События той ночи вернулись к ней яркой вспышкой.

Мрачный Фасад. Маскарад мира грез. Падающий пепел и лесные массивы. Небо разорвано в клочья кровоточащими фиолетовыми полосами. И его глаза. Всегда эти глаза. Снова и снова она видела черноту, настигнувшую их. Она смотрела, как в них расходятся круги, поглощая ее отражение, оставляя вместо него лицо незнакомки.

- Думаешь, маме понравится этот медальон?

- Что? - Изобель моргнула. - Да, - сказала она, понимая, что отец, должно быть, имел в виду подарок, который он забрал после обеда, в том магазине продавцу пришлось поискать футляр для спецзаказа. - Конечно, понравится.

Приближаясь к знаку «стоп» перед поворотом на их улицу, седан замедлил ход. Изобель закусила ноготь большого пальца.

- Эй, пап, - сказала она, не выпуская ноготь, - ты думал о… ты знаешь, для поступления нам стоит посмотреть на Мичиганский университет?

Вместо того чтобы плавно проехать мимо знака «стоп», как обычно, отец внезапно нажал на тормоз, от чего машина слегка дернулась.

Взглянув на отца, Изобель заметила его сжатые в тонкую линию губы.

- Я думал, - сказал он, его голос принял ту напряженную твердость, к которой она стала привыкать за последние два месяца. После Хэллоуина, как погода стала более холодной, так, казалось, и характер ее отца заметно похолодел. Изобель уже настолько привыкла ходить на цыпочках вокруг него, следить за словами и контролировать просьбы, что становилось все труднее вспомнить то время, когда обстановка между ними не была такой напряженной, такой осторожной.

Она удивится, если он когда-нибудь простит ее за ложь. За то, что сбежала. За то, что влюбилась в неправильного парня.

- И? – не отступала она.

Отец вздохнул. Ослабив хватку на руле, он повернул на свою улицу.

- И я думаю, это здорово, что ты думаешь о колледже, Иззи. Но, знаешь, мы не должны присматривать колледж прямо сейчас. Ты пока еще на предпоследнем курсе. Есть еще много времени. Если ты все еще думаешь о Мэрилэнде, мы можем поехать туда этим летом. Даллас и Национальные немного ограничивают нас в средствах, малышка. Я просто не думаю, что это возможно прямо сейчас. Кроме того, ты ведь не хочешь ехать в январе, не так ли?

- Но, - начала Изобель. Пытаясь сдерживаться, она вцепилась в дверную ручку. Она не могла казаться слишком нетерпеливой. Она не могла казаться слишком отчаянной, или он увидит ее излишнюю заинтересованность. Вздохнув, она начала снова.

- Пап, уикенд в честь дня Мартина Лютера Кинга - это единственное время, когда у меня нет тренировок или игры. И этим летом будет мой последний шанс побыть в лагере болельщиков.

Отец свернул на подъездную дорожку. Одновременно с этим он поднял руку к солнцезащитному козырьку и нажал на пульт дистанционного управления гаражных ворот.

Сейчас снег большими комками падал вниз, образуя завесу между решеткой радиатора машины и воротами гаража, открывающихся с низким скрежещущим шумом. Серая тень скользнула над ними, когда седан заехал в тускло освещенное пространство.

- Всегда есть весенние каникулы, Иззи. Может быть, мы можем съездить на твой день рождения. Проведем немного времени там. Можно посмотреть Иннер Харбор (прим. Иннер Харбор - гавань, одна из самых знаменитых достопримечательностей города Балтимор, штат Мэрилэнд). Я слышал, у них там огромный океанариум.

Заехав в гараж, он откинулся на спинку сиденья, положив обе руки на верхнюю часть руля.

- Но, знаешь, я разговаривал с твоей мамой об этом, и я не скажу, что она в абсолютном восторге от идеи, что ты будешь так далеко в колледже.

- Из-за того, что произошло на Хэллоуин.

Изобель тотчас же пожалела об этом разговоре. Она сложила руки между коленей, сильно сжав их в кулаки. Опустив глаза вниз, она посмотрела на кольцо победителя Национальных, и думала, как решить проблему с сомнениями родителей, заранее ожидая отпора.

Отец заглушил двигатель автомобиля, «убивая» рождественскую музыку. Он вытащил ключи из замка зажигания и в кабине возник свет. Изобель украдкой бросила взгляд на него. В резком свете черты его лица выглядели гораздо тяжелее, чем месяцами ранее. Морщины у рта казались глубже, чем она помнила, и, возможно, это было потому, что в эти дни она старалась избегать смотреть родителям прямо в глаза. Не только из-за чувства вины ото лжи и сбегания, или от безграничного беспокойства, которое она причинила им обоим в ту ночь, но и потому, что она стала бояться своей собственной открытости, бояться, сколько правды они смогут увидеть. Особенно отец.