Религиозная борьба в Римской империи

Доктринальные различия превратили христианство в кипящий котел враждующих сект. Дома, школы и церкви стали ареной столкновений. Страна была вовлечена в гражданскую войну. Основным предметом спора было сочетание божественной и человеческой природы в Иисусе. Мельхиты, сирийские христиане, считали, что она была и божественной, и человеческой, а египетские монофизиты утверждали, что она была полностью божественной, и человеческая часть его натуры потерялась в божественной, подобно тому, как капля уксуса теряет свою идентичность в океане. Первая точка зрения была в известном смысле официальной, и византийские правители делали все, что было в их власти, чтобы установить ее в качестве единой веры для Восточной Римской империи. При этом они жестоко расправлялись со своими оппонентами, однако различия не были устранены. Обе стороны открыто называли друг друга отступниками и ренегатами, как если бы они принадлежали к двум противоборствующим религиям[11]. Самые дикие жестокости и преследования происходили в течение десяти лет наместничества Кира в Египте (631 - 41гг. после Рождества Христова)[12].

Социальное недовольство и экономический хаос

Социальные конфликты достигли своего предела в Восточной Римской империи. Налоги и другие поборы многократно увеличивались, хотя люди и так уже стонали от бесчисленных трудностей. Конфискации и экспроприации намного превосходили своей тяжестью налоги. В результате этого широко распространялись восстания и мятежи. Например, во время волнений 532г. (после Рождества Христова) в самой столице были убиты 30000 человек[13].

Люди настолько погрязли в расточительности и мотовстве, что уже не могли сдерживаться и ограничивать себя, как бы того ни требовали обстоятельства. Существовала только одна всесильная страсть: любым путем накопить богатство, а затем растратить его на роскошь и распутство.

Социальный горизонт был исключительно мрачным. Основания цивилизации подвергались разрушению и разложению. Супружеской жизни предпочитали безбрачие, чтобы свободно предаваться разврату в свое удовольствие. Правосудие, как говорит Сейл, открыто продавалось, коррупция и обман пользовались одобрением нации[14]. Гиббон говорит, что Рим примерно в конце шестого столетия «достиг наибольшей глубины своего падения» и что «могучее дерево, под сенью которого отдыхали народы мира, лишилось своих листьев и ветвей, и истощенный ствол должен был зачахнуть»[15].

То же говорится и в его Всемирной истории: «То, что она (Византийская империя), тем не менее, очень серьезно пострадала от всеобщего упадка, вызванного чрезмерными налогами, спадом торговли, запущенностью сельского хозяйства и уменьшением населения, доказывают величественные руины городов, которые уже стали разрушаться и никогда более не достигали своего былого процветания»[16].

Северо-Западная Европа

Для народов Северо-Западной Европы еще не взошла заря цивилизации. Они были погружены во тьму своего жалкого существования, сломленные бесконечными кровавыми стычками. К тому времени мусульмане и арабская Испания еще не появились на арене истории, чтобы указать им свет, и с ними не произошла никакая историческая катастрофа, которая могла бы их пробудить. Народы Северо-Западной Европы были оторваны от основного течения жизни человечества и знали очень мало об окружавшем их мире. В религиозном отношении они находились между новорожденным христианством и древним идолопоклонством. По словам Г. Дж. Уэллса, в Западной Европе «не было признаков порядка или союза»[17].

Итак, «между пятым и десятым столетиями Европа была погружена во тьму варварства, которая становилась все темнее и темнее. Это состояние было более ужасным и отвратительным, чем примитивная дикость, потому что это было разлагающееся тело некогда великой Римской цивилизации. Свойства и черты этой цивилизации были почти полностью искажены. Там, где ее развитие достигло наивысшего уровня, например в Италии и Галлии, везде были разрушение, убожество, разложение»[18].

Евреи

Из всех религиозных общин только евреи могут гордиться тем, что они сохранили значительную часть своего духовного наследия. Они также достигли наибольших успехов в искусстве толкования теологических и священных терминов и символов. Но они не занимали такого положения в сферах религии, культуры или политики, где могли бы влиять на других. Напротив, они всегда были обречены жить в подчинении другим народам и все время подвергаться несправедливости, угнетению, преследованиям, изгнанию, бедствиям и трудностям. Постоянно испытываемое политическое рабство, угнетение и страдания сформировали их типичный национальный характер. Всему миру были известны их чрезмерная гордость своим происхождением, жадность и ненависть к другим народам. Смирные и покорные в беде, они были деспотичными и мелочными в тех случаях, когда им удавалось взять верх. Лицемерие, обман, предательство, эгоизм, жестокость и ростовщичество стали обычными свойствами их натуры. В Коране мы находим не раз повторяющиеся упоминания о том, как низко они пали в шестом и седьмом столетиях.

Взаимная подозрительность и ненависть между христианами и евреями, не позволявшие им упустить любую возможность свести старые счеты, достигли своей высшей точки к концу шестого столетия. В 610г. (после Рождества Христова) евреи Антиохии восстали против христиан, и император Фока послал подавить это восстание своего знаменитого генерала Боноса, который выполнил данное ему поручение с такой ретивостью, что все еврейское население было истреблено. Тысячи евреев погибли от меча, сотни их были утоплены, сожжены заживо или брошены диким зверям. Евреи отомстили в 615г. (после Рождества Христова), побудив Хосрова Парвеза, захватившего Сирию, устроить всеобщую резню сирийских христиан. Затем в 630г. Гераклий так жестоко отомстил евреям, что в Римской империи спаслись только те, которым удалось бежать или спрятаться[19].

Иран

Иран наравне с Римом владел и правил цивилизованным миром. Его моральные устои никогда не были прочными. Он издавна был рассадником грехов и преступлений. Такие супружеские отношения, которые в других странах рассматривались как преступные, в Иране не считались незаконными или нежелательными. Известно, что Йаздегерд II, который правил в середине пятого столетия (после Рождества Христова), женился на собственной дочери и впоследствии убил ее[20], и что в шестом столетии Бахрам Чобин состоял в супружеских отношениях со своей сестрой[21]. Как отмечал проф. Артур Кристенсен, иранцы не находили ничего дурного в кровосмесительных связях[22]. Знаменитый китайский путешественник Хитуэн Цанг говорил, что иранским законом и обществом признаются любые брачные отношения[23].

Частично как реакция на безграничную аморальность и извращения, частично под воздействием веры в конфликт между Светом и Тьмой, который был излюбленной темой иранской философии с древнейших времен, в третьем столетии появился Мани, проповедовавший культ безбрачия как панацею от всех бед, терзающих человечество. Исходя из странной гипотезы, что зло – это следствие слияния Света и Тьмы, он заявил, что для постоянной победы первого над второй необходимо, чтобы человечество добровольно покончило с собой, перестав размножаться. Мани был казнен Бахрамом в 276г. (после Рождества Христова) как «посланец гибели, который должен быть уничтожен, прежде чем он уничтожит человечество», но это учение существовало долгое время, и его влияние еще ощущалось в эпоху появления ислама.

Через двести лет распущенность, присущая иранскому темпераменту, снова восстала против чуждого природе учения Мани и приняла форму движения маздакитов. Маздак считал, что поскольку все люди происходят от одних и тех же общих предков, они имеют равные права на женщин и богатства друг друга. Это, утверждал он, положит конец всем ссорам и раздорам, которые обычно возникают по одной из этих причин. Шахрастани говорит: «Маздак провозгласил общность женщин и сделал богатство и женщин свободно и равно доступными для всех мужчин, как доступны огонь, вода и пища»[24]. Это движение приняли с распростертыми объятиями молодежь и развращенные слои общества, и, в довершение всего, иранский император Кубад принял его под свое покровительство и проявил живой интерес к его развитию. Поощряемое монархом, учение Маздака распространялось, как лесной пожар, и весь Иран был ввергнут в сексуальную анархию и эротический кризис.

«Невоздержанные и любящие удовольствия люди, – согласно Табари, – ухватились за такую возможность и стали рьяными маздакитами. Простые люди тоже были захвачены этой бурей. Движение стало настолько мощным, что каждый мог зайти в дом любого человека и завладеть его женой и имуществом. Маздакиты обратились к Кубаду и угрожали, что свергнут его с трона, если он не станет на их сторону. Император уступил, и вскоре после этого дело дошло до того, что ни родители не признавали своих детей, ни дети – родителей. Никто не имел прав даже на свое собственное имущество»[25].

Табари далее пишет: «До того, как Кубад присоединился к этому движению, его причисляли к хорошим правителям Ирана, но после его присоединения страну охватили хаос и разврат».

Поклонение царям

В Иране династия Хасроев утверждала, что в их жилах течет божественная кровь, и народ соглашался с этим, иранцы верили, что их правители по своей природе божественны. Люди преклонялись перед ними, пели хвалу их божественности и клялись в своей преданности. Считалось неуважением произносить имя императора или садиться в его присутствии. Иранцы верили, что император имеет естественные права на всех, и никто не имеет прав на него. Все, что он даровал своим подданным, было только делом его доброй воли. Подданные должны были повиноваться и ни во что не вмешиваться. божественное право владычества принадлежало только семье Кайани, никто, кроме членов этой семьи, не мог править в Иране. Это право автоматически переходило от одного поколения к другому. Никто не смел посягать на него. В случае, если в семье Кайани не было взрослого мужчины, который мог бы надеть императорскую корону, она возлагалась на голову ребенка, если не было мужских потомков, тогда короновали женщину. Династическая линия должна была сохраняться при любых обстоятельствах. Таким образом, после Шеруйа императором стал его семилетний сын Ардашер, а после Хосрова Парвеза императором был провозглашен его малолетний сын Фаррухзад. Дочь Кисра Боран и другая его дочь Азармидухт также занимали престол[26]. Никому не приходило в голову доверить правление империей опытному военачальнику, видному вельможе или другому способному и опытному человеку. Поскольку народ не выбирал императорской династии, вопрос его участия в выборе конкретного правителя вообще не возникал.

Духовные вожди – маги, подобно правителям, также рассматривались как сверхъестественные существа, наделенные неограниченной силой. Классовые и профессиональные различия были отличительной чертой иранского общества. Профессор Артур Кристенсен говорит: «Между различными классами общества существовала непреодолимая пропасть. Простым людям было запрещено законом приобретать собственность привилегированных классов. При Сасанидском правлении никто не мог претендовать на более высокое положение, чем то, которое полагалось ему по праву рождения. Никто не мог заняться такой профессией, для которой он не был рожден. Императоры Ирана не принимали так называемых низкорожденных людей на государственную службу. Социальные различия были жестко закреплены. У каждого было постоянное место в обществе»[27].

Расовая гордость

Иранцы были глубоко убеждены в чистоте своей крови и превосходстве своей расы. Они считали себя священным народом, более праведным и благородным, чем остальное человечество, и наделенным от природы уникальными свойствами. Они смотрели на соседние народы сверху вниз и давали им оскорбительные и насмешливые прозвища.

Поклонение огню

Огонь не может ни поучать, ни просвещать. Он не может ни спасти грешника, ни решить житейские проблемы своих приверженцев. Поэтому религия огнепоклонников была не более чем конгломератом[28] определенных ритуалов и обрядов, которые надо было выполнять в определенное время и в определенных местах. За пределами храмов, дома, на рынке и в других сферах частной и общественной жизни, огнепоклонники могли делать все, что угодно. У них не было духовных идеалов, не было этических правил и запретов, которые бы соответствовали общественной или национальной жизни в Иране. Огнепоклонники должны были полагаться на собственные суждения или слепо подчиняться требованиям целесообразности, как это делали политеисты во все времена.

Иранские зороастрийцы, по существу, были в этом отношении не лучше язычников и неверующих. У них не было полной и самодостаточной религии, которая может послужить источником морального сознания и дать идеалы, способные быть опорой на всех жизненных путях.

Буддизм

Поскольку буддизм усвоил учение брахманизма и принял его богов и божеств, он давно уже утратил изначальную индивидуальность и простоту своей веры. Брахманизм поглотил его.

Как бы то ни было, после столетий ожесточения и раздоров эти две религии растворились одна в другой, и буддизм превратился в идолопоклонническую веру. Всюду, куда бы ни шли буддисты, они брали с собой изображения Будды и устанавливали их там.

Вся религиозная и культурная жизнь буддистов омрачена идолопоклонством[29]. Как ни странно, поклонение идолам было введено в буддизм, когда его власть в Индии была в полном расцвете. Проф. Ишвар Топа замечает, что «царство, которое установилось под покровительством буддизма, стало представлять собой обширную картину идолопоклонства. Атмосфера в монастырях менялась, и одно за другим вводились еретические новшества»[30].

«Брахманизм, – говорит Пандит Джавахарлал Неру в своей книге «Открытие Индии», – сделал из Будды аватар, бога. То же сделал и буддизм. Доктрина Махаяны быстро распространялась, но она настолько же теряла в качестве и определенности, насколько выигрывала в широте распространения.

Монастыри стали богатыми центрами капиталовложений, и дисциплина в них ослабела. В популярные формы поклонения превратились магия и суеверие. После первого тысячелетия существования буддизма в Индии наблюдалось его прогрессирующее вырождение».

Миссис Рис Девидс так описывает его болезненное состояние в этот период: «Под непреодолимым воздействием этих нездоровых фантазий моральное учение Гаутамы уже почти совсем скрылось из виду. Теории росли и процветали, каждый новый шаг, каждая новая гипотеза требовали следующих, пока все небо не было заполнено подделками ума, и благородные и простые уроки основателя религии не скрылись под сверкающей массой метафизических ухищрений».

В такой ситуации вряд ли можно было ожидать от буддистов в Индии, Китае и других странах Юго-Восточной Азии, что они смогут играть значительную роль в моральном и духовном возрождении человека, или в установлении мира и стабильности во всем мире. В частности, китайцы на восточном краю цивилизованного мира жили, погруженные в самих себя, и их духовное и культурное наследие было надежно укрыто в их сердцах.

Центрально-азиатские народы

Другие нации Центральной и Восточной Азии (монголы, татары, японцы и др.) колебались между извращенным буддизмом и варварским язычеством. Они все еще находились в переходной стадии цивилизации и только начали выбираться из Средневековья. Большинству из них еще предстояло учиться основам цивилизованного существования.

Индия

В Индии эпоха, начавшаяся с шестого столетия, была, несомненно, наиболее мрачной в ее длинной и переменчивой истории. Некогда бывшая колыбелью великих религий и могущественных цивилизаций, теперь она зачахла и приобрела все признаки социального и морального упадка, охватившего соседние страны, добавив к этому некоторые свойственные только ей черты, среди которых особенно выделялись: (I) огромное количество объектов поклонения, (II) сексуальная распущенность, (III) касты и другие социальные различия.