Судьбоносные встречи. Рассказ Алены

 

Зачем я пишу свою историю? Вовсе не для того, чтобы она стала для кого‑то примером и помогла в подобной ситуации. Такого я даже врагу не желаю. Есть только одна причина, по которой мне захотелось вновь все пережить в своей памяти и изложить все то, о чем я уже несколько лет пытаюсь не думать. И эта причина в том, что мне очень хочется, чтобы люди, которым интересно, узнали – почему многие при живых родителях называют и считают Любовь Ивановну Панову‑Ткаченко своей мамой. А как я должна к ней обращаться, если за четыре года жизни рядом с ней я вместе со своей дочерью получила больше, чем за тридцать лет от своих родных родителей.

Я была единственным и нежеланным ребенком. Мать всегда, сколько я себя помню, говорила лишь о том, что она отца не любила и жалеет, что меня родила. Отцу, помешанному на материальных ценностях, я была тоже не нужна. Родители разошлись, когда мне не было еще года. Жила я с матерью, но с отцом виделась часто.

Замуж я вышла сразу после окончания медучилища за человека, которого любила. Мать узнав, что я беременна, не испытала радости как будущая бабушка. Когда у меня родилась дочь Ольга, она сказала: «Сама страшилище и такое же страшилище родила». Оленька была очень болезненным ребенком с самого детства. Будучи медиком, я выхаживала ее всеми медицинскими и народными средствами. Глядя на все мои старания, мать однажды сказала: «Лучше бы она у тебя умерла». Сгорая на работе, отдавая себя без остатка другим, я и не заметила, как муж загулял с молоденькой девочкой‑соседкой. Как всегда бывает в такой ситуации, об этом я узнала последней, когда она уже была беременна. Меня не поддержал никто, наоборот, все были рады их счастью. Я решила, что не буду им мешать. Не хотела ломать ей, молодой, жизнь. В тот же день, собрав вещи, пока муж был на работе, я переехала домой к матери.

И началась другая жизнь. Я чувствовала себя бревном, которое с утра до ночи пилят и пилят, вот только распилить никак не могут: не туда пошла, не то одела, не с тем заговорила, не так села, не так встала. Дочь – уродина, бестолочь, твердолобая, упертая. Так продолжалось до тех пор, пока однажды с матерью не случился инфаркт. Все коллеги в один голос твердили: «Смирись с худшим, ее не поднять». Но я для себя решила, что сделаю все, чтобы она жила. Медикаменты, всевозможные народные рецепты из журналов и мой ежедневный уход сделали свое дело. У нас недалеко от Перми есть прекрасный реабилитационный центр для больных, перенесших такое заболевание, но стоимость проживания в нем для многих кусается. Я, у кого смогла, заняла денег. Сказав матери, что ее бесплатно отправляют лечиться, устроила ее туда. Она находилась там столько, сколько мои скудные ресурсы рядового медика позволили. Мать не только встала, но заговорила и пошла.

Наступил две тысячи шестой год. Одна из моих пациенток на Новый год подарила мне книгу «Начало». Я прочла ее за ночь, пока дежурила. А через три дня мне приснился сон: мы с моей дочерью выходим из поезда, я читаю название станции «Армавир». Раньше и не слышала о таком городе. Взяв атлас российских дорог, я нашла этот город на Кубани. А совсем не далеко от Армавира нашла Мостовской район, где жила героиня книги «Начало». Я была уверена – это знак свыше. Решила, что летом обязательно поеду в Переправную.

Мама уже чувствовала себя хорошо. Я не видела преград для нашей с дочерью поездки. И мы поехали. Выйдя из поезда, мы действительно увидели надпись «Армавир», именно такую я видела во сне. Когда мы приехали в станицу Переправную, оказалось, что Любовь Ивановна приемов не ведет. Нам сказали соседи, что, если повезет, тех, кто приехал издалека и с детьми, она примет, но нужно ждать. Мы не спешили, к тому же было лето. Вокруг красота. Горная чистая река прогревалась к вечеру так, что вода была, как парное молоко. Свежие овощи, прямо с грядки, фрукты с дерева, свежее молоко – нам, людям с Севера, такое только во сне может присниться.

Мы поселись у замечательной женщины, одноклассницы Любови Ивановны. Вместе со мной жила молодая мама Татьяна с дочерью Юлей, из Уфы. И я, как медик, видя больного ребенка думала о том, что зря она приехала. В ее случае вряд ли кто‑то ей поможет. У девочки был ярко выраженный диагноз – олигофрения в стадии дебильности после перенесенной пневмонии с остановкой дыхания. Задеты были мозговые центры и нарушена координация движений. Если бы я сама не видела этого ребенка, то вряд ли поверила в то, что видят теперь другие. Татьяна рассталась с мужем в две тысячи седьмом году и приехала вместе с дочерью на семинары. Здесь она встретилась с Дмитрием, живущим в сорока километрах от Переправной. Сейчас они муж и жена. У них растет сынуля Владимир и маленькая дочурка Любашка. Все произошло так, как было предсказано Татьяне при первой встрече с Любовью Ивановной. Юля же превратилась в настоящую красавицу. Пока еще на домашнем обучении она учится по программе пятого класса. Только хороший специалист может определить теперь, что у ребенка когда‑то были проблемы. В течение трех лет Любовь Ивановна занималась с этим ребенком. Когда Юля в две тысячи десятом году поехала к родному отцу, он, встречая ее на вокзале, не узнал свою подросшую и похорошевшую дочь.

А теперь задайте себе вопрос и попытайтесь на него ответить, как должна Татьяна называть Любовь Ивановну? Когда она, имея больного ребенка с приговором врачей, что ничего нельзя изменить и ничем нельзя помочь, услышала от Любови Ивановны: «Не обещаю, но попытаюсь Вам помочь». И попыталась… Теперь, видя радостное лицо своей дочери, Татьяна нисколько не сомневается в ее счастливой судьбе. И благодарит ту, которая не только дала надежду, но и сделала все, чтобы Юленька стала здоровым и полноценным человеком. Да она для нее сейчас даже больше, чем мать. Кстати, мать Татьяны не пытается устраивать сцены ревности, как другие, а с большой любовью и теплотой относится к Мамуле.

Вернусь к собственной истории. Мы дождались приема. Моя Ольга долго мучила меня вопросами: «Ну откуда Любовь Ивановна узнала, что я бываю злой, что я ленюсь и много вру?». Когда мы расставались, Любовь Ивановна, улыбаясь, сказала нам: «Постарайтесь приехать на следующий год на семинары. А тебя, Оля, если будешь продолжать врать, когда приедешь, я побью, а если сильно будешь врать, побью раньше, даже на расстоянии». Я видела, конечно, что она шутит с моей дочерью, но девочка отнеслась к этим словам очень серьезно. Дома, после очередного вранья, Оля слегла с высокой температурой. Ей даже пришлось делать уколы. Аж шесть раз в день! У нее все болело, она ходила как побитая и тогда решила, что ее побили на расстоянии. Это был последний случай, когда моя Оля врала.

По приезде домой, у меня появилось желание свозить свою мать в Дивеево, к источнику Батюшки Серафима Саровского. Дорога сложилась очень удачно. Матери там стало легче. Но, вернувшись домой, она стала вести себя так, словно на ней бесы покатались – жизнь стала еще более невыносимой. Как‑то, растопив баню, я ушла к соседке, а мать пошла мыться. Не помню, сколько я отсутствовала – этот вечер у меня, как в тумане. Проходя мимо бани, я услышала, что мать с кем‑то разговаривает. Вскоре до меня дошло, что она говорила сама с собой: «А ты смерти моей хочешь? Ты дома моего хочешь? А я буду назло тебе жить, столько, сколько сердце мое выдержит!» Я догадалась, что речь шла обо мне. Сказать, что в ту минуту я испытала шок – не сказать о пережитом мной ничего! Сначала мне показалось, что меня облили помоями из грязного ушата, потом бросили в горящую топку. У меня перехватило дыхание. Я не могла ни говорить, ни плакать. В голове стучали вопросы, на которые я не могла найти ответа: «За что она так со мной? Почему она думает, что я желаю ей смерти? Что мне делать?» И если раньше мне давала силы жить дочь, ради нее я все принимала со смирением, то теперь, даже она не могла меня удержать от принятия страшного решения. Я, как медик, знала, как можно легко уйти из жизни, и даже врачи не определят, что произошло. Я уже выбрала время ухода – ближайшая ночная смена. Но ночью мне приснился сон: Любовь Ивановна, строгая такая, грозила мне пальчиком, как маленькому ребенку. В ее глазах было столько боли, что я проснулась с этой болью. Наутро я написала письмо в газету «Семья»: «Люди добрые, кто читал книги Любови Ивановны Пановой, и у кого есть возможность, приютите меня с ребенком». Мне, конечно, никто не ответил, так как письма моего даже не напечатали.

В начале июля две тысячи седьмого года, собрав все необходимые вещи и не сказав ничего матери, я вместе с дочерью решила вновь съездить в Переправную. А после поездки найти пристанище в каком‑нибудь монастыре. Для себя я решила, что говорить Любови Ивановне о своих проблемах не буду. Просто посетим это место и все. Как знать, может, в будущем у меня не будет такой возможности. Сейчас, при воспоминании об этом, мне становится смешно. Она уже все знала, еще в первый мой приезд, в две тысячи шестом году. Потому на прощанье и сказала мне: «Приглашаю тебя с дочерью на первый семинар в следующим году». При встрече с Любовью Ивановной говорить мне ничего не пришлось, она сама поселила меня с дочерью в своем доме, а потом, когда я начала ломать голову, куда мне теперь ехать, предложила остаться.

Что испытываю я сейчас? Чувство благодарности по отношению к своей матери за свое рождение и за ее поведение. Иначе как бы я могла узнать – что такое Мама? Да, Мама с большой буквы! Мама, которая среди ночи почувствует, что ее ребенку плохо и без зова и просьб придет к нему. Мама, которая весь день проводит в заботе о детях, сама с трудом вспоминая, завтракала ли она сегодня? Мама, готовая отдать все детям, совершенно не думая о себе. Вы скажете, все мамы такие… Не стану спорить. Но Любовь Ивановна особенная, она ведет себя так не только со своими детьми, но и с чужими. Поэтому она и для нас Мама. Мы, живущие рядом с ней, и маленькие, и большие, получаем гораздо больше, чем получали от своих родных матерей. И это не только ее забота о еде и одежде – это безусловная Любовь, принятие нас такими, какие мы есть. Она своим примером учит нас Любви не на словах, а на деле. Очень часто Мама повторяет нам: «Вы говорите о Любви к Богу и Вере в Него, но это только слова. А подтвердите это делами, поступками. Вы приняли меня в свое сердце с любовью, а попробуйте принять с такой же любовью друг друга. Но вы не можете этого сделать. Ваше эго мешает вам. Как вы не можете понять, вы для меня все одинаковые и каждый из вас мне дорог. Когда вы думаете или говорите друг о друге плохо – вы причиняете мне боль. Это не любовь. Желание любить у вас есть, но истиной любви вы пока не можете познать. Меня лишь успокаивает то, что у вас это все впереди».

Четыре года ее кропотливого, каждодневного труда дали свои результаты. Мы, взрослые – стали терпимей относиться друг к другу. Маленькими детьми можно гордиться уже сейчас. Я им даже немного завидую. Они проживут жизнь не так, как мы прожили. Мамины уроки для многих из них не пройдут зря. Девочки выполнят первоначальную задачу женщины: быть благодарной дочерью, быть преданной и верной женой, быть нежной, мягкой, заботливой и, главное, терпеливой мамочкой.

А еще я испытываю радость, потому что, живя здесь, я избежала многих проблем. Одна из них меня бы коснулась точно, не останься я тогда жить в Переправной. Мой отец всю свою жизнь копил деньги. В девяностые годы, он, как и многие, потерял очень крупную сумму денег. От этого стал немного не в себе. Когда я уже жила в Переправной, к нему залезли в дом и, избив, отняли оставшиеся деньги. Первым, кого он обвинил в этом, была я. Хотя отец знал, что я уже два года как уехала. Трудно представить с нашим «правосудием», что меня могло ждать, если бы в тот момент я действительно там находилась. История повторилась. Через полгода отца нашли в подвале собственного дома избитым. Он был заперт там целых три дня. Едва живой, он вновь указал на меня…

Что можно испытывать теперь по отношению к Любови Ивановне, которая дала мне и моей дочери кров над головой, подарила любовь и уберегла от проблем? Моя Оля, серьезно и часто болевшая, избавилась от проблем со здоровьем. Теперь она не болеет даже в зимнее время. Учится только на «пять». Ну а страсть к вранью мы вспоминаем только как смешную историю. Несмотря на то, что я очень любила дочь, у нас не было взаимопонимания, теперь эта проблема тоже в прошлом.

Очень часто я сталкиваюсь здесь с тем, что на физическом уровне происходят чудеса, которые я как медик объяснить не могу. Ну а уж как человек тем более. Могу сказать просто: Любовь Ивановна собирается написать и защитить диссертацию. А мне кажется, что она сама – живая диссертация. Загадка для многих ученых: физиков, медиков, психологов.

С любовью, Алена.

 

 

В поисках истины

 

Каждый человек, живущий в этом мире, рано или поздно сталкивается с массой вопросов, на которые он не может найти ответы. Кто‑то спокойно забывает о них и живет обычной жизнью, а кто‑то в поисках ответов проводит всю свою жизнь. Любаша всегда с самого детства относилась к числу вторых. О чем бы она ни узнавала, что бы она ни видела, с чем бы ни сталкивалась, у нее всегда возникала масса вопросов: «Зачем? Почему? Откуда? Как можно изменить или исправить то или иное?» Любовь Ивановна даже не предполагала, что ответы на множество своих вопросов и, более того, душевный покой обретет не в России, где родилась и выросла, а в далекой‑далекой стране – Индии, в которую она влюбилась еще в шестилетнем возрасте, посмотрев первый индийский фильм. Ее тетя тогда работала в местном клубе киномехаником, и поход в кино для нее был праздником, к тому же бесплатным, поэтому каждый фильм она смотрела по многу раз. Первый индийский фильм, который она увидела, – «Бродяга», с Раджем Капуром в главной роли. Она прониклась сочувствием и любовью к главному герою фильма. А поскольку фильм, как и многие сказки, закончился хорошо, она, думала: «Как жаль, что я не живу в Индии, как жаль, что я никогда не смогу там побывать». Однако внутренний голос сказал ей тогда: «Почему ты так решила? Все может быть. Ты станешь взрослая и поедешь в Индию». Страсть Любы к индийским фильмам становилась все сильнее, но, становясь старше, она все реже думала о том, чтобы побывать в этой сказочной стране. Однако чему быть, того не миновать, и поездка в Индию осуществилась как бы сама собой, без особых усилий со стороны Любы. Это случилось в момент глубочайшего духовного кризиса, когда Любе было так тяжело, как никогда в ее жизни, когда непонимание со стороны людей было так сильно, что Люба оказалась как бы отгороженной непроницаемой стеной от всего остального мира. Она не выходила из дома и бесконечно задавалась вопросом: «За что? Почему со мной так поступают люди?! Разве я хотела кого‑то унизить и оскорбить?! Я всего лишь хотела, чтобы люди, кто не верит в Бога, поняли, что Он есть, что Он к нам приходил и приносил закон Вселенской Любви. Неважно, когда и каким образом Он был рожден, важно лишь то, чему Он нас учил: не завидовать, не судить, не убивать, не воровать, не лгать, чтить своих родителей, любить детей и все, что нас окружает, ибо во всем и везде есть частичка Его. Господи, что я сделала не так? Почему я вновь страдаю от веры своей? Господи, прошу тебя, дай ответы на мои вопросы, помоги мне выжить и пережить ту боль, которая живет в моем сердце». И Он не оставил ее…

Ответ пришел практически сразу: «Запомни, все, что происходит – происходит по Воле Бога! Неужели ты не веришь в Бога?! А если веришь, как можешь думать, что дьявол сильнее Его и он мог искусить тебя без Воли Господа? Даже на это все Господь дает добро. Запомни: ты маленький винтик в большом организме. Ты когда‑то хотела раздать свое сердце по кусочкам каждому, чтобы люди жили вечно, почему ж ты, встретившись с болью, не можешь пережить ее и просишь защиты. Ты ее получишь, только позже. Если хочешь получить сейчас, то механизм сработает совсем иначе. Ты хочешь этого? У тебя всегда есть возможность общаться с Богом. Открой Храм Сердца своего, ты там найдешь Его».

Жизнь любого человека можно, как книгу, разбить на определенные главы. Одна из глав жизни Любови Ивановны (очень важная и продолжительная глава) – это знакомство с учением одного из известных индийских мистиков, гуру, учителей – Сатьи Саи Бабы, недавно покинувшего этот мир. Тогда для нее он был соломинкой, за которую она попыталась ухватиться, утопая. Каждый человек, приходящий на эту Землю, находится в поиске истины. Искала эту истину и Любовь. Она была не знакома с учением Сатьи Саи Бабы, очень мало литературы о нем было переведено на русский тогда. Она читала немного, но даже тех крох, что она прочла, было достаточно, чтобы каждый раз, сталкиваясь с очередным выражением учителя, закричать: «Боже, ну откуда я это могла знать? Ведь я это знаю! Я об этом говорила, я так думала! В чем причина таких совпадений?» И внутренний голос ей отвечал: «Вокруг Земли есть определенное информационное поле. В нем хранится информация о прошлом, настоящем и будущем как Земли, так и каждого человека. И ты, и Саи Баба, и еще многие получаете информацию из одного источника, и нет ничего удивительного в том, что она у вас одинаковая!»

Однажды, прочитав одно из его правил: «Живите в том месте, где вы родились, и делайте эту жизнь прекрасней», Люба убедилась в том, что в тысяча девятьсот девяносто первом году она приняла абсолютно верное решение. Когда взяла земельный участок для строительства дома в своей деревне. Почти двадцать лет ей снился один и тот же сон: она либо строила новый дом, либо восстанавливала старый бабушкин. Обстоятельства заставили ее вернуться с севера в станицу и начать строить дом, где она когда‑то жила вместе с бабушкой, хотя желания возвращаться на родину у нее не было.

Знакомство с Сатьи Саи Бабой началось задолго до того, как она впервые к нему попала. Впервые она о нем услышала еще в тысяча девятьсот девяносто седьмом году, когда, зайдя в Москве магазин «Путь к себе», она увидела фотографию человека с огромной копной волос. То, что он индус – она поняла это сразу. Взяв небольшую брошюрку о нем, она прочла, что этот человек помогает людям и делает чудеса. Желание поехать к нему возникло у нее сразу. Возможности такой не было, и первая поездка к гуру состоялась лишь через долгие семь лет, в две тысячи третьем году.

А тогда в московском магазине Люба просто подошла к кассиру:

– Девушка, а что вы можете сказать об этом человеке? – и указала на портрет Саи Бабы.

– Это индийский пророк, гуру. Многие его считают живым Богом. Да вы знаете, вам лучше сходить к ним в центр, он здесь недалеко находится, они там собираются каждые выходные.

Люба решила посетить этот центр вместе со своим другом. Они пришли с небольшим опозданием, все уже расселись, мужчины в одной стороне, а женщины в другой. Негромко играла приятная индийская музыка. На небольшом возвышении стоял огромный портрет Саи Бабы. Светлана, руководитель центра, встретившая их, сказала, что «Свами» болен из‑за нерадивого ученика, он поскользнулся в ванной и сломал ногу, и сегодня они все будут молиться и просить здоровья для него. Любаша, усевшись, стала с нетерпением ожидать, когда же закончится музыка и можно будет заговорить, расспросить об этом человеке у тех, кто, по ее мнению, много о нем знает или бывал у него. Тогда, в тот день, музыка, казалось, играла невероятно долго. Те, кто находился в комнате повторяли слова, а она сидела молча, уставившись на портрет, и вдруг ей захотелось плакать. Впервые в жизни ей захотелось плакать просто так. Слезы сами бежали ручьем. Она смотрела на портрет незнакомого ей мужчины и вдруг услышала, как он с ней заговорил:

– Знаешь, если бы у тебя было веры столько, сколько у них, из твоих глаз бы сейчас сыпался жемчуг. Но у них есть лишь вера, чувство любви им не знакомо. А как думаешь ты, можно ли мне помочь молитвами? Как бы ты сама стала мне помогать?

– Молитвы это слова, идущие из души, но мне кажется важней всего для Бога какое‑то действие, дело, сделанное человеком, – ответила она мысленно.

– Что ж, ты права. А каким твое действие могло бы быть по отношению ко мне? Что бы ты смогла сделать для меня?

– Я не знаю. Если у вас есть какие‑то просьбы – попросите. Если это будет мне по силам, я сделаю.

– Знай, когда ты приедешь домой, ты услышишь о двух детях. Я знаю, у тебя их уже семь, но если ты действительно искренне хочешь мне помочь, то не отказывай, возьми на воспитание еще этих двух детей и не оставляй их никогда, что бы в твоей жизни не случилось. Ты готова? Ты обещаешь?

– Я знаю, мне будет сложно, но я обещаю взять на воспитание еще двух детей.

– Я знаю, у тебя есть много вопросов, на каждый из них ты получишь ответ, когда придет время. Будь терпеливой. Не спеши. А сейчас хочешь посмотреть на любовь тех, кто верит в меня, кто заботится обо мне и молится о моем здоровье, ты хочешь испытать эту любовь на себе?

– Хочу… – сказала она, совершенно не задумываясь.

– Сейчас закончится музыка, и ты обратись к любой женщине, сидящей рядом с вопросом, и ты увидишь цену их «истинной» любви.

Действительно, музыка закончилась почти сразу, и тогда она, не задумываясь, слегка коснулась плеча сидящей впереди нее женщины.

– Извините пожалуйста, а вы были когда‑нибудь у него? – с любовью в голосе задала она вопрос.

– Нет! – не ответила, а рявкнула та, которой этот вопрос предназначался, и в голосе ее не было ни сочувствия, ни приветливости, ни тем боле, любви.

От неожиданности она потеряла дар речи, но, слава Богу, не утратила способность общаться мысленно.

– Ну что? – услышала она. – И как тебе любовь, тех кто верит в меня как в Бога?

– Ужасно… – ответила Любаша

– Тогда бегом отсюда домой, тебя там ждет твоя Диана!

Уходя раньше времени, она все‑таки взяла визитку турагентства «Индия тур», так как на сто процентов была уверена, что она поедет к этому человеку и попытается получить ответы на вопросы, так волнующие ее.

После возвращения домой жизнь не стала легче, напротив, отношение окружающих к Любе стало еще более непримиримым. Нападки на нее стали иногда просто нелепыми. Ее начали обвинять в том, что она использует энергию своих детей, и в том, что она строит центр Саи Бабы и крыши в «нео‑индуистском» стиле, да еще много в чем, о чем сегодня даже смешно вспоминать. Тогда же она металась из стороны в сторону от боли, несправедливости, осуждений.

Люди судили ее за то, что она берет якобы на опеку детей в корыстных целях. Только не понятно, какую корысть они имели ввиду. Ведь два мальчика – братья Дианы, жили у Любы два года, а она от государства не получала за это ни копейки, так как не хотела, чтобы их мать была лишена родительских прав. Познакомившись с этой женщиной поближе и узнав ее, Любаша увидела, что это просто глубоко несчастный ребенок. Отец, давно умерший от алкоголизма, мать – алкоголичка, нет жилья, прописки, даже паспорта, но было уже трое детей, когда она решилась оставить Дианочку в роддоме. Заметьте, не убила, не сделала аборт, не лишила ребенка жизни, а подарив ей жизнь, оставила ее, моля Бога о том, чтобы она смогла найти хороших родителей. Так какое Люба имела право лишить ее быть матерью другим детям, живущим с ней?! В благодарность за Диану она не только не позволила, чтобы ее мать лишили родительских прав, но купила ей дом, обставила его, помогла получить паспорт, дав тем самым ей путевку в жизнь, жизнь достойную женщины‑матери. А кому было это интересно? Всем было интересно лишь одно, а сколько же она денег получает от государства. Вот что всех беспокоило, и вот в чем пытались уличить ее непорядочные люди. Она не пыталась ни доказывать, ни оправдываться, она просто заботилась о детях и давала им то, в чем они нуждались.

Удивительные пророчества

В это же самое время у Любы произошла удивительная встреча, о которой она помнит до сих пор. Однажды она получила почту и, выбрав из толстой пачки писем одно, прочитала его. К ней обращалась за помощью женщина, и хотя в тот момент Люба не вела приемов, она не могла не откликнуться. Незнакомка с беспокойством писала в письме о том, что у нее проблемы с дочерью. Девушке двадцать лет, она невинна и чиста, с самого рождения она верила в Бога и была необыкновенным ребенком. Совсем недавно с ней случилась удивительная вещь – она заговорила на непонятном языке, она не может спать, ее это очень сильно беспокоит, она говорит часами, при этом психиатр, который осмотрел ее, никаких симптомов какого‑либо заболевания не обнаружил. Многие слышали ее язык, но никто не смог перевести ни одного слова. Дочь, живя в Москве, часто звонила домой и просила связаться с Любовью Пановой, которая живет в Краснодарском крае, она утверждала, что только та ей сможет помочь. И Любовь тогда ответила обеспокоенной матери. Через неделю девушка была уже в станице. Они провели вместе почти целый день. Девушка объяснила, что заговорила на незнакомом наречии после того, как переутомилась, проведя много часов на работе, что говорит, она сама не понимает, но у нее сложилось такое чувство, что через нее людей хотят о чем‑то предупредить.

«Но я знаю, что я должна сказать Вам по‑русски, – сказала девушка, – это сидит у меня в голове. Вы сейчас собираетесь в поездку, к человеку, который живет далеко, вы не встретитесь с ним, и он Вам не поможет. Это он нуждается в Вас, а не вы в нем. Вы боитесь за бумаги на девочку, не бойтесь, бумаги вы скоро получите. Книг будет написано восемь (тогда в свет вышла только пятая), потом вы откажетесь от денег, но у вас все получится. У вас есть друг, передайте ему, что со своей девушкой он не останется». Потом она заговорила на непонятном языке. Люба записала ее речь на кассеты. Каким только переводчикам их не показывали. Только два человека: один мегрел (грузин) перевел одно предложение: «Все, что ты делаешь, абсолютно правильно». И потом один индус на Красной площади перевел еще одно предложение: «Твои страдания впереди, за ними придет радость, жди». Разве могла она тогда подумать, что ожидание будет таким долгим, а страдания такими невыносимо тяжелыми. Ждать было трудно. Однако Бог поддерживал ее: «Перестань страдать, все в твоей жизни идет строго по плану. Будь терпелива. В сравнении с вечностью страдать тебе осталось совсем‑совсем немного. От тебя отвернутся те, кто любил тебя, но к тебе с поклоном придут те, кто проклинал тебя. Ты сама выбрала этот путь. Разве не ты в детстве мечтала прожить жизнь за каждого своего героя, читая книги о жизни замечательных людей? Разве не ты хотела вместо них испытать боль и страдания, а им оставить лишь заслуженную радость, почет, уважение не после смерти, а при жизни? Разве не ты строила макет жизни каждого на свой лад, воздавая им славу, любовь, признание?» Что могла возразить Люба, если это было действительно так.

 

Чудо материнства

 

Через месяц после ее приезда из Москвы ей пришла повестка из суда. Приглашали по вопросу удочерения Дианы. Сердце ее билось в тот день с самого утра, готовое выскочить наружу. Однако Любу ждал сюрприз. В тот же день к ней подошел специалист по делам опеки и попечительства: «Вы знаете, Любовь Ивановна, у нас есть двое замечательных детей, такие славные девочки. Вы не смогли бы и их взять на опеку, а то детей отправят в детский дом?»

«Ну вот… – пронеслось в голове. – Вот это те двое детей, о которых просили меня в Москве». И уже готовая сказать «да», она неожиданно для себя задала вопрос: «А сколько детям лет?» Ответ ее просто ошарашил – одной было девять месяцев, второй – два с половиной года, они были родными сестрами. Диане в тот момент было три месяца.

«Да вы что! – чуть не закричала она. – Такие маленькие! Что я с ними буду делать? Мне уже почти пятьдесят, я не справлюсь, у меня не хватит сил!» А про себя подумала: «Я же обещала взять двоих детей!» И сама себе возразила: «Но я не ожидала, что они будут такими маленькими, я думала, они будут постарше»… и глубоко задумалась…

«Ладно, – сказала она сотруднику отдела. – Я что‑нибудь придумаю, мне нужно подготовить мужа». Суд подтвердил ее законные права на Диану (как и предсказывала ей девушка), Люба была безмерно счастлива, теперь у нее была уверенность, что никто не разлучит ее с любимой девочкой. Окрыленная, она рассказала мужу о двух сиротках, которых просят взять под опеку. «Ты что, с ума сошла? А, впрочем, знаешь, решай сама. Все равно ты сделаешь все по‑своему», – ответил он тогда. В тот момент Полина, ей было девять месяцев, лежала в больнице. Татьяна, ей было два с половиной года, тоже находилась в стационаре в Краснодаре, у девочки были проблемы с легкими. И Люба отправилась к ним. Первая встреча с маленькой Полиной ужаснула ее: ребенок был грязный, со свалявшимися волосами, весь в язвах… А посмотрите на нее сейчас – белые волнистые волосы до талии, прекрасные карие глаза, ангельское лицо. Но это теперь. А до этого Любу ожидало множество проблем с Полиной. В отличие от спокойной, тихой Дианы, эта девочка кричала ночи напролет. В первую же ночь она «включила» свою «сирену» и подняла на ноги весь дом. Вторая ночь была еще тяжелей. И тогда муж Николай сказал, что ребенку нужны другие родители, и Люба попыталась их найти, теперь без органов опеки, сама. Желающие нашлись в родной деревне. Женщина очень хотела взять девочку, но вот ее муж был против, он хотел сына, и, тем не менее, они пришли посмотреть ребенка. Когда Николай, муж Любы увидел, что между ними нет согласия, ничего не сказал. С решением торопиться не стали. Но позже, наедине, он сказал Любаше: «Ищи ребенку няньку, которая может ночами быть с ней. В такую семью мы ее не отдадим. Они сами не знают, чего они хотят. И что там ждет ребенка?» В этот же день Полечке нашли няню. Так Полина осталась в доме.

Через два месяца привезли из Краснодара и Татьяну. Любаша сама поехала за ней в больницу. Смятение и страх охватили ее, она не знала, как поступить: девочка не хотела с ней ехать. Пришлось ее «покупать», пообещав сейчас же заехать в магазин и купить красивые вещи, и только тогда она согласилась пойти с Любой. Картину встречи маленьких сестер Полинки и Танюшки нужно было видеть. Без слез на это смотреть было невозможно. Войдя в помещение, увидев Полину и широко раскрыв от удивления глаза, Танюшка с криками: «Полиночка! Моя любимая Полиночка! Ты здесь!» – бросилась к сестре, схватив ее за шею так, что та еле удержалась на своих еще неокрепших ногах. Она целовала, гладила ее, прижимала к себе и вновь отпускала, словно верила и не верила, что она видит свою сестру. А няни обливались слезами. «Боже, такой маленький ребенок, а какая память!» – подумала тогда Любаша. Об этом она рассказала в опеке. Сотрудник отдела, услышав трогательный рассказ, пояснила: «А вы знаете, когда мы их нашли, брошенных у соседей, Танюша вела себя как мать. Мы ей даем печенье, а она отламывает и начинает кормить Полинку». Бедные девочки, сколько же им пришлось выстрадать и вынести!

Так Люба выполнила свое обещание, некогда данное теперь уже неважно кому, Саи Бабе или своему внутреннему голосу.

 

Маленькая Диана

 

Диана – особенный ребенок и особенный человек в жизни Любы. Ей было чуть больше двух лет, когда она сказала: «А знаешь, мама, дети не хотят порождаться. Люди стали очень жадные, детей на небушке много, а сюда идти они не хотят». В этом же возрасте далеко‑далеко на Дальнем Востоке мальчик по имени Тимур сказал своей маме: «Знаешь, я однажды увидел, как ты молилась и просила Бога послать тебе сыночка, и тогда я решил прийти к тебе, и мы пришли с еще одной девочкой, мы скоро с ней познакомимся и никогда не расстанемся». Родители этих детей не знали друг друга и никогда друг о друге не слышали, их разделяли тысячи километров и еще долгие годы должны были пройти до их встречи, а эти удивительные дети уже знали о ней.

То, что маленькая Диана читает мысли, в доме поняли все, начиная от няни и заканчивая рабочими во дворе. Будучи совсем крошкой, она часто делала то, о чем другие успевали лишь подумать, а когда начала говорить, стала произносить вслух мысли других людей. Многих это повергло в шок, иные люди даже сторонились этого ребенка. Очень часто во время приемов Любаши она приходила к ней в комнату и мешала работать. Обычно это случалось, когда на прием приходил человек, обремененный особенно тяжелым грузом проблем, когда одной беседой помочь человеку было нельзя. Люба чувствовала, что дочь таким образом «закрывает» ее от неприятностей и от непосильных задач. Ведь в таких ситуациях можно даже подорвать свое здоровье, силясь помочь и преодолеть непреодолимое.

Ситуации, в которых проявлялось «шестое чувство» девочки, случались на каждом шагу…

… Диане чуть больше годика. Старшая дочь Светлана одна могла ее расчесать. После купания Света решила заплести Дианочку, но вот беда: потерялась любимая расческа. Светлана занялась ее поисками, все перерыла, все осмотрела, но найти злополучную расческу так и не смогла. И конечно во время этих поисков одна мысль неотвязно крутилась в ее голове: «Куда она подевалась?» Диана молча встала с дивана, пошла в другую комнату, наклонилась и достала из под кровати затерявшуюся расческу.

…Диане около двух лет, она голенькая (до трех лет «костюм Евы» был ее любимым облачением), слегка прикрытая тонкой простынкой, лежит у мамы на руках. Они едут на машине. Любаша думает про себя: «Сейчас приедем домой, оденем Диану и поедем на речку..». Ее мысли прервала Диана, не вытаскивая изо рта палец, она сказала: «Я и так одета!»

…Диане два с половиной. Мама держит ее на руках и ждет, когда слегка выпивший папа, помоет руки и возьмет свою радость, которая безудержно захотела к папе на ручки. А сама Любаша с трудом сдерживает раздражение, – ну не выносит она пьющих людей! И тут Диана с укоризной взглянула на мать и произнесла: «Папа хороший!» – «Дианочка, а кто против?» – попыталась поскорей оправдаться Любовь. Вот так мамина звездочка учила маму жить, сдерживать не только слова, но и избавляться от дурных мыслей, а значит принимать и людей, и возникшие с ними проблемы спокойно и без напряжения.

…Диане три года. Она смотрит на портрет покойной бабушки Любаши и спрашивает ее: «А это кто?» Ее выражение лица, глаза и даже голос, говорят о том, что она словно проверяет свою маму. Любаша ответила:

– Моя бабушка.

– А где она? – вновь задал вопрос ребенок.

– Умерла.

– Она у Бога?

– Наверное, – ответила Любовь.

– На, поговори с ней, – сказала девочка и подала телефон.

Люба продолжила игру ребенка, взяв телефон в руки, она заговорила:

– Бабушка, любимая моя, мне так плохо без тебя, я так скучаю по тебе. Спасибо тебе большое, что послала мне Дианочку! Я так тебе благодарна за нее…

– Ну хватит! – сказала Диана. – А где твоя мама?

– Умерла.

– Тогда и с мамой поговори.

И Любовь начала: «Мама, родная моя…» Но не успела закончить, как ребенок вырвал телефон из рук и грубо, по взрослому сказал: «А с мамой не так надо говорить! Ну‑ка спроси у нее, почему она не купила тебе платье?!» Земля под ногами ушла в эту минуту у Любаши. Ее окатило холодом, а память вырвала уже не из сознания, а из подсознания один злополучный день в ее жизни. Она никогда, сколько помнит себя, ничего ни у кого не просила. Будь то игрушка, какая‑то вещь или еда. Она рано научилась понимать, что ей все равно этого не дадут. Не потому что не хотят, а потому что не могут. В тот день в станичный «сельмаг» привезли новый товар. Мать получила зарплату и премию на работе. И отец тоже. И впервые за много месяцев он отдал всю до копейки свою зарплату матери. Любе безумно понравилось одно платье, она до сих пор помнит его цену: девять рублей двадцать копеек. Цена по тем временам, надо сказать, для станицы запредельная. Как только она произнесла свою просьбу, мать начала кричать на весь магазин, что у нее куча долгов и она не может купить ей то, что она просит. В магазине было полно людей, а Любаше было уже шестнадц