Назначение императором трехлетнего мальчика (1875)

Когда январским вечером 1875 года сын Цыси умер, мать находилась рядом с ним. Перед самой его кончиной вельможи, предупрежденные лекарями о скором завершении земного пути императора, вбежали в императорскую опочивальню и нашли его едва дышащим, а Цыси находилась в слишком подавленном, чтобы говорить сквозь слезы, состоянии. Какое-то время потоптавшись у смертного одра, они покинули комнату, чтобы не мешать прощанию матери с сыном. Прошло совсем немного времени после объявления о кончине императора, и, пока все еще плакали от горя, вельмож вызвали к вдовствующей императрице, которая заранее хотела сделать им распоряжения.

Великий князь Гун, ни при каких обстоятельствах не теряющий рассудительности, принял решение держаться от всего происходящего подальше. Зная Цыси, он мог почувствовать необычность ее грядущих указаний, и у него возникли сомнения по поводу своего участия во всем этом деле. Но при всех колебаниях он откликнулся на приглашения вместе с остальными сановниками. Цыси в лоб спросила их, поддерживают ли они предложение, чтобы она с императрицей Чжэнь продолжили правление страной «из-за ширмы». Один мужчина незамедлительно ответил: «Да!» – и спросил, готова ли вдовствующая императрица ради благополучия империи назвать имя нового императора и продолжить правление страной как прежде. На это Цыси от себя и от имени императрицы Чжэнь заявила: «Мы обе свое решение приняли, и ни малейших разногласий между нами не существует. Теперь мы говорим свое окончательное слово, не подверженное никаким изменениям или толкованиям. Слушайте и повинуйтесь!» Такую предельно категоричную формулировку она произнесла с позиции силы. Император Тунчжи не оставил наследника, не позаботился он и об изложении своей последней воли с указанием преемника. И перед самой смертью он попросил двух вдовствующих императриц взять управление империей на себя. Теперь именно они должны были назначить нового монарха.

Цыси объявила, что обе императрицы готовы усыновить отпрыска от имени их покойного мужа и заняться воспитанием ребенка. Стало ясно, что Цыси снова собирается править империей в качестве вдовствующей императрицы, причем править ею как можно дольше. Достойным и правильным делом было бы усыновить наследника за ее умершего сына. Только вот если такому было суждено случиться, Цыси, как бабушке, было бы сложно обосновать свое право на власть. К тому времени вдова императора Тунчжи дева Алютэ была еще жива, и ее следовало считать вдовствующей императрицей. Но странное предложение Цыси не встретило ни малейших возражений. Практически все радовались ее возвращению во власть. Ей удалось провести выдающуюся работу до того момента, как ее сын взошел на престол. За свое короткое правление сын, наоборот, обещал одну только катастрофу. Практически всех ее сановников покойный император подверг сознательным упрекам, а многих просто разжаловал, и кто знал, чему суждено было случиться, если бы Цыси не находилась рядом, чтобы в нужный момент унять сына. Тот факт, что она снова берет бразды правления в свои руки, принес вельможам огромное облегчение, и прежде всего сторонникам реформ, не реализованных из-за застоя последних нескольких лет.

Затем Цыси назвала имя нового императора: трехлетнего сына ее сестры и великого князя Цюня по имени Цзайтянь.

Великий князь Цюнь как раз находился в кабинете Цыси, и, когда назвали имя его сына, он совсем не обрадовался, напротив, этого сановника охватил паралич от ужаса. У стоявшего на коленях перед троном великого князя случился приступ судорог: он выл и бился головой об пол до тех пор, пока не потерял сознания, выставив напоказ белье. Этот мальчик в то время оставался единственным его сыном, поэтому великий князь с женой берегли его как бесценное сокровище, ведь старший их сын умер. Казалось, будто великий князь расстается со своим единственным сыном навсегда. Цыси с совершенно невозмутимым видом приказала удалить великого князя Цюня из зала. Свидетели этой сцены сообщили, что «он лежал в углу и никто не обращал на него ни малейшего внимания. Великий князь представлял картину сломленного человека».

Великие советники удалились, чтобы написать указ о провозглашении нового императора. Трясущемуся от напряжения мужчине, назначенному писать его, едва удавалось ровно держать кисточку. Наблюдавший за всем этим Жунлу, в ту пору высокопоставленный чиновник, человек, горячо преданный Цыси, настолько торопился, боясь возражений до окончания начатого дела, что схватил у писца кисточку и сам стал выводить иероглифы указа. Он откровенно нарушил порядок, так как не относился к категории великих советников. Жунлу, судя по всему, помог Цыси решиться назвать имя нового императора сразу после смерти своего сына, чтобы никто не смог выступить против ее воли.

Для Цыси все прошло гладко. Формальности, связанные с назначением монарха, заняли совсем немного времени, и за новым императором без промедления отправили свиту. Еще до первых лучей зари трехлетнего ребенка разбудили, отобрали у матери, завернули в тяжелые придворные одежды, посадили в паланкин рядом с сановником, принесли в Запретный город при свете фонарей и в темном зале заставили исполнить обряд коутоу перед Цыси и сидящей рядом с ней императрицей Чжэнь. Потом его положили в постель, где находилось тело мертвого императора Тунчжи, чтобы он исполнил обязательный обряд плача, который у него получился вполне естественно, так как его подняли рано и не дали выспаться. Так началась новая жизнь императора Гуансюя или императора «блестящего продолжения».

А для Цыси настал момент мести великому князю Цюню. За страдания, перенесенные ею из-за казни Крошки Аня, теперь она вонзила нож в сердце великому князю, отобрав у него единственного сына. И сделала это так, что у великого князя Цюня не возникло повода для жалобы: в конце-то концов, его сына вознесли до вершины положения императора.

После назначения его сына императором великий князь Цюнь утратил свою политическую роль. Как родного отца императора его не могли назначить официальным регентом, зато появился повод разжаловать со всех постов, чтобы избежать потенциального обвинения во вмешательстве с его стороны в государственные дела, то есть преступлении, по тяжести равноценном государственной измене. Великий князь Цюнь без промедления подал в отставку, сформулировав причину исключительно робким языком. Цыси предложила сановникам обсудить его прошение, и великий князь Гун настойчиво рекомендовал отставку принять. Среди причин он привел протокольное противоречие. В качестве государственного чиновника великий князь Цюнь обязан был исполнять перед императором обряд коутоу, но для отца перед своим сыном такой обряд не допускался. Реакционный союзник великого князя Цюня императорский наставник Вэн видел, что с уходом того в отставку сопротивляться сторонникам реформ будет некому, поэтому просил сохранить за Цюнем один ключевой пост – начальника императорской гвардии. Цыси такое предложение отвергла и приняла полную отставку великого князя Цюня. Правда, одну должность за ним она сохранила, но при ней он не мог обладать реальной властью: ему поручили присматривать за мавзолеями цинских императоров. К тому же, разумеется, она воздала ему все положенные почести.

Отстранив великого князя Цюня от всех серьезных дел, Цыси надежно заткнула ему рот. Любой протест с его стороны по поводу ее политических решений теперь рассматривался исключительно как вмешательство в государственные дела и влек за собой уголовный приговор. Великий князь Цюнь прекрасно осознавал намерения Цыси. Опасаясь того, что она может пойти дальше и найти основание для обвинения его в государственной измене, князь написал ей подобострастное послание, в котором заверил вдовствующую императрицу в отсутствии у него каких-либо намерений мешаться у нее под ногами. С великим князем Цюнем как вожаком лагеря китайских ксенофобов было покончено. Часовую мину, стоявшую на взводе под империей, удалось разрядить.

Этому великому князю предстояло пережить еще одну личную трагедию. Сестра Цыси родила еще двоих сыновей, но один из них прожил всего полтора дня, а второй умер через несколько лет, став жертвой, как уверяли слуги, чрезмерной родительской любви. Его родители постоянно переживали о том, что он может переесть (переедание считалось главной проблемой детей в богатых семьях), и в результате он заболел от недоедания.

Великого князя удивляло то, что Цыси не хочет расправиться с ним окончательно. Наглядно продемонстрировав свою возможность покончить с Цюнем, она удостоила его многочисленными милостями. Цыси предоставила ему наложниц, и великий князь сподобился получить от них еще троих сыновей; старшему, родившемуся в 1883 году, Цыси сама дала имя Цзайфэн. Она к тому же поручила великому князю надзор над обучением малолетнего императора, то есть предоставила возможность видеться с сыном. Жену великого князя, сестру Цыси, от случая к случаю приглашали во дворец, чтобы она могла навестить сына тоже. Ни отцу, ни матери не позволялось проводить время со своим ребенком по собственному усмотрению, так как он теперь числился императором и приемным сыном Цыси. Зато ее забота о нем превосходила самые смелые ожидания великого князя Цюня, и его благодарность ей было не передать словами.

Наряду с сердцем великого князя Цыси покорила сердца и его друзей, показав им: она не держит на них зла, и тем самым умело купила их с потрохами. Она назначила императорского наставника Вэна главным наставником нового юного императора, за что он чувствовал себя в неоплатном долгу перед ней. Вдовствующая императрица повысила по службе губернатора Дина, который фактически казнил Крошку Аня, и воздала ему положенные почести, как будто ни в чем предосудительном он замешан не был. Когда этого губернатора повысили до наместника императора, он последовал цинской традиции и отправился в Пекин для положенной аудиенции. Перед его приездом Цыси передала ему через лорд-камергера Жунлу 10 тысяч лянов серебром, чтобы он не скупился на расходы в столице, где ему предстояли обязательные развлечения и преподнесения подарков. Дину не хватало денег: как честный человек, он не пользовался своим служебным положением и не тратил казенных средств на себя. Жунлу преподнес дар как бы от себя лично, но Дин, не состоявший с ним в дружеских отношениях, понял происхождение денег. Он не просто их принял, а дал расписку и попросил «ссудить» еще 10 тысяч лянов, которые Жунлу тут же ему выдал. Таким образом этот пожилой человек намекнул на свое понимание того, что благодетель его – Цыси (он бы никогда не попросил у другого вельможи больше) и что он соглашается на ее условия сотрудничества. Невзирая на то, что ни Дин, ни императорский наставник Вэн от своих реакционных взглядов не отказались, они больше никогда не доставляли вдовствующей императрице беспокойства.

Итак, Цыси устранила все препятствия и направила свою империю на курс, проложенный ею с самого начала. На этот раз она собиралась ускорить темпы движения к цели. Во время вынужденного затворничества в гареме она не позволяла своему рассудку пребывать в простое и очень много узнала о внешнем мире из докладов и дневников путешественников, которых она отправила еще в те первые поездки по миру. В Гонконге и договорных портах вырос тираж газет европейского типа, поступавших в распоряжение двора, где они превратились в неотъемлемый источник информации. По сравнению с предыдущим десятилетием, когда Цыси впервые пришла к власти, теперь она гораздо лучше понимала не только Запад, но и к тому же видела признаки новизны современного мира. Цыси убедилась в том, что разрешить проблемы ее империи способна модернизация страны, также понимала, как много времени было потрачено впустую. С момента смертельно опасного предупреждения ей в виде казни Крошки Аня и на протяжении пятилетнего периода правления ее сына Поднебесная империя находилась в состоянии застоя. Теперь Цыси собиралась наверстать это упущенное время.

Глава 11