Новый избранник. Новые трудности

 

Уйдя от первого мужа, справившись с ситуацией и едва встав на ноги, Люба влюбилась в человека, который ей не принадлежал. Она поняла, что жизнь под счастливой звездой женского счастья не для нее, и решила, что должна жить ради сына. Она должна была сдержать обещание, которое давным‑давно дала сама себе: ее ребенок никогда не будет страдать, как страдала в детстве она сама. И она выбрала отца ребенку, а не мужа для себя.

Владимир был замечательным отцом. Он многому научил ее мальчика: привил любовь к природе, уважение к женщине, любовь к маме. Сынишка, видя, как часто папа дарит букет полевых цветов маме, делал то же самое. Владимир был не только замечательным отцом, но и прекрасным человеком со щедрой, открытой нараспашку душой. Но в жизни Любы ничего не бывало просто, вот и здесь был фактор, омрачавший возможное счастье – алкоголизм Владимира. Из четырнадцати с половиной лет, что они прожили вместе, одиннадцать он пропил. Иногда его запои длились неделями. Чтобы держать мужа подальше от спиртного, Люба уехала с ним в оленеводческую бригаду, где прожила в брезентовой палатке почти семь лет. Однако уйти от проблем с алкоголем не удалось.

Жизнь в тайге была для нее раем и адом одновременно. Кромешный ад был, когда Любаша во время пьянок, засыпая, заслоняла сына своим телом, чтобы, не дай бог, разбушевавшиеся эвены не устроили стрельбища и не причинили вред ребенку. Но не все было мрачным! Счастье было, была и радость!!! Эти чувства она испытывала, когда садилась на оленью упряжку и мчалась с огромной скоростью по бескрайней снежной равнине проверять капканы. А природа была скована зимним сном, и в глубокой тишине был слышен лишь скрип снега под копытами животных да скрежет полозьев под сидянкой. В эти минуты в ее голове рождались стихи, которые она иногда записывала. Романтика!!! …

А чего стоила летняя рыбалка, когда она, едва забросив леску с мотыльком, вылавливала огромных хариусов, так напоминающих по запаху свежий огурец. Это всегда вызывало у нее ностальгию по родине. Жалела лишь о том, что невозможно вырастить в северных условиях то, что росло на грядках в ее родном Краснодарском крае. Зато осенью, едва поднявшись на сопку, Люба за несколько минут могла собрать ведро брусники. И, хотя ягода была кислая, зимой из нее получался необыкновенный морс! Она никогда не забудет, как, забросив сеть в реку, они вылавливали пол тракторной телеги свежей рыбы, которую ели всей оленеводческой бригадой всю зиму. Ее детская мечта увидеть северное сияние, поесть свежую строганину из мяса и рыбы, мечта, которая казалась невероятной, несбыточной – осуществилась.

Владимир – второй ее мужчина, с которым она кармически отрабатывала, в данное время сидит в тюрьме. И сидеть ему еще очень и очень долго. Он отбывает срок за убийство, которого не совершал. Просто обстоятельства сложились против него: убийство произошло в его квартире, сам он был пьющий, так называемый неблагонадежный, поэтому разбираться долго не стали и сделали Владимира козлом отпущения. Когда Люба моталась с ним семь лет по тайге, ночуя в брезентовой палатке, кочуя с места на место на оленьей упряжке, таская невероятный груз, устраивая быт в оленеводческой бригаде, она и представить себе не могла, что человек, которого она так старалась вытащить из болота пьянства, когда‑нибудь ей изменит. Пережив предательство в первом браке, она знала – это единственное, чего она не сможет простить. Во втором муже она была уверена – этот человек не сможет загулять. Она подарила ему тепло, заботу и уют, какого он не видел никогда за всю свою жизнь. Он был метис: его отец был русским, а мать – эвенкой. Поэтому, кроме жизни в оленеводческой бригаде и интерната, он ничего не видел, он не бывал на море, не летал на самолете, да что там – даже поезда никогда не видел. С Любой он увидел все, его мир расширился и невероятно обогатился, поэтому она была уверена: он не изменит и не предаст. Но уверенность ее была напрасной. Переехав в поселок, Владимир загулял, загулял с женщиной, которая работала свинаркой.

После каждого загула он объяснял ей, что остался у друга, ночевал на вокзале, и она верила ему. До поры до времени. После его очередного загула, она не выдержала и взмолилась к Богу, сила ее молитвы была такова, что небеса, содрогнувшись, не выдержали и она получила ответ, который продиктовал ее внутренний голос: «Не верь ему, он гуляет, гуляет с женщиной, с которой вместе работает!» В это верить не хотелось, так как не хотелось испытывать мучительную боль от очередного предательства. В жизни она могла простить все, но только не измену! И, несмотря ни на что, в скором времени информация об изменах Владимира подтвердилась. Больно. Очень больно! Но, тем не менее, она испытывала некую радость – а ведь полученная информация оказалась правдой, не вымыслом. И с этого дня она стала все чаще прислушиваться к своему внутреннему голосу, и не только прислушиваться, но и выполнять рекомендации, которые стала получать все чаще. От этого ее дорога стала превращаться из узкой тропинки в большую асфальтированную трассу без преград и препятствий на пути, лишь с иногда встречающимися ограничительными и предупреждающими знаками. Жизнь стала меняться к лучшему. Ну а Владимир после трех лет «кодировки» снова сильно запил. И Люба оставила его, переехав на Кубань.

Сейчас он часто пишет ей письма, а в них задает вопросы:

– За что это случилось со мной? Почему Бог так со мной поступает?

– За что и почему? – ответила Любаша. – А как ты думаешь? Сколько боли и унижения я пережила тогда, когда ты изменял мне с этой женщиной. Просто Бог вернул тебе сейчас то, что ты мне задолжал.

– Это слишком жестокая расплата! – ответил он ей в следующем письме.

– Но ведь ты не знаешь, что испытала я, и каково мне тогда пришлось? Это знает только Господь, и только Он может отмерить на чаше весов меру твоих страданий и меру твоей отработки за поступки, которые ты раньше совершил.

Любаша не только переписывается с Владимиром, но и посылает ему посылки и бандероли. Старается выполнить все его пожелания, чтобы он ни в чем не нуждался: часы, одежда, продукты – он получает все что просит. И Люба всегда делает это с радостью и сожалеет лишь о том, что разрешенный размер посылки в тюрьму маловат и что отправлять посылки чаще чем раз в три месяца не разрешается.

Отработав с каждым из мужчин, она поняла, что всего этого могло не быть, если бы она знала раньше, что женщине вовсе не обязательно иметь мужчину, чтобы быть счастливой. Счастье женщины для нее сейчас заключается в материнстве, рядом с ней ее милые, дорогие ей дочери. Каждая из них прекрасна по‑своему, у каждой есть свои проблемы. Но, тем не менее, все они – ее солнышки! И она принимает их такими, какие они есть. Любаша видит, как девочки со временем меняются, и точно знает, что со временем они станут такими, какими она хочет их видеть: нежными, добрыми, внимательными, заботливыми дочерьми, любящими женами и прекрасными мамами. Любе потребовались годы, чтобы понять простую истину: Женщина – и созидатель, и разрушитель одновременно, поэтому она может дать своим детям и мужскую энергию, и женскую, если, конечно, она при этом не будет отдавать все свои силы на устройство личной жизнь и биться головой о стену из‑за того, что у нее нет мужа.

 

Судьбоносные встречи. Юля

 

Эта история особая. Потому что это история дочери Любови Ивановны – Юли. Когда‑то, будучи семнадцатилетней девушкой, а по сути еще совсем ребенком, Люба дала обещание себе и Богу: «Господи, когда я вырасту, если я не буду испытывать нужды, я обязательно возьму на воспитание ребенка, даже если у меня будут свои дети. И даже если муж не захочет этого, я его брошу и все равно возьму ребенка». И несмотря на прошедшие годы, на обретенный опыт и жизненную мудрость, Люба осталась верна своему обету.

Родив сына в первом браке, она истово мечтала о дочери, но беременность не наступала. Люба объездила многие санатории, побывала у многих врачей, надеясь с их помощью забеременеть вновь. Но все безрезультатно… Когда сыну исполнилось шестнадцать лет, она поняла, что взять девочку на воспитание – единственный способ удовлетворить потребность иметь дочь. На дворе были непростые девяностые годы. Но, как выяснилось потом, взять ребенка не так‑то просто в любое время! Она была уверена, что тех, кто желает подарить ребенку счастье, встречают в детских домах с распростертыми объятиями. На самом деле их встречали с открытым карманом. Работая в торговле, Люба за свою жизнь повидала многое. Но в ее мозгу не укладывалось, что нужно «дать на лапу» директору детского дома, чтобы взять грудного ребенка. Большие дети – пожалуйста, сколько угодно, а за грудничка нужно было «платить». Дело было вовсе не в плате как таковой, а в том, что она в наше время столкнулась со средневековой дикостью – торговлей детьми, другое название этому явлению подобрать трудно! Получив отказ в одном из детских домов, она не успокоилась и стала продолжать поиски уже не в Магаданской области, а на материке. Везде она слышала одно и то же: «Вы знаете, маленького ребенка взять не так‑то просто, у нас такие очереди!» В одном из детских домов ей посоветовали взять ребенка с трех до шести лет, объяснив это тем, что с детьми такого возраста проблем намного меньше. В это самое время из детского дома на Украине взяла ребенка ее приятельница, мальчику было всего лишь полтора года. Когда она спросила у счастливой матери, как это ей удалось за короткий срок взять ребенка, подруга призналась, что им пришлось дать взятку. Люба была в шоке, она была уверена, что каждый человек, желающий помочь маленькому человечку, совершает благородный поступок, что в детских домах должны радоваться, что дети идут жить в семью, а не чинить препятствий им. Сейчас, вспоминая себя в том возрасте, она понимает, как была глупа и наивна, до этих детей до сих пор нет никому никакого дела! И даже сейчас, когда много говорят о гуманности наверху, внизу идет совсем не гуманная политика! Пережив такое потрясение, она не опустила руки, не потеряла решимости и позвонила в очередной детский дом, он находился в поселке Талое Магаданской области.

Поскольку ее муж, как уже говорилось, был метис: его мать была эвенка, а отец – русский, у него было желание взять ребенка северной национальности – эвенку или чукчу. Они долго вели переговоры с директором детского дома, но в этом детском доме были дети только от шести лет и старше. После очередного телефонного разговора Любаша получила приглашение приехать вместе с семьей, чтобы познакомиться поближе. Приехали, познакомились, поговорили. Но Любе не хотелось уезжать ни с чем, и она стала умолять директора найти для нее ребенка, на что та ответила: «Я посмотрела на вас, на вашего сына, на вашу сестру. Ребенок, который у меня есть – это девочка, ей почти семь, но она чистокровная чукча. Как вы сможете ей потом объяснить, почему вы внешне разные?» Любаша не думала о том, что ей придется кому‑то что‑то объяснять. Ее сердце горело одним желанием: прижать маленькое сокровище к своей груди и согреть своей любовью. И тогда директор уступила: «Хорошо, – сказала она. – У нас есть правило выходного дня, когда мы отдаем детей на один или несколько дней. Вы можете взять этого ребенка. Если все будет хорошо – мы оформим документы, а если нет – вы привезете девочку обратно».

Когда Любаша увидела Катеньку, девочка с первой секунды понравилась ей. Однако родные и знакомые наперебой отговаривали ее от удочерения, но она была непреклонна: «Ребенок останется со мной!». Но вот беда – девочка сторонилась ее. Никакие подарки и сладости не вызывали у нее радости, она, как черепашка в свой панцирь, ушла в себя. Люба не понимала, что происходит. На третий день, вечером, она спросила Катю: «Чего ты больше всего хочешь?» Тихая, скромная, нежная Катюша, опустив глаза в пол, еле слышно прошептала: «Я в детский дом хочу. И игрушки хочу взять с собой». Люба, с горечью в душе, прижала к себе ребенка и сказала: «Ну что же, милая, завтра мы поедем в детский дом и заберем с собой все твои игрушки, наряды, детям купим сладостей». И тогда впервые за эти несколько дней она увидела на лице девочки улыбку. Она улыбалась, а ее черные раскосые глазки светились радостью. Что это было? Долгое время Люба не могла найти ответа на этот вопрос. И только гораздо позже, она поняла: Катюша была очень чуткой, она ощутила неприязнь, идущую от других членов семьи и отвергла любовь Любаши, чтобы не создавать той проблем. С тех пор прошло много лет, но Любовь Ивановна до сих пор сожалеет о том, что все сложилось именно так. Сейчас, анализируя этот случай, она понимает – та Люба не стала матерью Катюши, эта, сегодняшняя Люба не отпустила бы ее от себя ни на секунду, она смогла бы устоять перед натиском родных, а девочку убедить остаться. Но время упущено, назад ничего не вернешь… Когда Любаша привезла девочку обратно, директор детского дома успокоила ее: «Вы не огорчайтесь, у меня есть замечательная девочка, хорошенькая, она вам очень понравится! Главное – сделать документы, мать лишена родительских прав, а отец – нет. И согласие на удочерение детей не дает». Девочку звали Юлей, ей было тогда шесть с половиной лет. Никакие уговоры на отца девочки не действовали, оставалось только ждать и молиться. И ожидание было недолгим: спустя несколько месяцев отец девочки умер, и не осталось преград для оформления документов. Люба не желала смерти этому человеку, как не желала ее никогда и никому, но она искренне радовалась тому, что скоро обретет долгожданную дочку. Вскоре Любе удалось впервые поговорить с Юлей по телефону. И разговор этот вызвал двойственные чувства. Девочка сказала буквально следующее: «Здравствуй, мама, я так тебя жду, я так по тебе скучала! Мне было плохо без тебя, приезжай скорей!» Чувство жалости к ребенку, судьба которого была не из легких (в год и восемь месяцев ее привезли в детский дом в истощенном состоянии, так как мать не кормила ее), захлестнуло Любу. Но вместе с тем в душу закралась тревога: слишком легко Юля говорила ей эти слова – это настораживало и даже пугало. Тогда она еще не знала, что любому ребенку, оставшемуся без родителей, очень легко произнести это непростое слово «мама», только бы не остаться в стенах детского дома! Непонятная тоска навалилась на Любу, да так, что отбивала всякое желание ехать в детский дом, но она не могла подвести девочку, ждущую свою «маму».

Впервые увидев Юлю, она про себя отметила: «Девочка симпатичная, но, кажется, не робкого десятка, да что уж там – наглая». Люба испытывала мучительные угрызения совести из‑за таких мыслей о маленьком и беззащитном существе, нуждавшемся в ее помощи и защите, и это толкнуло ее на необдуманный шаг – она сразу удочерила Юлию. Самое печальное, что не любовь к ребенку, не желание стать для него родным человеком сыграли главную роль в принятии этого решения, а ведь именно эти чувства должны были главенствовать. Ссоры с мужем из‑за ребенка начались с первых дней, как только Юля появилась в доме. «Наглая, невоспитанная, жестокая!» – кричал муж, но Любаша всеми силами старалась защитить девочку от любых нападок, хотя зачастую признавала про себя, что претензии мужа справедливы. Но вот признаваться в этом не хотела – любить, так любить безоглядно. В один из вечеров такая ссора с мужем навсегда поставила точку в их отношениях.

Конечно, Люба время от времени допускала ошибки в воспитании дочки, порой делала что‑то неправильно, но ведь невозможно все знать от рождения, так и материнству, а особенно неприродному, нужно учиться постепенно. И Люба училась. Училась старательно, отдавая все силы этой девочке. И с годами Юлечка выравнивалась, становилась мягче, добрее, женственнее. Ее рассказы о детском доме приводили в ужас. Детей заставляли спать под кроватями на голом полу за малейшую провинность. Ребенка закрывали в темной комнате на замок, стоило ему взять лишнюю ложку сахара со стола. Если ребенок, не наевшись, брал кусочек хлеба с собой в комнату – приносили две булки хлеба и под смех остальных заставляли есть этот хлеб без воды до тех пор, пока ребенка не начинало рвать. Ночные няни их били и издевались над ними! А с виду все было так мило и безупречно в образцово‑показательном детском доме. Постепенно эти воспоминания стали забываться, девочка росла, становилась старше, пришла к Юле и первая любовь. Увидев первого избранника дочери, который был на полтора года моложе ее, Люба решила для себя так: «Ладно, шестнадцать лет, первая любовь. Пусть повстречаются немного». И хотя парень был красивым, милым и с виду нежнейшим ребенком, Любаша почувствовала, что где‑то глубоко внутри его души прячется дьяволенок, который обязательно даст о себе знать в будущем и причинит ее дочери вред. Люба исподволь стала убеждать Юлию в том, что этот мальчик вовсе не «тот единственный», о котором она мечтала. Она указывала дочери на разные неприятные моменты, которые имели место в их отношениях. Но это привело лишь к тому, что влюбленные стали встречаться тайно. И чего только не предпринимала мать, чтобы расстроить эти отношения! В какой‑то момент Любаша увидела ясно и четко, что придет день, однажды парень в пьяном виде рассердится на Юлю и причинит серьезный вред ее организму. Так же ей открылась информация о том, что у дочери есть два пути: один – расстаться с ним немедленно (медлить с разрывом было нельзя), второй – жить с ним до тех пор, пока он сам от нее не уйдет, в противном случае только хуже будет. И Любаша решила: «Будь что будет! Расскажу Юле о том, что знаю, это должно ее остановить».

Но молодые решили по‑другому: «Мы докажем маме, что наша любовь сильней ее предсказаний! И никогда не разлучимся с друг другом! И еще всем покажем, как мы счастливы!» В две тысячи девятом году, рано утром одиннадцатого июля, в комнате у Любаши парикмахер готовила к свадьбе семь невест. Среди них была и Юлия. Любовь Ивановна уступила молодым. Смирилась и решила для себя: «А может, правда, они будут счастливы? И не стоит думать о плохом?» В душе отпустив ситуацию, в этот день она была счастливой матерью. Она отдавала замуж семь дочерей и приняла в свое сердце, с большой любовью, семь сыновей.

Юля с Владимиром серьезно поссорились, не успев прожить в браке и двух месяцев. И Юля, забыв о предупреждении матери, решила уехать в Москву. Она быстро нашла себе хорошую работу и была почти счастлива, но предсказаниям матери суждено было сбыться. Владимир нашел Юлю… Двадцать седьмого декабря, спустя ровно двадцать два года с тех пор, как у Любаши начались первые видения, она сидела у дверей реанимации и просила: «Господи, прости этой девочке все, сохрани ей жизнь сегодня. Если ей чего‑то не хватает, то возьми это у меня. Положи на чашу весов недостающее, чтобы ей остаться здесь, на Земле. Господи, двадцать два года назад Ты показал мне чудо, не за нее прошу, за других, не дай возможности усомниться многим поверившим в том, что Ты есть, что Ты способен творить чудеса! Не дай возможности окружающим меня завтра сказать такие слова: „Да какая она ясновидящая, если своей собственной дочери не смогла помочь!“ Господи, Ты один знаешь, что я сделала все для того, чтобы этого не случилось! Сейчас прошу Тебя об одном – сохрани ей жизнь! Я обещаю Тебе, я не буду ее ругать. Ты же знаешь, что я давно приняла ее такой, какая она есть. Обещаю Тебе – с этой минуты она станет мне еще родней и ближе, чем была раньше!»

Эти девять часов были для нее вечностью. Анестезиолог, вышедший ненадолго в коридор, сказал ей тогда: «О какой надежде вы спрашиваете меня? Семь ножевых ранений, задето легкое, желудок, уже удалены селезенка и желчный… Только Бог может помочь вашему ребенку!» И она вновь молилась. В какую‑то минуту ей показалось, что она теряет дочь навсегда, она даже почувствовала ее присутствие рядом с собой. Сердце сжалось от боли, и она закричала во весь голос: «НЕТ!» Брат с сестрой схватили ее за руки, успокаивая, а она еще громче и надрывней закричала: «НЕ‑Е‑Е‑Т!» И, едва не потеряв сознание, почувствовала облегчение, ей действительно стало легче, словно что‑то отпустило. Через два часа им объявили, что операция окончена, теперь нужно надеяться только на Бога и на выносливость молодого организма.

В течение десяти дней Любаша каждый вечер приходила в реанимацию, брала дочь за руки и успокаивала ее. Оттуда ее просто уводили, создавалось впечатление, что все силы, которые были у нее, она отдавала своей дочери. Несмотря на тяжелые ранения, практически несовместимые с жизнь, после которых люди восстанавливаются месяцами и остаются инвалидами на всю оставшуюся жизнь, через две недели после происшедшего Юля уже бодро шагала на шпильках по Москве. В апреле на суде она простила Владимира и счастливая вышла под руку с ним из зала суда. Через некоторое время начались новые побои и новые травмы. Но теперь Юля, помня наказы матери, просто ждала, когда же Владимир сам уйдет. И ждать пришлось недолго, скоро этот красивый и «нежный» мальчик нашел себе новую «игрушку».

Выздоровление Юли было одним из чудес, которое показал Любаше Господь. Прошло еще немного времени, и Юлечка случайно встретила парня, которому нравилась еще в школе. Она полюбила его. Молодым сыграли красивейшую свадьбу. Теперь у них растет маленькое чудо – Даниил. Зять Любаше нравится, и за дочь она счастлива.

 

 

Цветы жизни

 

Дети в жизни Любы появились в тот момент, когда однажды, устав от приемов, она, обессиленная, опустилась на скамью во дворе, проводив почти под утро последнего своего посетителя: «Господи, – сказала она в тот момент, – как же я устала. Когда это все закончится?!» И тут она услышала ответ на свой вопрос, который, как всегда, шел словно из глубины души: «Возьми на воспитание детей!» Она, воодушевленная, подхватила новую идею сделать всех вокруг себя счастливыми, понеслась как ураган вперед, сметая все преграды на своем пути: комиссии, бумаги, денежные проблемы, осуждения, нападки… Но все это было ничто по сравнению с тем, что она пережила за те два года, когда в ее доме находились на опеке двадцать детей!

Первыми в ее доме появились трое мальчишек: Александр, Виктор и Игорь. Когда она пришла в приют, ей предложили взять на воспитание Александра. Мальчик был тихим, забитым, но как выяснилось потом – это о нем можно было сказать «в тихом омуте черти водятся». Тогда же он перенес глубокое потрясение – его недавно разлучили с маленькой сестрой, девочку взяли в приемную семью, а мальчика оставили в приюте. Сердце Любаши едва выдерживало ту боль, которую испытывал ребенок от разлуки с сестрой. И как муж не был против, она все‑таки настояла на том, чтобы взять этого ребенка, хотя была очень расстроена тем, что они разошлись с мужем во мнении. А немного погодя, вечером, она услышала внутренний голос: «Поезжай завтра в приют и попроси двух мальчишек. Один из них беленький, другой черненький – это два родных брата. Их мать пока не лишена родительских прав, но их можно взять из приюта на некоторое время». И действительно, в приюте были два таких мальчика, разве она могла тогда предположить, что через них в ее дом придет ее сокровище, ее бриллиант, ее всеми теперь любимая и обожаемая, дочь Диана.

Вскоре Любаша узнала, что беременная мать этих мальчиков – Виктора и Игоря – написала заявление, желая отказаться от ребенка, которого она ждала. А мальчики не знали об этом и даже не догадывались, что скоро у них появится еще один братик или сестричка. Они оба невероятно тосковали о младшем брате Юрии, который остался у своей родной бабушки, так как был рожден от другого отца. Всех детей Люба приняла в свое сердце как родных. Вообще она не делила никогда детей на своих и чужих. В это время в ее доме росла родная внучка. Однажды, когда у нее уже было двадцать человек детей, и они в очередной раз напроказничали, она собрала их вместе и спросила у них: знают ли они, что Вероника ее родная внучка? И позволяла ли она себе к ней относиться лучше, чем к кому‑нибудь из них или выделить ее, или купить ей что‑то больше, чем другим? Для детей это был шок! Они не знали, что Вероника в доме родная.

Это потом, уже по прошествии времени, делая анализ, она поняла: нельзя было всем давать одинаково и нельзя было из своего дома делать детский дом. Невозможно в большом коллективе воспитать полноценного человека. К каждому ребенку должен быть строго индивидуальный подход и каждый ребенок должен получать ровно столько, сколько он отдает! Тогда же, не имея опыта, ей виделось все в розовом свете, ее ничего не могло остановить. Даже такие моменты, когда ребенок, желая привлечь внимание к себе, мог специально напроказничать или разбить вдребезги новую, только что подаренную ему игрушку. Именно таким, жаждущим внимания, был еще один Александр, которого Любаша взяла в станице после смерти его матери, зная о жестоком отношении к нему отца. Ребенок хулиганил и воровал. Воровство было не его проблемой, просто, голодая в семье, мальчик был вынужден воровать у соседей, чтобы только не умереть. Так он с маленького возраста приучился брать чужое. И даже эта проблема не остановила ее.

Неуживчивый характер другого приемыша – четырнадцатилетней Фатимы – немало попортил Любаше нервов, и она не могла понять – ну за что она любит эту чертовку. Хитрая, вечно всем недовольная, постоянно со всеми задирающаяся, при этом для нее такая милая и нежная девочка. Любаше хотелось пригреть ее, одеть как королеву. Сама пережившая в детстве унижения от одноклассников, она прекрасно понимала, что пережила гордая и непокорная Фатима: ее мать тратила все деньги на водку, а девочке даже не в чем было выйти из дома. Ей захотелось сделать для Фатимы хоть что‑то приятное. Она купила ей красивое бальное платье, новый мобильный телефон и повезла ее на выпускной в село, в школу, где Фатима недавно училась. Ее одноклассницы чуть не онемели от удивления – замарашка Фатима была краше всех. А Фатима весь вечер шептала: «Мамочка, спасибо! Я как Золушка, а ты как Фея!» Но были и печальные моменты: ее вранье, уход из дома. Те чувства, которые родились в душе у Любаши, Фатима как будто уничтожила, разметала по ветру. Нет, нельзя сказать, что они пропали, потому что Фатима была несчастным ребенком и долг свой Любаша выполнила – протянула руку помощи. А доброта никогда не проходит бесследно.

Зато сестра Фатимы – Юлия, прожив несколько лет у родственницы, поселилась в доме Любаши и по ее рекомендации учится в местном техникуме и скоро получит диплом менеджера по туризму. Нежная, добрая, заботливая, невероятно красивая девочка благодарна Любаше и помогает ей сейчас возиться с младшими сестренками, рассказывая, какая мама хорошая и как ее нужно слушаться.

Вспоминая то время, Любаша иногда сожалеет, что Бог не дал ей возможности оставить у себя всех детей, узаконив их отношения не как опекуна и опекаемого, а как матери и дочери, матери и сына. Материальная сторона не дала возможности ей усыновить всех детей. Первым по‑настоящему удочеренным ребенком была ее несравненная Диана.

Прошло несколько месяцев, после того как в доме появились первые мальчики, и тут Любаше позвонила сестра: «Ты знаешь, мать Кондрашевых родила девочку и бросила ее в роддоме!? Ей уже девятнадцать дней, и она лежит в детском отделении. Ее до сих пор никто не взял». Люба хорошо помнила, что испытывал Александр, когда его разлучили с маленькой сестрой. И пусть ребята не знали, что у них родилась сестра, но она представила, как братья будут жить где‑то рядом с сестренкой, даже не подозревая о существовании друг друга. Ей достаточно было того, что она переживала за свою старшую Юлию, зная, что где‑то в России у девочки живут две сестры и брат, которые, скорей всего, помнят друг о друге, потому что их разлучили в том возрасте, когда детская память способна сохранять воспоминания надолго. Юлия была самой маленькой из них – шесть лет. Ей не хотелось, чтобы жизнь маленькой новорожденной девочки, которую оставила родная мать, была похожа на индийский сериал. За одну секунду она приняла решение: «Я заберу ее!»

В больницу она не ехала, она летела со скоростью сто пятьдесят, сто шестьдесят, нарушая все знаки. Любаша слышала внутренний голос, который ей сказал: «Ты не можешь не взять этого ребенка себе, это твоя бабушка, которая пришла тебя спасти!» Любаше казалось, что сердце разорвется на части, если ей откажут. За один день она собрала все необходимые документы и уже на следующий Дианочка спокойно сопела в кроватке с розовым балдахином, отмытая от медицинской грязи, а сердце Любаши просто ликовало.

Три года Любаша была убеждена, что к ней пришла душа ее бабушки. Этому ребенку позволялось все. Она могла проснуться в два часа ночи, сказать, что хочет кататься на машине, и мама молча вставала и ехала кататься по деревне. В три часа ночи ей могло захотеться пойти к лошадкам в конюшню. Любаша была уверена, что она исполняет прихоти своей бабушки, которая когда‑то исполняла любое ее желание. Когда Дианочке исполнилось три года, ее внутренний голос задал вопрос: «А ты очень расстроишься, узнав правду – это не твоя бабушка пришла к тебе, это душа совершенно другого человека. Ты скоро убедишься в этом». Но Любаше было уже абсолютно все равно, чья душа была в этом ребенке, потому что ее душа уже была в душе этого ребенка! Свою душу она подарила Диане, и жизни без нее она уже не могла представить, даже на секунду. Как и любая мама, она беспокоилась о своей крошке. Иногда ее беспокойство доходило до крайнего предела – она видела, как с ребенком происходит что‑то страшное – и говорила себе: «Я переживу ее ровно на пять минут, для того чтобы просто найти способ уйти из жизни». Теперь, конечно, Люба понимает и осознает, что ее мысли были не просто глупы, а были посланы темными силами, только бы помешать ей, навредить и забрать силу.

Когда Диане было три месяца, в ее доме появилась маленькая Полинка с сестрой Татьяной. Вслед за тремя мальчиками, до появления Дианы, в ее дом пришли брат с сестрою: Дарья и Роман. Рома – тихий, спокойный, но настырный, невоспитанный и неуправляемый. Дарья – дерзкая, грубая, отвергающая все попытки Любаши сблизиться. Любаше было так больно слышать от них упреки, ведь у нее они получили в десять раз больше, чем имели в родном доме. Уютные комнаты, красивые шторы, мебель, ковры на полах, душ, теплый туалет. Все дети ведь были сельскими жителями, у них не то что туалета – ванной комнаты не было. Кухня, повар, который готовил им каждый день что‑то вкусненькое. Няни, которые ухаживали за ними. По несколько пар обуви, вещи, которых у них было даже больше, чем у детей из благополучных семей. Игрушки, которые привозили друзья – у Любаши было много друзей и знакомых, которые ей материально помогали, поэтому дети ни в чем не нуждались.

Вроде бы на все это дети должны были ответить любовью, благодарностью, но, к сожалению, так было не всегда. Пока Люба была дома, вокруг нее скакали и прыгали со словами: «Мамочка! Мамочка!» Стоило же ей уехать ненадолго из дома, няни хватались за головы: драки, ругань, сломанные игрушки, грязные вещи, которые выбрасывали в мусор, сквернословие. Все они слушали Любашу, когда она объясняла, как они все для нее одинаково дороги и что ей хотелось, чтобы они были между собой как братья и сестры: любили друг друга и относились к друг другу, как брат относится к сестре. Они мило улыбались, кивали головою, но на деле было все иначе. Но даже это не пугало и не останавливало Любу. Она была уверена, что пройдет немного времени, и она сможет помочь этим ребятам. И Виктору с Сергеем, двум братьям, и маленькой Элиночке, которую из рук в руки передала ей родная мать. И Никите с Егором. Никитке было четыре, Егорке всего год, и они тоже нуждались в материнской ласке, в материнских руках. «Как жаль, – думала часто Любаша, – что у меня всего две руки!» Дети, облепив ее, были похожи на кучу малу, потому что каждому из них хотелось сесть к маме на ручки. Больше всех ей было жаль маленьких и так хотелось, чтобы у каждого из них была мама, пусть одна на троих, но не одна на шестерых.

А как тяжело было пережить нападки других людей, которые пытались обвинить Любашу в том, что она использует энергию детей в своих целях. Ее охватил страх и отчаянье, когда она услышала эти нелепые заявления, вернее, прочла, нашлись добрые люди – передали доклад одного из чиновников в райотделе. Приезжали бесконечные комиссии из района и края. Нет, они не выматывали ее, их она не боялась, потому что ей было что показать. Дети действительно жили хорошо, и ни одна из комиссий не могла сказать ничего плохого.

Однажды Люба была на открытие детского садика в районе, где ее дети выступали в художественной самодеятельности. Любаша подошла к женщине – депутату законодательного собрания края и попросила помощи, сказав, что нужна ей не материальная помощь, а моральная поддержка и защита. Та обещала помочь, а через несколько дней прислала очередную комиссию, чтобы разобраться, как это так, ей не нужна материальная помощь, и чем это она там занимается и откуда деньги. Это было последней каплей, переполнившей терпение Любаши, она захандрила и даже заболела. Жуткая депрессия, отсутствие желания что‑либо делать. Пришлось даже обратиться к коллегам – психологам, потому что самой ей было не справиться.

Однажды поздно ночью, лежа в постели, она услышала голос: «Ты думаешь, ты одна не спишь? Нет, в соседней комнате не спит брат Дианы. А знаешь о чем он думает? Виктор думает о том, как было бы хорошо, если бы у его мамы был дом, и чтобы в нем было все, что нужно для жизни, и они бы там все жили». «Этого не может быть! – возразила своему голосу Любаша. – Виктор меня любит!» – «С тобой никто не спорит, но по своим родным эти дети скучают!» Все еще не веря в услышанное, она все‑таки заставила себя встать с постели и пойти в комнату мальчишек. Там на втором ярусе кровати отвернувшись к стене лежал Виктор. «Спит!» – облегченно вздохнула женщина и с нежностью поправила одеяло. Ребенок, подняв голову, повернулся в ее сторону. «Ты не спишь?» – с надеждой в голосе, что это не так, спросила его Любовь. «Да что‑то не спится» – ответил ребенок. «О чем думаешь? Что тебя тревожит?» – «Да так». – «Хочешь я тебе расскажу, о чем ты думаешь?» И она рассказала все, о чем сообщил ей голос. «Это так?» – задала она вопрос. И в ответ услышала тихое несмелое «Да», но это «ДА» прозвучало в ее голове раскатами грома. «Ладно, спи, мы что‑нибудь решим», – сказала она и выскочила на улицу.

А голос не умолкал, он кричал: «А ты что думала, он один такой? Ты думала, их осчастливила? А для них их мамы навсегда останутся лучшими! Тебе больно? ТЫ не должна считать, что эти дети предали тебя, нет, они искренне тебе благодарны, но они дети честные и не предали своих родных и своих матерей, несмотря ни на что. Как только им стало легче, они нашли в себе силы их простить. А ты найдешь в себе силы простить детей за их любовь к близким и дать им то, в чем они нуждаются???»

Тяжело было это перенести без обиды, но Люба нашла в себе силы. Она пригласила детей в свою комнату по одному, поговорила с каждым и услышала, что кто‑то хотел бы увидеть дядю, кто‑то маму, кто‑то папу, кто‑то тетю. Кто‑то хотел жить с братьями и сестрами. Что пережила в эти моменты Люба! И тогда Любовь, обратившись за помощью к Богу, на заданный вопрос: «Как поступить?» получила совет: «Ты помнишь, о чем ты мечтала в детстве? Чтобы не было детских домов!!! А ты своими собственными руками создала еще один. Это не семья. Помогая всем, ты не сможешь помочь ни одному из них! Дети страдают, для них мама всегда остается мамой, какой бы плохой она не была. Вначале эти дети еще помнят обиду, боятся побоев, страшатся голода, но спроси любого из них через несколько дней, и каждый захочет увидеть хоть кого‑то из родных. Тебе нужно