Как д'артаньян, встретившись с Портосом, убедился, что не в деньгах счастье

 

Д'Артаньян въехал за решетку и очутился перед замком. Едва он соскочил с лошади, как какой‑то великан появился на крыльце. Следует отдать должное д'Артаньяну: независимо от всяких эгоистических соображений, сердце его радостно забилось при виде высокой фигуры и воинственного лица, сразу напомнившего ему, какой это храбрый и добрый человек.

Он взбежал на крыльцо и бросился в объятия Портоса; вся челядь, выстроившаяся кружком на почтительном расстоянии, смотрела на них с любопытством. Мушкетон в первом ряду утирал себе глаза. Бедняга не переставал плакать с той минуты, как узнал д'Артаньяна и Планше.

Портос взял приятеля за руку.

– Ах, как я рад опять вас видеть, дорогой д'Артаньян! – воскликнул он (теперь вместо баритона он говорил басом). – Вы, значит, меня не забыли.

– Забыть вас? Ах, дорогой дю Валлон, можно ли забыть лучшие дни молодости, и своих верных друзей, и пережитые вместе опасности. Увидя вас, я припомнил каждый миг нашей былой дружбы.

– Да, да, – сказал Портос, подкручивая усы и стараясь придать им прежний щегольской вид, который они утратили за время его затворничества. – Да, славные дела совершали мы в свое время, – было над чем поломать голову бедному кардиналу.

И он тяжело вздохнул. Д'Артаньян взглянул на него.

– Во всяком случае, – продолжал томно Портос, – добро пожаловать, дорогой друг, вы меня развлечете. Мы затравим завтра зайца в моих превосходных полях или косулю в моих великолепных лесах. Мои четыре борзые слывут самыми легкими в наших краях, а гончие у меня такие, что равных им не найти на двадцать миль в окружности.

И Портос вздохнул второй раз.

«Ого! – подумал Д'Артаньян. – Неужели мой приятель не так счастлив, как кажется?»

– Но прежде всего, – ответил он, – вы представите меня госпоже дю Валлон, потому что я помню любезное приглашение, которое вы мне прислали и в котором она соблаговолила приписать несколько строк.

Третий вздох Портоса.

– Я потерял госпожу дю Валлон два года тому назад и до сих пор скорблю об этом. Потому‑то я и уехал из моего замка Валлон, близ Корбея, и поселился в Брасье, а из‑за этого переезда в конце концов прикупил вот это именье. Бедная госпожа дю Валлон! – продолжал Портос, делая унылую мину. – У нее был не очень покладистый характер, но под конец она все же примирилась с моими привычками и вкусами.

– Значит, вы богаты и свободны? – сказал Д'Артаньян.

– Увы, – ответил Портос, – я вдовец, и у меня сорок тысяч дохода. Пойдемте завтракать. Хотите?

– И очень, – ответил Д'Артаньян. – Утренний воздух возбудил мой аппетит.

– Да, – заметил Портос, – у меня превосходный воздух.

Они вошли в замок. Внутри все сверху донизу сияло позолотой: золоченые карнизы, золоченая резьба, золоченая мебель.

Накрытый стол ожидал их.

– Вот видите, – сказал Портос, – так у меня всегда.

– Черт возьми, я восхищен! Такого стола и у короля не бывает.

– Да, я слышал, что Мазарини его очень скверно кормит. Отведайте котлет, милый Д'Артаньян. Из собственной баранины.

– У вас очень нежные бараны, могу вас поздравить.

– Да, они откармливаются на моих превосходных лугах.

– Дайте мне еще.

– Нет, попробуйте лучше зайца. Я убил его вчера в одном из моих заповедников.

– Черт! Как вкусно! Да вы кормите ваших зайцев, верно, одной богородичной травкой!

– А как вам нравится мое вино? Не правда ли, приятное?

– Оно превосходно.

– А тем не менее это местное.

– В самом деле?

– Да, небольшой виноградничек на южном склоне горы: он дает двадцать мюидов.

– Великолепный сбор.

Портос вздохнул в пятый раз. Д'Артаньян считал вздохи Портоса.

– Но послушайте наконец, – сказал он, желая разрешить эту загадку, – можно подумать, друг мой, что вас что‑то печалит? Уж не больны ли вы? Разве здоровье…

– Превосходно, мой друг, лучше, чем когда‑либо: я убью быка ударом кулака.

– Значит, семейные огорчения?..

– Семейные? К счастью, у меня нет семьи.

– Чем же тогда вызваны ваши вздохи?

– Я буду откровенен с вами, мой друг, – сказал Портос. – Я несчастлив.

– Вы несчастливы, Портос? Вы, владеющий замками, лугами, холмами, лесами, – вы, имеющий, наконец, сорок тысяч ливров доходу, вы несчастливы?

– Дорогой мой, – отвечал Портос, – правда, у меня все есть, но я одинок среди всего этого.

– А, понимаю: вы окружены нищими, знаться с которыми для вас унизительно…

Портос слегка побледнел и осушил огромный стакан вина со своего виноградника.

– Нет, не то, – сказал он, – скорее наоборот. Эти мелкопоместные дворянчики, которые все имеют кой‑какие титулы и считают себя потомками Фарамонда, [28] Карла Великого [29] или по меньшей мере Гуго Капета. [30] Так как я был новоприбывший, я должен был первый к ним ехать, вначале я так и делал; но вы знаете, мой милый, госпожа дю Валлон… – (здесь Портос словно поперхнулся) – госпожа дю Валлон была сомнительная дворянка. Первый раз она была замужем, – мне кажется, Д'Артаньян, вам это известно, – за стряпчим; это, по их мнению, было отвратительно. Они так и выразились: «отвратительно». Вы понимаете, за такое выражение можно убить тридцать тысяч человек. Я убил двоих; это заставило остальных замолчать, но не принесло мне их дружбы. Так что теперь я лишен всякого общества; живу один, скучаю, дохну с тоски.

Д'Артаньян улыбнулся; он знал теперь слабое место в готовил удар.

– Но в конце концов, – сказал он, – вы же сами дворянин и женитьба не отняла у вас дворянства.

– Да, но, понимаете, я не принадлежу к исторической знати, как, например, Куси, довольствовавшиеся титулом «сир», или Роганы, которые не хотели быть герцогами; я вынужден уступать этим людям, которые все графы и виконты; в церкви, на всех церемониях, всюду они пользуются преимуществами передо мною, и я ничего с этим не могу поделать. Ах, если б только я был…

– Барон, не так ли? – окончил Д'Артаньян фразу приятеля.

– Ах! – воскликнул Портос, просияв. – Ах, если б я был барон!

«Отлично, – подумал Д'Артаньян, – тут успех обеспечен».

– А знаете, дорогой друг, – сказал он Портосу, – этот‑то титул, которого вы так желаете, я и привез вам сегодня.

Портос подпрыгнул так, что все кругом затряслось; две‑три бутылки, потеряв равновесие, скатились со стола и разбились. Мушкетон прибежал на шум, и в дверях появился Планше с набитым ртом и салфеткой в руках.

– Вы меня звали, монсеньер? – спросил Мушкетон.

Портос сделал знак Мушкетону подобрать осколки стекла.

– Я рад видеть, – сказал Д'Артаньян, – что этот славный малый по‑прежнему при вас.

– Он мой управляющий, – ответил Портос. – Он умеет‑таки обделывать свои делишки, этот мошенник, сразу видно, – сказал он громко, – но, – прибавил он, понижая голос, – он мне предан и не покинет меня ни за что на свете.

«И притом зовет тебя монсеньером», – подумал д'Артаньян.

– Можете идти, Мустон, – сказал Портос.

– Вы сказали Мустон? Ах, да, понимаю, сокращенное имя, Мушкетон – это слишком длинно!

– Да, и к тому же от этого имени за целую милю пахнет казармой. Однако мы говорили о деле, когда вошел этот дуралей.

– Да, – сказал Д'Артаньян. – Но отложим разговор до другого времени, а то ваши люди могут что‑нибудь пронюхать: быть может, тут есть шпионы.

Вы понимаете, Портос, это дело важное.

– Черт побери! – проговорил Портос. – Что ж, пойдемте прогуляться по парку, для пищеварения.

– С удовольствием, – сказал д'Артаньян.

Так как плотный завтрак подошел к концу, они отправились осматривать великолепный сад. Каштановые и липовые аллеи окружали участок, по крайней мере, десятин в тридцать. В садках, обсаженных частой живой изгородью, резвились кролики, играя в высокой траве.

– Честное слово, – сказал д'Артаньян, – парк у вас так же великолепен, как и все остальное; а если у вас в прудах столько же рыбы, сколько кроликов в садках, то вы должны быть счастливейшим человеком в мире, разве что вы разлюбили охоту и не сумели пристраститься к рыбной ловле.

– Рыбу ловить, мой друг, я предоставляю Мушкетону: это мужицкое удовольствие. Охотой же я иногда занимаюсь, другими словами, когда я скучаю, то сажусь здесь на мраморной скамейке, приказываю подать мне ружье, привести Гредине – это моя любимая охотничья собака – и стреляю кроликов.

– Это очень весело, – сказал д'Артаньян.

– Да, – ответил со вздохом Портос, – это очень весело.

Д'Артаньян уже перестал считать вздохи Портоса.

– Потом, – прибавил Портос, – Гредине их отыскивает и сам относит к повару: он хорошо выдрессирован.

– Какой чудесный пес! – сказал д'Артаньян.

– Но оставим Гредине, – продолжал Портос. – Если хотите, я вам его подарю, он мне уже надоел; вернемтесь теперь к нашему делу.

– Извольте, – сказал д'Артаньян. – Но, дорогой друг, чтобы вы не могли потом упрекнуть меня в вероломстве, я вас предупреждаю, что вам придется совершенно изменить образ жизни.

– Как так?

– Снова надеть боевое снаряжение, подпоясать шпагу, подвергаться опасностям, оставляя подчас в пути куски своей шкуры, – словом, зажить прежнею жизнью, понимаете?

– Ах, черт возьми! – пробормотал Портос.

– Да, я понимаю, что вы избаловались, милый друг; вы отрастили брюшко, рука утратила прежнюю гибкость, которую, бывало, вы не раз доказывали гвардейцам кардинала.

– Ну, рука‑то еще не плоха, клянусь вам, – сказал Портос, показывая свою ручищу, похожую на баранью лопатку. – Значит, мы будем воевать?

– Ну, разумеется.

– А с кем?

– Вы следите за политикой, мой друг?

– Я? И не думаю.

– Тем лучше. Словом, вы за кого: за Мазарини или за принцев?

– Я просто ни за кого.

– Иными словами, вы за нас? Тем лучше, Портос, это выгоднее всего. Итак, мой милый, я вам скажу: я приехал от кардинала.

Это слово оказало такое действие на Портоса, как будто был все еще 1640 год и речь шла о настоящем кардинале.

– Ого! Что же угодно от меня его преосвященству?

– Его преосвященство желает, чтоб вы поступили к нему на службу.

– А кто сказал ему обо мне?

– Рошфор. Помните?

– Еще бы, черт возьми! Тот самый, что, бывало, так досаждал нам, по чьей милости нам пришлось столько гонять по проезжим дорогам! Тот, кого вы трижды угостили шпагой, и ему, можно сказать, не зря досталось!

– Но знаете ли вы, что он стал нашим другом? – спросил д'Артаньян.

– Нет, не знал. Он, видно, незлопамятен…

– Вы ошибаетесь, Портос, – возразил д'Артаньян, – это я незлопамятен.

Портос не совсем понял эти слова, но, как мы знаем, он не отличался сообразительностью.

– Так вы говорите, – продолжал он, – что граф Рошфор говорил обо мне кардиналу?

– Да, а затем королева.

– Королева?

– Чтобы внушить нам доверие к нему, она даже дала ему знаменитый алмаз, помните, который я продал господину Дезэссару и который, не знаю каким образом, снова очутился в ее руках.

– Но мне кажется, – заметил Портос со свойственным ему неуклюжим здравомыслием, – она бы лучше сделала, если б возвратила его вам.

– Я тоже так думаю, – ответил д'Артаньян. – Но что поделаешь, у королей и королев бывают иногда странные причуды. А так как в конце концов в их власти богатство и почести и от них исходят деньги и титулы, то и питаешь к ним преданность.

– Да, питаешь к ним преданность… – повторил Портос. – Значит, в настоящую минуту вы преданы?..

– Королю, королеве и кардиналу. Более того, я поручился и за вас.

– И вы говорите, что заключили некоторые условия относительно меня?

– Блестящие, мой дорогой, блестящие. Прежде всего, у вас есть деньги, не так ли? Сорок тысяч ливров дохода, сказали вы?

Портос вдруг встревожился.

– Ну, милый мой, – сказал он, – лишних денег ни у кого не бывает. Наследство госпожи дю Валлон несколько запутано, а я не мастер вести тяжбы, так что и сам перебиваюсь, как могу.

«Он боится, что я приехал просить у него взаймы», – подумал д'Артаньян.

– Ах, мой друг, – сказал он громко, – тем лучше, если у вас заминка в делах.

– Почему: тем лучше? – спросил Портос.

– Да потому, что его преосвященство даст вам все: земли, деньги, титулы.

– А‑а‑а! – протянул Портос, вытаращив глаза при последнем слове д'Артаньяна.

– При прежнем кардинале, – продолжал д'Артаньян, – мы не умели пользоваться случаем, а ведь была возможность. Я говорю не о вас: у вас сорок тысяч доходу, и вы, по‑моему, счастливейший человек на свете…

Портос вздохнул.

– Но тем не менее, – продолжал д'Артаньян, – несмотря на ваши сорок тысяч ливров доходу, а может быть, именно в силу этих сорока тысяч ливров, мне кажется, что маленькая коронка на дверцах вашей кареты выглядела бы очень недурно, а?

– Ну разумеется.

– Так вот, друг мой, заслужите ее: она на конце вашей шпаги. Мы не повредим друг другу. Ваша цель – титул, моя – деньги… Мне бы только заработать достаточно, чтобы восстановить Артаньян, пришедший в упадок с тех пор, как мои предки разорились на крестовых походах, да прикупить по соседству акров тридцать земли, – больше мне не нужно. Я поселюсь там и спокойно умру.

– А я, – сказал Портос, – хотел бы быть бароном.

– Вы им будете.

– А о других наших друзьях вы тоже вспомнили? – спросил Портос.

– Конечно. Я виделся с Арамисом.

– А ему чего хочется? Быть епископом?

– Представьте себе, – ответил д'Артаньян, не желавший разочаровывать Портоса, – что Арамис стал монахом и иезуитом и живет как медведь; он отрекся от всего земного и помышляет только о спасении души. Мои предложения не могли поколебать его.

– Тем хуже! – сказал Портос. – Он был человек с головой. А Атос?

– Я еще не видался с ним, но поеду к нему от вас. Не знаете ли, где его искать?

– Близ Блуа, в маленьком именьице, которое он унаследовал от какого‑то родственника.

– А как оно называется?

– Бражелон. Представьте себе, друг мой, Атос, который и так родовит, как император, вдруг еще наследует землю, дающую право на графский титул! Ну на что ему эти графства? Графство де Ла Фер, графство де Бражелон!

– Тем более что у него нет детей, – сказал д'Артаньян.

– Гм, я слыхал, что он усыновил одного молодого человека, который очень похож на него лицом.

– Атос, наш Атос, который был добродетелен, как Сципион! [31] Вы с ним виделись?

– Нет.

– Ну, так я завтра же повидаюсь с ним и расскажу о вас. Боюсь только, – но это между нами, – что из‑за своей несчастной слабости к вину он состарился и опустился.

– Да, правда, он много пил.

– К тому же он старше нас всех, – заметил д'Артаньян.

– Всего несколькими годами; важная осанка очень его старила.

– Да, это верно. Итак, если Атос будет с нами – великолепно; ну, а если не будет, мы и без него обойдемся. Мы и вдвоем стоим целой дюжины.

– Да, – сказал Портос, улыбаясь при воспоминании о своих былых подвигах, – но вчетвером мы стоили бы тридцати шести; тем более что дело будет не из легких, судя по вашим словам.

– Не легкое для новичка, но не для нас.

– А сколько оно продлится?

– Пожалуй, хватит года на три, на четыре, черт возьми!

– Драться будем много?

– Надеюсь.

– Тем лучше в конце концов, тем лучше! – восклицал Портос. – Вы представить себе не можете, как мне с той поры, что я сижу здесь, хочется размять кости! Иной раз, в воскресенье, после церкви, я скачу на коне по полям и лугам моих соседей в чаянии какой‑нибудь доброй стычки, так как чувствую, что она мне необходима; но ничего не случается, мой милый. То ли меня уважают, то ли боятся, что более вероятно. Мне позволяют вытаптывать с собаками поля люцерны, позволяют над всеми издеваться, и я возвращаюсь, скучая еще больше, вот и все. Скажите мне, по крайней мере, теперь в Париже уже не так преследуют за поединки?

– Ну, мой милый, тут все обстоит прекрасно. Нет никаких эдиктов, ни кардинальской гвардии, ни Жюссака и ему подобных сыщиков, ничего. Под любым фонарем, в трактире, где угодно: «Вы фрондер?» – вынимаешь шпагу, и готово. Гиз убил Колиньи посреди Королевской площади, и ничего – сошло.

– Вот это славно! – сказал Портос.

– А затем, в скором времени, – продолжал д'Артаньян, – у нас будут битвы по всем правилам, с пушками, с пожарами, – все что душе угодно.

– Тогда я согласен.

– Даете мне слово?

– Да, решено! Я буду колотить за Мазарини направо и налево. Но…

– Что «но»?

– Пусть он сделает меня бароном.

– Э, черт возьми! Да это уж решено заранее. Я вам сказал и повторяю, что ручаюсь за ваше баронство.

Получив это обещание, Портос, который никогда не сомневался в слове своего друга, повернул с ним обратно в замок.

Глава 14