Путешествие в страну мертвых

 

Пожалуй, среди тода найдется немного таких, которые бы знали столько легенд, сколько их знает Нельдоди. Однажды он спросил меня:

– Ты слышала о Понетане?

– Нет.

– Так послушай.

"Давно это было. Много поколений тому назад, а сколько – не помню. Жил в Нажмиодре человек из рода Карш. Звали его Понетан. Он был очень богат и имел много буйволов. Так много, что, когда он утром выпускал их из загона и первый буйвол доходил до горы Мупуф, последний еще оставался в загоне. В те времена люди свободно ходили в Аманодр навещать своих мертвых родственников, а буйволы умели разговаривать, как люди. Была у Понетана одна священная буйволица. Она была такая священная, что тот, кто пил ее молоко, сразу умирал. Однажды Понетан отправился в Аманодр. А в это время в манд прилетела ворона. Ворона, все это знают, лживая птица. Ей очень хотелось иметь буйволов Понетана. Она сказала священной буйволице, что Понетан приказал ей идти в Аманодр и прихватить с собой еще тридцать других. Буйволы двинулись в Аманодр. Но случилось так, что Понетан вернулся из страны мертвых раньше, чем его ожидали, и на дороге, недалеко от Нажмиодра, увидел бредущих буйволов. Он спросил их:

– Куда вы идете?

– К тебе в Аманодр, – ответили буйволы и рассказали Понетану о вороне.

Тут Понетан понял, что ворона хотела обмануть его и буйволов. Он заплакал от горя и радости. И буйволы тоже заплакали. От их слез образовалась большая лужа. Ее и сейчас можно видеть у Нажмиодра. С тех пор живые перестали ходить в Аманодр. И буйволов убивают во время погребальной церемонии, потому что они не могут ходить живыми в Аманодр".

– Хорошая история? – спросил Нельдоди.

– Очень, – ответила я. – А кроме Понетана, кто‑нибудь из живых ходил в Аманодр?

– Я же сказал, – удивился Нельдоди моей непонятливости, – что очень многие туда ходили.

– А легенды еще об этом есть?

– Ну, амма! – развел руками старик. – Тебе расскажешь одну легенду, а ты сейчас же требуешь еще. Ну ладно, слушай. Ёна знаешь?

– Лично нет, а только по рассказам.

– Так вот бог Ён тоже не всегда жил в Аманодре. Он отправился туда, когда умер его сын Пюв, и забрал с собой буйволов. Но Текерзши попросила Ёна вернуть буйволов живым людям. И Ён согласился. Тогда люди из рода Норш отправились в Аманодр за буйволами. Ён дал им, кроме буйволов, золотую посуду для храма и золотую сбивалку для масла. Но эти тода так занялись разговорами со своими умершими родственниками в Аманодре, что забыли захватить с собой посуду и сбивалку. Они вспомнили о забытых вещах на полпути и снова вернулись в Аманодр. Но бог Ён рассердился на них за то, что они не взяли сразу его подарки, и не отдал им золотую посуду и сбивалку. "Сделайте теперь все сами", – сказал он этим растеряхам. "Но у нас нет золота, – ответили опечаленные люди. – Только боги могут дать нам его". "Ничего, – засмеялся Ён, – обойдетесь без золота! Идите и сделайте все из бамбука". Вот с тех пор люди и делают посуду и сбивалку из бамбука. Ну, теперь ты веришь, что не только Понетан ходил в Аманодр?

– Верю, – сказала я и подумала о том, что в каждой легенде есть свое рациональное зерно. А что, если это "зерно" – Аманодр? Ведь ходили туда живые когда‑то. Значит, Аманодр реально существовал, а может быть, и существует.

– Нельдоди, – начала я осторожно, – ты знаешь, где Аманодр?

– Знаю, – серьезно и без колебаний ответил он и показал рукой на запад.

– Туда можно пойти?

– Можно. Только сейчас живые туда не ходят. Ты же слышала историю о Понетане.

– Слышала. А ты знаешь путь в Аманодр?

– Знаю. И Мутикен знает.

– Своди меня в Аманодр.

У Нельдоди отвисла нижняя челюсть. Он махнул безнадежно рукой и, не сказав ни слова, с достоинством удалился. Я поняла, что на Нельдоди рассчитывать не приходится.

Ивам посоветовала поговорить об этом с Апаршем. В манде, куда я отправилась на следующий день, Апарша не оказалось. Мне сказали, что он сидит на шоссе с молоком и ждет машину из кооперативного общества. И действительно, пройдя с полмили я увидела скучавшего на обочине шоссе Апарша в окружении молочных бидонов.

– Эй, амма! – сразу оживился он и лихо, как‑то по‑разбойничьи сверкнул глазами из‑под красной повязки, надвинутой на самые брови.

Я объяснила цель своего прихода.

– Аё! – удивился Апарш. – Но ведь никто в Аманодр теперь не ходит. Последним там был Понетан.

В устах Апарша эта фраза прозвучала так обыденно, как будто Понетан был по крайней мере его соседом. Но рассказать, как пройти в Аманодр, Апарш все‑таки согласился.

– Надо идти на запад, – начал он. – Значит, пошли?

– Пошли, – кивнула я.

– Доходим до Кеккотимарш – это около Итлара. Потом сворачиваем и доходим до Марувайвема, что около Эрга‑манда. Это здесь, – безошибочно ткнул пальцем Апарш в карту, которую я перед ним развернула. – Теперь доходим до Кинаттвелли. – Увидев, что я не поняла, он пояснил: – Кинаттвелли – это река Аваланче, так называют ее тода. Отсюда идет дорога Куршавгудр. Надо идти и идти по этой дороге, пока не дойдем до Кимменпель. Это большой лес. Проходим лес и видим очень удобное место – Курубарр. Здесь мы садимся и едим. Поняла? Тебе все ясно?

Мне было все ясно, кроме одного. Я сижу на обочине шоссе, по которому мчатся автомобили и автобусы, сделанные в XX веке, и… обсуждаю со всей серьезностью маршрут в страну мертвых, аккуратно записываю в блокнот путь по крайней мере в I тысячелетие до н. э. И этот путь мне почему‑то не кажется нереальным. Вот это было несколько странным и неясным и наводило меня на некоторые печальные размышления. Поистине все смешалось на этой планете. А может быть, планета здесь ни при чем? И все дело в моих уставших мозгах?

– О чем ты думаешь? – откуда‑то издалека прозвучал голос Апарша. – Слушай же дальше.

Я стряхиваю оцепенение и опять берусь за карандаш.

– Мы видим гору Парнершпем и карабкаемся на нее, – как ни в чем не бывало продолжает Апарш, – потом спускаемся. Здесь стоят два камня. Один Неджмудкаш, а другой Панипкаш. Потом доходим до Пуверикен, это река в три фута шириной. Только хорошие люди могут перейти эту реку по нитяному мосту.

– Сколько миль до нее? – спрашиваю я.

– Пять миль от истоков Верхней Бхавани. За ней будет река Пувитиар. Здесь мы смываем с себя пепел, потому что нас сожгли после смерти.

"Мы смываем с себя пепел, – автоматически пищу я, – потому что нас сожгли". Смысл фразы никак не укладывается в голове.

– Кого сожгли, Апарш? – переспрашиваю я.

– Амма! – назидательно говорит он и надвигает красную повязку совсем на глаза. – Я думал, ты умнее.

Не могу же я сказать Апаршу, что до сегодняшнего дня я тоже так думала.

– Ну ладно, – малодушно соглашаюсь я. – Смыли пепел, а дальше?

– Пувитиар, – объясняет Апарш, – значит "камень пепла". Дальше идут два пути. Патталвал – "правый путь", это для мужчин. А Пушталвал – "левый путь", для женщин. За лесом с двумя тропами есть долина Падматар. Там живет собака Пурешной.

В это время на шоссе показывается небольшой крытый автофургон. Машина замедляет ход и останавливается. Апарш вскакивает и бросается к бидонам.

– А дальше что? – кричу я ему. Апарш уже из кузова громко отвечает:

– Дальше ничего! Мы уже пришли в Аманодр. Шофер высовывается из кабины и удивленно переводит взгляд с меня на Апарша и опять с Апарша на меня.

– Куда пришли? – спрашивает он.

– В страну мертвых, – как можно равнодушнее отвечаю я.

– Тьфу! – почему‑то свирепеет шофер и дает газ. Машина срывается с места и, гремя бидонами, исчезает за поворотом.

На шоссе теперь пусто: ни Апарша, ни его бидонов с буйволиным молоком. Может быть, мне все это приснилось? Но вот мой взгляд падает на карту. Она лежит одиноко на траве, придавленная по краям камнями. Жирная извилистая линия "пути в страну мертвых" пересекает ее с севера‑востока на юго‑запад. Значит, Аманодр существует…

Пройти по следам Понетана оказалось не так‑то легко. На все просьбы провести меня в Аманодр отвечали односложно:

– Ён запретил живым туда ходить.

Ну не умирать же в самом деле для этого.

Старейшины рода Карш, выслушав меня, качали головами и скребли бороды. Казалось, никакие доводы на них не подействуют. Но все наконец решила случайная фраза.

Старейшины устали от пререканий со мной, и один из них спросил:

– Амма, почему ты хочешь идти в Аманодр тода, сходи в свой.

– У нас нет Аманодра.

Старейшины перестали скрести бороды и в недоумении уставились на меня.

– Как "нет"?! – закричали они в несколько голосов. – А куда же люди твоего племени идут после смерти?

– Я не знаю, они мне не сообщали об этом.

– Аё! Амма, как же можно так жить? Что это у тебя за племя? – переполошились старейшины.

– Племя как племя, – сказала я. – И без Аманодра как‑то обходимся.

Чувства гостеприимства старейшин рода Карш были подвергнуты жестокому испытанию. Они поняли, что отказывали в посещении страны мертвых человеку, у которого не было собственного Аманодра и которому после смерти негде преклонить голову…

Через неделю, напутствуемые благими пожеланиями старейшин, мы отправились в страну мертвых. "Мы" – это Мутикен, его брат Наждоць и я. Сначала мы сели на автобус и поехали в направлении к Керале, к истокам реки Верхняя Бхавани. Ездить в страну мертвых на автобусе – удовольствие ниже среднего. Но вот шоссе кончилось, автобус развернулся и укатил, а мы остались у подножия невысокой горы. Повсюду, насколько хватало глаз, голубели Нилгири, и только на западе были видны вершины Западных Гхат.

– Нам туда. – Мутикен показал по направлению к Гхатам. – Миль десять, не больше.

Правда, как потом выяснилось, их было пятнадцать. Но когда речь идет о путешествии в страну мертвых, никто с милями не считается. Мы шли через горы, карабкались на них, спускались с них. Мы продирались сквозь заросли. И Мутикен кривым тяжелым ножом рубил кустарник. Не было ни тропинок, ни удобных подъемов. Мы брали горы в лоб и скатывались с них прямо в горные потоки. И так миля за милей, по пути мертвых, в их страну. Но у этого пути были свои древние приметы. Вот брошенный древний храм на склоне горы. От него остался только фундамент – круг неотесанных камней. Перевалив очередную гору, мы увидели плоский камень, врытый вертикально в каменистую почву. Это был знаменитый Неджмудкаш – "камень забвения". Он имел метра полтора в высоту. Мертвые в Аманодре должны жить счастливо и без печали. Если коснуться грудью Неджмудкаша, то забудешь о живых родственниках и друзьях и больше не будешь о них грустить. Напротив стоит камень Панипкаш. Он снимает все болезни. Милях в трех от камней в мрачном ущелье течет река Пувитиар. На ее берегу лежит огромный гладкий валун. В этой реке мертвые смывают с себя кремационный пепел и сажу и дальше идут чистые и умытые. От Пувитиар мы опять поднимаемся в гору, пересекаем ложбину, поросшую джунглями, и снова поднимаемся. На горизонте видна еще одна вершина. Она господствует над местностью. Это Темушкуль. За ней уже Керала, Малабар. Наждоць показывает на склон Темушкуля.

– Там Аманодр, – говорит он.

Мы снова двигаемся в путь. Не знаю, как для мертвых, а для живых путешествие в Аманодр – занятие утомительное. Мы идем по пути людей, а есть еще путь для буйволов. Люди приходят в Аманодр с востока, буйволы – с северо‑востока. Наконец мы снова подходим к джунглям. У самой их опушки я вижу два кольца камней. Это древние погребения, этапы какого‑то маршрута далекого прошлого. На поверхности остался только ряд камней, остальные глубоко ушли в землю. Каждый из этих кругов около 3 м в диаметре. В середине лежат плоские каменные плиты.

В джунглях прохладно, все располагает к длительному отдыху. Лес священный и называется "патольрх", что значит "двойной путь". Женщины идут по своей тропе, мужчины – по своей. Здесь Мутикен показывает мне две тропы: "правый путь" и "левый путь". Все в подробностях совпадает с маршрутом Апарша. За лесом течет ручей, и мы выходим к тихой заводи, образуемой крутым его изгибом. Это Пуверикен. На берегах заводи строго друг против друга стоят два высоких гранитных валуна. Сюда приходит бог страны мертвых Ён и натягивает нитку между валунами. Мертвые идут по нитке. Тот, кто грешил – убивал, воровал, не уважал мать, был подл и лжив, – по нитке пройти не сможет и упадет в воду. Там пиявки сосут из него кровь. Грешник остается в воде до тех пор, пока Ён не простит его. Тогда к заводи приходят две буйволицы – Ожум и Пожум (те, которые дерутся во время грозы), выпивают всю воду и на рогах выносят прощеного грешника на берег. Теперь он может снова продолжать путь. А вот нам пришлось опять задержаться. Я снова увидела погребение. "Колодец" стоял на вершине холма – рядом с Пуверикеном. В невысокой циклической стене оказался проход, повернутый на запад. В центре круга, диаметр которого не превышал 4 м, были врыты два вертикальных камня. Их высота составляла около 80 см. Циклический ряд камней окружал менгиры. "Колодец" явно отличался от тех, что стоят на священной горе Мупуф. Что это? Погребение более раннего типа, чем классический "колодец", или какое‑то святилище? Мутикен вывел меня из задумчивости.

– Это сделали люди Аманодра, – сказал он.

– Ты уверен в этом?

– Так же как и в том, что я Мутикен.

Я получаю еще один аргумент в защиту прав предков тода на "колодцы".

– Зачем они это здесь построили? – пристаю я к Мутикену.

Тот терпеливо объясняет.

– На этих камнях сидят люди Аманодра и смотрят, как мертвые переходят через нитяной мост. Это очень священное место. А теперь, амма, смотри сюда. – И Мутикен показывает на излучину, которая поворачивает на запад. – Вот здесь Квотен нашел золотой волос и увидел Текерзши.

Чем ближе мы подходили к стране мертвых, тем тревожнее перешептывались между собой оба тода. Они напряженно вглядывались в горы и каждый раз вздрагивали, когда из‑под ног вылетала с шумом птица.

Наконец мы пересекли еще одну реку и вышли на ровный лужок. Это был Падматар. Метрах в ста от берега реки лежал большой камень. За ним прячется собака Пурешной. Пришедший в Аманодр должен миновать это расстояние бегом. После такого пути и еще стометровка! Пурешной обязательно поймает человека, если тот любил женщин из рода своей матери, и надругается над ним. Мы прошли камень и направились к длинному валу, напоминающему древнее земляное укрепление. Перед валом Мутикен и Наждоць замедлили шаги. Мутикен даже прикрыл глаза: он боялся увидеть на валу своих мертвых родственников. Ибо они сидят именно там и встречают вновь приходящих. Однако родственники были чем‑то заняты и не появились, а мы благополучно миновали вал.

– Аманодр! – коротко бросил Наждоць.

Я осмотрелась вокруг. Передо мной лежала узкая тихая долина, по дну которой журчал ручей. Мягкая свежая трава покрывала склоны окружающих гор. В долине было тепло и солнечно. И только негромкое пение птиц нарушало тишину.

"Симпатичное местечко", – подумала я.

Взглянув на карту, я определила, что мы находимся у самой границы с Малабаром. Очевидно, преподобный Жакоме Финичио шел к тода с Малабара этим путем.

– Идем, я покажу тебе самое главное, – потянул меня за руку Мутикен.

Мы прошли немного вдоль ручья и остановились перед двумя курганами. На вершине одного из них лежал большой валун, на другом был врыт вертикальный камень.

– Это "ырпудж", – объяснил Мутикен. – Сюда уходят буйволы. А рядом "орпудж" – вход в Аманодр для людей.

– Значит, Аманодр под землей? – спросила я.

– Нет. Он и наверху тоже. Это все Аманодр – страна мертвых.

Я обошла курганы. Они были явно сделаны рукой человека. Перед нами были древние погребения. Может быть, самые древние из известных нам в Нилгири. Возможно, там лежали предки тода, и не кремированные, а похороненные в земле. Отсюда и поверье: люди уходят в землю в другой мир. Эти курганы необходимо раскопать. Тогда, может быть, многое прояснится в истории племени тода.

Предпринятое мною путешествие в Аманодр не было простым любопытством. Обычно примитивные народы помещают страну мертвых там, откуда пришли их предки. Тода не являются исключением. Мой поход в Аманодр помог мне установить направление и часть пути предков тода. Они пришли с запада. У Малабара этот путь оборвался. По всей видимости, в течение многих веков тода забыли свой древний маршрут и Аманодр автоматически передвинулся ближе к местам их теперешнего расселения. Позднее мне самой удалось проследить этот путь несколько дальше. Вплотную к Аманодру со стороны Малабара подходит горный район Аттапади, расположенный в дистрикте Палгхат. На востоке Аттапади находится Долина молчания. Местное племя мудугаров считает, что там живут духи умерших предков. Вряд ли это совпадение случайно. Возможно, что Долина молчания – естественное продолжение Аманодра. В Аттапади следы этого пути пока обрываются. Несомненно, что тода пришли в Нилгири с Малабара. Их путь с запада отмечен древними погребениями. На западе живут их предки и боги.

 

Великие камни юга

 

Мегалит – древняя и очень своеобразная культура "великих камней". Она нашла свое отражение в погребальных и ритуальных памятниках. Люди мегалитической культуры хоронили своих мертвых странным способом и отмечали места погребений кольцом неотесанных камней, огромными валунами или высекали могилы в скалах. Они поклонялись камням, врытым вертикально, святилищам, сложенным из плоских камней, и приносили им жертвы. С тех пор прошли тысячелетия. Исчезли те, кто создал мегалитические погребения и алтари, и как свидетели прошлого остались только загадочные кольца камней, дольмены и врытые в землю камни, напоминающие странные очертания человеческих фигур. Создатели мегалитической культуры тысячелетия тому назад населяли обширные пространства от Средиземноморья до Месопотамии и Кавказа, от страны древнего Ирана до Индии. Что это были за племена и народы, объединенные общностью погребального ритуала, откуда они пришли и где осели, чем они занимались и на каком языке говорили – сейчас сказать трудно.

Памятники мегалитической культуры довольно интенсивно покрывают территорию Южной Индии. Что касается Северной и Центральной Индии, то за малым исключением они там отсутствуют. Андхра Прадеш, Тамилнад, Майсур и Керала своими мегалитами привлекли внимание английских и индийских археологов еще в прошлом веке. Раскопки погребений более или менее регулярно ведутся уже два столетия. Сначала этим занимались археологи‑одиночки, затем – Археологическая служба Индии. Был накоплен богатейший материал, позволяющий сделать некоторые выводы. Раскопки в Брахмагири и Маски в Майсуре, в Чинглепате, Пуддуккотаи и Адичиналлуре в Тамилнаде, в Шорануре и Дживарджи в Андхра Прадеш, в районе Кочина в Керале значительно обогатили наши знания о создателях южноиндийского мегалита. Результаты этих раскопок оказались немалым вкладом в мировую археологическую науку.

Если вы путешествуете по Югу Индии, то обязательно наткнетесь и в горном районе, и в долине на камни, врытые вертикально, и на древние погребальные кольца камней. Многие из них еще не тронуты и ждут своих исследователей. В 1947 году английский археолог Уиллер раскопал мегалитическое погребение в Брахмагири. Окруженное традиционным кольцом камней погребение имело в центре каменный ящик, сложенный из плоских плит, где находились останки. В захоронении Уиллер обнаружил железные предметы, черно‑красную керамику и другие вещи, необходимые умершему в "том мире". Брахмагирское погребение, содержавшее ярко выраженные признаки культуры железного века, Уиллер датировал III веком до н. э. Под слоем захоронения периода железного века исследователь нашел следы иной культуры. Это была так называемая южноиндийская культура каменного топора, относящаяся к эпохе неолита. Неожиданным и странным явилось одно обстоятельство. Не существовало никаких переходных слоев между эпохой железа и культурой "каменного топора". Погребение в Брахмагири почти не содержало каменных орудий. Переход от неолита к железу совершился резко и быстро. По всей видимости, обе культуры не были связаны между собой. При исследовании материала Брахмагири напрашивался только один вывод: культура железа, столь характерная для мегалитических погребений, возникла сразу, а не развилась на основе местного неолита. Но история человечества со всей убедительностью свидетельствует, что ничего сразу не возникает и что любая новая культура должна иметь корни в предшествующей. В Южной Индии эта эволюционная закономерность оказалась странным образом нарушенной. Поэтому стало историческим фактом, что кто‑то принес с собой культуру железа в Южную Индию.

Носители этой культуры, племена или народности, вероятно, были более развиты, нежели местное население, представлявшее культуру "каменного топора". И поскольку на Юге культура железа ассоциируется в основном с мегалитическими погребениями, то, очевидно, создатели мегалитов были пришельцами, принесшими с собой новую материальную культуру и обычай складывать для своих умерших кольца из камней. Естественно возникают вопросы, когда это случилось и откуда пришли в Южную Индию создатели мегалитических погребений, знакомые с железом?

На первый из этих вопросов ответить относительно легко. Он связан в какой‑то мере с датировкой мегалитических памятников. Расхождений при этом много, поскольку те методы, которые использовались при определении времени погребений, не отличались точностью. Ряд ученых сходятся во мнении, что поздняя граница южноиндийского мегалита пролегает где‑то в районе I века до н. э. – I века н. э. Что же касается ранней его границы, то есть периода практического возникновения мегалитической культуры, то по этому вопросу имеется не одно предположение. Видный антрополог Фюрер‑Хаймендорф считает, что мегалит возник в Южной Индии в середине I тысячелетия до н. э. Индийский ученый Т. Б. Наяр называет несколько иную дату – начало I тысячелетия до н. э. и допускает даже более ранний период. Его коллега М. Арокиасвами, занимающийся проблемой происхождения дравидов, приводит ту же дату. Известный археолог Б. Субба Рао утверждает, что мегалит Южной Индии нельзя датировать более ранним временем, чем VI век до н. э. Английский исследователь Гордон относит появление пришельцев на юге страны к VII–IV векам до

н. э., а Слейтер – к X–VIII векам до н. э. Археолог М. Тейлор, раскапывавший мегалитические погребения в Андхре в конце прошлого века, пришел к выводу, что самые ранние из них насчитывают минимум три тысячи лет и, видимо, относятся к концу II тысячелетия до н. э. Таким образом, ранняя граница мегалитических погребений растянута во времени от конца II тысячелетия до IV века до н. э. Сейчас трудно сказать, кто из ученых прав. Дело в том, что датировка южноиндийского мегалита производилась по конкретным погребениям. И вполне вероятным может оказаться, что все эти даты имеют основание. Вряд ли можно считать, что мегалитическая культура Юга Индии насчитывает всего несколько веков. То разнообразие, которое мы наблюдаем при исследовании мегалитических погребений, свидетельствует, возможно, о длительной эволюции этой культуры на протяжении не менее тысячи лет. Но это разнообразие тем не менее сохраняло общие черты, присущие культуре мегалита в целом.

Индийский ученый В. Кришнасвами сделал попытку классифицировать типы южноиндийского мегалита[69]. Он выделил три основных типа мегалитических погребений: чинглепатский, пудуккоттайский и кочинский.

Чинглепатский тип погребений имеет три разновидности. Первая – дольменоидный кист, или каменный ящик, слегка возвышающийся над поверхностью и окруженный кольцом камней. Ящик обычно сориентирован с востока на запад. Внутри таких захоронений иногда попадаются глиняные саркофаги с той же ориентацией, что и сам кист. Вторая разновидность – это глиняная урна, помещенная в земле и отмеченная сверху кольцом камней. И наконец, в третьей разновидности чинглепатского типа мегалитических погребений место захоронения отмечено только курганом или холмом. Внутри находится урна или саркофаг.

Пудуккоттайский тип мегалитов имеет тоже свои разновидности. Первая – урна, помещенная в землю и отмеченная кольцом камней. Саркофаги в таких погребениях уже не встречаются. Вторая разновидность – опять‑таки традиционное кольцо камней, в центре которого врыт кист, образованный плоскими плитами, сориентированный с востока на запад и разделенный обычно на две секции. К этой разновидности пудуккоттайского типа принадлежат и знаменитые мегалитические захоронения Брахмагири.

И наконец, кочинский тип, отличающийся от первых двух тем, что место захоронения обычно отмечено одиночным вертикальным камнем (менгир) или валуном своеобразной формы, иногда напоминающим гриб или зонтик. В таких погребениях использовались урны и кист нередко высекался прямо в скальной почве.

Изучая эти типы мегалитических погребений, можно установить и способы захоронения. Хоронили в урнах, в саркофагах, каменных ящиках или просто в земле. Несколько способов захоронения могут сочетаться в одном погребении. Так, урна или саркофаг могут находиться в каменном ящике, или тело помещали прямо в землю рядом с кистом, и так далее. Важный момент при изучении способов захоронения – состояние и помещение самих останков. Археологический материал, имеющийся в нашем распоряжении, дает возможность отметить кое‑какие характерные черты погребального ритуала. Наиболее распространенным в мегалитах Южной Индии является так называемое вторичное погребение. Разрозненные человеческие кости, обнаруженные во многих погребениях, свидетельствуют о том, что первая погребальная церемония не связана с захоронением, как таковым. Существовал, очевидно, какой‑то ритуал, после которого от умершего оставались кости. Возможно, кости выборочно помещались в погребение. Такое вторичное погребение характерно для большинства мегалитов Чинглепата, Адичиналлура, Брахмагири, Шоранура и других. Эти "неполные комплекты" костей древних создателей мегалитов могли быть помещены в урнах, саркофагах, в каменных ящиках или просто в земле. Иногда археологи, вскрывающие то или иное погребение, вовсе не обнаруживают останков. В некоторых же их количество крайне мизерно. Так, в одном из захоронений Чинглепата в большом глиняном саркофаге нашли только… два зуба. Нередко эти разрозненные кости в урнах и саркофагах бывают смешаны с землей. Кости вторичного погребения различаются по "обработке". Некоторые из них не носят на себе следов кремационного костра, и земля в таких погребениях бывает свободна от пепла. Так, в захоронениях Чинглепата, Адичиналлура, Кералы кости обработаны каким‑то другим способом. В то же время в Дживарджи и Чикунхулли (Андхра) М. Тейлор обнаружил в урнах кости, имевшие на себе явные следы кремации. В некоторых погребениях кости были смешаны с землей. Как правило, полуобгоревшие кости помещены в урнах или подобных им сосудах.

Первичное погребение без видимых следов предварительной "обработки" было обнаружено в ряде мегалитических погребений в Дживарджи, Шорануре, Пудуккоттаи. Так, Тэйлор нашел скелеты в кисте, лежащие лицом вниз, а также помещенные просто в земле, поверх киста и рядом с ним. У многих скелетов, находящихся вне каменного ящика, были отделены черепа, а некоторые черепа не имели скелетов. Тэйлор с полным основанием предполагает ритуал человеческих жертвоприношений при погребальной церемонии. Целые скелеты найдены и в ряде погребений Пудуккоттаи. Там они оказались помещенными в сидячем положении в огромных урнах.

Таким образом, мы имеем четыре способа захоронения останков. Вторичное погребение без кремации, вторичное погребение с кремацией, первичное погребение (скелеты в вытянутом положении) и первичное погребение в урнах (скелеты в сидячем положении). На основании этого материала можно попытаться определить относительное размещение мегалитических погребений во времени. Вероятно, наиболее ранние из них те, которые содержат целые скелеты первичного погребения. Погребальная традиция Индии свидетельствует о том, что такой способ помещения останков в землю наиболее древний. Затем на смену ему приходит обычай вторичного погребения с неизвестной пока нам предварительной "обработкой" тела. И наконец, появляется кремация с соблюдением опять‑таки обычая вторичного погребения. Некоторые ученые, в частности Тэйлор, предполагают, что способ помещения останков не зависел от времени, а был обусловлен разницей в обычаях отдельных племен, практиковавших мегалитический культ. Однако на примере племени тода мы достаточно ясно видим эволюцию погребального обычая от простого захоронения до вторичного погребения с использованием кремации. То обстоятельство, что способ помещения останков строго локально не ограничен и мы встречаем нередко в одном районе и даже месте мегалитические захоронения со следами первичного и вторичного погребений, свидетельствует, что, видимо, погребения со всеми специфическими особенностями принадлежали родственным народам или племенам. Известно, что в мегалитических погребениях Юга обычно находят ряд предметов, которые клали в захоронения во время погребальной церемонии. Древние создатели мегалитов верили в загробную жизнь и старались снабдить ушедших в иной мир всем необходимым. Вещи, сопровождавшие покойника, помещались в урны или саркофаги или ставились рядом с останками в каменном ящике, а нередко клались в землю по соседству с урнами и саркофагами. Строгой закономерности в этом не было.

При раскопках мегалитов обнаружены глиняные сосуды с характерным черно‑красным покрытием, железный инвентарь и холодное оружие (мечи, копья, стрелы), бронзовые изделия, украшения из раковин и полудрагоценных камней, различного рода ритуальные предметы. Из всего разнообразия этих находок два типа предметов встречаются почти во всех захоронениях: железные изделия и черно‑красная керамика. Что касается остального, то здесь имеются некоторые варианты. Это свидетельствует или об определенной имущественной дифференциации среди древнего народа, или о какой‑то эволюции во времени.

Археологический материал позволяет судить в общих чертах об образе жизни древних пришельцев, заселивших Южную Индию около трех тысяч лет тому назад. Среди них были земледельцы, о чем свидетельствуют находки сельскохозяйственных орудий и зерен риса (Адичиналлур). Эти люди занимались скотоводством, и буйволы играли в нем не последнюю роль. Люди разводили овец и коз. У них были лошади. Конские удила нередко находят в мегалитических погребениях. Пришельцы умели делать керамическую посуду на гончарных кругах, плавили железо и были знакомы с золотом и серебром. Их мастера вырезали тонкие узоры на бронзовых браслетах, кольцах и раковинах. Создатели мегалитических погребений были воинами. Оружие неизменно сопутствовало человеку в его путешествии в "другой мир". Это, конечно, очень бледная схема, далеко не отражающая всего многообразия и богатства жизни древнего народа.

Естественно возникает вопрос, кто же все‑таки были эти создатели мегалитических погребений, к какому этническому типу они принадлежали, на каком языке говорили и в каком отношении стояли к современному дравидийскому населению. Была ли это просто волна пришельцев, не оставившая в Южной Индии следов, кроме погребальных каменных колец и ритуальных менгиров? Или это были действительные предки современных дравидов, чья культура послужила основанием для многих теперешних традиций и чьи обычаи еще не забыты живущими сейчас потомками? Вопрос этот довольно сложный и имеет свою историю. Некоторые ученые и исследователи считают, что предки современных дравидов ниоткуда не приходили, что они испокон веков жили только в Индии. Другие утверждают, что мегалитические сооружения к дравидам не имеют никакого отношения. То, что создатели мегалитических погребений были пришельцами в Южной Индии, доказано последними археологическими исследованиями. Необходимо выяснить теперь, были ли эти пришельцы дравидами или нет. Значительная часть ученых считают, что были.

Если мы внимательно разберемся в историческом материале, накопившемся за последнее время, то, возможно, тоже придем к такому же выводу. Как уже говорилось, современные дравидийские языки развились из так называемого примитивного дравидийского языка, формирование которого индийский лингвист и историк Сунити Кумар Чаттерджи датирует приблизительно 1500 годом до н. э. Наиболее древние образцы тамильской письменности (в шрифте брахми) были найдены в надписях в пещерах на крайнем Юге. Установленная дата этих надписей – III век до н. э. В период ранних южноиндийских империй Пандьев и Чолов появляются поэтические труды на тамильском языке. Основная часть этих трудов принадлежит к I–III векам н. э., а некоторые – к I–II векам до н. э. Эта литература описывает культуру, существовавшую на Юге Индии между III веком до н. э. и III веком н. э.

Индийский ученый К. Р. Сринивасан тщательно исследовал эти поэтические антологии и нашел ряд описаний погребального ритуала древних тамилов[70]. Чаще всего встречаются описания захоронения, и лишь несколько позже появляются указания на кремацию. Ранний тамильский эпос "Манимекхалаи" содержит описание пяти способов погребения у древних тамилов: это кремация, предварительное оставление трупа на съедение животным, свободное его разложение до погребения, захоронение в яме и помещение тела в урны. Последний способ был связан с каменными ящиками, куда ставили урны. Здесь же есть и указание на места погребения, отмеченные кругом камней. Один из ранних тамильских поэтов, Пуранар, описывает горе матери, чья дочь сбежала с любовником. Она призывает смерть на свою голову. "О, безвластный бог смерти, – причитает мать, – который не может забрать мою жизнь, чтобы поместить мое тело в яму и накрыть большой темной урной". А вот отрывок из поэмы Айюра Мудаванара, написанной им на смерть одного из императоров династии Чола – Киливалана: "О, горшечник, который делает сосуды для погребения, посылающий из своей печи клубы дыма, который поднимается, как большое облако, собравшее всю тьму мира. О, горшечник! Я хотел бы знать, что ты будешь делать теперь. Твое положение печально. Великий отпрыск линии Сембияров (Чола), чьи армии распространились по всей земле, которого славят ученые и сравнивают с солнцем, с его всепроникающими лучами, могущественный император, чьи слоны везут его развернутое знамя, трепещущее на ветру, ушел в мир богов. Ты должен сделать огромную урну, чтобы поместить такого великого монарха". У поэта Перункаттанара есть такие строчки: "Он достиг места погребения, где петух с красным гребешком сидит на кольце камней рядом с крышкой, покрывающей красную погребальную урну, где ворон с твердым клювом и сова веселятся с женщиной‑демоном".

Обычай мегалитического погребения исчезает в Тамилнаде к XI веку н. э., но память о нем еще сохраняется в более поздней литературе. Так, в стихах тамильских поэтов XII века упоминаются "погребальные урны" и "сосуды для древних". Из тех веков к нам дошло предание о том, что стариков, которые "заживались на этом свете", в ожидании их смерти сажали в урны.

Эти литературные источники со всей очевидностью свидетельствуют, что мегалитический ритуал был органической составной частью культуры древних тамилов. Они сохраняли его в течение тысячелетий и, по всей видимости, соблюдали его еще в V веке н. э.

Мегалитический ритуал лежал в основе формирования религии древних дравидов. Индийский ученый Венката Раманайя в 1930 году опубликовал интересное исследование – "Очерк происхождения южноиндийского храма"[71]. В этой работе на основе многочисленных примеров он убедительно показывает, что южноиндийский храм со всеми его особенностями развился на основе мегалитических погребений и связанного с ними культа. Уче