ЭП поддержит глобальное ядерное разоружение

Аргументы “ЗА”	Аргументы “Против”
Отказ от доминирования силы в международных отношениях	Ядерное оружие у наиболее «надежных» стран – гарант недопущения Третьей мировой войны
Отказ от дискриминации неядерных держав в международных отношениях	Сложность уничтожения ядерного оружия
Страны без ядерного оружия стремятся любыми способами заполучить его	Отказ от ядерного оружия заставит отказаться от любого использования атома
Недопущение возможности развязывания ядерной войны	Сдерживание экспансии США
Отказ от ядерного оружия сделает международные отношения более демократичными	Практическая невозможность заставить все государства отказаться от ядерных программ

См. https://www.coursera.org/learn/osnovy-filosofii/lecture/geqII/5-4-1-kak-mashina-stanovitsia-dobroi:

Именно потому, что у человека есть разум, и именно потому, что у него есть интеллект, мы часто привыкли считать, что он может оценивать свои поступки в моральных категориях. Он может понимать, что он делает в категориях «хорошо» и «плохо». Если машина мыслит, то может ли машина понимать свое поведение в моральных категориях? И можем ли мы оценивать функционирование машины в моральных категориях? Каков вообще статус машин как моральных агентов? Необходимо сказать о том, что такое «моральный агент». Итак, моральный агент – это надлежащий субъект и объект суждений в моральных категориях. Что это означает? Это означает, что моральный агент может выносить моральные оценки – хорошо или плохо, добрый или злой. И с другой стороны, о поведении морального агента можно судить в моральных категориях. Моральный агент – это тот, про которого можно сказать, что он поступил дурно или он поступил хорошо. И который сам может сказать: «Ты поступил дурно» или «Ты поступил хорошо». Чем же моральный агент отличается от не-морального? Какие качества ему присущи? Сейчас мы подойдем к этому вопросу более конкретно, однако заметим, что есть два базовых принципа (назовем их принципы недискриминации), которые вообще позволяют ставить вопрос о том, может ли искусственный интеллект быть моральным агентом. Первый принцип – это принцип индифферентности субстрата. В сущности, речь идет о том, что неважно, на чем запущено мышление. Каков физический субстрат, носитель мышления. Важно, что у объекта есть мышление. Поэтому на кремнии создан агент или на биологической основе, – не должно нас смущать. Второй принцип – принцип индифферентности генезиса. Если мы скажем, что моральным агентом может быть только тот, кто рожден от женщины, кто рожден в результате некоторых биологических процессов, тогда, очевидно, искусственный интеллект сразу окажется за пределами нашего рассмотрения. Поэтому в методических целях принимаем эти два принципа. Вы можете сказать, что важно, из чего состоит человек, и важно, как он появился на свет. Однако в таком случае просто невозможно говорить о моральном статусе искусственного интеллекта.

Есть три базовых способности морального агента. Первая – способность понимать моральные мотивы. Что значит «способность понимать моральные мотивы»? Это значит, что человек может понять, что означает действовать только потому, что некоторое действие – хорошее, или потому, что некоторое действие – плохое. Это значит, что он способен понимать «хорошо» или «плохо» как отдельные категории, которые могут быть причинами для действия. Я это делаю не потому, что мне нравится или мне выгодно, к примеру, а потому, что это хорошо. Вот способность понимать специфические моральные категории часто выделяется, как особая способность морального агента. Вторая важная способность – претворять свое понимание в жизнь. Если некоторое существо отлично понимает моральные категории, но не может ими руководствоваться, трудно назвать его моральным агентом. Если он не может в своем поведении по крайней мере пытаться следовать моральным мотивам, трудно говорить, что поведение этого агента можно оценивать с моральной точки зрения. У него просто нет способности такой, он просто не в состоянии этого сделать. Соответственно, моральный агент может следовать моральным мотивам. Наконец, третья способность – способность выносить суждения, способность говорить о некотором поступке – своем или чужом – но принципиально, что моральный агент может оценивать именно свое функционирование в моральных категориях. Вот способность оценки принципиальна для морального агента.

Итак, есть два базовых вопроса относительно перечисленных условий морального статуса. Первое: являются ли они достаточными? И дело тут вот в чем. Часто говорят, что человек – это моральное существо, потому что он, к примеру, обладает сочувствием, состраданием, потому, что он может входить в положение другого человека, понимать и сопереживать ему. Обратим внимание, что ни наличие сознания, ни развитый интеллект, ни способность понимать моральные мотивы, ни способность следовать им, ни способность выносить оценку не предполагает такого эмоционального интеллекта. И в этом смысле мы можем поставить вопрос: а нужно ли внести в этот список нечто иное? И у нас появляется первая группа проблем. Вторая группа проблем связана с вопросом о том, являются ли эти условия необходимыми. Действительно, мы предъявили очень существенные требования к моральному существу. А можно ли предъявить такие требования, например, к ребенку? или человеку, находящемуся в коме? или, например, к человеку, у которого повреждена его психика, который так или иначе ограничен в своих психических способностях? Если нет, то мы, получается, выводим его за пределы моральных агентов, мы можем относиться к нему так, как будто его поведение не оценивается в категориях «хорошо» или «плохо».

5-4.2 Как жить в мире с моральными машинами? - Higher School of...:

Может ли машина быть целью, а не средством? Может ли машина получить подлинное достоинство? Можем ли мы считать, что она не просто инструмент для достижения наших целей, а самостоятельное существо, обладающее достоинством подлинной личности? Можно ли встраивать в моральных агентов, существ с сознанием и пониманием, что такое «хорошо» и что такое «плохо»? Какие тут могут быть альтернативы? Во-первых, мы можем попытаться применить традиционные системы этики: консеквенционализм, который изучает последствия поступков и оценивает добродетельность поступков на основе последствий поступков; деонтологию, которая оперирует категорией «Долг»; и этику добродетели, которая ссылается прежде всего на черты характера. Как нам программировать роботов? Должен ли робот всегда опираться на последствия, считать, что лучший поступок тот, у которого наиболее хорошие последствия, или он должен руководствоваться некоторым законом, некоторыми принципами долга, которые в него встроены, и независимо от последствий всегда следовать принципу, к примеру, «не убий»? Мы вложим в него принцип, и даже если робот сможет спасти жизнь миллиарду человек, он все равно предпочтет не убивать, потому что он – деонтологический робот. Или мы построим робота по принципу этики добродетели?

Искусственный интеллект все сильнее интегрируется в структуру общественной жизни. Уже сейчас существуют машины на автопилоте. Есть перспектива, что банковские кредиты или, к примеру, прием на работу вскоре будут осуществлять программы. У них будет алгоритм обработки резюме или алгоритм обработки какой-то дорожной ситуации, и они будут действовать на основе этого алгоритма. Есть риск, что наши машины, в которых не будет никаких этических принципов, автоматически будут действовать так, что мы сочтем их аморальными. В частности, речь идет о дискриминации. К примеру, наша машина может счесть, что чернокожим людям не стоит давать кредиты. Почему? Потому что они живут не в благополучных районах. И в этом плане у нее будет какой-то четкий формальный принцип, она будет действовать по этому принципу. В ней ничего не будет сказано о чернокожих, просто будет сказано: «жителям малообеспеченных районов не давать кредиты на такую-то сумму». Однако проблема будет в том, что ее поведение для нас будет носить этический характер. Или, к примеру, у нас есть машина, которая едет по дороге, и неожиданно перед ней выбегают на дорогу два ребенка. По параллельной стороне дороги едет автобус, а на тротуаре идет пожилой человек. И у машины есть три альтернативы: либо она врезается в автобус, либо сбивает двух детей, либо сбивает прохожего. Ей нужно будет действовать по какому-то алгоритму, и мы в нее будем вкладывать этот алгоритм.

Вопросы прикладной этики искусственного интеллекта. Вот несколько основных вопросов. Во-первых, это программирование военной техники. Мы знаем с вами, что сейчас развиваются различные беспилотные летательные аппараты. Различные наземные машины, которые могут действовать под дистанционным управлением человека или даже частично автономно. Вопрос возникает такой: какие решения на поле боя мы отдаем роботам, а какие оставляем себе? Насколько мы готовы поручить войну с другими людьми роботам? Вопрос существенный, потому что, к примеру, наше отторжение от войны во многом связано с тем, что человек испытывает крайне негативные эмоции, в ней участвуя. Если мы поместим туда роботов, они не будут испытывать никаких негативных эмоций. И может быть, война станет для нас менее страшной. С другой стороны, это позволит сберечь жизни людей, которые могли бы оказаться на месте роботов. Поэтому вопрос сложный. Другая проблема, о которой я вам сказал. – проблема беспилотных автомобилей. Какие этические принципы мы поместим в беспилотники? Третья проблема – проблема использования секс-роботов. Давайте представим, что мы создадим мыслящее существо. Можно ли сделать это существо инструментом для удовлетворения чьих-то сексуальных потребностей? Наконец, следующий любопытный вопрос: можно ли вставлять в программы принцип самопожертвования? Допустим, мы создаем робота-пожарного. И вставляем в него принцип: в ситуации, когда ты должен выбирать между своей жизнью и жизнью человека, всегда жертвуй своей жизнью. Имеем ли мы моральное право вставлять в искусственный интеллект такие принципы? Можем ли мы программировать его жертвовать собой, учитывая, что он обладает моральным статусом? Учитывая, что у него есть сознание, и что он знает, что такое «хорошо», а что такое «плохо». В случае человека мы всегда понимаем, что это личный, персональный выбор. Имеем ли мы право в случае роботов делать этот выбор программным? А если он будет не программный, то какой он еще может быть?

Проблема экзистенциальной угрозы со стороны искусственного интеллекта. Вот цитата Элона Маска: «Искусственный интеллект – главная угроза нашему существованию». Цитата Стивена Хокинга: «Развитие полноценного искусственного интеллекта может означать конец человеческой расы». Следующая цитата поясняет, в каком случае такие последствия наступят. Это цитата исследователя искусственного интеллекта Элизера Юдковски: «Главная опасность искусственного интеллекта в том, что люди слишком рано решили, что понимают его».

Материал к статье:

Консеквенциализм (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%B5%D0%BA%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%BC):

Консеквенциализм в этическом смысле обычно понимается, в отличие от деонтологии, в том, что в деонтологии даётся оценка правильности или неправильности поведения в зависимости от следования моральным принципам, то есть от мотивации самого поведения, а не от результатов данного поведения. Он также отличается от этики добродетели, которая при определении моральности поступка фокусируется на моральных качествах субъекта больше, чем на последствиях его действия или бездействия.

Эти три подхода к морали могут приводить как к одинаковым действиям и оценкам, так и к разным. Например, консеквенциалист не будет лгать, если ложь, по его мнению, приведёт сразу или в перспективе к отрицательным последствиям. Деонтологист не будет лгать, потому что это запрещается моральными предписаниями и правилами, а сторонник этики добродетели не будет лгать, поскольку ложь противна его добродетельной сущности, которую он намерен беречь. Однако разница в подходах становится очевидной, когда благих целей добиваются не благими средствами, и благие намерения приводят к негативным последствиям. Эти противоречия иллюстрируют точные высказывания – «цель оправдывает средства», «благими намерениями устлана дорога в ад» и «хотели как лучше, а получилось как всегда».

УК РФ и судебная практика определяет тяжесть наказания за преступления, исходя из последствий деяния, намерений и особенностей личности подсудимого (деятельное раскаяние, рецидив преступлений). Таким образом, во внимание принимаются все три подхода к оценке поведения человека.

См. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D1%82%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F. Деонтология или деонтологическая этика (δέον «должное») – учение о проблемах морали и нравственности, раздел этики. При вынесении оценки совершённому действию деонтология руководствуется его соответствием или несоответствием определённым правилам. Иногда её называют этикой долга или долженствования, либо этической системой, основанной на правилах поведения, поскольку именно они лежат в основе понятия долга.

Ответвлениями Д. Э. выступают врачебная деонтология, смыкающаяся с понятием медицинской этики и биоэтики, и юридическая деонтология (этика). Сегодня деонтологии юридических профессий – в учебном и нормативно-правовом аспектах – уделяется особое внимание. Во многих странах аспекты деонтологической этики закреплены юридически (Кодекс деонтологии национальной полиции Франции, Положение об этических принципах полицейской службы Великобритании, Этика полицейского ФРГ, Морально-этический кодекс полицейского США, Кодекс чести рядового и начальствующего состава органов внутренних дел Российской Федерации).

А. А. Гусейнов. История этических учений: Утилитаризм.

 

Максимов. Этика и мораль: соотношение понятий. Ванглоязычной энциклопедии утверждается, что «этика является более широким понятием» по сравнению с моралью и «включает многое из того, чего нет в морали». В этом смысле «этика (особенно античная) образует альтернативу по отношению к морали: у нее отсутствуют характерные узкие признаки морали, хотя она все же затрагивает моральную проблематику, а именно – как мы должны жить и что должны делать». Рациональный смысл приведенного утверждения состоит, на мой взгляд, в констатации того факта, что исторические пути этики и морали со временем разошлись: под «этикой» по-прежнему понимается практическая философия, жизнеучение, т.е. проповедь и защита определенных позитив- ных ценностей, обозначаемых словами «добро», «долг», «счастье», «любовь» и пр.; понятие же морали сузилось и специфицировалось, так что отнюдь не все «доброе» и «должное» имеет статус морально доброго и должного. Благодаря Канту было осознано отличие специфически морального «категорического» императива от императивов «гипотетических», внеморальных, которыми полна традиционная этика от античности до нашего времени. Иными словами, то или иное этическое учение по своей ценностной направленности может и не быть моральным, в нем могут быть декларированы какие-либо внеморальные ценности, в том числе и те, которые противоречат общепринятым моральным нормам. Другое дело, что эта возможность не реализовалась в чистом виде, и даже гедонико-эвдемонистические жизненные программы и ницшеанские инвективы в адрес общечеловеческой морали сопровождались явно выраженными или – чаще – неявными обоснованиями и оправданиями с позиций все тех же универсальных моральных ценностей.

 

Философия Канта категорический императив. Императивы нужны для воли постольку-поскольку, воля не нуждается в императивах у Бога. Воля может поступать вне императива. Предполагает несовершенство волящего существа. Императивы бывают гипотетические и категорические. Гипотетические обусловлены (гипотетическая и абсолютная необходимость у Лейбница) определенными основаниями или условиями. Это предписания, выполнение которых ведет к достижению какой-то цели. Категорический императив – безусловный, не обусловлен никакими целями, выполнение этого требования самоценно. Главное, то, что определяет суть нравственности. Гипотетический императив – вне понятия нравственности. Гипотетические императивы обусловлены целью. Категорический императив ничем не обусловлен, безусловный императив. Это – единственная форма того, что годится для морали. Моральное требование не должно иметь никакой эмпирической обусловленности. Тогда у него нет содержательной стороны, оно имеет только формальную сторону. Это всеобщее формальное предписание. Кант четко различает форму и содержание. Его интересует форма.

См. http://voluntary.ru/termin/gipoteticheskii-imperativ.html. hypothetical imperative) – термин Канта, относящийся к совету о действиях и имеющий следующую форму: «Если Вы желаете достичь X, сделайте Y». Такой совет, основанный на эмпирическом доказательстве, является не обязательным, а факультативным, и поэтому не имеет силы категорического императива, пригодного для нравственной установки универсальной силы. Категорические императивы, типа «не убий», предписывают «действовать только по принципу, требующему проявления воли, которая должна стать универсальным законом».

См. http://freckle-filosofia.blogspot.ru/2012/10/1i4.html. В «Критике практического разума» Кант излагает теорию этики. Практический разум в учении Канта – единственный источник принципов морального поведения; это разум, перерастающий в волю. Этика Канта автономна и априорна, она устремлена на должное, а не на сущее. Её автономность означает независимость моральных принципов от внеморальных доводов и оснований. Ориентиром для кантовской этики являются не фактические поступки людей, а нормы, вытекающие из «чистой» моральной воли.

«Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» [вариант формулировки: «относись к человечеству в своем лице (так же, как и в лице всякого другого) всегда как к цели и никогда – только как к средству»]

В качестве условий применимости категорического императива в мире явлений Кант выдвигает три постулата практического разума. Первый постулат требует полной автономии человеческой воли, её свободы. Этот постулат Кант выражает формулой: «Ты должен, значит ты можешь». Признавая, что без надежды на счастье у людей не хватило бы душевных сил исполнять свой долг вопреки внутренним и внешним препятствиям, Кант выдвигает второй постулат: «должно существовать бессмертие души человека». Антиномию стремления к счастью и стремления к добродетели Кант, таким образом, разрешает путём перенесения надежд личности в сверхэмпирический мир. Для первого и второго постулатов нужен гарант, а им может быть только бог, значит, он должен существовать – таков третий постулат практического разума.

(Если бы Бога не было, его следовало бы придумать?)

 

См. http://evgeniy-kond.livejournal.com/759.html. КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ (К.И.). Все понимают разницу между знанием истины и знанием того, что с ней делать. Разум производит как суждения, так и решения. Суждения м/б истинными или ложными, с решениями же сложнее. «Должно значит можно», т.к. человек всегда свободен совершить правильный поступок. Человек судит о том, что можно, именно потому, что он сознает, что он должен, иначе свобода осталась бы для него неизвестной: именно моральные усилия приносят нам идею свободы. Более того, всё мышление возникает из свободы: практический разум заставляет нас осознать, что мы свободны, а осознав, отказаться от свободы («осознанная необходимость»). Осознав себя свободными, мы осознаем себя принадлежащими одновременно и природе, и стоящими над ней (принадлежащими трансцендентальному [запредельному, абсолютному] миру).

Оппонент Канта Юм считал разум рабом наших страстей, которые ставят цели и порождают мотивы поступков. Разум же побуждает нас действовать только тогда, когда уже есть мотивы. Если с этим не соглашаться, то надо признать, что разум должен вырабатывать не только суждения, но и императивы, определяющие поведение человека. Только тогда наши поступки будут мотивированы разумом, а не страстями, т.е. будут разумны.

Свобода – это возможность для воли самостоятельно (а не через некий внешний источник или естественный процесс) устанавливать цели поступков. Это наша способность подчиняться разуму. Кант это называет автономией воли, в отличии от гетерономии, когда воля подчинена внешним условиям (чувству, побуждению, склонности). Автономия воли – достоинство человека, но не животных. «Автономный деятель» способен отринуть все побуждения, если они вступают в противоречие с разумом, он бросает вызов законам природы и действует только на основе законов свободы, способен поставить себе настоящую цель, не имеющую ничего общего с простым удовлетворением желаний.

Гипотетический и категорический императивы. Гипотетический императив всегда начинается с «если» и никогда не объективен, т.к. всегда чем-то обусловлен (индивидуальными желаниями). Категорические императивы не содержит «если», они говорят, что следует делать, без всяких условий. Все нравственные принципы выражаются только категорическими императивами. Они априорны (даны каждому изначально, как результат всей предыдущей истории природы и общества), общи всем разумным существам и никак не связаны с особенностями человеческой природы.

Примеры.

Гипотетический императив: «Чтобы избежать армии надо учиться и поступить в вуз».
В противоположность вспомним Ломоносова, который пешком пришел в Москву за знаниями – пример «автономного деятеля».

Категорический императив: «Все нации имеют право на самоопределение».

Гипотетический императив: «Если это не в наших сиюминутных интересах, это право не признаем».

Все К.И. сводятся к одному, который имеет несколько формулировок.

1. Поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой: «Поступай так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом природы» («максима» – обозначает одновременно и принцип и мотив). Например, запрещено нарушать обещания, т.к. желать всеобщего нарушения обещаний значит отменять обещания вообще.

Отсюда следует вторая формулировка.

2. Запрет эксплуатации: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же как к цели и никогда не относился к нему только как к средству». Эта формулировка явно запрещает любую эксплуатацию (в том числе добровольную, когда, например, родители своей целью видят исключительно благо ребенка, превращая себя в средство его достижения).

3. Право на вооруженное восстание: «Каждое разумное существо должно поступать так, как если бы оно благодаря своим максимам всегда было законодательствующим членом во всеобщем царстве целей». Воля каждого разумного существа устанавливает всеобщие законы в идеальном мире (могу предположить – в царстве свободы). Применительно к политической практике: каждый имеет безоговорочное право вето по отношению к любому закону, но только если НЕ МОЖЕТ с этим законом согласиться. Само по себе несогласие недостаточно, т.к. зависит от обстоятельств, а не от одного только разума. Отсюда я вывожу право на вооруженное восстание таким образом: чтобы реализовать свое право наложить вето на некий закон, надо доказать, что действительно не можешь с ним согласиться; единственный по большому счету способ доказать это – поставить на кон свою жизнь, что на практике и происходит при вооруженном сопротивлении. Такой поступок одновременно является и голосованием «во всеобщем царстве целей», и доказательством своего права на такое голосование.

«Автономный деятель» + К.И. = моральный субъект, личность, достойная уважения (в отличие от объектов природы, к которым возможна только любовь и привязанность), имеющая права, долг и обязанности. Человек как моральный субъект может иметь намерения, которых не желает, и желать того, что не намерен делать, – чего нет у животных, поступки которых объясняются желанием и более ничем.

Здесь уместно вспомнить о декабристах и попытках объяснить их выступление. Те, кто замечают, что «в Париже бунтовали сапожники – понятное дело, а у нас дворяне – в сапожники что ли захотели?», – полностью разоблачают себя как аморальных субъектов, неспособных понять субъектов моральных (социально-экономическую подоплеку в данный момент оставляем). Недостаточно делать добро по склонности, из любви к людям. Моральную ценность поступка Кант находит только в сопротивлении склонности. Например, если человек, жаждущий смерти, продолжает жить, потому что понимает, что в этом его долг, тогда самосохранение перестает быть инстинктом и становится моральной ценностью.

 

ТРАНСФОРМАЦИИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЭТИКИ. Как отмечают представители Чикагской школы, занимающиеся социологией профессий, положения врачебной этики в каком-то смысле являются даже более значимыми для докторов, чем приказы и нормативы, установленные государ- ственными органами. По мнению Эндрю Эбботта, это связано с тем, что именно следование правилам профессиональной этики определяет социальный статус специалиста: его положение в обществе в целом и его место внутри профессионального сообщества. Так, высокий уровень общественного признания врачебной деятельности тесно связан с идеей об особой миссии медиков. Сходные моральные представления определяют и место врача внутри профессиональной иерархии: чтобы заслужить уважение коллег, доктор должен ответственно относиться к своей работе, беспокоиться о благополучии больных, соблюдать требования корпоративной этики. В результате врачебная мораль, принципы которой зачастую носят неформальный характер, оказывается основным регулятором того, как медики на повседневном, рутинном уровне выполняют свои профессиональные обязанности. Ее положения во многом влияют на порядок оказания медицинских услуг населению, на специфику отношений между доктором и пациентом и, в конечном счете, на качество врачебной помощи.

 

См. http://svv.livejournal.com/37225.html. Читал книгу Хабермаса «Вовлечение другого». В ней часто встречается такая формулировка про этику: «благая или не зря прожитая жизнь». Про то, что жизнь зря проживать не надо – это, конечно, общее место, откровений тут нет. Мне понравилось сочетание этих двух компонентов для описания каркаса этики. (Именно этики, а не морали, т.е. про то, «что мне делать сейчас», а не «что делать всем в таких ситуациях».) Важны оба вопроса: (а) будет ли этот поступок дурным сам по себе и (б) пожалею ли я о том, что сделал (или не сделал). Это некоторая гармонизация деонтологических и консеквенциалистских соображений. (Деонтологические этики оценивают поступки сами по себе, консеквенциалистские – по их последствиям.) «Благая» – в смысле регулируемая некоторыми принципам, высшими нормами (e.g. десятью заповедями – или кому что ближе). «Не зря прожитая» – ориентированная на определённые результаты. Тут не простой консеквенциализм, а хитрый: эти результаты, достигнутые цели «оглядываются назад», оцениваются в том числе и по пройденному пути.

По Хабермасу этика и мораль имеют разную, скажем так, область применения, так что вряд ли можно говорить об их совпадении. Этика, в отличие от морали, индивидуализированна, рассматривает ценности в перспективе первого лица, в контексте стремлений человека.

Что такое «поступок, дурной сам по себе»? Запрещаемый некоторыми значимыми для тебя нормами. Например, если ты считаешь, что воровать (убивать, обманывать...) нехорошо в принципе – а не в зависимости от того, приведёт ли это к «хорошим последствиям» (оправдывает ли цель средства).

ailev: Я бы очень надеялся, что реформы будут с одной стороны деонтологическими, а с другой стороны – будет показано, какие меры предполагаются в случае провалов общественной самоорганизации. То есть реформы с «деонтологическим шоком» приниматься не будут: они непроходимы, в случае их проведения ведут к нестабильности, снятию правительства и «откату» назад. С другой стороны, жесткие «правые реформы» (в отличие от реформ левых) на грани шока обычно наоборот, удлиняют срок стабильности, и делающее их правительство надолго задерживается у руля власти. Затем, правда, всегда наступает период полевения и призрения сирых и убогих за деньги раскулачиваемых успешных и богатых: часто на пике экономического роста, под лозунгами «социальной справедливости». А потом страна доводится до ручки, и все опять вспоминают правых с их деонтологией...

См. http://ailev.livejournal.com/388133.html. Два мужика – большой и маленький – делят пирожок «по справедливости». Выясняется, что по этому поводу есть три мнения:

1. Оба мужика – просто человеки, и справедливая слепая Фемида делит пирожок пополам, независимо от их веса.

2. Большому мужику положено больше пирожка, чем маленькому – в расчете на единицу поддерживаемого веса. Он ведь не виноват в том, что он большой, и справедливость требует дележки пропорционально весу.

3. Маленькому мужику положено больше пирожка, чем большому: он ведь маленький, и ему плохо придется без пирожка, а большой наверняка что-нибудь придумает или просто перетопчется на своих жировых запасах. Маленький мужик ведь не виноват в том, что он маленький, и справедливость требует дележки обратно пропорционально весу.

Самое интересное в том, что люди любят признавать правильными все три логики дележки и почему-то считают, что «в зависимости от ситуации» они примут правильное решение по выбору этой логики. Так, они одновременно выбирают «социальное государство» и «минимизацию вмешательства государства в экономику и частную жизнь» – и никаких интеллектуальных неудобств при этом не испытывают.

Проект. Подберите действие (меру, правило), которое противоречило бы какому-либо представленному действию.

 

Объяснена моральная дилемма Карамазовых. Психологи из Великобритании и США объяснили популярность черно-белого подхода к морали, проявляющегося в различных мысленных экспериментах. К ним можно отнести проблему соотнесения цели и средств ее достижения, в частности, вопрос Достоевского о «слезе ребенка». Исследование опубликовано в Journal of Experimental Psychology: General. Ученые попробовали объяснить движущие мотивы сторонников диаметрально противоположных западных этических теорий: консеквенциализма и деонтологии. Приверженцы первого течения считают разумными ситуативные жертвы малым ради большего, тогда как сторонники второго, как правило, считают это невозможным и полагаются на неизменные морально-этические принципы. Исследование показало, что высокая популярность деонтологии (по сравнению с консеквенциализмом) обусловлена психологическим комфортом: люди считают ее сторонников более надежными партнерами, которые не изменяют своим принципам в угоду мгновенной выгоде и не жертвуют близкими ради возможных целей. Этические опыты позволяли учитывать мотивы людей при принятии решений в популярных психологических экспериментах. В первом (дилемма вагонетки) предлагалось повлиять на спасение пяти человек при помощи убийства тучного человека. Во втором опыте (дилемма солдата) лидеру отряда нужно принять решение о судьбе раненого рядового: остаться с ним и умереть (противник считается непобедимым) или убить его (чтобы над ним не издевался противник) и уйти. В русской классической литературе дилемма вагонетки известна, например, из романа писателя Федора Достоевского «Братья Карамазовы». Один из главных героев, Иван Карамазов спрашивает своего брата монаха Алексея о целесообразности «слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка» ради того, чтобы «познавать это чертово добро и зло, когда это столько стоит». Сторонники консеквенциализма считают более разумным спасение пятерых человек в обмен на смерть одного (в дилемме вагонетки) и спасение отряда (в дилемме солдата). Ученые отметили, что люди также симпатизировали тем, кто предлагал себя в качестве возможной жертвы (в первой дилемме) или сам оказывался ею и при этом открыто высказывался о своей точке зрения (в обоих ситуациях).

 

См. http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1118:

И.А. Зенин выделяет ряд предпосылок рассмотрения интеллектуальной собственности как вида собственности. Экономической предпосылкой является включение результатов интеллектуальной деятельности в сферу товарно-денежных отношений, психологической – стремление «духовных производителей» обладать правами на результат собственного труда, юридической и юридико-технической – сходство права собственности и права интеллектуальной собственности (абсолютность права) и удобство обозначения и классификации.

Концептуально интеллектуальная собственность может рассматриваться так же, как собственность на материальные объекты, если перенести фокус на социальные функции обоих видов собственности, прибегнуть к пониманию собственности как функции. Тогда право собственности предстанет как «правила игры», технология обеспечения доступа (любого рода действий с объектом) и исключения из доступа к ресурсам (и материальным, и нематериальным).

Трудовая теория собственности и консеквенционализм. В качестве обоснования прав собственности часто прибегают к трудовой теории Дж. Локка. Согласно автору, человек имеет естественное право на результат собственного труда. Поскольку интеллектуальная собственность является также результатом его труда, он сам определяет, хочет ли он с кем-то делить, передавать кому-то право на нее или нет. Этот подход отражается и в нормативных документах. Так, Всеобщая декларация прав человека манифестирует подход трудовой теории. Участники современных дискуссий об основаниях защиты интеллектуальной собственности зачастую обращаются к «Двум трактатам о правлении» (точнее, Второму трактату) Локка, анализируя тонкости его аргументации и стремясь обосновать интеллектуальную собственность как собственность, поскольку она является творением человека. (Разбор аргументации Локка см. в [Нозик 2008].)

Однако данный подход подвергался убедительной критике, которой сложно пренебречь. Одним из первых критиков трудового обоснования авторского права был Прудон, сравнивший труд автора с трудом крестьянина (см. [Прудон 1865]). По его мысли, обладать урожаем может только тот, кому принадлежит земля, на которой этот урожай вырос. Отдавая должное труду писателя, Прудон ставил под сомнение основания возникновения права собственности на результаты этого труда, поскольку та интеллектуальная «почва», на которой «произрастают» произведения, является общим достоянием. В начале XX в. А.А. Пиленко [Пиленко 1902] указывал на несостоятельность «трудового аргумента», полагая, что сам по себе труд не может породить собственность. Кроме того, он утверждал, что неюридическое понятие присвоенности не эквивалентно юридическому концепту собственности как суммы правомочий.

Современным социоэкономическим реалиям соответствует консеквенциалистское обоснование интеллектуальной собственности, восходящее к И. Бентаму (см. [Бентам 1998]). Оно предполагает, что общество, предоставляя авторам и изобретателям особые права, обеспечивает мотив для творчества и способствует прогрессу. Без подобных гарантий новаторы оказываются в менее выгодном положении, чем те, кто не вкладывая силы и время в изобретение или создание произведения, пользуются конечным продуктом.

Нужно отметить, что в большинстве своем критика отдельных аспектов сложившейся системы охраны интеллектуальной собственности также предполагает ту или иную концепцию интелл