Бора-батыр и однорукий пахарь

 

Уой, вот едут они, и доезжают

До одной, ладно выстроенной,

Высокой и просторной кошары,

А там, говорят, человек двадцать,

Месили тесто, говорят,

Из сырой ячменной муки,

Пекли караваи чуть меньше

Мельничных жерновов.

 

Там они видят потом, говорят,

Бурдюк из десяти бычьих шкур,

Полный вкусного айрана,

Были готовы и другие блюда,

Бора, хоть и был растерян,

Поздоровался и, говорят,

Решился спросить:

 

– О молодцы, для кого

Приготовлено это множество еды и питья?

– Для Чолак-тулпара, – сказали они, –

А его жена уже, – сказали, –

Понесла ему обед,

Мы думаем, что этого не хватит,

Боимся, что он нас побранит.

 

Когда этот тулпар те блюда съест,

И когда закончит вспашку своего поля,

И придет сюда,

Больше нам приготовить нечего,

Ох, да и хватит ли у нас сырой муки?

 

– Ага, – сказали всадники, – 

Где находится пашня

Чолак-тулпара, о котором вы упомянули?

– Если поедете вон туда, –

Сказал один из них (пекарей), –

На равнине увидите его.

 

Жена Чолак-тулпара,

Одетая нарядно,

Угощая мужа на меду и масле

Приготовленной снедью, говорят,

Повернулась в ту сторону,

Увидела тех троих товарищей,

И сообщила однорукому тулпару:

 

– Из нижней теснины, ой,

Несколько всадников, – говорит, – едет!

Молвит однорукий тулпар: «Это добро, –

Говорит, – того, кто любит гостей,

Любит и Тейри-творец.

 

Они же, подъехав,

Пахарю приветливо говорят:

– Успешной работы, бедный пахарь!

– Добро пожаловать, – отвечает (пахарь), –

Будьте близкими, молодцы, –

Так говорит им пахарь.

 

– Если мы станем близкими,

Одного из упряжных волов

Зарежешь ли ты для нас, – говорят, –

Если мы станем близкими,

Нас, как добрых гостей, – говорят, –

Впустишь ли в дом? – говорят.

 

– О, вы, конечно, мои гости,

Упряжного вола я заколю,

И свою соху брошу в огонь,

Когда огонь разгорится,

И я зарежу упряжного вола,

Будет навар,

Ой-та, ой да, будет вам пища! 

Встал он и запряг своих быков,

Множество ячменя, как песок,

Высыпал наземь, уой, уорайда,

Лукошко наподобие кадки,

Вмещающее девятьсот ведер,

Привесил сбоку,

А рассыпанного по земле ячменя

Была большая куча.

 

Смотрят три этих путника

И видят чудо,

Соха, лежавшая возле пахаря,

Была сделана из огромного дуба,

И красиво украшена золотом,

Держаки усыпаны самоцветами,

А на дышло нанесены были

Удивительные серебряные узоры. 

 

Так велика, говорят,

Была эта соха,

Что могла стать тяжелым грузом

Для семи лошадей, говорят,

И сам пахарь был наряден,

Сапоги его были из красного сафьяна,

И чекмень на нем

Был красиво расшит галуном.

 

Упряжные волы его

Рыжие, говорят,

Ого-го, да еще и пестрые,

А это вовсе не волы –

А девяносто девять диких кабанов,

В соху они были впряжены

Цепями, говорят,

И поле, которое он пахал, поверь,

Было удивительно тучным,

Борозды, которые он прокладывал,

Были, словно сорвавшиеся с гор

Большие плоские камни,

Словно стоящие в ряд скалы.

 

И сказал тогда Бора,

Уповая на мужчину-пахаря:

– Мы пришли беглецами, – сказал, –

Поможешь ли ты нам? –

Так его попросил и рассказал о том, что видел:

– Эти три брата, – сказал он, –

Без промедления прибудут сюда,

И меня опять

Уведут к себе домой,

Захотят, чтобы я у них был

Вместо игрушки.

 

Однорукий пахарь, говорят,

Весь этот отряд мужчин

Положил под борозду,

Взял ком почвы, вывороченный сохой,

И накрыл их.

 

Когда он это закончил,

Один из этих трех братьев

Примчался туда, уой-тай,

И подступил к пахарю,

Напирая грудью, говоря:

– Ах ты, негодяй,

Пес, рожденный от пса,

Моего пленника-карлика

Ты, наверное, спрятал,

Если не вернешь, – говорит, –

В такую попадешь беду,

Которая станет примером!

 

Однорукий пахарь,

Раздумывая, говорят,

Но не колеблясь,

Схватил этого могучего всадника,

И рывком, говорят, сбросил с коня,

А из своей бороды

Вырвал один волос и связал им

Его руки и ноги.

 

Следом за ним, сердитые,

Приехали два других брата,

Вздумали накричать на пахаря,

Могучий тот муж обоих

Поймал и связал,

И уложил их всех на землю.

 

Потом, говорят,

Молодцев из под комьев дерна,

Вытащил он, осторожно дотягиваясь рукой,

И, как гостей, говорят,

Пригласил к себе.

 

Приходят они в одну башню,

О, если взглянуть

На пиршественный стол,

То весь он был, говорят, заставлен

Дорогими напитками и яствами,

И пахарь воссел,

Расспросил их (гостей),

И сам стал рассказывать:

 

– Девять очень сильных,

Смелых братьев нас было,

«Кто может быть сильнее нас?», –

Так мы говаривали.

 

И вот так же говоря,

Вышли мы в дорогу, эйра,

И долго ехали,

В дороге застали нас дождь и град,

В предвечернее время промочило нас,

И тогда, пытаясь найти укрытие,

Мы увидели пещеры в скале,

И вскачь въехали в одну из них.

 

То была не пещера, – говорит, –

А громадный человеческий череп,

Откуда нам было знать об этом,

Выбрали мы его глазницу,

И в ней заснули, захрапели.

 

И вот, когда мы спали,

Проходивший мимо молодой пастух,

Нацелившись в глазницу черепа,

Сунул в нее свой пастуший посох,

Играючи поднял его

И швырнул в сторону.

 

Все мои восемь братьев

Погибли тогда,

Левая моя нога при падении

Стала хромой,

Видите сами, рука моя была сломана,

Еле-еле, с большим трудом,

Я один вернулся (домой).

 

Никогда, о душа моя,

Не говорите, что сильнее вас нет никого,

На всякого сильного

Найдется кто-то еще сильнее,

Уой, не будем же, – сказал он, –

Помехой или обвинителями никому!