Национальное законодательство: шведская модель

В отличие от некоторых стран, которые в последнее десятилетие 20 века вступили на путь государственного сутенерства и легализации проституции, Швеция пошла в противоположном направлении и сегодня представляет собой пример того, как можно эффективно решить проблему проституции и наносимого ей ущерба. Речь идёт о «шведской модели», законе о криминализации покупателей сексуальных услуг, вступившем в действие в январе 1999 года (Ekberg, 2004). Этот закон стал результатом общественных кампаний, проводившихся шведскими феминистками с 80-х годов 20 века, включая наиболее влиятельную организацию, посвященную борьбе против насилия над женщинами. Этот закон трактует проституирование как один из видов насилия над женщинами, декриминализирует проституированных женщин и признаёт их жертвами абьюза. Правительство выделяет средства на то, чтобы помочь женщинам покинуть проституцию, чтобы те могли оплатить самостоятельно жилище, профессиональные курсы, учёбу. Закон был поддержан 80% шведских граждан. Из выступающих против данного закона только 7% составляют женщины. По словам специальной советницы Шведского департамента гендерного равноправия Гуниллы Экберг в отношении проституции этот закон имеет нормативные последствия, так как «разрушает так называемое „право“ платить женщинам и детям за их проституирование, которое провозглашают мужчины для самих себя, а также ставит под сомнение идею о том, что у мужчин должна быть возможность выражать свою сексуальность в любой момент любым способом» (Ekberg, 2004). Покупка женщин и детей для сексуального использования является поведением, «полностью противоречащим фундаментальным принципам шведской политики гендерного равноправия» (там же). Среди положительных результатов принятого в Швеции закона — значительное сокращение уличной проституции по всей стране и исчезновение «потребителей проституции». Число женщин, переправляемых в Швецию траффикингом, стабильно и незначительно по сравнению с соседними Финляндией и Данией. Для торговцев женщинами, как это стало известным из записанных шведской полицией телефонных разговоров, стало невыгодным вести дела в Швеции, так как новые законы делают проституторский бизнес слишком накладным, кроме того, из-за тех же законодательных мер потребители проституции не решаются пользоваться их услугами (там же). Критики шведской модели утверждают, что проституция просто переместилась с улиц в интернет, став менее заметной. Однако проведённые исследования позволяют утверждать, что не существует увеличения числа контактов через интернет с целью проституирования, и что число женщин, проституированных через интернет, остается тем же: от 80 до 100 женщин (Ekberg, 2007). Аргумент о том, что криминализация проституторского бизнеса и его потребителей переместит его в подполье и создаст тем самым больше проблем, чем в здоровой сфере легального бизнеса, является постоянным доводом критиков аболиционизма, как например, в случае доклада Международной организации труда «Сексуальный сектор производства» (Lim, 1998). Не похоже, чтобы в Швеции появился какой-то подпольный рынок проституции вследствие принятых правительством законодательных мер, но сам аргумент большей опасности подпольного рынка проституции по сравнению с легализацией должен быть поставлен под вопрос. Его почему-то не применяют, когда речь идёт о других практиках, вред и ущерб от которых очевиден, как в случае с детской порнографией, которой торгуют в интернете. До сих пор никому не пришло в голову посоветовать продавать детскую порнографию в магазинах на улицах. Аргумент о вреде подпольного бизнеса базируется на примере сухого закона в США в 20-х годах 20 века. Легализация употребления алкоголя покончила в своё время с подпольным мафиозным бизнесом алкогольной контрабанды, но в случае проституции не произошло того же самого, возможно по той причине, что употребление алкоголя не является вредоносной культурной практикой, основанной на подчинении целой социальной группы. Эффективность шведской модели воодушевила другие европейские страны, которые приняли на себя обязательства по обеспечению равноправия женщин и рассматривают возможность принять подобные законы. Правительство Норвегии в 2008 году также приняло решение о криминализации потребителей секс-услуг. По словам министра юстиции Кнута Шторбергета, «Норвегия не будет превращена в оффшор для сутенёров и торговцев людьми» (Aftenposten, 2007). Гэрриет Харман, заместительница премьер-министра и министр равноправия Великобритании в декабре 2007 года сделала заявление о том, что, по её мнению, законодательство должно было быть изменено в соответствии со шведской моделью (Bell, 2008). В 2008 году правительство Великобритании всерьёз рассматривало возможность принятия в стране шведской модели, и некоторые министры посетили Швецию, чтобы изучить, как она работает (там же). В декабре 2007 года в Южной Африке был принят закон, основанный на шведской модели уголовного наказания для покупателей проституции (Cape Argus, 2007), несмотря на развёрнутую против этой модели кампанию легалайзерской организации SWEAT. Статья о криминализации потребителей проституции входит в состав Закона о поправках о сексуальных преступлениях. В южноафриканском законодательстве проституированные женщины также криминализованы за предложение секса за плату. Но несмотря на это важное ограничение, в целом политика в отношении проституции в международном контексте смещается на иной уровень; не только страны Первого мира, но и те, где существуют огромные проблемы социоэкономического неравенства готовы рассмотреть аболиционистские решения как способ борьбы с траффикингом женщин. Как часть принятых обязательств по Протоколу против торговли людьми от 2000 года многие страны принимают законодательные меры против траффикинга. Кроме того, что подобные законы имеют положительное влияние на динамику спроса на проституирование женщин (сокращают его — прим. переводчицы), их полезность зависит от того, внесено ли в них различие между проституцией по принуждению и добровольной проституцией, и от того, легализуют ли они то, что законодатели понимают под свободным предложением в проституторском бизнесе. В этом смысле важно подчеркнуть, что ещё две развивающиеся страны, Южная Корея и Филиппины, которые сильно пострадали от индустрии проституции, завезённой вооружёнными силами США, приняли новаторские законы, которые могут служить примером для других стран. В 2003 году по инициативе феминистских неправительственных организаций на Филиппинах был принят закон против торговли людьми, который криминализует потребителей проституированных женщин, но только в тех случаях, когда доказано, что эти женщины подпадают под определение жертв траффикинга указанного Протокола ООН (ООН, 2000). Новшество закона, при всей его ограниченности, в том, что он криминализует бизнес продажи жён по почте и секс-туризм, а также включает в понятие торговли людьми порнографию и другие виды проституции. Закон требует дотировать программы поддержки жертв траффикинга в виде предоставления «рекомендаций и временного убежища», медицинской и юридической помощи, материального содержания и получения профессиональных навыков, помощи в воспитании детей. При этом подобная помощь не обусловлена согласием жертв траффикинга на дачу свидетельских показаний в суде, как это происходит в других странах. Подобные законы открывают новые горизонты, так как, несмотря на проводимое в них различие проституции по принуждению и добровольной проституции, они нацелены против проституторов. Корейский закон против торговли людьми в целях сексуальной эксплуатации идёт дальше, чем шведская модель (Dasi Hamkke Center, 2006). Цель этого закона — «покончить с куплей-продажей секса и смежными торговыми сделками, с торговлей людьми в целях сексуальной эксплуатации и защитить права человека жертв сексуальной индустрии». В докладе, составленном центром поддержки жертв сексуальной индустрии Dase Hamkke при городском правительстве Сеула, говорится о том, что феминисткам, которые в течение долгого времени боролись за принятие подобного закона, не удалось добиться полной декриминализации женщин, вовлечённых в проституцию. Феминистки выступали за такое законодательство, согласно которому любой человек, «продающий секс», получил бы статус жертвы сексуальной индустрии и не наказывался бы, но законодатели посчитали, что с точки зрения общественной морали подобное будет неприемлемым. Поэтому женщины и мужчины, «которые продают и покупают секс» криминализированы законом, за исключением тех, кто подпадает под определение жертв сексуальной индустрии. В число жертв включаются те, кто принуждается к проституированию обманным путём, кого их эксплуататоры сделали наркозависимыми, те, кто недееспособны или являются инвалидами, перемещённые из других стран, проституированные за долги или те, у кого силой отобрали документы. Под это определение попадает большинство проституированных в Корее женщин, так как большинство либо являются перемещёнными, либо «отрабатывают выданные авансом денежные средства» (которые часто выдаются членам их семей). Хотя некоторые проституируемые женщины наказываются в соответствии с этим законом, сам закон служит примером криминализации потребителей проституции. После того, как этот закон был принят, сутенёры и другие эксплуататоры секс-индустрии организовали мощное сопротивление со стороны владельцев публичных домов и проституированных женщин. Хозяева публичных домов использовали женщин для того, чтобы те транслировали их лозунги, а сами были организаторами женской ассоциации в защиту проституции, отмечается в докладе Dasi Hamkke Center. Это важная информация, которую следует иметь в виду, когда мы имеем дело с «протестами» проституированных женщин или с организациями, которые заявляют, что они независимо представляют их интересы. В докладе также говорится, что несмотря на определённые положительные результаты, всё ещё существуют сильные связи между сутенёрами и полицией, а также что необходима образовательная и воспитательная работа по темам торговли людьми в целях сексуальной эксплуатации. То, каким образом корейский закон проводит различие между принудительной и добровольной проституцией, явственно показывает, сколь осторожны должны быть законодатели, желающие быть прогрессивными и уважать принцип женского агентства. В контексте консерватизма корейского общества такое различие получило социальную поддержку именно благодаря традиционным культурным клише, характерным для обществ мужского господства, согласно которым женщина, которая «выбирает» вести греховный образ жизни, не заслуживает ни сострадания, ни помощи, а наоборот — должна быть наказана. Различие, проводимое между «принудительной» и «добровольной» проституцией, служит традиционной патриархатной морали, а не интересам женщин. Без специального обучения полицейского персонала, без поддержки со стороны судебной системы и всех служб, которые контактируют с проституированными женщинами, не будет эффективным никакой закон, призванный облегчить их положение. Известно, что именно полицейские и судьи имеют огромное количество предубеждений насчёт проституции и насчёт женщин в целом. В Швеции тратятся значительные средства на специализированное обучение работников судебной системы, полицейских и работников других служб, к которым проституированные женщины могут обратиться за помощью или поддержкой (Ekberg, 2007)