Которую моя мама написала министру в минуту душевной смуты

Уважаемый товарищ министр!

Хотя не знаю, могу ли считать Вас своим товарищем после того, как сотрудники вверенного Вам министерства по моей вине так и не узнали ничего новенького о Зимбабве. Поэтому обращусь к Вам по‑другому.

Уважаемый гражданин министр!

Моя младшая дочь Анна вчера каталась на коньках по новому паркету, вследствие чего у меня выпали два передних зуба. Потеряв зубы, я не смогла уберечь и каблук на правой туфле. После поломки такси мне пришлось ехать на работу, стоя на одной ноге, что сильно затруднило скорость моего передвижения. Кроме того, свист мог нарушить трудовую дисциплину и общественный порядок во вверенном Вам министерстве, а мне не хотелось портить впечатление о Зимбабве, которую я всем сердцем успела полюбить во время подготовки политинформации.

Засим остаюсь...

Дата. Подпись.

Прочитав объяснительную записку, министр вызвал маму к себе и, когда она прискакала, поджимая одну ногу, попросил немедленно написать заявление об уходе. Что она и сделала в состоянии, близком к нулю. Потом она приехала домой и впала в затяжную депрессию, из которой ее не мог вывести даже заново отциклеванный паркет. Вместе с маминой работой из нашей жизни исчезли продовольственные пайки, которые выдавали в министерстве и на которые я именно в тот момент сильно рассчитывала. У меня как раз намечался день рождения, и я пригласила на него всех одноклассников, а также Вовку из 10 «А». На Вовку я тоже сильно рассчитывала. С его помощью я планировала вызвать ревность у Димки из нашего класса, в которого была влюблена. Но день рождения пришлось отменить, так как мама, тихонечко посвистывая, лежала посреди квартиры на диване с мокрым полотенцем на лбу, а в холодильнике томился кочан гнилой капусты. Димка пригласил в кино Нинку из 9 «Б» и весь сеанс целовался с ней на последнем ряду. Так моя личная жизнь разбилась вдребезги. Я уж не говорю о том, что малолетнюю сестричку Анечку выпороли самым нещадным образом, а папа ближайшие полгода каждый вечер разгружал кефир в соседней молочной, чтобы компенсировать потерю маминой зарплаты.

Прошло много лет. И вот что я думаю по этому поводу. Судьба. Это судьба постучала коньком о паркет и, выбив зубы, намекнула маме, что неплохо бы на некоторое время впасть в спячку и не искушать ее, судьбу, ненужным трепыханием и скачками с препятствиями на одной ноге. Маме надо было переспать эту трагедию, а наутро позвонить на работу, сказаться больной, взять бюллетень, записаться к стоматологу и залечь на недельку‑другую под одеяло. Но мама не послушалась судьбы. Она всю ночь думала о Зимбабве и весь день ломилась к неприятностям, как медведь к малине. Невзирая на колючки.

Но как разгадать знак судьбы? Как раскусить ее намерения? Как понять ее намеки? Мне лично, как дочери своей мамы, это никогда не удавалось. Иногда судьба давала мне подсказки. Иногда прямо говорила: сюда не ходи – туда ходи. Иногда орала на меня последними словами. Вы думаете, я хоть раз прислушалась? Ничуть!

В тот ясный апрельский день, с которого началась эта история, столбик термометра дополз до отметки 18, а в мою голову заползла светлая мысль: не съездить ли на майские праздники в Питер? По городу погулять. В Эрмитаж наведаться. В Павловск съездить. В Мариинку заглянуть. Посидеть на даче у Мурки, подышать сосной. Погода – чудо. Солнышко светит. Птички поют. Я взяла календарь и подсчитала, что если захватить и первые праздники, и вторые, то получится дней двенадцать. Почти отпуск. Этой идеей я поделилась с Мышкой, когда вечером говорила с ней по телефону. Мышка задумалась и замолчала. Мышка всегда задумывается и замолкает, когда ей предлагаешь выйти на улицу. Причем масштабы выхода не имеют значения. Можно за шкирку тащить ее на пять минут в ближайший ларек за мороженым. Мышка замолчит и будет долго обмозговывать предложение. Можно долго и уныло звать в кино. Мышка будет хмурить брови и кусать губы. Можно брякнуть ни с того ни с сего: «Завтра едем в Ярославль! Будь готова в пять утра!» – и ждать, когда Мышка выйдет из комы. Обычно это случается в четыре пятьдесят девять. Очнувшись, Мышка обычно сообщает, что никуда не пойдет. Почему? Вот краеугольный вопрос. Почему Мышке так трудно выйти из дома? Может, это такая форма бешенства? У самой Мыши находится масса причин и поводов, вцепившись мертвой хваткой в ручку двери и упершись ногами в порог, оставлять свое тощее тельце в своей захламленной квартирке. А вдруг на улице гроза? Или ураган? Или Джигит рассердится, что она отлучилась без его разрешения? Или бульдог из соседнего подъезда – ну, тот, ну, ты знаешь, ну, я тебе говорила, который гонял Коточку, когда у того был брачный период, – вдруг бульдог выйдет на прогулку и испугает Мышку до потери сознания? Или суп выкипит и в доме случится пожар? Или трубу прорвет и пожар зальет наводнением? Бесполезно объяснять, что грозы не будет, потому что на улице январь, Джигит уехал на неделю в дом творчества, бульдог только что погулял, суп можно выключить, а воду перекрыть. Мышь не слушает. Ею овладевает одна, но пламенная страсть: тянуть время и морочить вам голову.

Поэтому, изложив ей свою идею с Питером, я приготовилась к длительным меканьям, беканьям, разговорам, уговорам, дискуссиям и даже в письменной форме заранее изложила все «за» и «против» этой поездки. Но к уловкам прибегать не пришлось. Похмыкав минут тридцать, Мышь вдруг крякнула, пробормотала что‑то вроде: «Черт! Была не была!» – и сказала:

– Надо позвонить Мурке.

Я остолбенела прямо с трубкой в руке.

Тут‑то мне бы и подумать: что‑то здесь не так, что‑то не складывается. Не может Мышка ни с того ни с сего запросто согласиться на такую аферу, как двенадцатидневная поездка в Питер. Где‑то сбой. Вот только где? Это судьба подсказывала мне, что не следует торопиться. Но я не заметила подсказки. Я отключилась от Мышки и набрала Мурку. Тут, впрочем, надо объяснить, кто такие Мышка и Мурка. Ну и я, разумеется.