Всех выручал Алька: чего ни попроси у него — поможет, сделает, отдаст.

Анатолий Мошковский

ПЯТЕРО В ЗВЕЗДОЛЁТЕ

Глава 1

ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР

Толя стоял нахмурив лоб. Все было напрасно... Всё-всё!

Отцу и дела не было, что он целый месяц готовил­ся к этому разговору.

В этот день перед приходом отца Толя сидел в своей комнате и в последний раз обдумывал, с чего лучше начать разговор. Со стен на него смотрели разноцветные лица жителей других планет, нарисо­ванные его другом Алькой: длинные, широкие, круг­лые, с одним, двумя и даже десятью глазами; с потолка свисали фиолетовые лианы, привязанные к проволочкам огненно-красные раковины и чучела невиданных птиц с расправленными крыльями; у стен лежали голубые, золотистые и чёрные инопла­нетные камни, большие, но такие легкие, что их за­просто можно было отбросить через всю комнату щелчком; на полках стояли книги с очень топкой бумагой — тысяча и больше страниц в каждой! — и с маленькой стрелочкой на переплёте: поверни — и страницы сами листаются с нужной тебе скоростью. Всё это привёз отец из космических командировок и подарил Толе, который с тех пор, как научился хо­дить, бредил иными мирами, ослепительными, неве­домыми, диковинными...

И вот Толя стоял в огромном кабинете, и отец повторял:

— Нельзя, сынок... Разве ты не знаешь, что де­тям до семнадцати лет строго-настрого запрещено вылетать за пределы Солнечной системы?

— Но почему, пап? Ты можешь сказать по­чему?

— Как будто сам не знаешь, не читаешь газет, не слушаешь радио, не учишься в школе, где...

— Слушаю! Понимаю! Учусь! И поэтому знаю, что этот запрет устарел... Может, ещё раз показать тебе книгу «Научные открытия, сделанные детьми за последние три года»?

— Не надо...

Толин отец был знаменитый учёный, автор мно­гих книг, вице-президент Академии чешуекрылых. Он с детства был так увлечён своими бабочками, что никогда не расставался со складным сачком и даже дома изучал их. Самые редкие бабочки, известные на Земле всего в двух-трёх экземплярах, красо­вались в прозрачных коробочках, висевших на сте­нах отцовского кабинета. Они были причудливо разрисованы природой, и отец всегда с гордостью по­казывал их гостям. В шкафах и на полках его каби­нета хранились коробочки с десятками тысяч ба­бочек Земли и разных планет, где побывали земляне; здесь же стояли сотни книг на разных языках Вселенной, посвящённых всё тем же бабочкам. И дня, казалось, и часа не мог прожить отец без них!

Вот и сейчас он отвечал Толе и одновременно по­глядывал в окуляр маленького электронного микро­скопа, чтоб получше рассмотреть зубчатое крыло бабочки необыкновенно яркой фиолетовой раскрас­ки. А Толя, бледный, тихий, большеухий, с блестя­щими глазами, стоял у стола и смотрел на отца.

— Толя, — сказал отец, — нельзя так! Ну хо­чешь, я посажу тебя в звездолёт, который завтра в семь пятнадцать летит на Лупу?

— Не хочу я на Луну! Десять раз был там! Каж­дый камень и цирк знаю наизусть! Скоро там детские сады открывать будут и придумают скафандры для грудных... Там даже наш Жора был...

— Надо было отправиться с Серёжей Дубовым и его отцом на Марс, они ведь звали тебя.

— Не хочу я на Марс! Я хочу на сверхдальние...

— Я тебе уже ответил. Как будто на Марсе скуч­но или даже здесь... Ох, сынок, сынок!

— Папа...

— Я сейчас кончу, сынок... Всему своё время, не торопись, ничего от тебя не уйдёт. И на нашей Земле ещё много неоткрытого и загадочного... Уверен, что твой Андрюша Уваров не сидит сейчас сложа руки в лагере археологов; сам знаешь, они уже наполови­ну раскопали город инков; говорят, он почти цели­ком сохранился. И ты бы мог поехать с Андрюшей и его братом. И город Хрустальный тебя не заинте­ресовал, а ведь он в самом центре Антарктиды... Ну признайся, сколько получил радиограмм от Пети Кольцова с приглашением прилететь к нему хотя бы на неделю?

— Десять, — угрюмо уронил Толя.

— Ну вот видишь! Все твои друзья разъехались на каникулы кто куда, а ты... Толя, ну полови мне бабочек. Полови! Это ведь так важно...

— Я поймаю тебе миллиард бабочек, но не здесь, а там, только...

— Нельзя, сынок,— повторил отец и вздохнул.— И не просись, не настаивай, учись быть терпеливым... Прошу тебя.

— Но ты ведь даже за своими насекомыми ле­таешь на самые далёкие планеты...

— Верно, меня туда командируют, и еще я ле­таю туда по просьбе этих планет в качестве консуль­танта. Но и для меня существуют законы Высшей Дисциплины, Высшей Совести и Высшего Терпения, и есть планеты, на которые по разным зависящим и не зависящим о г меня причинам я не имею нрава летать. А ведь я взрослый. И я не могу нарушить параграфа о детях «Инструкции межзвездных полё­тов». Она написана добрыми и мудрыми людьми...

— Но почему они забывают, что дети...

— Толя!.. — Отец в изнеможении откинулся на спинку кресла. — Ну что у тебя за характер! Ты да-же не представляешь, что это такое — полёт туда...

— Представляю! Я ничего не боюсь! Папа, про­сти меня, но ты... Ты сверхосторожный! Сверх...

— А ты в таком случае сверххрабрый, сверх­странный, сверхмальчик! — Отец встал из-за стола, засмеялся и дёрнул его за ухо. — Рвёшься на сверх­дальние, а научился нырять на двадцать метров? А прочитал все пять тысяч страниц «Книги океа­нов»? А веснушки на своём собственном носу суме­ешь сосчитать?

Толя выбежал из кабинета.

Опять эти веснушки! Эти насмешки насчёт глу­бины его познаний... Толя бросился к маме — она уже вернулась из своей Академии облаков, где за­нималась проблемами их буксировки в засушливые районы Земли... Но тут же он отскочил от двери: мама ведь тоже была против его полёта па сверх... — ах опять это проклятое «сверх»! —...дальние плане­ты. И брат его, тоже учёный, посвятивший свою жизнь жизни крабов, не поддерживал Толю. И сест­ра, писавшая стихи...

Толя вылетел из квартиры, нажал на зелёную, светящуюся на чёрной дощечке кнопку, и к нему тотчас бесшумно примчался лифт. Толя вошёл в ка­бину. Что ж это получается? Он, Толя, рвётся к не­обычному, к загадочному и высокому, а им это...

Толя шмыгнул носом, сдержал слезы и шагнул из лифта. И вышел на широкий солнечный двор. Здесь росли платаны и цвели розы — алые, белые, жёлтые. У одного дерева стоял Жора, прозванный за свой неслыханный, за свой прямо-таки ужаса­ющий аппетит Обжорой. К тому же он был весельчак и отъявленный бездельник. Второго такого мальчиш­ки не было во всём Сапфирном, и, как уверял первый Толин друг Серёжа Дубов, находившийся сейчас на Марсе, скоро в их двор будут водить большие экскур­сии: пусть все знают, что ещё встречаются ребята, ко­торые часами могут сидеть развалясь на скамейке и ничего не делать и так много есть.

Однако сейчас Жора не бездельничал и не ел. Он нюхал розу и одновременно глядел в окно, за ко­торым... Конечно же, ни в какое другое окно смо­треть он не мог! Он мог смотреть только в окно, за которым жила Леночка...

Здесь бы Толе прибавить шагу, чтоб его не за­метил Обжора, поТоля шёл медленно, и у жёлтой будки с двумя роботами-дворниками, которые по утрам подметали и поливали двор, его настиг хохо­чущий голос Обжоры:

— Толь, ты чего кислый? Плакал?

Из окон их большого дома стали высовываться ребячьи головы, и это еще сильней раззадорило Жо­ру-Обжору, и он хотел что-то добавить, как вдруг послышалось:

— Обжора, хочешь банан?

Это сказал Алька Горячев, сын известного ху­дожника и сам немножко художник, Толин друг, не самый первый, но тоже очень хороший. Худенький, быстрый, ловкий, он выскочил из подъезда со связ­кой жёлто-зелёных, кривых, как бумеранги, бананов. - — Хочу! — крикнул Жора-Обжора, и Алька, оторвав от связки, кинул один банан.

Жора поймал его, тремя полосками содрал шку­ру, сунул в рот влажно-белый, мучнистый плод и снова глянул на окна своими крошечными, лениво-весёлыми глазками, утонувшими в полном, щекастом лице, и с большим аппетитом принялся жевать, потом швырнул за платан кожуру и попросил у Альки ещё один.

— Ешь! Жуй! Наслаждайся! — Алька с чувст­вом провёл рукой по Жориной голове против шерсти и дал ему ещё один банан. И опять полетела за пла­тан кожура...

Глава 2

КОЛЕСНИКОВ

Между тем Толя вышел на бульвар Открытий. Под его ногами — пока их не успели убрать робо­ты—шуршали сухие, жёлтые лепестки акаций, ми­мо него с тонким мелодичным свистом проносились остроносые многоцветные автолёты.

Из них высовывались жёлтые лица японцев, ин­дианок с Огненной земли, белозубых негров из окрестностей африканского озера Чад, белокурых спокойных норвежцев... Во все глаза смотрели они на город Сапфирный, который лежал у красивейшей Сапфировой бухты с золотистыми песчаными пля­жами. Вода бухты была прозрачная, прохладная; она ласково подхватывала и несла купальщиков и, го­ворили, в один день снимала годовую усталость. И, наработавшись, люди всех континентов Земли спешили сюда хотя б на недельку. И были ещё в этом городе, па его зелёных холмах, развалины ле­гендарной Генуэзской крепости незапамятных вре­мён, когда на Земле было рабство; тогда здесь шумел невольничий рынок, и за медные, серебряные и зо­лотые монеты с властными профилями римских и византийских императоров богачи могли купить красивую девушку или юношу, взятых в плен во вре­мя разбойничьих набегов.

 Сейчас в их городе и на всей Земле ничего не продают, деньги остались только под стеклом музеев, и приезжающие сюда лю­ди с грустью и недоумением смотрят на эти высокие, позеленевшие зубцы выветренных, крошащихся стен крепости, на некогда грозные бойницы, которые теперь приступом берут весёлые ласточки... И ещё люди приезжают в их город, чтоб сходить в удиви­тельный, пока что единственный в мире музей Астрова — прославленного художника, уроженца этого города, который писал на топких металлических листах особыми, несмываемыми, вечными красками подводные пейзажи Сапфировой бухты с морскими звёздами на тускло-зеленых скалах, с таинственным мерцанием глубин, с бликами прони­кающего сверху солнца, с загадочной тенью полу­разрушенного, громадного чёрного Вулкана, стояв­шего на берегу, — из него который уже век мо­ре вымывает редкостные по красоте драгоценные камешки, о которых мечтают девочки, девушки, женщины и даже старушки всех континентов Земли...

Но Толя шёл по этому великолепному зелёному городу, и ему было не до его пляжей и синевы его Сапфировой бухты. Он шёл потупясь, и время от времени над ним раздавался жаркий, скользящий свист, и тогда он резко вскидывал голову: с окраины города, где был космодром, один за другим стартова­ли и уходили во Вселенную звездолёты...

Вдруг Толя заметил Леночку.

Она шла навстречу ему в коротеньком серебри­стом платье и, склонив голову, читала какую-то кни­гу. При этом её длинные светлые волосы сжимались и разжимались, как тугие пружинки, и касались страниц раскрытой книги.

Толя остановился.Леночка, конечно, не замечала его.Между тем прямо на Толю, негромко жужжа моторами, двигался невысокий треугольный робот из красной пластмассы и тщательно подбирал с ас­фальта лепестки акации: терпеливо постояв возле Толи, поморгал зелёным электроглазом, чтоб он ото­шёл и разрешил роботу втянуть в себя лепестки, ле­жавшие под Толиными подошвами. Толя разрешил ему, и робот, сказав «спасибо», деликатно двинулся дальше. Ребята в их городе привыкли к роботам, и Толя не обратил на него ни малейшего внимания. Но он по-прежнему не мог оторвать глаз от Ле­ночки.

Значит, она не дома и Жора напрасно вёл наблю­дение за ее окнами...

Толе хотелось броситься к ней, спросить, как де­ла в балетной школе, где она училась, рассказать ей что-нибудь смешное, позвать к причалу, забитому бело-голубыми прогулочными подводными и надвод­ными ракетоплавами, или сходить к Стеклянной башне рыбной фермы «Серебряная кефаль», которой заведует её мама...

Но броситься к Леночке и куда-нибудь позвать её было невозможно. Невозможно потому, что нос и большие Толины уши были отвратительно усеяны мелкими рыжими веснушками, и было их столько — отец нрав — не сосчитать! Они были только на носу и ушах, и больше нигде, и это было ужасно. Нос и уши поэтому резко выделялись, и, конечно, это ви­дели все, и особенно девчонки...

Леночка прошла мимо, а Толя поплёлся дальше. Он не услышал, как рядом с ним остановился ма­ленький, сверкающий синим лаком автолет. И лишь когда Толю окликнули из кабины, он прямо-таки подпрыгнул от неожиданности.

— Ты чего один? — Колесников поднял на лоб зеленоватые очки.

Толя шёл дальше. Он не хотел объяснять, что лучшие друзья его разъехались в разные точки Зем­ли, а Серёжа — за ее пределы.

— А нос почему повесил? Смотри, поцарапаешь об асфальт!

Толя даже не улыбнулся.

— Значит, не скажешь?

Толя промолчал. Он не хотел говорить с Колес-никовым ещё и потому, что тот был резок, грубоват и держался надменно. Что по сравнению с ним доб­родушный и весёлый Жора-Обжора! И было непо­стижимо, почему Колесников такой... Чего ему не хватало?

Во дворе его звали только по фамилии или, ког­да он чем-то досаждал ребятам, обзывали Колесом. Он был на два года старше Толи и его приятелей, но чрезвычайно мал ростом, и, наверно, из-за этого он недолюбливал всех, кто выше его хоть на санти­метр. А выше его были почти все ребята, даже дев­чонки. Однако он здорово разбирался в технике — запросто ремонтировал любые домашние машины и роботов и даже переделывал их, заставляя рабо­тать по своей программе: один ходил и чистил двор и при этом хрипло и страшно ругался: «Найду и сожру я ленивца Обжору, оставлю от Жоры я кос­точек гору!»; другой робот, в обязанность которого входила поливка двора и цветов, незаметно подкра­дывался к сидевшим во дворе на скамейках и почти в упор пускал в них тугую струю холодной воды. Колесникову сильно влетало за это, и Жорин отец брал расшалившихся роботов в свою мастерскую, гаечным ключом, отвёртками и паяльником «выби­вал из них дурь» и заново учил заниматься полезной деятельностью. Кроме всего, Колесников был отмен­ным автолётогонщиком, трижды завоёвывал кубок Отваги и Скорости на детских автолётных гонках в Сапфирном. У нескольких ребят из их дома были свои маленькие автолёты, но лишь у Колесникова был особый — сверхскоростной — и права на вож­дение его...

Колесников вылез из машины. Коренастый, в ко­жаных штанах с «молниями» на карманах, в безру­кавке из плотной серой ткани, он подвигал затёкши­ми ногами, точно не один час уже носился по улицам города, и спросил:

— Ленку не встречал?

Так вот почему Колесников рыскал по всему городу!

Глава 3

ВОТ ЧТО ОН СКАЗАЛ ДАЛЬШЕ

Ведь планета П-471 была вся в извергающихся вулканах, в раскалённой лаве и горячем пепле, и о том, что его дядя, Артём Колесников, знаменитый космический пилот высшего класса, сел на неё, пи­сали газеты всей Земли и сообщало радио. И его, одного из немногих на Земле, наградили орденом Мужества.

— Значит, были у него? Ну как он? Как экипаж? Всё в порядке?

— Ну не совсем... — Колесников многозначительпо прищурил глаза и замолчал. — Влезай.расскажу.

А может, нет?

— Колесников, подари... — попросил Толя, ощу­щая на лице прохладные струи ветра от огромной скорости.

— Не проси, не могу... — Колесников опять стал глядеть по сторонам.

Конечно, хочет подарить его Леночке!

Наконец Колесников погасил скорость, коснулся шинами асфальта и подкатил к пляжу, где было не очень много загорающих. Ребята переоделись в машине, побежали по мягкому, тёплому песку к морю, бросились в воду и вынырнули далеко от берега.

— Слушай, какого ты мнения о Ленке? — не­ожиданно спросил Колесников.

— Самого прекрасного! — воскликнул Толя, ста­раясь не смотреть на него.

— А почему? Чем она тебе... Ну, то есть я хотел спросить, что, по-твоему, ей больше нравится в ре­бятах и как...

— В ребятах ей нравится прекрасное! — выпа­лил Толя. — И сама она — прекрасная! Понял?

Колесников чуть смутился, вздохнул и недовер­чивым взглядом посмотрел на Толю.

«Вот и хорошо,— подумал Толя, — больше не будешь ко мне обращаться с такими вопросами»,— и спросил, отфыркиваясь от солёной, попавшей в рот воды:

— Скажи, неужели тебя никуда не тянет?

— А куда меня должно тянуть? — Колесников лёг на спину и, покачиваясь на воде, подставил лицо, солнцу.

— Ну куда-нибудь... — Толя замялся. — Ты до­волен собой и не хотел бы ничего другого?

— А чего... Мне не плохо... Чего ж ещё хотеть?— Колесников зажмурился от солнца. — Скверно вот, что большей скорости из моей керосинки не вы­жмешь и служба безопасности не даёт развер­нуться...

— Слушай, ты видел далёкие планеты! — заго­рячился Толя. — И тебя ничего не поразило на них? Ну хоть чудеса своей техники ты там видел?

— Это сидя в тесном складском отсеке? — с иронией спросил Колесников. — Я ведь не мог вы­лезти со всеми... А когда меня обнаружили и выпу­стили на одну из планет, ничего интересного там не было, наша Земля ушла гораздо дальше...

— Но ведь сам знаешь, какие есть во Вселенной планеты!

— Возможно. Читал... А что? — вдруг спросил Колесников и, рывками выбрасывая вперёд руки, поплыл к берегу.

— Ничего... Скажи, а на каком звездолёте летал дядя?

— Да я уж говорил тебе: на новейшем корабле марки «Звездолёт-100», и летел он без космического эскорта — ни у одного корабля не хватило бы топ­лива, чтоб его сопровождать. Ни один ещё звез­долёт не залетал так далеко, как этот. И никто не ви­дел тех планет, которые видели они... Ты понима­ешь, что это? Чтоб показать нам свой звездолёт, дядя Артём специально повёз меня с отцом на кос­модром... Ух и корабль! Картинка! Дух захватыва­ет! Самый совершенный из всех существующих. Маленький, в десять раз меньше обычных кораблей, и вся аппаратура уменьшена во столько же... Комфортабельный, из сверхпрочного лёгкого металла и быстрый, как мысль: миллион километров про­ходит в минуту, и от радиации надёжно защи­щён...

Толя плыл вслед за Колесниковым к берегу: кос­мические корабли и их двигатели мало волновали его. Но тот не мог уже остановиться.

— Он очень лёгок и удобен в управлении,— пря­мо-таки пел Колесников, — в нём устранена неве­сомость и запаса ядерного топлива хватает на год...— Они коснулись пальцами ног мягкого волнистого песка. — И всё в нём так упрощено... Знаешь, что сказал дядя?

— Что? — Толя прилёг на горячий песок.

— Он сказал, что это такая современная маши-на — даже грудной младенец смог бы управлять ею... Толя рассмеялся:

— Ну да, так бы и смог! А выверять курс по карте? А старт? А посадка? Ведь легко промахнуть­ся и врезаться в землю...

— Много ты знаешь! — возмутился Колесни­ков. — Этого не может случиться! Всем управляет электронный мозг, он самостоятельно проделывает множество операций, держит радио- и телесвязь с Землёй и другими планетами, убирает и выпускает шасси, уклоняется от встречных астероидов и мете­оритов. Правда, иногда случается...

Толя оторвал от песка голову:

— А сколько человек в экипаже?

— Всего пятеро... А что?

— А то... — сказал Толя. — А то... — Он вдруг замялся, страшно смутился и покраснел, потому что ему внезапно пришла в голову совершенно сума­сшедшая или, точнее, совершенно фантастическая мысль, и ему даже стало немножко страшно от неё — такая она была неожиданная, ослепительная, ужасная. — А то, — растерянно бормотал Толя, — то...

— Ты что, спятил? — спросил Колесников.

— Да... кажется... — признался Толя, потому что хотя он и прожил уже двенадцать лет, а так и не на­учился говорить неправду, и сейчас ему было трудно не рассказать Колесникову всё, что он задумал, а говорить этого нельзя было ни в коем случае. И он мямлил и заикался: — Я... я... Я подумал... Я хотел...

И он в конце концов сказал бы ему правду, если б Колесников не прервал его:

— Ну что ты хотел бы? Что? Терпеть не могу мямлей!

Толя, минуту назад распаренный и красный, внезапно побледнел и, к немалому удивлению Ко­лесникова, уткнулся лицом в песок и пролежал так несколько минут, потом.медленно приподнял голову, и с его губ, носа и щёк посыпались приставшие пес­чинки.

— А если звездолёт сядет на море? — спросил он. — Или в болото? Или в лес? Что тогда делать?

— Да не может он туда сесть! — закричал Ко­лесников. — Сложнейший электронный мозг не раз­решит ему посадку в такие места, он контролирует все действия пилота и штурмана. Но если пилот сам хочет вести или сажать звездолёт, он должен сесть за штурвал...

— Ты так говоришь, будто уже был в этом «Звез-долёте-100».

— Конечно! Как же я мог там не побывать, если дядя Артём возил нас на космодром? Я облазил весь корабль: отсеки, салон, отделение двигателей, осмот­рел все его электронно-кибернетические устройства. Дядя Артём показал мне и объяснил, а в рубке управления даже позволил нажимать на...

— Дай честное слово, что всё это правда! — Толя сел на песок.

— А зачем мне врать тебе?

Потом они сели в автолёт и помчались к своему дому, и опять сзади, с боков и по радио раздавались сигналы и предупреждения улично-воздушной регу­лировки. Однако Толя уже не очень пугался их. Он сидел, прижатый скоростью к спинке сиденья, и ду­мал: «Нет, Колесникову нельзя даже намекать об этом! Вот если б рядом были Серёжа и Петя с Ан-дрюшей, тогда другое дело: им бы можно было рас­сказать обо всём...»

Глава 4

ОТОБРАННЫЕ ПРАВА

Толя покачал головой.

— Какой же ты всё-таки... — сказал Жора. — Возьми меня — всегда весёлый, радостный, а ты... Ох, как я хочу есть! Ой, Алька!

И правда, во двор вошёл Алька с двумя больши­ми прозрачными сумками на колесиках, наполнен­ными разными кульками. В носу у Жоры так и за­щекотало от тонкого аромата земляники, от острых запахов копчёной рыбы и ананасов...

— Дай куснуть чего-нибудь! — попросил Жо­ра. — Со вчерашнего вечера ничего во рту не было!

— Жуй. — Алька достал из сумки самый боль­шой ананас.

Жора тут же разделал его перочинным ножич­ком, нарезал на равные ломти и стал есть. Ел он всегда необыкновенно: не жадно, не фырчал и не чавкал. Он вонзал в сочные круглые ломти зубы и жмурился — так было вкусно и приятно, и лицо его, толстое и добродушное, прямо-таки преобража­лось и даже становилось красивым...Вот как он умел есть!

Внезапно Жора насторожился.

И все, окружившие его, насторожились. Послы­шался: дробный стук туфель: во двор вошла Леноч­ка. Она не потряхивала, как обычно, волосами и смотрела под ноги.

Глава 5

ПОИСКИ ЖЕЛАЮЩИХ

— Не огорчайся так, успокойся, — шепнул ему на ухо Толя. — У меня есть идея, и очень важ­ная... Мы... Мы с тобой отважные и решительно ничего не боимся! Мы... Мы должны сами улететь, чтоб всё увидеть своими глазами и на деле доказать, какие мы... Улетим? Улетим, а?

— Куда? — не поняв его, тоже шёпотом спросил Колесников и, подчиняясь Толииой руке, полуоб­нявшей его, пошёл в угол двора, к гаражу.

— К другим планетам и мирам! — задыхаясь от волнения, прошептал Толя.

— То есть... улететь с Земли?

— Ну конечно!

— А на чём? — трезво прервал его Колесни­ков. — И кто же нас просто так пустит?

— А мы и спрашиваться не будем! Ты ведь уже улетал за Солнечную систему, у тебя есть большой опыт... — Толя оглянулся, наклонился к нему и го­рячо зашептал: — Я уже давно всё продумал и толь­ко... только боялся. Не мог же я одии?.. Ты ведь сам говорил, что даже грудной младенец сумеет...

— На «Звездолёте-100! — вскричал Колесни­ков. — Ты гений! Идет! Он стоит на космодроме и готовится к новому рейсу. Я возьму у дяди Артёма ключ от него, изготовлю для нас другой, и, когда ко­рабль целиком заправят всем, что нужно для полета, мы в него и влезем... — Его глаза прямо-таки полы­хали от радости. — И тогда все узнают, на что мы способны!

— Узнают! — подхватил Толя. — Мы им дока­жем! Мы залетим дальше всех и увидим удиви­тельные, невиданные планеты... Правда? — И, не давая Колесникову ответить, сказал: — Но ведь нас только двое, а экипаж, как ты говорил, должен со­стоять из...

—...пяти человек, — подтвердил Колесников. — И не меньше. Надо, чтоб это были ребята — высший класс! Храбрые, знающие, спокойные...

— Первого берём Альку, — сказал Толя. —..Он ничего не боится, очень добрый и хороший то­варищ.

— А ты в этом уверен? — заметил Колесни-ков. — Он очень нервный и даже не сумеет разо­брать и собрать самого простого робота...

— Ну и что? — возразил Толя. — Зато он вели­колепный художник!

— А кому от этого польза?

— Да ты в своём уме?! — Толя с недоумением уставился на Колесникова. —- Это нужно всем... И он замечательный, он преданный! И его дедуш­ка работает на космодроме...

— Вот это важно! — сказал Колесников. — Впрочем, нет, обойдёмся без его дедушки и без Аль­ки... А что, если Ленку? — внезапно спросил Колес­ников, с трудом сдерживая улыбку.

Леночка, кажется, была единственным человеком, к которому он неплохо относился, хотя она тоже была выше его ростом. Где там неплохо! Похоже было, что, крутясь вокруг неё и катая её на своей технике, уводя, отвлекая её от других ребят, он хо­тел подрасти, возвыситься хотя бы в собственных глазах и доказать всем, что и при маленьком росте можно быть ловким, удачливым и понравиться красивой девочке.

— Девчонку? Нет, я против... — заявил Толя, отводя глаза. — К тому же она теперь...

— Что она теперь? — быстро спросил Колес­ников.

— Ни на кого не смотрит.

Алька весело засмеялся.

— Ты что, не веришь? — спросил Толя. — Ска­жешь, не может такой быть?

— Почему не верю? Наверно, есть планеты и не­обычней...

— Да конечно же, есть! — обрадовался Толя. — Помнишь, какие ты рисовал мультфильмы — мой сце­нарий, твои рисунки — и мы показывали их во дво­ре?.. Особенно здорово у тебя получился фильм о Планете Добрых Змей и о Планете Мужественных Кроликов... На тех планетах можно увидеть такие краски и перенести их на картины, что люди замрут от восхищения... Мы с тобой должны побывать там!

Алька посмотрел на Толю тихо и удивлённо, по­том осторожно заметил:

— А кто ж нас пустит туда? Ведь мы ещё дети. Или нам специально предоставят космический ко­рабль для такого путешествия?

«Предоставят! — хотел закричать Толя,—Держи карман шире! Мы сами его предоставим себе. Не на­до только бояться, нельзя быть таким робким... Серё­жа с Петей сразу бы согласились! Сразу!» Но Толя не крикнул этого и не раскрыл перед Алькой своего секрета.

— Я вижу, ты не хочешь, — грустно сказал То­ля, — хотя ты и художник и должен дерзать...

— Хочу, но ведь нельзя же без взрослых!

— Я и не знал, что ты такой робкий, нелюбопыт­ный и терпеливый! Боишься всего, не решаешься... Вот мы сидим здесь, а твой папа там, в глубине, у эсминца... Там сумрак, пузырьки воздуха, рыбёш­ки и — безмолвный, некогда грозный корабль... Уви­деть бы это! Я уверен, что и мы с тобой могли б нырнуть туда, и ничего б с нами не случилось... А ты, ты даже попросить его не решаешься...

Толя вдруг почувствовал, как к горлу подступает комок: хотел убедить Альку, но только разжалобил себя. И Толя поспешно отвернулся от него и пошёл к автостраде. Поднял руку, и первый же красно-бе­лый автолёт остановился перед ним.

Леночка кинулась к желтой коробке, стоявшей на полке: в ней был набор маленьких танцовщиц с электронно-кибернетическим устройством, и они выполняли множество сложных программ. Толя знал, что у Леночки было много разных наборов и она могла часами наблюдать работу крошечных, почти живых фигурок.

— Лен, не надо... — пробормотал Толя.— А ты...

— Что я? — Леночка спрятала коробку. — Ну что ты хочешь спросить? Спрашивай! Смелей! Как всё удачно получилось! Ну, хочешь, я сама сейчас станцую тебе самое начало?

— Не надо... Спасибо... Прости... Мне пора... Мне давно пора...

Толя выбежал из комнаты.

Глава 6

ТРЕТИЙ ЧЛЕН ЭКИПАЖА

Между тем красного автолёта с нетерпением ждала вся Алькина семья. Из окон его квартиры чуть не каждую минуту высовывались головы его братьев и сестер: вот-вот должен был приехать их отец вместе с Алькой.

Через несколько минут дети художника шумной гурьбой высыпали из подъезда в ярких платьях и костюмчиках, с блестящими пуговками и лентами в волосах и стали бегать и прыгать во дворе, время от времени посматривая на ворота.. Однако не только они поджидали художника. Видно, многие в доме узнали о скором приезде Андрея Михайло­вича и хотели увидеть его последнюю работу; и де­ти, и бабушки, и дедушки — все, кто был не на работе, кучками толпились во дворе, горячо обсуж­дая какие-то свои проблемы.

Между группками ребят и взрослых одиноко рас­хаживал Колесников.

Неожиданно смех и крики замерли: во двор стре­мительно влетел красный автолёт.

Когда Толя выскочил из подъезда, автолёт обсту­пили со всех сторон жильцы дома, и Андрей Михай­лович с Алькой вылезли из него. Художник, увидев столько народу, покачал головой и сказал Альке:

— Столпотворение! Надо б и другие картины показать, а не только последнюю.

— Покажите, покажите! — раздались голоса.

— Хоть на минутку!

— На сколько угодно! — Художник с радостным удивлением оглядел жильцов. — Аля, мчись домой, тащи... ну конечно, не самые худшие...

Алька побежал домой и через несколько минут принёс большую стопку картин — тонких листов прочного лёгкого металла, на которых художник, как и его знаменитый учитель Астров, писал веч­ными, несмываемыми и не выгорающими на солнце красками. Андрей Михайлович ещё раз оглядел жильцов, улыбнулся. И меткие чёрные глаза его, и острая неуступчивая бородка, и даже крупный загорелый лоб в тонких морщинках — всё улыбалось в нём.

Андрей Михайлович сказал:

— Пожалуйста, только, умоляю вас, с последней картиной будьте осторожней — не просохла... Алик, расставь листы на скамейках и у деревьев... Спаси­бо, конечно, за такую встречу, но ничего особенного, уверяю вас... — И, смущённый таким неожиданным интересом соседей к своей работе, художник быстро скрылся в подъезде.

«Какой молодец, — подумал Толя, — такой и Альку пустил бы, если б тот хорошенько попросил, не только в глубину моря, но и в любую точку Все­ленной... Однако надо помочь Альке...»

Толя взял из его рук несколько листов, скреп­лённых специальными узкими полосками, и пошёл через толпу к скамейкам; Алька же нырнул в ма­шину и — с сияющим лицом, осторожно держа ла­донями за края, — понёс к деревьям большой лист, сверкающий ещё не высохшими, густо наложенны­ми красками. Толя расставил картины на скамей­ках, и Алька прислонил лист к стволу платана.

Люди отхлынули от картин, чтоб получше рас­смотреть их па некотором расстоянии, и почти тот­час послышались возгласы удивления. И чем дольше смотрели люди на картины, тем громче ахали, тем глубже и сосредоточенней молчали. А кое-какие старушки, которым давно перевалило за сто, выти­рали глаза краешками платков.

Был тут и Жора, он тоже смотрел на картины, и на толстых, добродушных губах его блуждала улыбка, и относилась она, видно, к публике, с таким вниманием разглядывавшей картины... Неужели ему не нравятся?

Глава 7

У Толи перехватило дыхание.

— Почему?

— Другую выбрали на главную роль, другую, а не меня... А мне так хотелось выступить. Моя ма­ма говорит, что ничего страшного не случилось, что не нужно спешить и рваться на главную роль, что...

Леночка опять заплакала.

— Ну не надо, Лен... Правильно говорит мама... Сегодня та девочка в главной роли, завтра — ты... А вообще-то насчёт родителей... Хорошие они и же­лают нам только добра, но я иногда обижаюсь на них... Не пускают, куда хочу, считают, что я ничего не умею, мало что понимаю и должен покорно ждать, пока вырасту. А я не хочу ждать! Я хочу сейчас всё видеть, всё знать! Я, например, скоро улетаю в да­лёкое космическое путешествие: увижу планеты, где всё так непривычно, неожиданно, ослепительно! Где живут совсем иные разумные существа, совсем иные животные и растения и у мыслящих существ совсем иные мечты...

В глазах Леночки зажглись удивление и зависть:

— А меня бы ты не взял с собой? Толя задумался и угрюмо сказал:

— Но этот полёт рискованный... Леночка мгновенно вскочила с кресла:

— Меня ничто не пугает!

— И там может не оказаться таких планет, на которые ты хотела бы попасть...

— Окажутся! Я слышала, что... В это время дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Колесников.

— Ну как тут у вас дела? — спросил он, погля­дывая на Толю.

— Леночка, кажется, хочет лететь...

Глава 8

СРОЧНО НУЖЕН БАЛЛАСТ

Когда Леночка захотела присоединиться к ним и осталось только одно свободное место, Колесни­ков сказал, что «Звездолёт-100» может взлететь и без пятого члена экипажа. Он сказал это, когда все по его просьбе собрались на следующий день на скамей­ке бульвара Открытий, неподалёку от их дома.

— А корабль не будет слишком лёгким?— спро-сил Толя. — Не случится авария?

— Вместо пятого члена экипажа, — пояснил Ко­лесников, — возьмём балласт: каждый захватит с собой по десяти килограммов каких-нибудь вещей, только не очень объёмных...

— Книги! —выпалил Толя, но тут же спохва­тился: — А может, лучше взять добавочное топливо?

— Тише! — попросил его Колесников. — Спо­койней! Всё, что касается технического оснащения и питания звездолёта, я беру на себя; я уже изгото­вил второй ключ от корабля и точно высчитал, когда его заправят топливом, пищей и всем необходимым и он будет готов к полёту, и вот здесь-то мы с вами... Ну, в общем, понимаете... Это будет завтра вечером... Итак, берите с собой груз.

— Я захвачу побольше красок и листов для жи­вописи; вот попишу там, вот порисую! — обрадовал­ся Алька, и Колесников не возразил ему.

— И я постараюсь ничего не забыть, — улыбну­лась Леночка. — Ой, смотрите, Обжора!

И правда, возле низкой ограды бульвара медлен­но прошёл Жора; одно ухо его, как радиолокатор, было чутко направлено на ребят, и оба глаза насто­рожённо косились на их скамейку. Когда он прохо­дил возле них, все умолкли: не хватало того, чтоб он пронюхал об их завтрашнем рейсе! По лицу Жоры, несчастному и унылому, было видно, что ему страш­но хочется подсесть к ребятам и узнать, о чём они секретничают. Но у них были такие замкнутые, от­чуждённые лица, что сразу было видно: они не испы­тывают ни малейшего желания подпустить его к се­бе даже на пят