Ложная концепция «единства цивилизации»

Второй аргумент против сравнимости наших двадцати одной цивилизации является полной противоположностью первому. Он заключается в том, что не существует двадцати одного отдельного представителя подобного вида обществ, но есть только одна цивилизация — наша собственная.

Этот тезис о единстве цивилизации является ложной концепцией, к которой современных западных историков привело влияние их социального окружения. Особенность, вводящая в заблуждение, состоит в том, что в современности собственная наша западная цивилизация набросила сеть своей экономической системы на весь мир, а за этой экономической унификацией на западной основе последовала унификация политическая на той же самой основе, продвинувшаяся почти столь же далеко. И хотя завоевания западных армий и правительств не были ни столь обширными, ни столь основательными, как завоевания западных промышленников и специалистов, тем не менее, остается фактом, что все государства современного мира образуют часть одной политической системы западного происхождения.

Эти факты поражают, но рассматривать их в качестве доказательства единства цивилизации можно лишь с поверхностной точки зрения. Хотя экономическая и политическая карты мира на сегодняшний момент вестернизированы, культурная карта остается, по существу, такой же, какой была до того, как западное общество начало свои экономические и политические завоевания. В культурном плане для тех, у кого есть глаза, очертания четырех живых незападных цивилизаций видятся достаточно четкими. Но многие этого не видят, и мировоззрение этих людей можно пояснить, используя английское слово «natives» (туземцы) и подобные же слова из других европейских языков.

Когда мы, жители Запада, называем какой-либо народ «туземцами», то подразумеваем культурный колорит, выходящий за пределы нашего понимания их. Мы смотрим на них как на кишащих вокруг диких животных, на которых случайно натолкнулись, как на часть местной флоры и фауны, а не как на людей с такими же страстями, как у нас. До тех пор, пока мы думаем о них как о «туземцах», мы истребляем их или (что более приемлемо на сегодняшний день) приручаем и искренне (возможно, и не всецело ошибочно) верим, что улучшаем породу, но от этого не начинаем их понимать.

Но кроме иллюзий, вызванных всемирным успехом западной цивилизации в материальной сфере, ложная концепция «единства истории» (включающая допущение, что есть лишь единственная река цивилизации — нашей собственной, а все другие являются или ее притоками, или же затеряны в песках пустынь) может происходить из трех корней: иллюзии эгоцентризма, иллюзии «неизменного Востока» и иллюзии прогресса как прямолинейного движения.

Что касается иллюзии эгоцентризма, то она вполне естественна, и все, что здесь нужно сказать, это то, что мы, жители Запада, являемся далеко не единственными ее жертвами. Евреи пребывали в иллюзии, что они не один из «избранных народов», но единственный «избранный народ». Тех, кого мы называем «туземцами», они называли «гоями», а греки — «варварами». Но наиярчайшим цветком эгоцентричности, возможно, является официальное послание, врученное в 1793 г. китайским императором-философом Цзянь-луном британскому посланнику для передачи его господину, королю Георгу III:

«Ты, о король, живешь за границами многих морей, однако, принужденный своим смиренным желанием способствовать благу нашей цивилизации, ты отправил посольство, почтительно преподнесшее твое прошение… Я внимательно рассмотрел твое прошение. Скромные выражения, в которых оно изложено, показывают почтительное смирение с твоей стороны, которое достойно высокой похвалы…

Что касается твоей просьбы отправить одного из твоих соотечественников для аккредитации при моем Небесном Дворе и для контроля за торговлей твоей страны с Китаем, то просьба эта противоречит всем обычаям моей Династии и не может быть удовлетворена… Если ты утверждаешь, что твое почтение к нашей Небесной Династии исполняет тебя желанием ознакомиться с нашей цивилизацией, то наши церемонии и кодекс законов настолько сильно отличаются от твоих, что даже если бы твой посланник и был способен усвоить зачатки нашей цивилизации, ты бы не смог перенести наши нравы и обычаи на свою, чужую для нас почву. Следовательно, каким бы сведущим ни стал твой посланник, от этого не было бы никакой пользы.

Управляя всем миром, я стремлюсь только к одной цели, а именно: поддерживать совершенное правление и выполнять государственные обязанности. Неизвестные и дорогостоящие предметы не интересуют меня. Если я приказал, чтобы верноподданнические подношения, присланные тобой, о король, были приняты, то сделал это единственно по причине уважения к тому духу, который побудил тебя отправить их издалека. Царственная добродетель нашей Династии пронизывает собою все страны Поднебесной, и цари всех народов присылали свои дорогие дары по суше и по морю. Как мог твой посол видеть своими глазами, у нас есть все. Я не ценю вещи непривычные или оригинальные и не нуждаюсь в изделиях твоей страны»25.

В ходе столетия, последовавшего за сочинением этого официального послания, гордыня соотечественников Цзянь-луна не довела их до добра. Такова, как известно, судьба гордыни.

Иллюзия «неизменного Востока» является настолько общераспространенной и не основанной ни на каком серьезном исследовании иллюзией, что поиск ее причин не представляет собой большого значения или интереса. Возможно, она вызвана тем фактом, что «Восток», который в данном контексте означает все страны от Египта до Китая, некогда шел далеко впереди Запада, а теперь оказался далеко позади. Ergo [128], в то время как мы движемся, он все еще стоит. В особенности мы не должны забывать, что для среднего европейца единственной знакомой главой древней истории «Востока» была раньше та, что содержится в повествованиях Ветхого Завета. Когда современные западные путешественники замечали со смешанным чувством изумления и восхищения, что жизнь людей на трансиорданской границе Аравийской пустыни точь-в-точь соответствует описанию жизни патриархов в Книге Бытия, неизменный характер Востока, казалось бы, находил подтверждение. Но то, с чем сталкивались путешественники, было не «неизменным Востоком», но неизменной Арабской степью. В степи природное окружение является столь безжалостным надсмотрщиком над человеческими жизнями, что их способность к приспособлению ограничена весьма узкими рамками. Во все века степь обусловливала для всякого человеческого существа, которое имело смелость быть ее обитателем, жесткий и однообразный образ жизни. В качестве доказательства «неизменности Востока» такой аргумент легкомыслен. Например, в западном мире существуют недоступные для нашествия современных туристов Альпийские долины, обитатели которых живут так же, как жили во дни Авраамовы их предшественники. С одинаковым успехом можно было бы вывести из этого доказательство «неизменности Запада».

Иллюзия прогресса как прямолинейного развития является примером той тенденции к нарочитому упрощению, которую проявляет во всех сферах своей деятельности человеческий ум. В своих «периодизациях» наши историки размещают периоды непрерывной цепью в единой последовательности, подобно сегментам бамбука от сочленения к сочленению или же подобно частям оригинальной раздвижной рукояти, на конце которой нынешние трубочисты проталкивают свои щетки в дымоход. На этом приспособлении, которое наши историки получили в наследство, первоначально было только два соединения: «древнее» и «новое», примерно, хотя и не точно, соответствовавшие Ветхому и Новому Заветам и двойственному отсчету дат в обоих направлениях до Рождества Христова и после. Эта дихотомия исторического времени является реликтом мировоззрения внутреннего пролетариата эллинского общества, выражавшего свое чувство отчуждения от эллинского правящего меньшинства через абсолютное противопоставление старого эллинского воздаяния и воздаяния христианской церкви и, таким образом, поддавшегося иллюзии (гораздо более извинительной для них с их ограниченными знаниями, чем для нас) трактовать переход от одного из наших двадцати одного общества к другому как поворотный пункт всей человеческой истории[129].

А так как время шло, наши историки нашли удобным удлинить свою «телескопическую щетку», добавив третье звено, которое они назвали «средневековым», поскольку поместили его между двумя другими. Но тогда как разделение между «древним» и «новым» символизировало разрыв между эллинской и западной историей, разделение между «средневековым» и «новым» символизирует лишь переход от одной главы западной истории к другой. Формула «древнее + средневековое + новое» является ложной. Ее следует поправить на «эллинское + западное (средневековое + новое)». Однако даже если этого и не делать, то, удостаивая один раздел главы западной истории названия отдельного «периода», должны ли мы отказать в этой чести другим? Нет никакого основания подчеркивать разделение приблизительно около 1475 г. в большей степени, чем около 1075-го, и нет достаточной причины утверждать, что мы недавно перешли в новую главу, начало которой можно поместить примерно в 1875 г. Так мы имеем:

Западная история 1 («темные века»), 675-1075 гг.

Западная история II («средние века»), 1075-1475 гг.

Западная история III («новое время»), 1475-1875 гг.

Западная история IV («постмодерн»?), 1875—?

Но мы отклонились от сути, которая состоит в том, что постановка знака равенства между эллинской и западной историей и Историей самой по себе, — если хотите, «древней и новой» — является просто узостью и дерзостью. Это как если бы географ написал книгу под названием «Всемирная география», которая бы оказалась лишь исследованием всего, что касается бассейна Средиземного моря и Европы.

Существует другая, весьма отличная от этой, концепция единства истории, совпадающая с теми популярными традиционными иллюзиями, которые обсуждались до сих пор, в том, что расходится с [основным] тезисом данной книги. Здесь мы сталкиваемся не с «идолом рынка»[130], но с плодом современного антропологического теоретизирования: мы имеем в виду диффузионистскую теорию, как она изложена в книгах Г. Эллиот-Смита «Древние египтяне и происхождение цивилизации»[131]и У. Дж. Перри «Дети солнца: исследование древней истории цивилизации»[132]. Эти авторы верят в «единство цивилизации» в особом смысле: не как в факт вчерашнего или завтрашнего дня, уже совершившийся благодаря всемирной диффузии одной-единственной западной цивилизации, но как в факт, совершавшийся тысячелетия назад благодаря диффузии египетской цивилизации — как оказалось, одной из немногих мертвых цивилизаций, для которой мы не смогли установить хоть какого-нибудь «потомства». Они полагают, что египетское общество представляет собой единственный случай, где такое явление, как цивилизация, было создано независимо, без помощи извне. Все другие проявления цивилизации происходят из Египта, включая американскую цивилизацию, куда египетское влияние, должно быть, проникло через Гавайи и остров Пасхи.

Теперь, конечно же, очевидно, что диффузия является способом, которым многие технические приемы, склонности, институты и идеи — от алфавита до швейных машинок Зингера — передавались от одного общества другому. Диффузией объясняется нынешнее повсеместное распространение дальневосточного чая, арабского кофе, центральноамериканского какао, амазонского каучука, центральноамериканской практики курения табака, шумерской практики двенадцатеричного счета, примером которой служит наш шиллинг[133], так называемых арабских цифр, которые первоначально, возможно, пришли с полуострова Индостан, и так далее. Но тот факт, что винтовка получила повсеместное распространение благодаря диффузии из одного центра, где она была однажды и единожды изобретена, не является доказательством того, что лук и стрелы распространились точно так же. И отсюда также не следует, что если механический ткацкий станок распространился по всему миру из Манчестера, то подобным же образом можно проследить распространение техники металлургии из одной точки. В данном случае мы имеем дело с очевидностью совсем иного рода.

Но в любом случае, цивилизации, вопреки извращенным понятиям современного материализма, не строятся из подобных кирпичей. Они не строятся из швейных машинок, табака и винтовок, ни даже из алфавитов и цифр. Легкоторговцу экспортировать новую западную технику. Бесконечно тяжелее западному поэту или святому воспламенить незападную душу духовным пламенем, который горит в его собственной. Отдавая должное диффузии, необходимо подчеркнуть и ту роль, которую играло в человеческой истории оригинальное творчество. Мы можем вспомнить, что искра или росток оригинального творчества может вспыхнуть пламенем или расцвести цветком в любом проявлении жизни благодаря принципу единообразия природы. По крайней мере, мы можем зайти настолько далеко, что даже взвалим onus probandi [134] на плечи диффузионистов в тех случаях, когда остается открытым вопрос, называть или не называть диффузией требование доверия к любому отдельному человеческому достижению.

«Не может быть ни малейшего сомнения, — писал Фримен в 1873 г., — что многие из наиболее существенных открытий цивилизованной жизни совершались вновь и вновь, в отдаленные друг от друга эпохи и в отдаленных друг от друга странах, как только различные народы достигали в своем общественном развитии определенных моментов, когда в этих изобретениях нуждались в первую очередь. Так, книгопечатание было независимо изобретено в Китае и средневековой Европе. Хорошо известно, что, в сущности, тот же процесс использовался в различных целях и в Древнем Риме, хотя никто не сделал великого шага, применив процесс, обычно использовавшийся для целей более посредственных, к изданию книг. То, что произошло с книгопечатанием, можно полагать, произошло также и с письменностью, и мы можем привести еще один пример искусства совсем иного рода. После сравнения остатков древних зданий в Египте, Греции, Италии, на Британских островах и в разрушенных городах Центральной Америки, не может быть сомнений, что великие изобретения арки и купола делались не раз в истории человеческого искусства… Нет нужды сомневаться и в том, что многие простейшие и наиболее необходимые в цивилизованной жизни искусства — использование мельницы, лука, приручение лошади, выдалбливание каноэ — открывались неоднократно в отдаленные друг от друга эпохи и в отдаленных друг от друга местах… То же самое касается и политических институтов. Одни и те же институты часто кажутся весьма далекими друг от друга просто из-за того, что вызвавшие их к жизни обстоятельства возникли в эпохи и в местах, весьма друг от друга удаленных»26.

Современный антрополог высказывает ту же самую идею: «Сходство в человеческих идеях и практиках главным образом происходит из одинаковой структуры человеческого мозга во всем мире и, как следствие, из одинаковой природы его сознания. Поскольку этот телесный орган на всех известных стадиях человеческой истории по своей конституции и нервным процессам в основном был одним и тем же, постольку и сознание обладало определенными универсальными характеристиками, возможностями и способами действия… Эта схожесть в работе мозга видна в XIX столетии на примере интеллектов Дарвина и Рассела Уоллеса[135], которые, работая над одними и теми же данными, одновременно пришли к теории эволюции. Эта же схожесть объясняет многочисленные претензии на первенство в отношении одного и того же изобретения или открытия. Схожими процессами в общественном сознании расы — более фрагментарном в своих сведениях, более рудиментарном по своим возможностям и более неопределенном по своим результатам — объясняется возникновение таких верований и институтов, как тотемизм, экзогамия и многие очистительные ритуалы у самых изолированных народов в самых изолированных частях света»27.