Особый отдел НКВД Ленинградского фронта

Агентурное донесение

 

Под грозной надписью через весь лист проведена жирная черта. В правом углу листа, ниже шапки было написано слово «источник» – агент-разведчик «Опал», в том же углу, но еще ниже, были отпечатаны инициалы того, кто принял это донесение.

Туров кладет лист перед собой на стол, достает из нагрудного кармана очки-велосипеды, одевает их на нос и начинает читать сухие машинописные строчки донесения:

 

N*** от 14.09.1942 г.

...по моим проверенным данным, в конце августа в городе расквартирован охранный батальон «СС», состоящий из военнослужащих эстонской национальности. В ходе личных бесед с некоторыми офицерами этого батальона, удалось выяснить, что данное подразделение прибыло для усиления охраны аэродрома, комендатуры, городских тюрем и других объектов.

Также удалось узнать, что в начале третьей декады месяца, II-я группа (командир гауптман Пепке) 77-й эскадры, базирующейся на «поляне», улетает на переформировку в г. Гербини (Италия).

I-я группа (командир майор фон Шелиха) получила новые машины. Так же прибыло пополнение из выпускников летных школ Германии.

Для «JG–54» «Gren herz» (командир майор Траутлофт) прибыли 10 новых «FW-190A-4», по словам пилотов, машины отличные, они их называют – «два в одном».

В начале сентября прибыли два самолета «Bf-109 F», которые используются для ведения разведки.

11-го сентября, во время празднования «дня посвящения молодых пилотов в экипажи бомбардировщиков», к начальнику СБ приезжал офицер в форме пехотного обер-лейтенанта, который в дружеской беседе с Ланге интересовался, когда вновь будут совершаться бомбардировки города. После праздника этот офицер в числе других был приглашен на внеплановое совещание в штабном здании. Вечером того же дня провожающие этого офицера работники штаба двух групп, при прощании, произнесли дословно следующие слова: – «не переживай Эрих, мы найдем твою субмарину, где бы она не укрывалась! Вот увидишь, наши парни ее не упустят и сделают «бычий глаз!»...

В связи с невозможностью работать напрямую, все сведения буду передавать через агента «Огранщик».

 

 

В донесении еще сообщалась другая полезная информация, к сожалению не имеющая никакого отношения к этой операции.

Туров тогда поблагодарил Сомова за оперативность, сказал, что содержание донесения дает неплохой шанс на успех. Размышления майора прерывает настойчивый телефонный звонок громко звеневшего на столе телефона прямой связи. Туров снимает трубку, подносит ее к своему уху, отвечая избитым старомодным «алло»:

– Туров у аппарата! Слушаю, говорите! Да! Так точно, товарищ старший майор ГБ, работаем! Конкретно по операции «Тропинка»? Да, по этой операции работаем в первую очередь! Я в рапорте на ваше имя все написал и план мероприятий тоже вам представил. Есть подвижки, правда пока на основе косвенных данных. Да, понимаю, что времени мало и сверху торопят! Так точно, готов ответить своей головой! Уверен! Да, я уверен! Через день-два все проясниться! Клюнут! Немедленно вам сообщу! – в телефонной трубке раздается сигнал отбоя и майор понимает, что разговор с начальником окончен.

Еще несколько секунд он продолжает держать возле уха затихшую телефонную трубку и после того, как укладывает ее на рычаги корпуса аппарата, достает папиросы, закуривает и, выпуская дым в потолок, подходит к окну. Глядя в свое большое окно, он замечает, что с погодой в ближайшие дни будет плохо – она явно портится в худшую сторону. Наступила середина месяца, которая всегда славилась затяжными первыми ливнями и серыми плотными облаками по всему горизонту.

«М-да, такое небо совсем не для полетов, хотя наши летчики могут летать везде и в любую погоду! У немцев, наверное, так же. От пленных он слышал, что в люфтваффе, среди немецких летчиков очень распространена свободная охота в те дни, когда из-за погодных условий нет плановых вылетов на цели», – с грустью подумал Туров, разглядывая панорамный вид города...

В дверь кабинета постучали, Николай Николаевич отходит от окна и проходит к своему столу, готовый принять любого посетителя.

– Да, войдите! – громко произносит майор.

Вошла Мария Петровна и обратилась к нему:

– Николай Николаевич, там, в приемной, Вова Громкий ждет. Он очень хочет к Вам пройти. Мне что ему сказать?

– Скажите, что я жду его! Пусть проходит! – разрешает Туров.

Лейтенант Громкий в ладно пригнанной комсоставовской форме, с белой повязкой на голове, но бодрый и здоровый, перешагивает порог кабинета, проходит внутрь и, держа в руках свою фуражку, начинает свой доклад:

– Разрешите войти, товарищ майор ГБ? – соблюдая субординацию, произносит лейтенант.

– Проходи, Володя, присаживайся на стул, поближе к столу и рассказывай – рассказывай все подробно и с мелочами, – Туров усаживается на рабочее место и, держа перед собой наготове карандаш и лист бумаги, внимательно смотрит на вошедшего лейтенанта.

– Да особо рассказывать нечего! Съездил на завод «ЛМЗ», там мне рабочие из обрезков листов и труб склепали две такие мудреные конструкции, что если смотреть на них с издалека, то от настоящих корабельных орудий не отличить. Даже стволы вверх-вниз можно поднимать и опускать. Покрасим наши пушечки в шаровый цвет, и вообще все будет в полном ажуре. На заводе почти одни старики у станков стоят, да пацанва малолетняя, подложив пустые ящики на пол, снаряды точит. Смотреть страшно – одни кожа да кости! Но держатся, и план дают без сбоев. Одним словом воюют на своем месте! После «ЛМЗ», поехал на завод «Рыбфлота». На заводе сейчас нет рыбной ловли, и мне разрешили набрать различных рыбацких сетей, сколько смогу увезти. Кое-что сразу забрал, а остальное завтра от них увезем на полуторке. Кстати, товарищ майор, вам не нужна капроновая мелкоячеистая сеточка, на леща? Не пригодиться, для рыбалки, на после войны? – пытается пошутить Громкий.

– Володя, какая рыбалка! Как ты сказал, до «после войны» нам всем еще нужно дожить! Ты, давай не отвлекайся, продолжай доклад и со всеми деталями! Рыболов-любитель-браконьер! – Туров слегка улыбается и призывает подчиненного продолжать разговор.

– Докладываю детальнее – девчата-швейки на эти сети сейчас нашивают брезентовые лоскуты и превращают рыбацкие сети в сети маскировочные. Потом, когда закончат переделку, мы их покрасим в цвет морской ряби на воде. Вчера, с большим трудом, разжились досками – пришлось в Александро-Невской Лавре забор разобрать и быстро увезти, пока жители все дерево не растащили на дрова. Плотники пообещали уже завтра боевую рубку, надстройки и палубу сварганить. На рубку и палубу сразу же установим два лже-орудия и один настоящий пулемет. Пулемет необходим для полного антуража – трассерами диски зарядим, чтобы даже ночью и вечером очереди были видны.

– А по ком это вы, товарищ лейтенант, стрелять собрались? Мало вам стрельб было? Про стреляющий пулемет вообще разговора не было! Отвечайте! – майор перешел на официальный тон разговора.

– Ну-у-у, товарищ майор! Разрешите мне все объяснить? – быстро вставая из-за стола и принимая стойку смирно, произносит Громкий.

– Ты, чего вскочил? Сядь на место и говори, что задумал, Туров дал возможность высказаться подчиненному, и тот продолжил рассказывать: Когда немцы прилетят на разведку или уже бомбить наше детище, для достоверности надо по ним всадить одну-две пулеметные очереди, мол, у братишек нервы не выдержали, открыли огонь, чем засветили всю маскировку подводной лодки. Я вчера имел продолжительный разговор с нашими наблюдателями с постов ВНОС и они мне рассказали, что некоторые немецкие истребители летают на разведку на бреющем полете, чуть ли не касаясь своим пропеллером невской воды. Один самолет делает заход в районе Рыбацкой деревни и идет над рекой в сторону города, а другие машины, держась на приличной высоте, отвлекают внимание наших зенитчиков. Такие действия тоже надо как-то учесть. Тем более, что на наши лодки класса «С» пулемет положен по штату. Николай Николаевич, согласитесь, что все не плохо придумано?

Правда-то она, правда, только стрелка при налете можем потерять! Как долго вы еще с лодкой работать будете? После расскажешь, как идут дела с Собором? – после некоторого раздумья, спрашивает Туров.

– Лодка почти уже готова. Если со стороны глядеть – вылитая «эска»! Но нам еще нужны сутки, может быть и еще одни. Надо разные мелочи довести до полного ума, – лейтенант закончил доклад по этой части задания и сразу же переключился на освещение других вопросов: – С постом ВНОС, на соборе, все приготовления уже закончены – дальномер занесли на колокольню, развернули и настроили, провели полевую связь – все работает! С сегодняшнего вечера наблюдатели начали нести круглосуточные вахты. Пост хоть и временный, но для защиты города свое назначение оправдывает. Провода натянули, развернули мачтовую антенную с реперами и с оттяжками, полуторку с высоким глухим кунгом, в котором размещена аппаратура пеленгации «СОН», подогнали рядом. Связисты сказали, что у них для работы все готово и уже можно отслеживать вражеские самолеты на подлете к городу... Спецмашину после воздушной разведки незаметно заменим. Фашисты за уничтожение такой машины своим летчикам обещают сразу же вручить Железный Крест!

– Похвально, – кратко произносит майор после обстоятельного доклада подчиненного, хочет еще что-то добавить, но не успевает, потому что лейтенант просит разрешения на вопрос: – Товарищ майор, разрешите задать вопрос?

– Валяй, спрашивай, – разрешает Туров, внимательно выслушивает слова сомнения своего подчиненного:

– А не слишком ли много поддавков мы готовим этим фрицам? Может, надо было все как-то проще устроить? Не такой кровью?

Николай Николаевич смотрит на лейтенанта и несколько секунд молчит. В разговоре возникает некоторая пауза, во время которой Туров пытается подобрать нужные слова, потом отвечает:

– Нет, товарищ лейтенант, не проще. Не хочу повторяться и говорить прописные истины, но я повторюсь и напомню, что в нашей работе нет мелочей. Все надо делать так, чтобы комар носа не подточил. Мы несколько раз пробовали забрасывать в немецкий тыл агентов, как ты говоришь, по-простому, с упрощенной легендой, – майор на несколько секунд умолкает, достает папиросу, берет спички, прикуривает, выпускает дым и продолжает: – Почти все наши товарищи погибли... Мы потеряли восемь человек, более десяти наших разведгрупп уже давно не выходят на связь. Абвер – серьезная контора, работает профессионально и на «сырую липу» не ведется. Большего чем сказал, говорить не хочу, да и не могу, – в завершении разговора Туров подводит итог: – Значит, ты мне гарантируешь, что к утру четырнадцатого сентября будет все готово? И нам останется только ждать непрошеных гостей?

– Так точно! Гарантирую! – отвечает лейтенант Громкий. – Головой ручаюсь! И я и Василий!

– Тогда предлагаю сделать последний штрих – надо посмотреть с воздуха на всю эту нашу бутафорию! Я сегодня же позвоню в авиадивизию и попрошу, чтобы они предоставили «Чайку» или «Ушку» для тщательного облета наших объектов. Также сделаю звонок в штаб ПВО и предупрежу их, чтобы наш самолет ненароком не подстрелили, – вносит предложение майор. – Вы, лейтенант, сделаете облет района и объектов утром и вечером, а Хворостов пусть слетает днем и ночью. Желательно взять фотооборудование и снять все на фотопленку. После полетов обоих жду здесь, у себя в кабинете. Еще вопросы есть?

– Так точно, есть еще один вопрос! Товарищ майор, разрешите его вам задать? – Громкий еще раз просит разрешение.

– Давай, задавай! Только не надо всякий раз, когда хочешь спросить меня, разводить весь этот церемониал со званиями и приставками.

– Николай Николаевич, вы можете достать бензин? Много бензина! – звучит вопрос, после которого Громкий начинает объяснять, чем вызвана его просьба: – Я прекрасно понимаю, что в городе с ГСМ очень строго, но для дела мне очень надо где-то раздобыть с десяток бочек с бензином. Вы же сами сказали, что все должно выглядеть натурально! Когда немецкие самолеты своими бомбами «накроют» нашу лодку, то в небо должно взметнуться огромное облако взрыва. Сверху должно быть видно, что взорвались баки с топливом и боезапас. И еще думаю, что было бы не лишним узнать, сколько горючего заполняют в подводную лодку перед походом.

– То есть, ты хочешь мне сказать, что еще просишь совсем мало горючки? Может, обойдемся толовыми шашками или корабельными дымными порохами, которые привезли со складов артиллерийского полигона? – улыбается Туров. Это я так шучу! Но в одном ты, Володя, прав – взрыв должен получиться реалистичным. Буду решать и этот вопрос. У тебя ко мне все? Раз да, то иди и продолжай дальше работать...

 

Несмотря на массу других дел также требующих безотлагательного решения, через час после разговора с Громким майор позвонил начальнику тыла Ленфронта генерал-лейтенанту Мордвинову и буквально выпросил у того разрешение на получение двадцати бочек горючего. Отсчет завершения подготовки всех мероприятий, выполняемых для правдоподобности легенды «Путника», пошел уже на часы. Сидя у себя в кабинете, Туров с нетерпением ждет доклада от сотрудников отдела, что все готово и гигантская работа десятков людей завершена.

После облета района пилот «У-2», которого ранее не единожды посылали во вражеский тыл на разведку целей, разглядел контур подводной лодки только после третьего захода, когда занявший место штурмана лейтенант из НКВД по трубе переговорного устройства попросил снизиться до критической в боевых условиях высоты. Сверху было видно, что как будто обыкновенная лайба, с заставленными пустыми бочками палубами бака и юта, в центре которой видна немного нетипичная рубка, стоит пришвартованная к борту баржи с лесом меньшей длины, а другая баржа с лесом стоит пришвартованная к борту этой лайбы. Все три суденышка закрыты маскировочной сетью и с большой высоты почти сливаются с цветом темной речной воды. В ста метрах от барж, почти с самого берега, стоит на якоре небольшой буксир, обеспечивающий работу водолазов, с литерами «КС-1» на бортах. Совсем рядом можно различить густые заросли кустарника, на берегу реки навален разный хлам, что дополняло пейзаж заброшенности места. Правда совсем рядом, у дома на Калашниковой набережной разместилась замаскированная позиция орудия МЗА, которую с высоты полета можно было разглядеть тоже с большим трудом.

Лейтенант Громкий, будучи у летчиков бомбардировочного морского полка, которые регулярно вылетают в дальнюю разведку и засекают стратегические объекты в глубоком вражеском тылу, задал немало вопросов по самой методике разведки и обнаружению целей. Один из лучших разведчиков полка объяснил Громкому, что «метода» ведения разведки у летчиков люфтваффе мало чем отличается от нашей. Все дело в том, что немцы, скованные по рукам и ногам пунктами Версальского договора, [101] в конце двадцатых годов учились «ремеслу» у наших инструкторов в Липецке. Полет проходит на запредельной для средств ПВО высоте по четко выверенному с помощью таймера маршруту. Причем высота может достигать 8000 метров и более. Подлетая к району разведки, летчик резким пикированием снижается до высоты 800–1000 метров и даже ниже. Некоторое время самолет летит по прямой, в дело вступают аэрофотокамеры, заряженные высокочувствительной пленкой, фиксирующие любые подозрительные складки местности и предметы в разведываемом районе. По прилету на аэродром, все сдается в лабораторию, где операторы дешифровщики определяют их истинное назначение. Бомбардировщики все делают также, только при бомбометании, летя на максимальной скорости, снижаются еще ниже и сбрасывают свой смертоносный груз при выходе из пикирования...

Младший лейтенант Хворостов, вооружившись ручной кинокамерой, взятой на прокат в техгруппе, тоже выполнил несколько облетов района на истребителе «Чайка», но уже в другое время. На проявленной пленке «Свема» с трудом можно было определить между дровяных барж силуэт ПЛ, зенитные орудия ПВО и, укрытую сетью, машину спецназначения с развернутой мачтой антенны. Все ложные цели смотрелись натурально и правдоподобно. В тот же вечер майору Турову было доложено, что к встрече «гостей» все готово!

 

Ранним утром 15 сентября 1942 года на столе в кабинете Турова раздался телефонный звонок оперативного дежурного из штаба 2-го корпуса ПВО Ленинграда, который сообщил майору, что станции слежения засекли в небе, летящий со стороны Ладожского озера на город, вражеский высотный самолет-разведчик. Полетная высота составляет более 6000 метров, но из-за густых облаков и туч в утреннем небе, она может меняться. Из-за плохих метеоусловий поднять в небо наши истребители ПВО совершенно не представляется возможным. Зенитные орудия ПВО по плану будут ставить заградительный огонь.

От слов дежурного у майора Турова сразу же что-то екнуло внутри, где-то у сердца, и первой мыслью была та, что он ждал долгое время.

– Ура! Все сработало! Он добрался! – у Николая Николаевича непроизвольно вырываются слова восхищения.

Потом на место радостным эмоциям приходит холодный расчет. «Есть пока слабая надежда на успех, но делать категоричные выводы еще рано! Если это проверка, то наш парень жив и его не раскололи! В ближайшие дни все станет предельно ясно».

В штабе 2-го корпуса ПВО штабисты недоумевали от вопросов: «Почему после длительного перерыва с начала лета немцы возобновили полеты разведчиков над Ленинградом? Что они затевают? Когда ждать их самолеты?»

 

Ночью 16 сентября немцы повторили разведывательные полеты, только на этот раз над городом летало два самолета-разведчика. Самолеты прилетели с разных сторон – один из разведчиков летел со стороны озера и остался на высоте, а другой засекли в районе железнодорожной станции Фарфоровская. Второй разведчик на большой высоте долетел до Охтинского моста, развернулся и на большой скорости резко спикировал прямо к реке, далее пилот повел свой «хитрый «Wf» прямо над Невой. Более того, с высоты примерно 1000 метров летчик сбросил мощную световую бомбу, после взрыва которой, стал кружить над Центральным районом, ближе к реке Нева, затем самолет начал улетать в сторону моста им. Володарского.

В районе Сортировочного железнодорожного узла летчик разглядел идущий по Неве в район Рыбацкой деревни бронекатер и выполнил на него атаку. Длинная пулеметная очередь прошлась по судну и наделала много бед. Экипаж БК ошибочно принял немца за наш истребитель, и ответный огонь был открыт с опозданием. Затем летчик зашел на второй круг и сбросил 250кг бомбу, которая упала немного впереди от носа и в трех метрах от борта катера. Сильный взрыв едва не перевернул катер, подбросив корпус над водой и изрешетив осколками весь левый борт. От пулеметного огня погибло три члена экипажа команды и еще двое получили тяжелые ранения. Забортная вода через пробоины начала поступать внутрь отсеков и полностью затопила форпик. Левый двигатель плавающего танка «зачихал», начал работать с перебоями и вскоре заглох. По приказу командира раненый рулевой направил судно по кратчайшему курсу к берегу, чем спас катер от полного затопления. В это же время расчет пулемета «ДШК» начал вести огонь по самолету, не дав тому выполнить третий заход и добить корабль. Попав под огонь, немец нырнул в облака, скрылся из виду и улетел в сторону фронта...

 

17 сентября немцы задействовали самолет-разведчик, который был классифицирован, как «Ju-88D-1», используемый противником для ведения разведки в глубинных районах СССР. Помимо «просьбы» Венка Штабу группы армий «Норд» тоже были нужны «свежие» разведданные, столь необходимые для начала планируемого наступления на город, поэтому в штабе 1-й и 2-й групп KG-77 посчитали целесообразным задействовать самолет дальней разведки из группы «Aufkl.Gr.122» полковника Ровеля, которая базировалась на аэродроме «Плескау» (Псков). После выполнения задания одна из машин группы, заплутав в облаках, совершила посадку на Сиверском аэродроме. Такие машины спокойно летают в районы Урала, Поволжья, Рыбинска, Куйбышева и Горького. Срочно было получено разрешение использовать прилетевший экипаж для «местных» нужд. Экипаж разведчика был достоин самых лучших аттестаций и похвал, так как еще в самом начале Восточной кампании неоднократно выполнял полеты над Ленинградом, Кронштадской базой и Финским заливом. Летчики успели неплохо изучить рельеф местности и город.

Ранним утром, пока еще было темно, полностью подготовленный самолет, соблюдая полное радиомолчание в воздухе, вылетел с аэродрома, чтобы с рассветом быть уже над городом. Самолет сделал несколько заходов, пролетев на большой высоте через весь город до Финского залива. Два раз пришлось снизиться и пройтись над центром города, чтобы оптика бортовых камер все качественно зафиксировала и запечатлела на фотопленке. Русские батареи ПВО встретили их «Сову» во всеоружие – прожекторы своими тонкими нитями ярких лучей прорезали светлеющее небо, пару раз самолет чуть не влетел в оболочку аэростатов заграждения. Артиллерия ПВО из орудий малого и среднего калибра дружно ставила уровневую стену заградительного огня. Затем в дело вступили дальнобойные зенитные орудия крупного калибра. Летчики были в своем деле не новички, и умело уклонялись от губительного огня, хотя пару раз осколки снарядов ударили по плоскости и фюзеляжу самолета.

– Достали, но кажется не смертельно! – с удивленной улыбкой на лице произнес командир «Юнкерса» и принял решение уходить на большую высоту. В этот момент стрелок сообщил, что к ним приближаются две «Раты», которые выскочили из облаков и уже собираются заходить им в хвост. Дальше пилот стал маневрировать, пытаясь увести машину от огня истребителей. Насевшие русские заставили прилично попотеть экипаж, огнем своих пулеметов отгоняя самолет от черты города, и если бы не своевременное резкое пикирование, проклятые «ишаки» их бы сбили. «Юнкерс», пользуясь своим преимуществом в разности масс машин и мощностей двигателей, пикируя, достиг большей скорости, чем скорость у русского истребителя и сумел оторваться от преследователей. Пришлось лететь у самой кромки воды Финского залива. Конечно, были небольшие повреждения и, даже, что-то из оборудования вышло из строя, но поставленную задачу самолет-разведчик выполнил, и теперь можно было лететь обратно на Сиверский аэродром. Но здраво рассудив, что возвращаться назад через город и линию фронта, где полно шансов нарваться на русские самолеты не самая хорошая идея, командир решил, что на сегодня экипажу уже хватит испытывать судьбу. Он направил свою машину в сторону дружественной Финляндии и приказал штурману рассчитать курс прямо до Хельсинки. Подлетая к аэродрому союзников, бортмеханик вышел на связь, попросил у финнов разрешение на посадку, тут же доложил в штаб, что экипаж в полном объеме выполнил поставленную задачу, но самолет сядет на вынужденную посадку на финский аэродром.

– Побыть пару дней у гостеприимных финнов... Это сказка! – с мечтательной улыбкой на лице произнес командир «Юнкерса». – Сходим в настоящую сауну, где погреем свои кости, потом прогуляемся по городу и куда-нибудь заглянем! Так что, радуйтесь, унтер-офицер! – он продолжил говорить, совершенно довольный таким исходом дела. Последняя фраза командира подняла настроение еще больше: – Обрадую больше – это было последнее задание и назад в Россию мы в ближайшее время не вернемся! После ремонта полетим в Истербург...

 

Вечером того же дня на стол Турова легла копия боевого донесения из 169-го зенитно-артиллерийского полка, в котором, среди всего прочего, майор выделил следующее:

 

...утром 17-го сентября 1942 года, на высоте более 6000 метров «Ю-88» прошел по маршруту Рыбацкое, Фарфоровский мост, мост Володарского, Октябрьский ж/д вокзал, Большеохтинский мост, Ржевка и, несмотря на заградительный огонь артиллерии ПВО, произвел пять заходов на город, причем несколько из заходов были выполнены на низкой высоте, примерно 800-1000 метров. В срочном порядке были поднято звено истребители «И-16», преследовали и атаковали «Юнкерс», но безрезультатно. Пользуясь своим преимуществом в скорости, немецкий самолет-разведчик скрылся в облаках и ушел от преследования в сторону Финляндии...

 

«Уже три дня немцы ведут активную воздушную разведку города и все три дня уделяют особое внимание нашему району. Купились или нет? – боясь верить в успех, размышлял и сомневался майор Туров. – Теперь надо дождаться гостей посолиднее. Если их бомберы начнут бомбить наши подставные цели, тогда в успехе дела можно будет не сомневаться».

После полетов немецких разведчиков прошло несколько дней, потом в томительном ожидании прошла еще целая неделя. Результата не было. В ходе операции наступила вынужденная пауза. Питерская осень, с ее дождями, погодой не баловала – облачность, ветер, слякоть на улице и заметно похолодало.

Николай Николаевич ждал, так как больше того, что сделали его люди, сделать уже не мог никто. Хорошо, что начальство после доклада о проведенных вылетах самолетов-разведчиков немцев прониклось и не стало сильно нажимать на ход операции, прекрасно понимая, что от майора и его отдела мало что зависит. На начальственном столе лежали выписки из посуточных донесений штаба армии ПВО Ленинграда за несколько дней сентября, майор вчитывался в скупые строчки докладов:

 

18.09.42г. – Плохие метеоусловия уже вторые сутки. Облачность от 60%. Наша истребительная авиация не летает. Зенитная артиллерия вела прицельный огонь по «Ю-88», которые из просветов густых облаков внезапно появились над городом. Израсходовано 67 снарядов калибра 88-мм. Аэростаты заграждения в воздух не поднимались.

22.09.42г. – Погода до 05-30 утра была ясная, низкая облачность.

23.09.42г. – Несколько немецких самолетов появились над городом со стороны Ладожского озера. Зенитная артиллерия вела огонь по 4 самолетам, которым удалось прорваться в зону огня батарей. Израсходовано 183 снаряда калибра 88-мм и 15 снарядов калибра 76-мм. Плотным огнем зенитные батареи рассеяли противника и не дали немецким самолетам сбросить бомбы на город...

 

«Немцы начали совершать пробные вылеты на город, пытаются раскрыть расположение наших орудий ПВО. Явно возросшая активность немцев говорит о том, что полеты их разведчиков над городом прошли удачно, и налеты бомбардировщиков должны возобновиться в самое ближайшее время. Вопрос только когда? Сегодня ночью, завтра утром или позднее? Погода тут совершенно не причем...», – размышлял майор после прочтения сводок, сидя за рабочим столом и пуская папиросный дым в потолок...

 

 

24.09.42г. в 11:00 майору Турову из штаба 2-го корпуса армии ПВО позвонил оперативный дежурный по Ленинграду и сообщил, что сегодня, в 04:30 утра, пользуясь темнотой, самолетам противника удалось прорваться сквозь заградительный огонь зенитных батарей, размещенных в районе Рыбацкого и Ново-Александровки. Восемь бомбардировщиков «Ю-88» смогли пролететь над Невой и нанести бомбовый удар в районе Калашниковой набережной. Было сброшено 10 бомб (ФАБ). Полностью разбиты три дровяные баржи с лесом. Так же в районе набережной пострадали собор и некоторые городские здания. Детальные подробности налета полковник не знал.

«Кажется, сработало!» – в голове майора мелькнула радостная мысль, когда он услышал, что попали по баржам с лесом. Не мешкая Туров сухо уточнил у оперативного дежурного:

– Товарищ полковник, подскажите, пожалуйста, кто может мне обстоятельно и подробно рассказать об этом налете?

На том конце провода замолчали, в телефонной трубке наступила тишина, но после недолго молчания оперативный дежурный сообщил, что через час он с посыльным пришлет Турову подробный рапорт...

Не дожидаясь рапорта, майор быстро разыскал в Управлении младшего лейтенанта Хворостова и отправил того на место, выделив в распоряжение свою служебную машину. Далее Николай Николаевич снял с аппарата прямой связи телефонную трубку, дождался ответа станции и попросил срочно его соединить с заместителем начальника Управления. Когда в телефонной трубке послышался знакомый начальственный голос, Туров приветствовал старшего по званию и сообщил тому, что теперь можно отбросить все сомнения – очередной этап операции «Тропинка» удачно завершен. Все подробности будут изложены в рапорте...

Оперативный дежурный не подвел и в скором времени в кабинет Турова посыльный действительно доставил подробный рапорт, в котором сообщалось, что:

 

Ранним утром 24.09.42-го года, воспользовавшись темнотой и густой облачностью, восемь немецких бомбардировщиков на высоте более 5000 метров, искусно маневрируя, прорвались сквозь заградительный огонь 115-го и 189-го зенитно-артиллерийских полков ПВО, пролетели на территорию центральных районов города. Два самолета сбросили над районом контейнеры с осветительными ракетами. По словам очевидцев, от яркого белого света стало светло, совсем как днем. Остальные бомбардировщики высыпали свои бомбы в районе Калашниковой набережной. Несколько бомб попали в здание Собора Бориса и Глеба и на прилегающую территорию Калашниковых складов. Посты ВНОС зафиксировали яркие вспышки от разрывов бомб в районе куполов собора. Так же вражеские бомбардировщики сбросили бомбы на три баржи с лесом, стоявшие на стоянке у набережной, и полностью их уничтожили. Сила взрывов была такова, что дрова и древесина, находящиеся на баржах, были разбросаны по округе на несколько сотен метров. Часть леса оказалась в Неве и была унесена течением реки. Тогда же были уничтожены 20 бочек с горючим, находившиеся на палубе одной из барж, взрыв которых значительно усилил разрушения, создав при этом огромный столб огня и дыма в небе. Несколько бомб повышенной мощности (ВМ-1000) на специальных парашютах были сброшены на жилые кварталы и разорвались прямо на земле. Есть погибшие среди мирных жителей...

 

Майор на секунду оторвался от чтения рапорта, сожалея, что без жертв не обошлось. Далее сухие строчки сообщали:

 

...прожекторные установки осветили самолеты противника, но приняли их за свои машины. Несколько дней назад вышестоящим командованием до личного состава прожекторного батальона было доведено, что в данном районе города будут выполняться ночные учебные полеты, по которым средства ПВО артиллерийский огонь открывать не должны. В том же распоряжении говорилось, что летчиками будет выполнена проверка на соблюдение светозащитной маскировки военных и гражданских объектов города с высоты 1000-1500 метров... После бомбовой атаки вражеских бомбардировщиков по ним немедленно был открыт огонь наших зенитно-артиллерийских орудий и средств МЗА, но безуспешно...

 

Рапорт с места «трагедии» Хворостов доставил в начальственный кабинет позднее, и он мало чем отличался от рапорта зенитчиков.

«Да-а, досталось утром району!», – про себя подумал майор, но все равно, несмотря на всю трагичность рапортов, он испытывал какое-то душевное облегчение, потому что немцы поверили в эту бутафорию и купились. «Путник» дошел, жив и в скором времени начнет работать!

Выкурив очередную папиросу, Николай Николаевич поднялся, вышел из-за стола, прошел к окну, приоткрыл створку, чтобы проветрить кабинет от табачного дыма, и в раздумьях несколько минут постоял у окна, вдыхая потоки свежего воздуха. Рассматривая мрачные краски осеннего города, майор понимал, что теперь необходимо закрепить результат информационной поддержкой. Связываться с политорганами, а тем более вводить в курс дела представителей партийных органов, совершенно не хотелось, но для поддержания легенды это было необходимо сделать. Материалы давно подготовлены – газетчики никуда не денутся и напишут в своих изданиях все, что мне будет нужно, как нужно. Когда помещение немного проветрилось, и запах табака почти перестал ощущаться, Туров открыл дверь в приемную и пригласил к себе Марию Петровну, попросив ее захватить все необходимое для письма. Когда помошница вошла в кабинет, держа наготове стопку чистых листов и карандаш, Николай Николаевич усадил женщину за приставной стол, выждал, пока та приготовилась для письма, и начал диктовать:

– Мария Петровна, пишите на имя Начальника Управления... Да, комиссара государственной безопасности 2-го ранга... фамилия, инициалы... докладная записка о ходе... этапа операции под кодовым названием «Тропинка»...

В этой докладной была подробно расписана вся работа отдела по этой операции за последнее время, приложено много соответствующих делу рапортов, справок, объяснительных и других документов. Туров закончил диктовать текст и, прежде чем отпустить женщину, майор отдал ей последние указания:

– Мария Петровна, дорогая моя, эту докладную нужно срочно напечатать и принести мне на подпись. Я подожду здесь у себя, а потом сам отнесу ее комиссару. Туров замолчал и с многозначительным видом, немного поднял голову, показал взглядом на потолок кабинета, дополняя его указательным пальцем правой руки. Прежде чем помошница покинула кабинет, он успевает произнести еще слова: – После печати черновик записки верните мне.

Туров еще долго сидел в кабинете, прорабатывая в голове различные варианты дальнейшего развития событий этой непростой операции, в чем-то сомневается, но одно майор знал точно, что одним налетом дело не ограничится, немцы будут бомбить город еще. И еще Николай Николаевич знал, что сделает сегодня вечером, когда приедет к себе на квартиру – за поздним ужином он с большим удовольствием выпьет целый стакан водки, наполненный под самый край, а потом будет спать до полудня и катись оно все ко всем чертям!

Жена и дети были в эвакуации, майор временно жил один, не часто балуя посещением свою опустевшую квартиру.

«А этих двух молодцов, Громкого и Хворостова, надо будет, как-то отметить – заслужили!», – подумал Туров, покидая поздним вечером свой кабинет.

 

На следующий день Николай Николаевич проснулся часов в десять утра, бодро поднялся с постели, с удовольствием выполнил комплекс гимнастических упражнений, тех самых, что до войны крутили каждое утро по репродуктору радио, потом водные процедуры, побрился, оделся, выпил стакан чая и поехал к себе в Управление. На душе было так легко, как будто бы он скинул несколько лет жизни! Копившееся многие дни напряжение несколько спало, и теперь организм отдыхал. Мария Петровна, увидев Турова, входящего в приемную, про себя отметила, что уже давно не видела начальника таким помолодевшим, бодрым и с прекрасным настроением.

Через несколько дней немецкие бомбардировщики предприняли еще попытки разбомбить город, о чем красноречиво говорили лежащие на рабочем столе Турова сухие строки нескольких сводок из Штаба армии ПВО:

 

28.09.42-го года – Группа бомбардировщиков в количестве 11 самолетов «Ю-88» попыталась произвести налет на Ленинград, но была встречена огнем зенитной артиллерии. В результате налета в город прорвались два бомбардировщика, которые сбросили бомбы по жилым массивам в районе завода «Большевик». Воздушная тревога была объявлена с 18-34 до 19-27 часов.

29.09.42-го года – В 18-00 две группы бомбардировщиков совершили налет на Ленинград. Посты ВНОС засекли 11 самолетов «Ю-88» в первой группе и 7 самолетов «Ю-88» во второй группе. Огнем зенитной артиллерии самолеты противника были рассеяны и были вынуждены хаотично сбросить свои бомбы на реку Нева и жилые городские постройки. Значительных повреждений и разрушений нет...

 

Внимательно прочитав сводки, Николай Николаевич пододвинул ближе к себе аккуратно сложенные стопки свежих газет и, одна за другой, принялся их бегло просматривать, выискивая нужную информацию. По давно заведенному порядку до прихода начальника помошница каждый день приносила в кабинет газеты и раскладывала их в верхнем углу большого стола...

Взяв в руки номер газеты «На страже Ленинградского неба» от 26 сентября 1942 года, Туров увидел то, что искал, и стал читать заметку:

 

...под покровом предрассветной темноты немецкие хищники пытались проникнуть в наш лю