Руины жилых массивов на подступах к Барьеру

 

На подходах к полуразрушенной станции метро дежурили военные.

Улицы патрулировали многочисленные мобильные группы, на перекрестке и в центре расчищенного от обломков пространства, перед вестибюлем метрополитена, застыли две боевые машины десанта.

Шелест хотел выглянуть в оконный проем, но Монгол не дал.

– Пригнись. Не мельтеши в окнах.

Шелест привалился спиной к стене, прижимая к груди небольшой кейс из черного пластика, который тащил с собой, приковав наручником к запястью.

– И зачем мы сюда полезли? – спросил он у проводников.

– Сиди тихо.

– Нет, пацаны, вы мне толком объясните…

– Да замолкни ты! Везде датчики! Видел БМД на перекрестке? Одна очередь импульсного орудия, и тебя потом из груды кирпича пинцетом по кусочкам доставать будут!

– Нормально. Утешил. – Олег и без пояснений чувствовал себя крайне неуютно. Позиция дрянная. Он старался держаться отчужденно, изображая из себя новичка, не показывая, что понимает в окружающем намного больше двух юных проводников. По крайней мере, со сканирующими комплексами, что установлены на боевых машинах десанта, Шелест был знаком не понаслышке. Дальность обнаружения по сфере, в автономном режиме, без поддержки спутников и мобильных станций электронной разведки – пять километров. Максимальная толщина препятствия, через которое берет проникающее излучение, равняется ста двадцати сантиметрам армированного бетона. Как их до сих пор не заметили – оставалось загадкой.

– Не дрейфь. – Монгол вел себя совершенно спокойно. Заметив смесь недоумения, подозрительности и беспокойства во взгляде Шелеста, широкоскулый проводник расстегнул один из подсумков экипировки и постучал ногтем указательного пальца по крышке небольшой черной коробочки.

– Что это? – не удержался от вопроса Олег.

– Карманный метаморф, – вместо Монгола ответил Славка.

– Никогда ни о чем подобном не слышал! – Шелест удивленно приподнял бровь.

– А ты что, специалист по техноартефактам? – в свою очередь насторожился Сухостой.

Олег пожал плечами. Проще промолчать, но Славка продолжал подозрительно на него коситься, и пришлось выкручиваться на ходу:

– О техноартефактах любой дурак сейчас знает. В каждом киоске найдешь с десяток иллюстрированных журналов по теме. Можно еще в сети информацию нарыть. Я ведь не на прогулку собирался.

– Оно и видно, что не на прогулку, – буркнул Монгол. Не нравился ему Шелест. Одно слово – мутный.

– Между прочим, я слышал, что техноартефакты вне Пятизонья не работают, – неожиданно развил тему Олег.

– Забудь все, о чем читал в своих журналах. – Сухостой чего-то ждал, не двигаясь с места. – Там брехня одна. На расстоянии в четыре-пять километров от Барьера изделия техноса функционируют как миленькие.

– А дальше?

– Дальше начинают сбоить, а затем и вовсе вырубаются. Как и импланты у сталкеров.

– А откуда вы этот… метаморф достали? Может, продадите? Мне в зоне пригодится!

– Обойдешься. Во-первых, у тебя столько денег нет, а во-вторых, это подарок. От самого Приора Глеба, слышал о таком?

– Слышал, – кивнул Шелест. – Он капитулом Ордена в Сосновом Бору командует. А что, Приор всем проводникам артефакты раздает?

– Ага, жди… – Славка что-то прикинул в уме, привстал, но спускаться в темноту лестничного марша отчего-то не решился. – Мы с Монголом сталкера одного спасли.

– Славка!.. – укоризненно прошипел Монгол.

– Да ладно. Все равно уже не тайна. Ты хоть знаешь, кто такие сталтехи? – Сухостой вопросительно взглянул на Олега.

– Да кто же про сталтехов не знает! – Шелест непринужденно кивнул. – Это люди, инфицированные скоргами. То есть колониями микромашин, – уточнил он. – Про то, как скорги захватывают носители и переделывают их на свой лад, будь то механизм или человек, каждый день по сферовизору показывают. Народ пугают.

– А ты, типа, не боишься? – ухмыльнулся Монгол.

– Чего бояться? Скоргам лазейка нужна, чтобы до потенциальной жертвы добраться. Зря я, что ли, столько денег за экипировку отдал? – Шелест любовно погладил черный, глянцевитый материал покрытия брони. – Как-никак, – активный пластик. Со встроенными микроэмиттерами ЭМИ-излучения.

Броня действительно была что надо. Тут даже Монгол промолчал. О такой защите только мечтать. И весит мало, и встроенные сервоусилители мускулатуры в наличии, и диким скоргам через нее проникнуть весьма проблематично. Каждые десять секунд микроразряды электромагнитного импульса зачищают поверхность экипировки от «безбилетных пассажиров», способных прогрызть обыкновенную броню и внедриться в тело.

– Ладно, хватит болтать. – Сухостой наконец уловил известный лишь ему признак, после появления которого можно было возобновить движение.

Шелест терпеливо ожидал дальнейшего развития событий.

В руины углового здания, выходящего одним фасадом на перекресток, они попали по старой, местами разрушенной ветке монорельса, проложенного на уровне пятнадцати метров от земли. Теперь, судя по всему, им предстоял спуск по сумеречным лестничным маршам в подвал.

– За мной! – будто прочитав его мысли, скомандовал Сухостой, начиная спуск по уводящим вниз ступеням.

До мрачного подвала добрались без особых приключений. В нескольких местах над ступенями лестничных маршей проходили невидимые для человеческого глаза лучи сигнальных лазерных растяжек, на обшарпанных стенах подъезда через равные промежутки виднелись крохотные емкостные датчики и тепловые детекторы движения, но проводники, видимо, не в первый раз пользовались этим маршрутом. Перед каждым отрезком спуска Сухостой останавливался на лестничной площадке и распылял из баллончика какой-то спрей. Расползаясь вдоль ступеней, тот не блокировал работу лазеров, но делал видимыми их лучи.

Обнаруженные таким незамысловатым образом лазерные растяжки они просто перешагивали, от остальных систем обнаружения троих ходоков укрывал «карманный метаморф», угнездившийся в подсумке Монгола. Шелест поражался той смеси настороженности и беспечности, которую проявили юные проводники. Таскать при себе неизвестный научному миру техноартефакт, демонстрируя его первому встречному, равносильно самоубийству. Да что ученые? Большинство сталкеров, узнав о содержимом подсумка Монгола, не пожалели бы человеческих жизней за обладание уникальным устройством.

В подвале стояла промозглая сырость. «Если бы не системы климат-контроля, встроенные в дорогую экипировку, уже давно бы зуб на зуб не попадал», – подумал Сухостой, пробираясь между завалами рухнувших перекрытий по известной только ему и Монголу тропке.

Каждый раз примерно в одном и том же месте Славку вдруг начинало трясти, но не от холода или сырости, а от внезапного нервного перевозбуждения.

Это в первый раз сходить в Зону казалось плевым делом. Ну да, тяжело проходить пик повышенной гравитации Барьера, но все, казавшееся трудным и значимым в канун первой вылазки, померкло, обернулось сущим пустяком по сравнению с тем адом, что открывался перед человеком внутри периметра отчужденных пространств.

Теперь Славка знал, куда идет, и от предвкушения близящегося свидания с Пятизоньем его начинало трясти.

Единственный способ хоть как-то отвлечься – говорить.

Сухостой остановился перед проломом в бетонной стене подвала, через который открывался доступ к одной из многочисленных тектонических трещин, возникших в первые дни катастрофического образования Пятизонья.

– Шелест?

– Ну? – отозвался Олег.

– Ты хоть понимаешь, куда идешь?

– В Сосновый Бор. Куда же еще? – Он вслед за проводником миновал пролом в стене подвала и с интересом осмотрелся.

Узкая, всего метра три в ширину, трещина тонула в багряных сумерках. Неровные, изломанные стены изобиловали вкраплениями: среди прослоек строительного мусора четко прослеживались пласты культурного слоя. Фрагментарные остатки старых зданий, истлевшие деревянные мостовые, сложенные из плит известняка фундаменты – взгляду открывался натуральный срез эпох, куда чудовищная сила Катастрофы вкрапила оплавленные предметы из пластика, композита, металлов.

Как попали они на такую глубину?

Олег поймал себя на мысли, что, глядя на стены узкого разлома, поневоле начнешь верить в существование таинственного Узла – материнской аномалии, для которой Пятизонье – всего лишь проекция, отражение, исказившее гравитационное поле Земли и вызвавшее такие явления, что не приснятся ни одному ученому, находящемуся в здравом уме.

Говорят, что в момент образования Пятизонья земная кора вокруг эпицентров катастроф на несколько секунд стала мягкой, как нагретый пластилин. Целые здания «тонули», исчезая в недрах, миллионы предметов были перенесены за тысячи километров, внедрены один в другой, образуя фантасмагорические сочетания и формы.

Шелест коснулся рукой мягких, оплывших форм ближайшего выступа.

Трудно сказать, какой именно предмет был вкраплен сюда во время катастрофы. От него остались лишь бесформенное пятно почерневшего пластика да пара металлических включений в виде покрытых окалиной и уже побитых ржавчиной комьев.

Коммуникатор шлема щелкнул, переключаясь на чип мью-фона. Этот тип связи использовался только в аномальных пространствах.

Почти сразу вернулся затерявшийся в треске помех голос проводника:

– Не отставай.

– Иду. – Шелест ступил на неровную тропу. Внезапно наступившая тишина лишь усугубила неприятные, давящие на психику ощущения. Из глубин разлома сочился багряный свет, оттуда тянуло жаром, и Олег, поддавшись секундному замешательству, сам взялся поддержать диалог: – Так что ты там говорил об аномальных пространствах?

Ответ пришел не сразу. Сухостой уже успел пройти с десяток метров и теперь остановился в небольшом расширении, у первого поворота трещины, что-то высматривая впереди.

– Я говорил, что Пятизонье – смертельно опасно. И подумал, кто ты на самом деле, Шелест? Просто дурак или трепло? На дурака не похож, больно уж спокоен, – продолжал рассуждать Славка, возобновив движение. – Дело у тебя в Зоне, понятно. На туриста ты не смахиваешь. Торговцев питерских знаешь. На ствол и гранату вышел спокойно.

– Ну, и к чему ты клонишь?

– Придумай себе какую-нибудь легенду, чемоданчик свой спрячь, а то внимания много привлекаешь. Тебя первый же встреченный сталкер попытается прибить!

Олег призадумался.

– Слушай, Славка, давай я буду богатым туристом. Поверь, это не так уж и далеко от истины. – Шелест вышел в расширение трещины, увидел мятущиеся по стенам багряные отсветы, глянул под ноги и молча стиснул зубы: здесь пересекались два разлома, первый вел прямо, второй уходил в глубь земной коры, метров на сто, не меньше. Жар и зловещее зарево поднимались снизу. Олег наклонился, камеры защитного шлема взяли максимальное увеличение, и он отчетливо разглядел, как на дне расселины пузырится вязкая, тягучая, красновато-желтая магматическая масса.

– Ну, что встал? – недовольно буркнул Монгол, едва не ткнувшись в спину Шелесту. – Пошли, еще насмотришься, впереди целые озера этого добра будут.

– А почему не извергается? – спросил Олег, перешагивая расселину.

– Здесь – не знаю, – пожал плечами Монгол. – А дальше гравитация в границах Барьера начинает расти. Не вытолкнуться магме наружу. Дымит себе потихоньку.

– А скорги в пределах Барьера есть?

– Попадаются, – вновь непринужденно вступил в разговор Славка. – Только вялые они тут. Носители не захватывают, прорастают кое-где металлокустарниками, да и то чахлые, ломкие.

Шелеста заинтересовала тема, и он решил ее поддержать:

– Я слышал, что в Пустоши кроме металлокустарников еще какие-то новые формы автонов появились? – произнес он, перешагивая через дышащий жаром разлом.

– Сам не видел, врать не буду, – отозвался Сухостой. – Но от сталкеров слышал, что в Пустоши деревья высоченные металлические за последние месяцы выросли…

– Деревья? – с сомнением переспросил Шелест.

– Ну, типа… – поправился Славка. – Похожи они на деревья. Только листьев нет. Металлические ветви корявые, все серебристой паутиной заплетены. А еще у техноса архитектура появилась. Это я от ученых слышал, водил тут месяц назад одну группу, так они все между собой болтали о каких-то городищах, что скорги начали строить. Я так понял – это укрепления какие-то.

– Послушай, Сухостой, а вот ты о сталтехах мне говорил. А сам-то ты их видел?

– Видел однажды. Даже вспоминать не хочется. Жуть…

– Ну, а если подробнее?

– Мертвые они. Техносом захваченные. Одно слово – нежить. – В голосе Сухостоя прорвались нотки мистического ужаса.

– То есть, если кого из сталкеров убили, его технос захватывает? – продолжал допытываться Олег.

– Ну, это как повезет. Смотря что за вживленные устройства у этого сталкера. Если главный метаболический имплант содержит сильную колонию скоргофагов, техносу такой сталкер уже не по зубам.

– Скоргофаги? А что это такое? – полюбопытствовал Шелест.

– Решил все же под дурака закосить? – Славка обернулся.

– Правда не знаю! – развел руками Олег.

– Ладно. Слушай. Скоргофагов создали в Ордене. Кто именно, не в курсе и врать не буду. В общем, кому-то, спустя некоторое время после Катастрофы, удалось создать колонию скоргов, которая убивает «чужие» микрочастицы, защищая своего хозяина. Без скоргофагов сталкеры просто не выжили бы. Подумай сам: любое повреждение экипировки, нарушившее защиту, всегда ведет к инфицированию. Дикие скорги в Пятизонье везде, они только и ждут случая, чтобы обзавестись носителем… – Славка вдруг примолк, видно, подумал о чем-то особенно страшном.

– И что, всегда помогают эти… скоргофаги? – не унимался Олег, которого действительно интересовал вопрос, связанный с защитой от микроскопических обитателей Пятизонья.

– Нет. Не всегда. Примерно пятьдесят на пятьдесят. Случайно инфицируются дикими скоргами многие сталкеры, но это не смертельно. Главное – быстро найти хорошего мнемотехника, он стабилизирует новую колонию, ограничит ее размножение, а если есть деньги, то еще и имплант какой-нибудь полезный из них сформирует.

– Да… – Шелест, двигавшийся вслед за Сухостоем, похвалил его: – Толковый ты парень. Интересно все объясняешь. Вот только непонятно, как в таком случае сталтехи появляются?

– Я точно не знаю… Слышал, что скоргам для размножения обязательно энергия нужна. Тут, как говорят, два варианта: существуют такие аномальные участки, где энергия Узла проникает в наше пространство. Их и называют энергополями. Многие сталкеры их используют, бойцы, к примеру, или бионики. Но каждое энергополе контролируют механоиды. Это для них как пастбища, понимаешь?

– Угу.

– Вариант первый, – продолжал пояснять Сухостой. – Если сталкера ранит или убьет неподалеку от энергетической аномалии, то дикие скорги быстро захватывают тело, реконструируют его, выращивают металлизированные мышцы, подсаживают «Сердце зверя», и, пожалуйста, – получайте сталтеха.

– Интересно… – Олега передернуло. – А второй вариант? Если энергополе далеко?

– Тогда скорги только раненых захватывают. Питаются какое-то время энергией человеческого организма, размножаются, но гораздо медленнее. Такого сталкера еще можно спасти. Вообще большинство сталтехов появилось сразу после Катастрофы. Можешь представить, сколько в руинах мегаполисов оказалось погибших, заживо погребенных, раненых? Не сосчитать. Вот из них первые сталтехи и образовались. Тогда ведь мнемотехников еще не было, да и о скоргах никто толком ничего не знал. – Голос Сухостоя звучал глухо, видно, думать о мертвых, превращенных скоргами в исчадия техноса, ему было страшно. – Таких сталтехов обычно «старыми» называют. Жуткие твари. А еще очень много людей в машинах сгорело. От них началась ветвь гибридов – механоидов, внутри которых находится сталтех. Говорят, что они и раньше-то были особо сообразительны и опасны, а теперь вроде как резко эволюционировали. И людей ненавидят.

– Прямо так и ненавидят? – засомневался Шелест.

– А скоро сам узнаешь, – зловеще усмехнулся Сухостой. – Обычным механоидам на людей наплевать, – после небольшой паузы пояснил он. – Если ты на их территорию не лезешь или стрельбу не открываешь, в большинстве случаев они тебя не тронут. Им своих забот хватает. Друг с другом грызутся, источники энергии ищут, металлокустарники перерабатывают, чтобы себе какое-нибудь новое полезное приспособление вырастить. Как говорил один сталкер из Ордена – создания техноса рациональны, для них человек так же неинтересен, как нам неинтересен камень, валяющийся не под ногами, а подле дороги.

Шелест призадумался.

Трещина постепенно начала расширятся, по бокам появились узкие расселины ответвлений. Воздух уже не годился для дыхания, он стал мутным от ядовитых испарений, сочащихся из недр земной коры, и ходоки загерметизировали шлемы.

– Не пойму, – Олег решил продолжить разговор, – а как же рассказы о постоянных стычках между механоидами и сталкерами?

Славке было лестно чувствовать себя знатоком аномальных пространств, и он отвечал охотно:

– Ну, в большинстве случаев сталкеры сами нападают на технос. Ну подумай, откуда техноартефакты берутся? «Сердце зверя», к примеру, или мью-фон на дороге не валяются, их из подбитых механоидов добывают. Потом еще егеря Ковчега – боевики группировки Хистера, те вообще войну против техноса ведут на полное уничтожение. Так что «примитивам» несладко приходится. Они бы не трогали людей, да со временем у них инстинкт выработался. Сталкеры для них – опасность. Враги.

– А гибриды? – напомнил Олег.

– Гибриды всегда на сталкеров нападали. Без видимой причины. Мне воин из Ордена рассказывал. Говорил, что в них осталось что-то от людей, заживо в машинах сгоревших. Не знаю, может, он что и придумал.

Идти стало тяжелее.

– Гравитация начинает расти, – произнес молчавший до сих пор Монгол. – Пора бы сервоусилители включать. А то еле тащимся.

Сухостой не стал возражать. Сила тяжести действительно уже выросла на треть. Они вошли в границы Барьера, и теперь экономить энергию встроенных в экипировку аккумуляторов не имело смысла.

Шелест постепенно втянулся в напряженный ритм ходьбы. Разговаривать уже не хотелось, все силы уходили на поддержание равновесия. Пару раз он демонстративно споткнулся, давая понять, что контроль работы сервоусилителей для него в новинку. Поверили проводники или нет, особого значения не имело. Если их начнут расспрашивать, пацаны обязательно вспомнят его неуклюжие движения и дадут им соответствующую оценку. Вместе с кучей наивных вопросов, заданных Олегом, это произведет достаточное впечатление, чтобы на него махнули рукой, решив, что в Пятизонье пробрался очередной богатый экстремал.

 

Глава 3

 

Пустошь