Средиземноморское интермеццо, или Мальта между осадами 1565 и 1940–1943 годов

После осады 1565 года почти на протяжении двух веков архипелаг оказался на периферии исторических событий, время от времени потрясавших мир. Мальта отнюдь не изменила своего положения, просто граница европейского (христианского) и азиатского (мусульманского) миров в акватории Средиземного моря оставалась долгое время неизменной, создав полосу своеобразного военно-политического вакуума, в котором нашлось место и такому своеобразному, скорее даже экзотическому для условий XVIII века религиозно-политическому образованию, как Мальтийский орден, просуществовавший еще больше двух веков после великой осады 1565 года. В летописи Мальты отмечены, например, такие события, как эпидемия чумы 1676 года, стоившая жизни почти девяти тысячам мальтийцев, или разрушительное землетрясение 1693 года с его многочисленными жертвами, но долгое время отсутствуют значительные события военно-политического характера, которые до поры до времени миновали легендарный архипелаг, воспетый еще Гомером как прибежище гесперид, пленивших своим пением самого Одиссея. Снижение военной угрозы зашло так далеко, что к середине XVIII века служители ордена постепенно стали утрачивать свое былое военное предназначение, постепенно вырождаясь (по словам известного путеводителя Кука) в «сборище декадентствующих джентльменов». Эти изменения привели к тому, что былая гроза мусульманского мира могла превратиться в разменную монету европейских политиков, к чему в известной степени оказалась причастна и Россия.

За два века после Лепанто военное судостроение ушло настолько вперед, что классическая галера перестала быть даже на Мальте господствующим типом боевого корабля, уступив свою роль двух – или трехдечному линейному кораблю о трех мачтах преимущественно с прямыми парусами. Его вооружение теперь достигало от 66 до 120 орудий на специальных станках-лафетах на четырех небольших колесиках, позволявших после выстрела и сопутствующего отката возвращаться в прежнее положение с помощью специального устройства. Корабли этого типа с экипажем, нередко превышающим тысячу моряков, составляли основу европейских флотов. Именно они в линейном строю были призваны нанести удар морской мощи противника. Остальные типы военных судов, начиная с фрегатов, по сути, предназначались на вспомогательные роли, начиная с разведки и т. д. Транспортную и снабженческую функции выполняли обычные торговые суда, привлекавшиеся по мере необходимости. Очевидно, следует остановиться на характеристике исторических лиц, причастных к судьбам Мальты на переломе XVIII и XIX веков, хотя и в ограниченном количестве, в совокупности составившим настоящее созвездие исторических личностей первой величины.

Как ни странно, первым в этой когорте стоит российский император Павел I, поскольку именно он в 1797 году по одному из довольно частных случаев утвердил «заведение помянутого Ордена в своих владениях». В ответ на это Совет ордена на Мальте (видимо, с учетом неизбежных последствий Французской революции 1789 года) возложил на Павла I должность протектора (покровителя) означенного ордена, что в принципе открывало ему путь на пост гроссмейстера. По мере обострения политической и военной ситуации вокруг Мальты такой вариант мог вполне превратиться в реальность. Император Павел был настолько вдохновлен подобной перспективой, что известил о ней все европейские дворы, а при своем собственном провел целый ряд мероприятий, свидетельствовавших о серьезности своих намерений в обозримом будущем. Например, при маневрах русского флота ряд кораблей участвовали под мальтийскими флагами (Белавенец, 1909). В те годы военные и политические события развивались порой настолько стремительно, что свои нововведения воплотить в реальность император Павел просто не успел, тем более, что остров в 1798 году захватил французский генерал Наполеон Бонапарт, о роли которого в истории Мальты речь подробней пойдет ниже.

В компанию штатских политиков, определявших судьбу Мальты XVIII века, несомненно, попал также премьер правительства его величества Уильям Питт-старший, который, на зависть своим коллегам из других держав, разработал, а главное – применил на практике основные принципы периферийной стратегии, служившей позднее Великобритании на протяжении столетий, и первоначально использованной на Мальте. На рубеже XIX и XX веков в труде американского моряка А. Т. Мэхена под характерным названием «Влияние морской силы на историю» ее основной принцип получил следующее оформление: «Никогда не прерывавшиеся операции в отдаленных водах стали вестись в больших размерах и с большой активностью после того, как уничтожение французского флота освободило англичан от страха вторжения» (Мэхен. С. 233). Суть этой стратегии заключалась в стремлении воевать чужими руками на чужих территориях, используя свой флот в качестве решающего аргумента в подходящий момент. Это великое открытие действовало по меньшей мере свыше двухсот лет и, как будет показано ниже, в полной мере оказалось применимо к Мальте даже в условиях Второй мировой, как будет показано ниже. Отметим, что сам Уильям Питт-старший в отличии от многих других, перечисленных ниже, даже не почтил своим присутствием Мальту, тем не менее оставив в ее судьбе самый заметный след.

О Наполеоне написаны тома и тома, причем его тема в истории, по-видимому, еще не исчерпана. Он был причастен к судьбам Мальты в пору, когда был просто генералом Бонапартом, одним из ярких военных деятелей эпохи Французской революции 1789 года.

Нашему вице-адмиралу Ушакову также принадлежит заметное место в плеяде исторических личностей, связанных с Мальтой на рубеже XVIII и XIX столетий. Его успехи и победы на службе России читатель может легко найти на страницах разных изданий, однако применительно к описываемому периоду реальные возможности нашего выдающегося флотоводца были ограничены решениями не самого выдающегося из российских государей.

Его коллега Горацио Нельсон, реальный соперник Ушакова в событиях вокруг Мальты, действовал в совершенно иной обстановке, не сковывавшей его при принятии решений. Свой чин контр-адмирала он получил только в 1798 году в возрасте тридцати девяти лет, будучи вскоре назначен командующим Средиземноморской эскадрой. Этот выдающийся исторический герой-любовник весьма подходил для претворения в жизнь заветов Питта-старшего, не пощадив собственной жизни в Трафальгарском сражении, одновременно направив усилия Наполеона далеко на восток, где тот сначала успешно погорел в 1812 году в Московском пожаре, а затем, оказавшись не в курсе об особенностях русской зимы, в полной мере испытал ее на собственной судьбе, чему, правда, немало способствовал Кутузов, затянувший войну до зимних морозов вдали от виноградников Шампани. Что касается взаимоотношения обоих адмиралов в событиях вокруг Мальты, они складывались не лучшим образом, чему были свои причины, о которых также пойдет речь ниже.

Однако еще до появления созвездия исторических личностей первой величины на арене истории острова произошли события, позволившие сформироваться особой ситуации на Мальте, с которыми они столкнулись на рубеже XVIII – XIX веков, поскольку целый ряд европейских государств в самом начале XVII века предпочли откупиться от алжирских пиратов, заключив с ними договоры на взаимовыгодных условиях: Франция в 1598, Англия в 1604, Голландия в 1609 году и т. д. Однако у этой медали была своя оборотная сторона, поскольку пираты вышли в Атлантику, где им хватало другой добычи в виде судов, плававших под флагами других государств, помимо перечисленных. В 1622 году мусульманские пираты показали себя в Английском канале, в 1627 году они разорили Рейкьявик (Исландия), а в 1631 году – побережье Ирландии. Нельзя утверждать, что на этом фоне сами рыцари Мальтийского ордена существенно снизили свою активность в этом не слишком уважаемом промысле, но они вынуждены были считаться со своими европейскими единоверцами, чтобы рассчитывать на их помощь в случае осложнений с правоверными почитателями Корана.

К тому времени заметными стали изменения в типах судов, используемых пиратами, поскольку они по-своему следили за прогрессом в судостроении, тем более, что галеры или всякая мелочь вроде шебек, тартан, полак или бригантин не слишком подходили для условий Атлантики, прежде всего по мореходным качествам. На смену им в XVII веке пришли галеоны, более приспособленные как для артиллерийского, так и для абордажного боя с европейскими торговыми судами, нередко вооруженными, благо в те времена по своей архитектуре и размерам военные корабли и торговые суда не слишком отличались друг от друга. Что касается пиратства, к которому оказался сопричастен описываемый архипелаг, то его искоренение произошло в Средиземном море только с присоединением Алжира к владениям Франции уже в 30-х годах XIX века.

Мальта несомненно произвела впечатление на генерала Бонапарта, поскольку она, по мнению означенного генерала, «располагает наилучшим портом Средиземного моря, имеет 30 тысяч жителей, красивые дома, прекрасные набережные, великолепные склады для хлеба, изящные фонтаны. Укрепления отличаются большой протяженностью, построены из тесаного камня, все склады – вне пределов досягаемости бомб. Различные фортификационные сооружения, батареи и форты нагромождены друг на друга». В этих замечаниях в одинаковой степени проявился как вкус француза-южанина, так и трезвый взгляд стратега-аналитика высшего класса.

По его сведениям, Мальтийский орден для защиты побережья Южной Европы «мог иметь 6–7 линейных 74-пушечных кораблей, столько же фрегатов и вдвое меньше мелких судов с тем, чтобы одна треть их них постоянно крейсировала перед Алжиром, Тунисом и Триполи. Он мог бы положить конец варварийскому разбою, принудив пиратов жить в мире. В этом случае орден заслужил бы благодарность всего христианского мира. Половины его доходов было бы достаточно, чтобы достигнуть этого великого и благодетельного результата. Но рыцари, по примеру других монахов, присвоили имущество, которое им было предоставлено ради общественного блага и нужд всего христианского мира. Роскошь приоров, бальи, командоров вызывала возмущение всей Европы…

…Ополченцы, гордые, как и все островитяне, чувствовали себя оскорбленными наглостью и высокомерием рыцарей-дворян. Они жаловались, что являются у себя на родине иностранцами, не допускаемыми к занятию доходных и почетных должностей. У них не было привязанности к ордену. Они видели во французах защитников своих прав. К тому же сама организация ополчения находилась в небрежении, ибо орден давно уже не опасался вторжения турок и, напротив, боялся установления гегемонии коренных жителей. Если фортификационные сооружения и материальные средства обороны были достаточно обширны, то моральный фактор сводил их к нулю…» С прибытием французов на пути к берегам Египта «никогда Мальта не видела столь бесчисленного флота в своих водах. На большом протяжении от берега море было покрыто кораблями всех размеров, чьи мачты напоминали огромный лес…

…Бальи, командоры, сенешали, должностные лица ордена были стариками, не участвовавшими в войнах, холостяками, проведшими жизнь в самом приятном обществе… Их не вдохновлял ни один из тех мотивов, в силу которого люди пренебрегают большими опасностями. Что могло заставить их рисковать жизнью ради сохранения бесплодной скалы посреди моря? Религиозные чувства? Они были малорелигиозны. Сознание собственной полезности? То гордое чувство, которое побуждает человека идти на жертвы, потому что он защищает родину и себе подобных? Они ничего не делали и никому не приносили пользы» (Иванов. С. 31). Определенно характер и нрав былых иоаннитов со времен великой осады 1565 года изменился настолько, что захват Мальты в 1798 году обошелся Наполеону всего в троих погибших; видимо, это была одна из его самых бескровных побед. По поводу сил ордена один из генералов Наполеона выразился так: «Хорошо, что у них хватило людей, чтобы открыть нам ворота».

Теперь можно было приступать к преобразованиям на завоеванном острове, для чего Бонапарт переселился на сушу, где первым делом создал комиссию из местных нотаблей под председательством собственного комиссара-француза. Темп его деятельности потряс воображение обитателей острова, пребывавших со времен великой осады 1565 года в состоянии затянувшегося летаргического сна. За семь суток пребывания на острове этот невесть откуда взявшийся вояка с присущей ему неуемной энергией отменил все привилегии рыцарей ордена, реформировал деятельность монастырей, гарантировал одинаковые права представителям главных религий острова (христианам, мусульманам и иудеям), освободил две тысячи мусульманских пленников, обреченных быть гребцами на галерах, модернизировал систему образования, учредив пятнадцать школ, в которых ученикам прививали принципы морали и французской конституции. Но не только…

Одновременно он изъял в пользу республики ценностей примерно на семь миллионов франков в виде золотых слитков, серебра и драгоценных камней. Часть этой наличности была отправлена в адрес парижской директории, а другая осела в трюмах флагмана «Ориент», чтобы в полном смысле быть пущенной на ветер при взрыве крюйт-камеры этого корабля в Абукирском сражении. В утешение рыцарям он оставил обломок истинного креста… На острове были учреждены муниципальные органы с разделением острова на кантоны и округа, а также созданы отряды Национальной гвардии под командованием французских офицеров. Этот ветер перемен в считаные дни унес большую часть членов ордена на материк, где они получили полную свободу действий.

Что касается самих французов (не считая гарнизона в количестве четырех тысяч человек под командованием генерала Вобуа), в ожидании дальнейшего плавания и предстоящих сражений они предавались радостям жизни, которых обнаружили на острове немало. Хотя члены Мальтийского ордена давали обет целомудрия, новые хозяева острова обнаружили, что «все они имели любовниц, которые были восхитительны и очаровательны», в чем подчиненные генерала Бонапарта успели убедиться за неделю пребывания на острове, тем более, что их прежние обладатели «не были ни собственниками, ни ревнивцами». Это не считая обилия южных фруктов…

Однако свежий ветер перемен в глазах аборигенов острова нередко выглядел как ограбление церквей и монастырей, не считая в меру разнузданного поведения тысяч солдат и моряков в роли освободителей, что в истории наблюдалось неоднократно. Прошло немного времени, и подобные настроения превратились в своеобразную мину замедленного действия, взорвавшуюся вскоре после отбытия Бонапарта за пределы поля зрения с берегов Мальты.

Еще до отбытия с берегов острова генерал Бонапарт информировал Париж о своих ближайших намерениях: «Уже недалеко то время, когда мы будем думать: для того, чтобы по-настоящему разрушить Англию, мы должны захватить Египет». Уже позднее, находясь в Египте, он считал, что поход к Индии потребует от него нескольких месяцев, что обосновал следующим образом: «От Каира до Инда так же далеко, как от Байонны до Москвы. Армия в 60 000 человек, посаженная на 50 000 верблюдов и 10 000 лошадей, имея с собой запас продовольствия на 50 дней и воды на 60 дней, достигла бы за 40 дней Евфрата и через четыре месяца оказалась бы на берегу Инда, среди сикхов, маратхов и народов Индостана, с нетерпением ждущих своего часа, чтобы сбросить гнетущее их ярмо!!!» (Иванов. С. 114).

Правда, нашему современнику может прийти в голову простая мысль: а не забыл ли в своих мемуарах этот один из излюбленных героев мировой истории уроков самой Мальты? Правда, подобные не оправдавшиеся заявки звучали из его уст неоднократно. Так или иначе, но в планах генерала Бонапарта Мальте предназначалась сугубо вспомогательная роль в качестве вспомогательной перевалочной базы, и только, не сопоставимой по своей значимости с целью операций 1565 или 1940–1943 годов.

Для нас важно, что Наполеон овладел Мальтой на пути в Египет. С другой стороны, недельное пребывание Бонапарта на Мальте не стало самым выдающимся событием в его будущей яркой и поучительной биографии. А когда к столь известным историческим персонам вскоре добавился английский адмирал Нельсон, отправившийся вдогон за Бонапартом к берегам Египта, вокруг Мальты возник такой политический узел, по сравнению с которым самый замысловатый из морских узлов, показался бы знатокам сущей безделицей. Несомненно, в то время на небосводе Мальты взошло созвездие ярких личностей первой величины, к которым присоединился вскоре и наш адмирал Ушаков.

Произошло это так. В феврале 1798 года российский самодержец Павел I получил сведения, что из Тулона вышел большой французский флот общим направлением на восток Средиземноморья, возможно, с целью атаковать южное побережье России в Черном море. Он приказал эскадре вице-адмирала Ушакова срочно выйти навстречу ожидавшемуся противнику. В сложившейся необычайно сложной и запутанной обстановке, под дулами корабельных орудий эскадры Ушак-паши (как звали русского адмирала правоверные мусульмане после знакомства с ним в битвах на Черном море) турки перепугались настолько, что, вступив в союз со своим извечным врагом Россией, подкрепили эскадру Ушакова собственными кораблями. Вот тогда-то проблема Мальты, причем в условиях сложных политических и личных отношений, замаячила перед нашими моряками. «Главной целью, указанной Ушакову при его отправлении, было освобождение от французов Ионических островов, изгнание французов, при содействии англичан, из Южной Италии, освобождение Мальты и содействие англичанам при блокаде Александрии и в других местах» (Веселаго. С. 178). Таким образом, Мальта значилась в планах Ушакова практически последним пунктом.

Как сказано выше, Мальта оказалась в руках Бонапарта в полном смысле попутно, когда на всякий случай на пути в Египет он зашел в Гранд-Харбор, чтобы запастись водой на дальнейший путь. Предлог был явно надуманный, поскольку продовольствием французы были обеспечены на ближайшие три месяца, а водой – по крайней мере на сорок дней, тогда как до берегов Египта оставалась всего неделя пути. Поскольку положение с водой на архипелаге уже известно читателю, мальтийцы вполне обоснованно заявили, что они могут снабдить водой только четыре корабля, тогда как французская эскадра насчитывала только одних линейных кораблей тринадцать, не считая сотен транспортов с войсками общей численностью до тридцати тысяч человек. Характер «просьбы» не оставлял сомнений, тем более что она была подкреплена десантом общей численностью в пятнадцать тысяч солдат и моряков, высадившихся на остров 10 июня. Тем не менее, судя по дальнейшим событиям, едва ли в планах Бонапарта Мальта играла важную роль.

Хотя орденские рыцари к этому времени порядком утратили прежний боевой пыл, и их общие силы в количестве 332 членов ордена и почти двух тысяч наемников противостоять противнику отнюдь не могли в любом случае, но гроссмейстер ордена фон Гомпеш вдруг вспомнил о былой славе, а его воины (не считая переметнувшихся на сторону французов наемников), включая самых старых и хилых, продержались в пределах Валетты целый день. Генерал Бонапарт, понимая, что при таком соотношении сил в глазах просвещенной Европы славы ему не сыскать, предпочел предоставить орденским рыцарям почетную капитуляцию. По ее условиям, острова архипелага становились владением Французской Республики, бывшие рыцари ордена могли отправиться в Европу, кто куда пожелает. Накопленные богатства ордена (естественно, включая пиратскую добычу) становились трофеями французов, о чем до сих пор напоминают туристические проспекты. Покидая Мальту, генерал Бонапарт оставил на ней гарнизон под командованием генерала Вобуа. Правда, после разгрома французского флота у Абукира в дельте Нила вездесущим Нельсоном надобность в такой передовой базе отпала, как вскоре отпал из зоны французских завоеваний и сам Египет.

Тем не менее реакция на захват Мальты в России и Англии оказалась практически одинаковой, хотя и по разным причинам. У императора Павла отняли любимую игрушку, тем более, что англичане еще в декабре 1798 года неоднократно заявляли о готовности вернуть ее в расчете на дальнейшую помощь со стороны России в предстоящих войнах с Наполеоном. Со времен Тулона они убедились в опасности этой личности, в то время как после капитуляции гроссмейстера иоаннитов фон Гомпеша Павел I становился его преемником. В такой ситуации его кандидатура в качестве потенциального союзника становилась для Лондона вполне приемлемой.

Талант Нельсона-стратега заключался в том, что многие его решения опережали стремления правящих кругов Британии, что полностью относилась и к Мальте, тем более, что в своих русских союзниках Нельсон больше видел опасных конкурентов. В письме к капитану Беллу сам Нельсон свое отношение к проблеме государственной принадлежности Мальты отразил следующим образом: «Король неаполитанский есть законный государь острова Мальты, и я согласен с тем, что его флаг должен развеваться во всех пунктах острова. Но так как я не сомневаюсь, что неаполитанский гарнизон сдаст остров любому, кто пожелает заплатить, то необходимо, чтобы Мальта находилась под покровительством Великобритании на всем протяжении войны. Поэтому король неаполитанский желает, чтобы во всех пунктах, где развевается неаполитанский флаг, рядом с ним был бы поднят английский флаг. Я уверен, что неаполитанское правительство без каких-либо возражений уступит владение Мальтой Англии. На днях я вместе с сэром Уильямом Гамильтоном добился у короля тайного обещания не уступать Мальту никому без согласия британского правительства. Вы не должны допустить, чтобы на острове развевался какой-либо флаг, кроме английского и неаполитанского. В случае, если какая-либо группа мальтийцев захочет поднять русский флаг, то впредь ни король, ни я, не позволим мальтийцам ввозить из Сицилии хлеб для собственных нужд» (Трухановский. С. 188). Другие источники также подтверждают эту позицию, поскольку, по мнению адмирала, это «даст большое влияние на Левант и на всю южную часть Италии. Из этих соображений, я надеюсь, мы ее никогда не отдадим» (Махов, Созаев. С. 246). Такая точка зрения окончательно возобладала с постройкой Суэцкого канала, но было очевидно, что адмирал опережал планы собственного правительства, что и делала его стратегом мирового уровня. Правда, Мальту еще предстояло вырвать из рук французов, а события на ней развивались, как показала история, весьма своеобразно.

А ведь беспокойство Нельсона по поводу судьбы архипелага имело самые определенные основания, потому что для британских верхов судьба острова еще не определилась, в то время как военная помощь России еще могла понадобиться. Действительно, статс-секретарь по иностранным делам королевства В. Гренвилл заявил российскому послу в Лондоне о том, что «если Павел пожелает получить Мальту, то Англия с искренним удовольствием на это согласится». О том же Гранвилл предупреждал в самом начале 1799 года британского посла в Петербурге Ч. Уитворта: «Король отрекается за себя от всякой мысли или желания удержать за собой Мальту, как британское владение» (Махов, Созаев. С. 245). Совсем не случайно Уитворт информировал Безбородко, ведавшего российскими иностранными делами, о согласии на занятие Мальты вооруженными силами Англии, России и Неаполя. Не стоит удивляться, что такой оборот событий совсем не устраивал Нельсона, возможно, с подачи пресловутой леди Гамильтон. Оговорюсь, что последнее является авторским домыслом. При этом сам адмирал оказался, несомненно, в сложной ситуации. Его чрезмерная активность могла привести к появлению российских сил на Мальте, а с другой стороны, он понимал, что после Корфу не считаться с присутствием Ушакова было невозможно. Тем не менее за адмиралов принимали решение более высокие инстанции, да и ситуация на самой Мальте совсем не находилась у них под контролем, несмотря на складывающиеся благоприятные обстоятельства.

Поведение французов на Мальте быстро вызвало восстание местного населения менее чем спустя три месяца после того, как Бонапарт (именно он определял события, а не командующий его эскадрой адмирал Брюэс) и его воинство скрылись за горизонтом по направлению к Александрии. 4 сентября 1798 года Собрание Мальты отправило гонцов к королю Обеих Сицилий Фердинанду, умоляя о помощи, тем более что слухи об Абукирском побоище уже дошла до Мальты, что подтвердили моряки со спасшихся линейного корабля «Гильом Телль», фрегатов «Жустис» и «Даян» под трехцветным флагом, надеявшиеся отстояться от англичан на Мальте под защитой орудий Вобуа, с его 2700 французов, запертыми в цитадели Валетты совсем не в комфортных условиях.

Нельсон посчитал необходимым провести блокаду Мальты, но, как предписывала стратегия периферийных действий, ограничил свое участие самым скромным образом. После Абукира он отправил к ней лишь небольшую эскадру португальских кораблей под командой адмирала маркиза де Низа, а 23 сентября того же года в Гранд-Харбор ненадолго заглянули корабли Джеймса Самареца, сопровождавшие захваченные призы из Абукира. Самарец повторно направил в Валлетту парламентера к генералу Вобуа с требованием сдать крепость, получив повторно отрицательный ответ. В сложившейся ситуации англичане ограничились снабжением мальтийцев ручным оружием и боеприпасами к ним и проследовали дальше на запад. С прибытием эскадры самого Нельсона на пути в Неаполь спустя месяц ситуация повторилась: мальтийцы получили еще оружия и боеприпасов, Вобуа вручили очередной ультиматум, на который француз повторил прежний ответ, после которого Нельсон продолжил плавание в Неаполь, прямо в объятия той, о которой втихомолку судачила вся Европа. Читатель, смотревший старую кинокартину военных лет под названием «Леди Гамильтон», знаком с ее содержанием, и поэтому нет надобности повторяться. Автор, не будучи киноведом, не рисует высказываться или морализировать на указанную тему, тем более, что всем ясно, что Нельсон умел одерживать исторические победы под всеми широтами, и не только в морских просторах. С другой стороны, про этого самого известного английского адмирала, имя которого вошло во все учебники военно-морского дела, никак не скажешь – ничего личного… Видный немецкий военно-морской историк А. Штенцель по этому поводу сделал следующее примечание по поводу деятельности Нельсона на Средиземном море, «где слава его так пострадала вследствие его отношений к леди Гамильтон: он настолько подпал под ее влияние, что даже пренебрегал своими обязанностями по отношению к начальникам и отечеству. Это последнее обстоятельство нанесло его репутации больший ущерб, чем какие-нибудь действительные нравственные недостатки» (Штенцель. С. 293). Что ж, подобное случается не только среди британских флотоводцев…

Для нас важнее, что в событиях на Мальте того времени как англичане, так и французы избегали или не могли провести решительной тесной блокады, поскольку архипелаг, в отличие от осад прошлого 1565 и будущих 1941–1943 годов, играл в происходящих военных событиях совсем не решающую роль, несмотря на то, что его судьбу в то время решали самые выдающиеся исторические деятели той поры, к которым, однако мы не относим короля Обеих Сицилий с его присными. В любом случае события на Мальте на рубеже XVIII–XIX столетий трудно назвать осадой в полном значении этого слова.

Только 28 октября наконец Директория в Париже распорядилась начать снабжение своих войск на Мальте, используя албанских контрабандистов. Между тем англичане стали наращивать свои силы вместе с моряками из Неаполя, используя в качестве артиллеристов местных мальтийцев, не показавших особых достоинств в этом деле. Заменившие их пушкари из Неаполя оказались не лучше, вызвав справедливое замечание командующего осадой капитана 1-го ранга Бэлла: «Если их накроет батарея противника, это будет полезней…» Тем не менее эти вояки заставили перейти французские корабли «Гильом Телль», «Жустис» и «Даян» из Гранд-Харбора в соседнюю бухту Марсамексетт, оставив без поддержки осажденных в Валетте французов Вобуа. Французы, занятые контрбатарейной борьбой, допустили высадку на берег семнадцати английских батальонов. Определенно англичане готовились к решению проблемы Мальты всерьез и надолго, без излишней спешки, как и рекомендует пресловутая стратегия периферийных действий.

Однако к апрелю 1799 года на Мальте начался такой голод (едва ли не самое серьезное последствие блокады), что командующий осадными силами Бэлл, поддерживая мальтийцев, был вынужден делиться с ними собственным продовольствием. Французы же, используя неплотный характер блокады, стали наращивать продовольственную помощь своим войскам, но в целом на острове сложилась ситуация военного равновесия, которую флоты противоборствующих держав не могли нарушить в свою пользу. Это мог сделать Ушаков, но реакцию Нельсона, не доверявшего своему русскому союзнику, невозможно представить. (На рубеже 1798–1799 годов он так отзывается о своих союзниках: «Поведение русских не лучше, чем я всегда ожидал, и я считаю возможным, что они своим поведением принудят турок заключить мир с французами вследствие еще большего страха перед русскими… Терпеть не могу русских», и т. д. и т. п.) Скорее всего, подобное отношение сложилось у него после первой встречи с Ушаковым в Палермо, где «оба адмирала по разности своих характеров и взглядов тотчас стали во враждебное положение друг к другу. Нельсон почему-то ожидал встретить в Ушакове покорное орудие, которое под его влиянием будет действовать в интересах Англии; но, против своего ожидания, нашел в нем умного, самостоятельного русского адмирала» (Веселаго. С. 187).

После похода франко-испанского флота Брюи в Лигурийское море для поддержки французских войск, терпевших поражение за поражение от Суворова в Северной Италии, Бэлл со своими кораблями в попытке противостоять флоту Брюи был вынужден практически снять блокаду Мальты с мая по июль, оставив без поддержки на суше силы капитана Вивона, уцелевшие только потому, что противостоящие им французы были достаточно обессилены, как на суше, так и на море. Тем не менее, воспользовавшись этим, французы своими полуголодными войсками заблокировали англичан в гаванях Святого Павла и Гранд-Харбора, практически одновременно доставив немного продовольствие своим войскам, в то же время не пропуская патрульными судами доставку провианта своим противникам, у которых к тому времени возникла масса проблем, например, с порохом и кремневыми ружьями, у которых из-за долгого употребления стали отказывать кремни. Помимо того, оказалось, что английские солдаты слишком долго не получают положенного жалованья, а среди повстанцев даже возник заговор против англичан, которых они начали подозревать в пособничестве якобинцам и т. д., и т. п. Одним словом, последствия отсутствия как блокады, так и деблокады, стали сказываться в полной мере, поэтому возвращение кораблей Бэлла в июле в значительной мере приостановило развитие этого процесса, тем более что с этим событием связано изменение соотношения французских войск (около двух тысяч) и британских (не менее пяти тысяч) на острове. Решающими для Мальты оказались совсем другие события: 24 августа 1799 года на фрегате «Миюрон» Бонапарт, успешно миновав английские морские патрули, покинул Египет и, благополучно высадившись в Тулоне, 9 ноября того же года произвел государственный переворот в Париже, установив военную диктатуру. Одновременно он предупредил Вобуа, продолжавшего сопротивление на Мальте, чтобы тот был готов к почетной капитуляции с наступлением критической ситуации. Это означало, что Наполеон уже не нуждался в этом острове. Как, впрочем, и разочаровавшийся в своих союзниках Павел I.

Возникшую ситуацию наш военно-морской историк описал таким образом: «Французы держались еще в Мальте, но участвовавшая в блокаде португальская эскадра возвратилась в Лиссабон, и англичане не имели достаточно возможности собрать силы для взятия Ла-Валетты. Поэтому теперь Нельсон и король неаполитанский убеждали Ушакова идти с флотом к Мальте, и он решился отправиться туда. Задержанный исправлением судов, заготовлением продовольствия и противными ветрами, адмирал смог выйти в море только 20 декабря… На эскадре Ушакова, состоявшей из 7 кораблей, 1 фрегата и 8 мелких судов, находились также 2 тысячи гренадер под начальством генерал-майора князя Волконского, назначенных быть главным гарнизоном Ла-Валетты, главной крепости на острове Мальта. На пути из Неаполя в Мальту, в Мессине Ушаков получил приказание возвратиться с флотом и бывшими при нем сухопутными войсками к своим портам» (Веселаго. С. 188). Как и все, что он делал, Павел поменял собственные планы и намерения решительно и бесповоротно, на этот раз отказавшись от сотрудничества с Англией в пользу Франции, за что вскоре поплатился жизнью.

Что касается Мальты, то на рубеже XVIII–XIX веков ее судьба складывалась по принципу ни шатко, ни валко, крайне неспешно. Англичане всё больше и больше наращивали свои силы, французы в меру голодали и считали последние патроны, сами мальтийцы приходили в себя после всех испытаний, с нетерпением ожидая их завершения. Прибывший последний транспорт с продовольствием на бриге «Марджери» отсрочил сдачу французского гарнизона на три месяца.

У англичан 6 июня 1800 года на корабле «Си хорс» прибыл новый командующими силами Леванта генерал Ральф Аберкромби, при котором количество британских войск на острове достигло одиннадцати тысяч солдат и моряков. Его прибытие было отмечено активизацией военных действий, в частности, подрывом склада артиллерийских припасов, когда погибло 70 французов и было потеряно до двух тысяч зарядов. 5 августа последние корабли под трехцветным флагом – фрегаты «Даян» и «Жюстис» – сделали попытку вырваться из заблокированного Гранд-Харбора, что удалось только «Жюстис». Когда запасы провианта практически были исчерпаны, настало время той самой критической ситуации, о которой Бонапарт предупреждал Вобуа, что позволило ему выступить с англичанами с предложением о почетной капитуляции, каковую он и получил под гарантии неучастия его солдат в военных действиях на протяжении полугода. Противник был настолько любезен, что доставил пленных французов на собственных кораблях в Тулон. Такие тогда были времена, уважаемый читатель, ближе к нашему времени подобное, увы, не повторялось… С той поры, как Мальту покинули отмеченные выше исторические звезды первой величины, интерес к ней у европейских дворов постепенно затих.

Судьба Мальты решилась, таким образом, без российского участия. На протяжении двух лет она обошлась всего в 1280 французских жизней и примерно в тысячу английских, что согласитесь, не тянет на потери во время первой осады, да и второй тоже. Больше всех заплатили погибшими в боях и от голода сами мальтийцы – порядка пяти тысяч. Кроме продолжительности затянувшейся на два года блокады, ничто не позволяет в сравнении с военными событиями 1565 и 1940–1943 годов отнести сражения 1798–1800 годов на архипелаге к осаде, в лучшем случае весьма условно. Пусть читатель решит сам, насколько описанные события подходят под это определение.

Со сменой российских императоров, по Штенцелю, «в Англии снова начались вооружения, и через год война возобновилась из-за Мальты и связанного с ней господства на Средиземном море» (Штенцель. Ч. 4. С. 301). Однако остров гесперид упал в объятия «коварного Альбиона» окончательно и бесповоротно лишь в 1814 году по условиям Парижского мирного договора, в полном смысле всерьез и надолго, как показали грядущие события. Для остальных европейских держав, включая Россию, Мальта оказалась за пределами их интересов, в то время как «коварный Альбион» (по определению Наполеона) не дремал на основе своей пресловутой периферийной стратегии.

В заключение для объективности попытаемся разобраться, чем занимался Нельсон во время то ли осады, то ли простой блокады Мальты, в решении судьбы которой спокойно обошлись без него, что само по себе показательно. Да и была ли Мальта нужна что англичанам, что французам после Абукира, тем более что все военные зада<