менее, потребность во власти — это часть нарциссического расстройства. Какова связь между властью и нарциссизмом?

 

В предыдущей главе мы увидели, что нарциссизм развивается из отрицания чувств. Хотя отрицание чувств влияет на всю их гамму, две эмоции в особенности подвергаются подавлению. Это грусть и страх.

Они отрицаются по той причине, что их выражение заставляет себя чувствовать себя уязвимым. Выражение грусти приводит к осознанию потери и провоцирует нужду, потребность в другом. Нуждаться в ком-то или кого-то хотеть — значит быть открытым к возможному отвержению и унижению. Не-хотеть или не-чувствовать такое желание — одна возможная защита против такой боли. Отрицание страха имеет сходную цель. Отрицание грусти и страха позволяет человеку проецировать образ независимости, смелости, силы. Образ прячет уязвимость человека и от него, и от других. Но тем не менее, этот образ — только фасад, а сле