Как король Ричард начал крестовый поход

Перебравшись через Ла‑Манш, 3 сентября 1189 года Ричард I, короновался в Лондоне. Здесь надолго осталась память о шумных пирах в честь этого события, и о милостях, которыми новый король осыпал своих приближенных, а в первую очередь — старых слуг своего отца. Своего брата Иоанна он одарил деньгами, землями и правами, которые давали тому почти королевскую власть на время отсутствия Ричарда.

Первой и единственной заботой нового короля стала подготовка в выступлению против «неверных». На оснащение войска он полностью пустил королевскую казну, что оставалась в Лондоне, а также начал продавать замки, города, должности. Нашел он и такой способ, чтобы получать побольше денег: заточил в темницу всех союзников своего отца, воевавших с ним вместе с Генрихом, а потом освободил за хороший выкуп. Даже ко многому привычных современников неприятно поразила королевская шутка: «Я продал бы Лондон, если б нашелся покупатель».

В полной мере Ричард использовал и предписания буллы папы римского, повелевавшей тем, кто лично не участвует в крестовом походе, оказывать королю материальную помощь. Однако часто Ричард толковал ее по‑своему — даже тех, кто хотел бы отправиться с ним, он не брал на Восток, а взимал с них именно денежные поборы. Относилось это, понятно, к самым богатым баронам; те, с кого нечего было взять, присоединялись к его войску.

Но несмотря на то, что Ричард I стал английским королем, преимущественно в его армию входили все‑таки рыцари из подвластных Англии французских земель. Так что по происхождению, языку, культуре его крестоносное войско было сродни тому, что предстояло возглавить Филиппу II. Однако несомненно то, что корабли, на которых рыцарях и воинам предстояло переправить в Палестину немалые припасы, вели помимо бретонских и нормандских также английские моряки.

На суда грузилось то, что Ричард счел необходимым в дальнем походе, они были доверху заполнены «золотом и серебром, утварью и оружием, одеждой и тканями, мукой зерном и сухарями, вином, сиропом, копченым мясом, перцем, тмином, пряностями и воском». Кораблям предстояло, обогнув Испанию, идти в Марсель.

Само же рыцарское войско направлялось туда по Франции сушей. В один из прекрасных июньских дней 1190 года «с крестом впереди, с тысячами вооруженных людей выступили светлейший король Англии и французский король, — сообщает современник. — Движутся они на Восток и ведут за собою весь Запад. Различное по языку, культу, обычаю войско полно пламенной ревности. О, если бы суждено было ему вернуться с победой!..»

Когда войско двигалось вдоль Роны, к нему присоединялись все новые воины и простые паломники. Общее число этих людей достигало уже сотни тысяч, и Филипп с Ричардом решили разделиться, чтобы грузить воинов и паломников на корабли в разных гаванях. Французский король двинулся через Альпы в Геную, а Ричард в Марсель.

Там английского короля поджидали недобрые вести: прошел слух, что весь его флот погиб. Для транспортировки людей ему даже пришлось закупать новую флотилию. Наконец, впервые в жизни Ричард начал плавание по водам Средиземного моря.

Многое повидал за это время король, совсем не чуждый любознательности. «Король миновал остров, который называется Изола Майор, — записывал один из его спутников. — Он вечно дымится. Говорят, остров этот загорелся от другого, имя которого Вулкан. Он зажжен огнем, летевшим, как гласит молва, от этого последнего, и спалившим море и множество рыб... А потом проехал король мимо острова Батерун и гавани Байи, где имеются Вергилиевы бани...»

В Мессине, на острове Сицилия, Ричарда ждал, как они и условились, Филипп II. Стоял неподалеку от города и его английский флот, немного потрепанный бурями у испанских берегов, но в целом благополучно одолевший все невзгоды. Теперь английский король вновь располагал собственным флотом. По тем временам он был просто огромным — до 100 грузовых судов и 14 легких кораблей, послушных на ходу, с прекрасными шкиперами и отлично обученными командами. Ничего подобного не было в распоряжении Филиппа II, и поскольку он был хоть и мудр, несмотря на молодость, но завистлив, осталась в его душе досада на союзника.

Там же, в Сицилии, появился повод и для более серьезных разногласий.