мадам блаватская и голубые горы

Кромлехи шолура

 

В том, что я потеряла целый день, перемазалась с ног до головы и поругалась с Шармой, была виновата мадам Блаватская. Да, не удивляйтесь. Та самая Елена Петровна Блаватская, которая вместе с полковником Олкоттом основала теософское общество и которой при ее жизни сопутствовала слава женщины, наделенной необычной, "потусторонней" силой. Но не подумайте, что ее призрак возник на пороге мрачного полутемного подвала, провел меня по его шатким ступеням и, издеваясь, кружил целый день между каменными изваяниями древних богов, среди погребальных урн, саркофагов и пропыленных черепов – немых свидетелей веков, давно ушедших в прошлое. Должна сразу сказать, что призрака не было, а вот подвал был. Началом этой истории, по‑видимому, надо считать тот день, когда мадам Блаватской пришла счастливая мысль посетить Голубые горы. Это случилось в конце прошлого столетия. Продолжение же истории последовало много позже, уже в нашем веке, когда в библиотеке теософского общества в Мадрасе я наткнулась на книгу Блаватской "Загадочные племена на "Голубых горах" в дебрях Индии". Завершилось же все в описанном выше мрачном подвале, где находились запасники Мадрасского государственного музея.

Елена Петровна Блаватская, надо отдать ей справедливость, была смелой и отважной женщиной. В то время в Утакаманд еще не ходил Голубой экспресс, и ей пришлось добираться до города на ненадежной тонге, которая тряслась много часов по неудобной горной дороге, окруженной джунглями. В Нилгири Блаватскую, как и каждого любознательного приезжего, заинтересовали местные племена. Но основательница мистической теософской школы Елена Петровна в первую очередь обратила внимание на то, что называют у нас первобытной магией и колдовством. Ряд фактов, связанных с этой стороной жизни тода и курумба, которые сообщила она в своей книге, вряд ли стоит подвергать сомнению. Что же касается объяснения их странной и необычной природы, то это можно оставить на совести автора.

Но дело, конечно, не в черной и белой магии. Блаватская пыталась дать картину истории и происхождения племени тода. Обладая незаурядной фантазией и явной склонностью к преувеличениям, эта способная журналистка, мягко выражаясь, допустила ряд неточностей. Вероятно, все эти "неточности" были подчинены какому‑то ее замыслу, связанному с таинствами мистики и непонятому мною. "Касательно самих гробниц, – читала я, сидя в прохладном зале библиотеки теософского общества, – кем и когда они были сооружены, какой из людских пород они послужили последним убежищем на земле, также ничего нельзя ни сказать, ни даже предположить". Слова звучали загадочно, туманно и даже притягательно. "Что означают эти странные геометрические фигуры, каменные, костяные и глиняные, эти додекаэдры, треугольники, пяти‑, шести‑ и восьмиугольники самой правильной формы, эти, наконец, глиняные фигурки с бараньими и ослиными головами на птичьих телах?"[76].

– Стоп, мадам Блаватская! – сказала я. – Конечно, каждое учение имеет свою точку зрения на историю и действительность. Но нельзя же искажать все до такой степени. Почему бронзовые вазы и железные наконечники, найденные в погребениях тода, надо превращать в каменные и костяные геометрические фигуры?

К тому времени я уже хорошо знала коллекцию глиняных статуэток. На недостаток воображения я никогда не жаловалась, но при всем этом я не могла найти среди фигурок овец, лошадей, верблюдов, петухов и павлинов "бараньих и ослиных голов на птичьих телах". Все это меня сразу настроило на скептический лад. Но тем не менее я все‑таки попалась на удочку. Потому что на этой удочке была великолепная приманка.

"Были вырыты, – недрогнувшей рукой писала знаменитая теософка, – каменные доски, по углам которых выцарапано нечто похожее на иероглифы, вроде тех, что находят на обелисках Паланки и Мексики"[77]. И еще: "У тодов есть положительно нечто вроде писем, какие‑то знаки в роде гвоздеобразных записей у древних персов"[78]. Утверждения явно противоречили друг другу. Иероглифы – это одно, а клинопись – совсем другое. Это понятно даже непосвященному. И все‑таки где‑то внутри начался странный диалог.

– Блаватская фантазирует, – сказал благоразумный человек, знавший проблему.

– А если нет? – ответил другой, легковерный и склонный к авантюрам.

– Но ведь всем ясно, что в разделе ее книги о раскопках нет и слова правды, – возражал первый.

– Может быть и так. Ну, а если сказанное о письменах неожиданно окажется правдой, что тогда? – подзадоривал второй.

Оба человека препирались долго. Но легковерный авантюрист одержал победу. Я немедленно покинула библиотеку и со скоростью, на которую только был способен городской транспорт Мадраса, устремилась в музей к Шарме. Если действительно что‑то и было обнаружено, он‑то об этом должен знать.

Но Шарма только руками развел.

– Письмена? Иероглифы? Клинопись? Никогда не слышал. Откуда у вас эти сведения?

– Прочла у Блаватской.

Шарма впал в задумчивость. Надо сказать, что с некоторых пор я заметила у него склонность к теософскому обществу. Трудно сказать, что было тому виной: то ли само учение, то ли некоторые его представители.

– Значит, у Блаватской написано? – серьезно переспросил Шарма.

– Да!

Вот тогда‑то мы оба и спустились в этот злополучный подвал запасника. Шарма сказал мне, что если и есть что‑то, то это должно быть там. А если этого там нет, тогда вообще ничего нет. Я не буду описывать подробностей этих поисков. Они неинтересны. Можно сказать только, что мы несколько раз рисковали быть погребенными под навалами древних реликвий. И если не считать отдавленной плитой со старотамильскими надписями ноги Шармы и моего лба, расшибленного о выпяченный каменный живот бога мудрости Ганеши, все обошлось благополучно. Из душного, грязного подвала мы вылезли только к концу дня, голодные, злые и измазанные. Мы не смотрели друг на друга. Шарма, конечно, не мог удержаться от замечания.

– Вы поверили ей, – ехидно щурясь, начал он, – потому что она ваша соотечественница!

– А вы поверили ей, даже не будучи ее соотечественником! – выпалила я.

– Может быть, я ей и не поверил, но из уважения к вам показал, что у нас есть, – защищался Шарма.

– Я ей тоже не поверила, но решила проверить.

Наш разговор принимал явно немирный характер. Теперь я поняла, что клинопись и иероглифы были из того же "запасника" Блаватской, что и восьмиугольники, додекаэдры и ослиные головы на птичьих телах.

Позже, в Нилгири, я видела немало плоских каменных плит, прикрывающих погребения тода. Ни на одной из них никаких знаков или чего‑либо, напоминающего их, не оказалось.

А однажды, глянув на Кейрн‑хилл – гору, расположенную около Утакаманда, я не могла удержаться от смеха. "Кейрн‑хилл" – английское название, в переводе на русский значит "Холм погребений". Я вспомнила, как Блаватская описывала открытие "гробниц" каким‑то англичанином. Этот англичанин, я не помню его фамилии, оказывается, шел по "уступам этих гробниц". Склоны Кейрн‑хилл тоже имеют уступы. Но это уступы террасированных полей бадага. Вот откуда у Блаватской родилась эта странная ассоциация. Так создаются легенды. И в отличие от легенд тода они не имеют и крупицы исторической реальности…

В Нилгири имеется еще один вид памятников, происхождение которых неясно и которые сами по себе еще малоисследованны. Это так называемые кромлехи, или, вернее, дольмены. Может быть, не стоило в этой книге о них писать, если бы не попытки некоторых исследователей, в том числе и небезызвестного капитана Конгрива, приписать их тода. Дольмены, как правило, расположены в предгорьях Нилгири, на высоте не более 800–900 м над уровнем моря. Многие из них покрыты барельефами, очевидно более позднего происхождения, чем сами дольмены. В районе расселения племени тода такие памятники совсем не встречаются. Мне не удалось обнаружить у тода какой‑либо устной традиции, связанной с дольменами. Должно быть, их боги не имели к памятникам никакого отношения. В языке тода нет ни одного слова, которое бы означало это сооружение. Когда я расспрашивала стариков о дольменах, они пожимали плечами и говорили, что слышали кое‑что о них, но где они расположены и кто их строил – не знают.

Капитан Конгрив, обнаруживший подобные сооружения в предгорьях Нилгири, пришел к выводу, что они принадлежат тода. И хотя последние отрицали это, капитан продолжал упорно настаивать на своем. В качестве основного доказательства он приводил следующий аргумент. "Существует сходство, – писал Конгрив, – между фигурами на барельефах и глиняными статуэтками, найденными в древних погребениях"[79]. Сколь верно было это наблюдение, мне предстояло убедиться самой. Несколько иную точку зрения на дольмены Нилгири высказал Джеймс Брикс, давший их подробное описание в работе об исторических памятниках Голубых гор. Он считал, и, очевидно, с полным основанием, что дольмены не связаны с древними погребениями тода и с самим племенем. Ибо содержимое их резко отличалось от того, что было обнаружено в курганах и "колодцах", расположенных на вершинах гор. Предметы из дольменов имели на себе следы довольно позднего происхождения. Более того, на одном из дольменов в Мелуре Брикc обнаружил вместе с барельефами надпись, которую датировали 1596 годом.

Когда возникают сомнения относительно каких‑то вопросов, имеющих касательство к изучаемой проблеме, лучше всего проверить все самой. Тем более что у меня были для этого возможности. Я тщательно проштудировала книгу Брикса и восстановила расположение дольменов на карте. Одним из таких мест был Шолур, находящийся далеко внизу, на пути с гор в долину Коимбатура.

У Ивам оказались там пациенты. И одним прекрасным утром, погрузившись в "бычью упряжку", мы отправились в предгорья. Машина проехала около восемнадцати миль, когда я увидела большую деревню с беспорядочно разбросанными домами. Это был Шолур. Деревня, пожалуй, ничем не отличалась от тех, что во множестве можно встретить в долине. Та же грязь, маленькие полутемные лавчонки, босые дети, облезлые собаки и небольшой индусский храм в центре. Сразу за деревней начинались террасированные поля, тянувшиеся вперемежку с чайными плантациями по склонам невысоких холмов. В Шолуре жили бадага и кота. Всех их здесь называли хариджанами. К нам подошли несколько кота, но их одежда и облик, пожалуй, ничем не отличались от любого плантационного кули. Я спросила их о дольменах. Кота сообщили, что эти сооружения можно найти в конце деревни, но больше о них ничего не знали. Бадага оказались более осведомленными и сказали, что там есть несколько храмов.

Как я и ожидала, храмами оказались дольмены. Четыре из них находились между домами и полями. Они были невысокие– не более 1,5–1,7. м. Первый дольмен, который я осмотрела, состоял из двух плоских каменных плит, врытых вертикально в землю. На этих упорах сверху находилась еще одна плита, такая же плита прикрывала задний проем. Спереди у вертикальных камней была положена горизонтальная плита, но она не доходила и до половины дольмена, и поэтому его внутренность была доступна обозрению. В дольмене стояло несколько камней, символизировавших богов, и чуть поодаль – копье с наконечником в форме ромба. Вокруг валялась скорлупа кокосовых орехов – остатки традиционного жертвоприношения индусским богам. Две женщины бадага подошли к дольмену, коснулись лбами горизонтальной плиты и сложили руки на груди. Назначение дольменов не оставляло никаких сомнений.

Неподалеку находились другие сооружения. Некоторые из них были сделаны в виде двух смежных "комнат". Вокруг стояло еще несколько небольших одиночных дольменов. Все они были превращены в индусские святилища. На задних и боковых плитах наиболее крупных дольменов имелись барельефы. Их сюжеты и стиль были тесно связаны с индуизмом и культурой позднего периода. Фигуры, изображенные иа плитах, были облачены в средневековые одежды. Всадники на лошадях вооружены луками и копьями. Прически женщин – узел на боку – свидетельствуют о том, что обладательницы их принадлежали к секте лингаятов. Горбатые быки, незнакомые жителям высокогорных районов, медленно шествовали от барельефа к барельефу. Танцующие фигуры сохраняли традиционные положения классических танцев индийского средневековья. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что барельефы не имеют никакого отношения к тода. Кто сделал эти барельефы – это уже другой вопрос. Однако совершенно ясно, что картины на камне были высечены в позднее время. Использовали ли мастера для этого древние дольмены, или строители дольменов воспользовались украшенными плитами для своих сооружений, пока сказать трудно.

Что касается бадага, то они, видимо, устраивают алтари и святилища в уже готовых дольменах. Сами они их не строят. Не занимаются этим и кота. У них нет такой традиции. Курумба до сих пор хоронят своих умерших или в старых дольменах, или воздвигают новые. Очевидно, единственное племя Нилгири, имеющее связь с этими своеобразными дольменами, – это курумба. Дольмены Нилгири, конечно, часть той мегалитической культуры, которая была и в какой‑то мере остается и сейчас характерной для дравидийского населения Южной Индии. Но только эта традиция наземных дольменов развилась поздно – по крайней мере в Нилгири. И приписывать эти памятники тода вряд ли есть основания.

 

Куда ведут следы?

 

Путь древних тода – это, вероятно, путь предков современных дравидов. Где и как пролегал этот путь, сказать пока трудно. Поиски прародины тода и современных дравидов – интереснейшая проблема, связанная с древними миграциями племен и народов. Племя тода, сохранившее свою древнюю культуру, возможно, является той путеводной нитью, которая приведет нас когда‑нибудь к разгадке тайны происхождения индийских дравидов. Для того чтобы воспользоваться возможностями, которые дает нам это удивительное племя, необходимо сравнить находки, сделанные в древних погребениях тода, с археологическим материалом тех мест, где предположительно существовали тысячелетия тому назад племена и народы, родственные дравидам. В таком же сравнительном изучении нуждается и язык тода, особенно знаменитый кворжам.

Изолированность – не исключительная привилегия племени тода. На нашей планете в некоторых глухих уголках сохранились обособленные группы людей – остатки когда‑то вымерших и исчезнувших древних народов. Их никак не удается втиснуть в рамки современного мира. Их место осталось где‑то в прошлом. Одним из таких племен, или народностей, являются маадан. Они обитают в Южном Ираке, в заболоченной дельте рек Тигра и Евфрата. Маадан до сих пор мало изучены, поскольку район расселения их трудно доступен из‑за сплошных болот. По данным антропологов, этногенез этого народа связан с арабами, древними шумерийцами, вавилонянами и персами. Причем до сих пор маадан отделяют себя от арабов. Вопрос "Ты маади или араб?" является для них обычным. Часть маадан культивирует рис, другие занимаются скотоводством, разводят буйволов. "Эти животные, – пишет один из путешественников, – очень важны в их жизни и так же необходимы им, как верблюды людям пустыни"[80]. Каждое лето скотоводы откочевывают к границам Ирана, повторяя древний путь из Шумера в Элам. Не вдаваясь в детали – ими мы, к сожалению, и не располагаем, – можно говорить о некотором сходстве тода и маадан. Так же как и тода, часть маадан связана с буйволами. Так же как и тода, маадан не забивают буйволов для еды. Их основная пища, вареный рис с буйволиным молоком, – типичная диета тода. И наконец, архитектура жилищ. Если сравнить хижину тода и маадан, то сходство будет разительным. Маадан строят дома из тростника; они более просторны, чем хижины тода, но принципиальная конструкция их та же. Более того, существует мнение, что такой тип дома бытовал среди населения Двуречья по меньшей мере шесть тысяч лет тому назад. По‑видимому, эта древнешумерийская конструкция жилища сохранилась и у тода. Можно ли делать какие‑то выводы лишь только на этом основании? Вряд ли. Но если вспомнить сказанное о связях тода с Шумером и Ассирией, станет очевидным, что здесь, в низовьях Тигра и Евфрата, мы напали на след, оставленный или предками тода, или народом, родственным им.

Выше было отмечено определенное сходство погребений Нилгири с захоронениями на территории древнего Ирана. В 1961–1962 годах археологическая экспедиция Тегеранского университета под руководством доктора Е. О. Негахбана производила раскопки в Марлик Тепе, в районе южного побережья Каспийского моря[81]. Там на склонах невысоких гор экспедиция обнаружила ряд могильников курганного типа с погребальными камерами, образованными естественными скальными ложами, плоскими камнями или галькой, скрепленной глиной. Находки из этих погребений свидетельствуют о существовании единой культуры, возникшей в этом районе в начале I тысячелетия до н. э. Ученые пришли к выводу, что, хотя культура была местного происхождения, тем не менее она имела явные следы влияния культур Двуречья и скифов. Были обнаружены цилиндрические печати ассирийского и вавилонского типа. В ряде погребений нашли разрозненные кости; в некоторых же кости отсутствовали, что свидетельствует о ритуале вторичного погребения. Значительная часть предметов, включая и оружие, сделана из бронзы. Однако полностью отнести эту культуру к эпохе бронзового века вряд ли можно, ибо в нескольких захоронениях были найдены железные предметы. Эта культура, по предположениям иранских ученых, занимала довольно обширный регион территорий современного Гиляна и Мазандерана, доходя до Луристана на юго‑востоке и до Кавказа на севере. Иными словами, это был район, населенный несколько тысячелетий назад кочевыми племенами неизвестного нам происхождения и родственными дравидам народами Элама.

Среди находок в Марлик Тепе особого внимания, на мой взгляд, заслуживают фигурки людей и животных, сделанных из бронзы и керамики. Так же как и у тода, они, очевидно, имели ритуальный характер, связанный с церемонией погребения. Некоторые бронзовые статуэтки в общих чертах напоминают аналогичные находки, сделанные в погребениях Адичиналлура. В то же время керамические фигурки, особенно людей, показывают явное сходство со статуэтками из погребений в Нилгири. Что касается изображений животных, то они и по материалу, и по уровню искусства стоят выше фигурок животных из могильников тода. Женские статуэтки из Марлик Тепе имеют то же специфическое лицо, с приоткрытым ртом и торчащими ушами, что и женские фигурки тода. На их телах присутствует тот же орнамент, обозначающий, вероятно, украшения. Мужчины, как правило, изображены с бородами; их длинные носы соответствуют конфигурации носов глиняных фигурок тода. На талиях мужских статуэток из Марлик Тепе укреплены короткие мечи. Их мы встречаем на древних фигурках Нилгири. Эти мечи покрыты оригинальным кольцеобразным орнаментом, характерным для статуэток из погребений тода. На мужских фигурках из Марлик Тепе нет тех конических головных уборов, которые мы находим на статуэтках тода. Однако на серебряном кубке из Ирана, обнаруженном археологической экспедицией, изображен воин в коническом уборе.

Раскопки в Марлик Тепе продолжаются, и, может быть, они принесут еще немало материала, подтверждающего древние связи вновь открытой культуры с племенем тода. Кто были исчезнувшие носители этой культуры: предки тода или они принадлежали к каким‑то родственным племенам? На это ответить еще нельзя. Во всяком случае, можно только говорить о каких‑то следах, оставленных племенем в прошлом и еще неясных для современных ученых. Куда могут вести эти следы? Часто они появляются неожиданно. Древняя культура Кавказа в некоторых своих аспектах проявляет ряд черт сходства с мегалитом Южной Индии. Например, на Кавказе, в Южной Индии и Ираке находят специфические глиняные саркофаги в погребениях. В кавказских захоронениях, так же как и в южноиндийских, использовался дольменоидный кист. Проблема связи Кавказа с древними дравидами требует дополнительного изучения и не может быть освещена в рамках данной книги.

Следы прошлого, хотя порой и не совсем убедительные, приводят нас в древнее Двуречье, Иран и Кавказ. Наука пока еще не решила вопроса, откуда пришли в Индию предки современных дравидов. Существует много гипотез, предположений и догадок. Однако есть различные точки зрения, которых придерживается большинство историков, археологов, антропологов, лингвистов и этнографов, занимающихся "дравидийской проблемой". Эти точки зрения базируются на довольно серьезных основаниях, и отрицать их решится не всякий.

Прежде всего значительная часть исследователей отмечает сходство культур Мохенджо‑Даро, Хараппы, южноиндийского мегалита с культурами древнего Двуречья, Элама и Кавказа. Существует определенное сходство в керамике древнего Ирана и Хараппы. Цилиндрические печати Хараппы и Шумера также свидетельствуют о связях этих культур. Много общего и в погребальных обычаях, и в ритуале этих районов.

Ученые считают, что и дравиды Индии, и древнее население Двуречья, Ирана и Кавказа принадлежат к единому средиземноморскому антропологическому типу. Что касается языка, то здесь тоже немало общего. Например, языки шумерийцев и эламитов по своей фонетике и структуре напоминают дравидийские.

Один из видных румынских ученых в области сравнительного языкознания, Н. Лаховари, изучив богатый лингвистический материал, обнаружил много общего у кавказских и дравидийских языков[82]. До сих пор, по утверждению индийского историка Т. Б. Наяра, в Двуречье, Иране, Афганистане и на Кавказе распространены географические названия, соответствующие дравидийским[83]. Так, в ряде горных местностей Ирана и Афганистана существуют названия с дравидийским словом "малаи", что значит "горы". Слово "ур" или "уру" на многих дравидийских языках означает "деревня, поселение". В некоторых древних названиях мест нижней Месопотамии нередко встречается это слово. Таким образом, регион, где прослеживаются следы культуры, родственной древнедравидийской, охватывает Двуречье, древний Иран, Афганистан, Кавказ и не исключено, что и Среднюю Азию. Вопрос, когда и откуда пришли древние дравиды в Индию, еще недостаточно изучен, и поэтому предположения, высказанные рядом ученых, еще имеют гипотетический характер. Некоторые ученые склоняются к мысли, что дравиды появились в Индии еще в неолитический период. Но это утверждение, по всей видимости, можно отнести в первую очередь к Северной Индии. Дело в том, что культура Хараппы и Мохенджо‑Даро показывает явную связь с неолитом Севера, в то время как мегалит Южной Индии этих связей с местным неолитом не имеет. Хараппская культура, имея ряд черт, свидетельствующих о некотором ее сходстве с южноиндийским мегалитом, тем не менее хронологически относится к значительно более раннему периоду. Конец Хараппы датируется 1600 годом до н. э. Наличие дравидийского населения или родственного ему в долине Инда в доарийский период у многих ученых не вызывает сомнений. В Ригведе, которую относят к раннеарийской литературе, встречается ряд дравидийских слов. Известно, что Ригведа была создана в Пенджабе.

Н. Лаховари и Т. Б. Наяр также считают, что дравиды вторглись в Индию еще в неолитический период, приблизительно в IV тысячелетии до н. э. По мнению индийского исследователя X. С. Дэвида, дравиды появились в Северной Индии в III тысячелетии до н. э. и положили начало культуре Хараппы[84]. В этих предположениях есть свои основания, подтвержденные данными археологии и лингвистики. По всей видимости, ранний этап дравидийской миграции имел место в Северной Индии и прежде всего в долине Инда. Но слабая изученность дравидийской проблемы и явная недостаточность археологического материала, а также неточность и запутанность хронологии, связанной с этим периодом, порождают нередко противоречивые и малообоснованные выводы. Так, Т. Б. Наяр считает, что неолитическое население Южной Индии уже принадлежало к дравидоязычному. В то же время данные антропологии свидетельствуют о существовании иных племен и народов на территории Южной Индии в додравидийский период. Дэвид утверждает, что миграция дравидийского населения в Южную Индию началась после падения Хараппы и Мохенджо‑Даро под ударами вторгнувшихся в долину Инда арийских племен, Это вторжение, по его мнению, и послужило причиной массовой миграции дравидов на юг страны. Однако советский индолог Г. М. Бонгард‑Левин убедительно доказал, что упадок Хараппы и Мохенджо‑Даро происходил постепенно и был обусловлен внутренним кризисом этих городов, а не нашествием каких‑то воинственных племен[85]. Поэтому, если и была какая‑то массовая миграция дравидов с Севера на Юг в середине II тысячелетия до н. э., причины ее нам еще неясны.

Индийский археолог Б. Субба Рао придерживается несколько иной точки зрения. Он считает, что дравиды появились в районе Раджастана около 2000 года до н. э. Этот период частично совпал с последней фазой хараппской культуры, что, возможно, и оставило на ней дравидийский отпечаток. Оттуда предки современных дравидов продвигались через Центральную Индию на Юг и достигли его около 500 года до н. э.[86]. Таким образом, по мнению Субба Рао, медленное движение на Юг дравидов объясняет, во‑первых, хронологический разрыв, существующий между культурой Хараппы и южноиндийским мегалитом, и, во‑вторых, проливает свет на проблему возникновения культуры железа в Индии, которая, как известно, появилась раньше в Центральной Индии, нежели в Южной. Английский ученый Фюрер‑Хаймендорф также придерживается мнения, что дравиды, носители мегалитической культуры, достигли Южной Индии только в середине I тысячелетия до н. э. Сопротивление местных племен задержало их продвижение на несколько сот лет, если не на целое тысячелетие[87]. Как уже было отмечено, существуют значительные расхождения в датировке мегалитических погребений Индии. Так, индийский археолог Айяпан считает, что железное оружие из мегалитических могильников тода можно отнести к I тысячелетию до н. э. Поэтому даты позднего распространения мегалита в Южной Индии (500 год до н. э.), приводимые Субба Рао и Фюрером‑Хаймендорфом, нуждаются в дополнительном обосновании и проверке. Археология еще должна сказать свое веское слово о проблеме расселения древних дравидов в Индии на их маршруте по стране. Откуда пришли предки современных дравидов и тода в Индию – на этот счет можно тоже строить только предположения. Ряд ученых, в том числе английский археолог Ричард Холл и индийский ученый Дэвид, считают, что прародина дравидов находилась в Шумере и Эламе. Фюрер‑Хаймендорф называет в качестве этой прародины Иран. Т. Б. Наяр придерживается мнения, что дравиды, для которых характерна мегалитическая культура, представляли собой позднюю волну иммигрантов с Кавказа.

Все эти гипотезы и предположения не противоречат друг другу. Двуречье, Иран, Кавказ несколько тысячелетий тому назад, возможно, представляли регион более или менее единый в культурном отношении, населенный племенами, говорившими на древних дравидийских языках или языках, родственных им. Единство этой культуры и языков, по мнению Т. Б. Наяра, было впоследствии нарушено вторжением семитских и индоарийских племен. Древние дравидийские племена, или, как их еще можно назвать, протодравидийские, кочевали по всему региону, от границ Шумера и Элама до Аму‑Дарьи и Сыр‑Дарьи и Кавказа. Ряд удобных горных проходов в Северо‑Западной Индии, должно быть, дал им возможность освоить и эту страну. Иммиграционный поток этих племен в Индию, возможно, не был единым ни во времени, ни в пространстве. Их маршруты пока еще плохо изучены. Они могли проходить частью по суше и частью по морю. Песня о кораблях тода‑скотоводов наводит на некоторые размышления. На основании материала, оказавшегося в нашем распоряжении, можно предполагать, что эти племена вторглись в Индию или с северо‑запада или с запада.

Дальнейшее сравнительное изучение археологического, этнографического, антропологического и лингвистического материала поможет нам, возможно, восстановить если не целиком, то хотя бы частично древний путь так называемых протодравидов – предков современных дравидов и тода. И тогда, очевидно, загадка странного индийского племени тода будет решена. И не только тода, но и целой группы интересных народов, которые известны их современникам как дравидийские.

Я уезжала из Нилгири в январе 1965 года. В последний раз я пришла в гости в Кандельманд. Люди рода Карш сидели около священной рощи. На многих были чистые праздничные путукхули. Прохладный горный ветер трепал бороды мужчин и закрученные в тонкие локоны волосы женщин. Чуть ниже по склону паслись буйволы, а за деревьями виднелась изогнутая дуга крыши храма. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись вершины Голубых гор. Сколько тысяч лет этой картине?

– Слушай, амма, я спою песню… – Нельдоди сдвинул путукхули на одно плечо.

– О‑о‑о‑о! – пронеслось над священной рощей. И поплыла гортанная древняя мелодия.

Сидевшие вокруг оживились и, улыбаясь, смотрели на меня.

– Это песня для тебя, – сказал Мутикен, – Подарок от тода.

Таких щедрых подарков я еще не получала. Нельдоди пел:

 

Ты пришла из России,

Ты пришла в большие горы Нилгири.

Ты обошла все земли тода,

И все храмы ты видела,

И всех людей ты знаешь близко –

И поэтому ты знаешь нашу правду, нашу веру.

Ты должна рассказать о нас,

И мы просим тебя об этом.

 

И я рассказала. Потому что, когда тебя просят об этом друзья, нельзя отказываться…

 

 

[1] *"Мать" на современном языке тода.

 

[2] "Селение", "деревня" на языке тода.

 

[3] Традиционная одежда тода.

 

[4] "Человек" на языке тода.

 

[5] Н. J. H. Taleyarkhan, In the Land of the Blue Hills, Madras, 1951, стр. 26.

 

[6] F. Ргiсе, Ootacamund. A History, Madras, 1908, стр. 3.

 

[7] Н. В. Grigg, A Manual of the Nilagiri District in the Madras Presidency. Madras, 1880, стр. XLVIII.

 

[8] W. Н. R. Rivers, The Todas, London. 1906. стр. 720.

 

[9] Там же, стр. 721.

 

[10] Н. В. Gгigg, A Manual of the Nilagiri District in the Madras Presidency, стр. XLVIII.

 

[11] * Теперь один из районов Утакаманда.

 

[12] Е. Вeclus, Primitive Folk. Todas, London, [б. г.], стр. 180.

 

[13] J. Shогtt, An Account of the Tribes of Neilgherries, Madras, 1808, стр. 18.

 

[14] Н. Harkness, A Description of a Singular Aboriginal Race Inhabiting the Summit of the Neilgherry Hills or Blue Mointains, London, 1832, стр. 167–108.

 

[15] Tеюол – на языке тода пророк, или божий человек.

 

[16] Так называется на языке тода малабарский диалект малаялам.

 

[17] H. Hаrкness, A Description of a Singular Aboriginal Race…, стр. 24.

 

[18] Масала – паста, приготовленная из перца.

 

[19] H. Harkness, A Description of a Singular Aboriginal Race…, стр. 48.

 

[20] См.: Н. В. Grigg, A Manual of the Nilagiri District in the Madras Presidency, стр. LVIII.

 

[21] См. там же, стр. LXXV.

 

[22] J. Shortt. An Account of the Tribes of Neilghterries, стр. 10.

 

[23] См.: Н. Harkness, A Description of a Singular Aboriginal Race…, стр. 48.

 

[24] См.:W. H. R. Rivers. The Todas, стр. 727.

 

[25] Там же, стр. 725.

 

[26] См.: Н. В. Gгigg, A Manual of the Nilagiri District in the Madras Presidency, стр. LIV.

 

[27] Там же, стр. XXV.

 

[28] Там же, стр. LXXV.

 

[29] J. Hough. Letters on the Climate, Inhabitants, Production and etc. of the Neilgherries or Blue Mountains of Coimbatoor South India, London, 1829, стр. 7.

 

[30] Т. F. Metz, The Tribes Inhabiting the Neilgherry Hills. Their Social Customs and Religious Rites, Mangalore, 1864, стр. 25.

 

[31] См. С F. Ling, Dawn in Toda Land, London, 1900; Sunrise in Nilgiris, London, 1031.

 

[32] H. Harkness, A Descriplion of a Singular Aboriginal Race…, стр. 21.

 

[33] Традиционное серебряное украшение, которое вешают на рога жертвенному буйволу, а затем кладут на грудь покойнику. Перед кремацией "кейвели" снимают.

 

[34] Е. Rес1us, Primitive folk. Todas, стр. 211.

 

[35] С. F. Ling, Dawn in Todа Land, стр. 37.

 

[36] Н. Harkness, A Description of a Singular Aboriginal Race стр. 127.

 

[37] Е. Тhuгstоn, Castes and Tribes of Southern India, vol. IV, Madras, 1909, стр. 170.

 

[38] Ожерелье или шнур, которые носят замужние женщины.

 

[39] Н. Нагkness, A Description of a Singular Aboriginal Race…, стр. 7.

 

[40] М. В. Emeneau, Some Origin Stories of Todas and Kotas, – "Journal of American Oriental Society", 1943, № 63.

 

[41] J. Hough, Letters on the Climate, Inhabitants, Production…, стр. 45.

 

[42] Там же, стр. 74.

 

[43] W. H. R. Rivers, The Todas, стр. 23.

 

[44] Н. В. Gгigg, A Manual of the Nilagiri District in the Madras Presidency, стр. 257–258.

 

[45] "Census of India, 1961", vol. IX, pt V–C, Madras, 1965, стр. 7.

 

[46] Там же, стр. 15.

 

[47] G. Oppert, The Original Inhabitants of Bharatvarsa or India, Westminster, 1893, стр. 180.

 

[48] J. Hough, Letters on the Climate, Inhabitants, Production…, стр. 83–84.

 

[49] H. Harkness, A Description of a Singular Aboriginal Race…, стр. 34.

 

[50] Н. Congreve, The Antiquities of the Neilghеrry Hills, including Inquiry into the Descent of the Thautawars or Todars, – "The Madras Journal of Literature and Science", 1847, vol. XIV, стр. 89, 90.

 

[51] R. F. Burton, Goa and Blue Mountains, London, 1851, стр. 314.

 

[52] Н. Congreve, The Antiquities of the Neilgherry Hills…, стр. 140.

 

[53] J. F. Metz, The Tribes Inhabiting the Neilgherry Hills…, стр. 13.

 

[54] W. E. Marshall, A Phrenologist Amongst the Todas, London, 1873, стр. 7.

 

[55] H. В. Grigg, A Manual of the Nilagiri District in the Madras Presidency, стр. 184.

 

[56] G. Оррегt, The Original Inhabitants of Bharatvarsa or India, стр. 182.

 

[57] W. H. R. Rivers, The Todas, стр. 452.

 

[58] W. R. Кing, The Aboriginal Tribes of the Nilgiri hills, – "Journal lof Anthropology", London, 1870, № 1, стр. 32.

 

[59] См.: Prince Peter of Greece, Possible Sumerian Survivals in Toda Ritual, – "Bulletin of the Madras Government Museum", New Series, General Section, Madras, 1951, vol. VI, № 1.

 

[60] М. В. Emeneau, The Todas and Sumeria, – "American Anthropologist", Menasha, 1953, vol. 55, стр. 453–454.

 

[61] Prince Peter of Greece, Possible Sumerian Survivals in Toda Ritual, стр. XVI.

 

[62] J. Hough, Letters of the Climate, Inhabitants, Production…, стр. 75.

 

[63] В. Shmid, Of the Dialect of the Todavers, – "Madras Journal of Literature and Science", 1837, vol. V, стр. 155.

 

[64] В. Shmid, Remarks on the Origin and Languages of the Aborigines of the Nilgiris, – "The Journal of the Bombay Branch of the Royal Asiatic Society", 1849, vol. Ill, pt I, стр. 52.

 

[65] J. Ouchterlony, Geographical and Statistical Memoir of a Survey of the Neilgherry Mountains, – "Madras Journal of Literature and Science", 1848, № 34, стр. 64.

 

[66] S. К. Chatterji, Old Tamil, Ancient Tamil and Primitive Dravidian, – "Tamil Culture", Madras, 1956, vol. V, № 2, стр. 148.

 

[67] Prince Peter of Greece, Possible Sumerian Survivals in Toda Ritual, стр. 12.

 

[68] W. H. R. Rivers, The Tobas, стр. 617.

 

[69] V. D. Krishnaswami, Megalithic Types of South India, – "Ancient India", Delhi, 1949, № 5, стр. 35–45.

 

[70] См.: К. R. Srinivasan, The Mogalithic. Burials and Urn‑fields of South India in the Light of Tamil Literature and Traditions – "Ancient India", Delhi, 1946, № 2.

 

[71] N. Venkata Ramanayya, An Essay of the Origin of the Smith Indian Temple, Madras, 1930.

 

[72] Там же, стр. 29.

 

[73] Там же, стр. 63.

 

[74] Н. S. David, The Original Home of the Dravidians: Their Wanderings in Prehistoric Times, В. С 4500 to 1500,– "Tamil Culture", Madras, 1954, vol. Ill, № 2. стр. 78.

 

[75] См.: S. Zuckerman, The Adichinalhir Sculls. – "Bulletin of the Madras Government Museum", New Series, General Section, Madras, 1930, vol. II, pt I.

 

[76] Е. П. Блаватская, Загадочные племена на "Голубых горах" в дебрях Индии, СПб., 1898, стр, 26.

 

[77] Там же.

 

[78] Там же, стр. 53.

 

[79] H.Congreve, The Antiquities of the Neilgherry Hills…, стр.121.

 

[80] W. Thesiger, Marsh Dwellers of Southern Iraq, – "The National Geographic Magazine", Washington, 1958, № 2, стр. 212.

 

[81] Отчеты об экспедиции см.: "The Illustrated London News", 28. IV. 1962, 5. V. 1962, 26. XII. 1962.

 

[82] См.: N. Lahovary, Dravidian Origins and the West, Bombay, 1963.

 

[83] T. B. Nауar, Where did Dravidians Come from? – "Sunday Standard", Madras, 13.1.1963.

 

[84] См.: H. S. David, The Original Home of Dravidians…

 

[85] См.: Г. М. Бонгард‑Левин, Хараппская цивилизация и "арийская проблема", – "Советская этнография", 1962, № 1.

 

[86] В. Subba Rao, Megalithic Problem of South India and the Dravidian Languages, – "The Archaeological Society of South India. Transactions for Period 1960–1962", Madras, 1963, стр. 147.

 

[87] C. Furer‑Haimendorf, New Aspects of the Dravidian Problem, – "Tamil Culture", Madras, 1953, vol. II, № 2.