Ранний сон не всегда полезен

 

Я открываю глаза и гляжу по сторонам. Комната окутана черно-синей дымкой, вокруг бесформенные фигуры, звучат приглушенные звуки. Ощущение, будто все происходит под водой. Но где бы это ни было, сейчас ночь, и я не одна.

В тусклом свете я различаю четыре стены небольшой, почти пустой комнаты и окно без занавесок, выходящее на парковку. В воздухе витает сосновый аромат и затхлый запах сигаретного дыма. Я слышу стук, затем отголоски разговора где-то совсем рядом, за пределами комнаты.

Не знаю, где я и сколько мне лет. Но точно не семнадцать — скорее всего, четыре или пять. Я смотрю вниз и вижу поношенную ночную рубашку с цветочками, которая едва доходит мне до колен. В плечи врезаются резинки рукавов, жесткое колючее одеяло из полиэстера натянуто до подбородка. Присмотревшись, я замечаю в тени у окна какую-то фигуру. Она сидит за металлическим столом, уставившись в пустоту, и барабанит пальцами по его поверхности.

— Мам? — зову я.

Фигура оборачивается, но лица не видно. Я стараюсь изо всех сил его рассмотреть, мне нужно всего одно воспоминание о своей настоящей матери, за которое можно уцепиться. Но все без толку: меня удочерили, когда мне было всего несколько недель, а не четыре года. Я ничего не помню о своей маме. Не имею понятия, ни кто она, ни как выглядит. И все равно пытаюсь разглядеть. Тут за плечо меня трогает рука, похожая на мою. Я оборачиваюсь и вижу другое лицо. В зеркале.

— Эй? — зову я. Отражение молчит.

С тихим вскриком я резко просыпаюсь. На этот раз я в своей обычной спальне. Мои мягкие простыни из египетского хлопка спутанным влажным комком собрались вокруг лодыжек. Ноги заледенели от холодного воздуха из работающего кондиционера. Я гляжу на часы — еще даже полуночи нет. Сегодня я легла рано, потому что мы с Шарлоттой несколько часов играли в теннис во дворе неподалеку, и я жутко устала. Не хочу потерять форму к началу нового сезона — такого удовольствия Нише я не доставлю.

Я потягиваюсь и вздыхаю. Теперь не усну. Поэтому быстро натягиваю толстовку с рельефным узором и спускаюсь вниз, ступая как можно тише.

В раковине наливаю себе стакан воды. Внезапно мое внимание привлекает что-то у меня за спиной. В дальнем углу нашего ухоженного сада, из-за переплетенных ветвей, струится мягкое желтое сияние.

Клуб. Лолер с Тайером сейчас там смотрят на звезды. Я так и вижу их силуэты. Они сидят, склонившись друг к другу, и о чем-то шепчутся в темноте. О чем, интересно? Каково это оказаться рядом с Тайером наедине?

— Мы тебя разбудили?

При виде фигуры в дверном проеме я подскакиваю и роняю стакан воды. Тот ударяется о гранитную столешницу и разбивается. Когда я отдергиваю руку, то вижу кровь.

— Ай! — Порез неглубокий, но крови много. Меня вдруг начинает тошнить, и я прислоняюсь к столешнице.

Тайер подлетает ко мне.

— Боже мой. Ты в порядке?

— Все хорошо, — мямлю я. — Если только ты принесешь мне пластырь.

Видно, что Тайер не хочет оставлять меня одну.

— А где он?

— В ванной, в аптечке, — указываю я направление здоровой рукой.

Тайер быстро уходит, а я в это время пытаюсь перевести дух. Что со мной такое? Обычно я не роняю стаканы, даже посреди ночи. Неужели он знает, что рядом с ним я становлюсь неуклюжей? Знает о моих чувствах?

И что же я чувствую? Я до сих пор не ответила на его сообщение по поводу мороженого. Убеждаю себя, что просто хочу держать его на расстоянии, а на самом деле просто не знаю, что ответить. Потому что обычные приемы флирта с Тайером просто не сработают.

Некоторое время спустя возвращается Тайер с аптечкой в руках. Он достает квадратный кусок бинта, сложенный в несколько раз, и плотно прижимает его к моей ладони, а потом аккуратно подводит меня к кухонному столу.

— Держи крепко, пока я все тут уберу, — говорит он.

— Спасибо, — бормочу я.

— Не за что, — бросает он через плечо и принимается вытирать столешницу, попутно собирая большие осколки и выбрасывая их в мешок для мусора. — Не стоило тебя пугать. Не спится?

— Не могла уснуть после одного сна, — говорю я.

— Какого?

Я смущенно отвожу глаза. Обычно я не обсуждаю с парнями свою родную мать. Да и вообще ни с кем ее не обсуждаю.

Тайер завязывает мешок и вешает его на ручку двери в прихожую. Потом берет аптечку и садится рядом за стол, выдвинув мой стул и повернув его так, чтобы мы оказались лицом друг к другу. Я втягиваю воздух, вдруг ставший между нами наэлектризованным, и он склоняется ко мне. Нежно берет мою раненую руку и раскрывает ладонь, убирая бинт и откладывая его в сторону.

— Будет жечь, — предупреждает он, не сводя с меня глаз.

Потом вытаскивает из упаковки антисептическую салфетку и проводит ею по порезу. Я вздрагиваю от резкого жжения. Тогда он подносит мою ладонь к лицу и слегка дует на нее. Я снова вздрагиваю. На этот раз, скорее, от близости Тайера, чем из-за пореза.

— Ты уверена, что все хорошо? — тихо спрашивает он.

— Да, я в порядке, — поморщившись, отвечаю я.

— Я не о порезе, — говорит он. — А о... твоем сне. Который не дает тебе уснуть. Ты кажешься... — Он замолкает не в силах подобрать слова.

— Мне снилась моя мама, — внезапно выдаю я. — Моя настоящая мама. Ты же знаешь, что я приемная, да?

— Да.

Если Тайер и видит, как я нервничаю, то ничего не говорит. Он лишь отрывает защитную бумагу с большого пластыря и приклеивает его поверх пореза. Потом сжимает мою ладонь в кулак и накрывает своей, чтобы рана перестала кровоточить. Сильное прикосновение его руки меня успокаивает, и я продолжаю:

— Такое иногда случается — она снится мне. И каждый раз я просыпаюсь. Хотя мне снится не совсем она, то есть я не знаю наверняка. Потому что у меня не сохранилось о ней воспоминаний. Удочерение было анонимным, так что мои родители, Мерсеры, об этом не говорили.

На мгновение в кухне повисает тишина, помимо нашего с Тайером дыхания слышно только тихое гудение кондиционера. Когда проходит еще несколько секунд, а Тайер так ничего и не говорит, я начинаю паниковать. Может, я сказала лишнего. Может, он не хочет слышать о моих дурацких снах или беспокойствах по поводу настоящих родителей. Мне и самой не нравится обо всем этом думать. Я даже не пишу о своих чувствах в дневнике.

Но тут Тайер крепче сжимает мою руку.

— Тебе должно быть тяжело, — просто говорит он.

Меня захлестывает буря эмоций. Лучше и не скажешь — по сути, это единственное, что тут можно сказать.

— Ты надеешься когда-нибудь с ней встретиться? — спрашивает Тайер.

Я задумываюсь над его словами. Как ни странно, но меня никто об этом никогда не спрашивал.

— Думаю, да. Конечно, какая-то часть меня очень зла на нее — наверное, такое испытывают все приемные дети. Мне хочется знать, почему она бросила меня, почему не смогла оставить.

— Может, у нее на то была веская причина.

— Может быть, — киваю я. — Ну и кроме того, я просто хотела бы ее увидеть. Поговорить. Узнать вообще, есть ли у нас что-то общее.

Я вдруг чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Ужасно смутившись, с трудом сглатываю. Ни за что не стану плакать перед Тайером.

Я с преувеличенной небрежностью пожимаю плечами.

— Все это неважно. Ты хотел знать, что мне снилось, я ответила.

— Спасибо, что рассказала, — говорит Тайер. А потом вздыхает. — На самом деле, я тоже плохо сплю.

— Почему?

— В основном бессонница. А раньше я ходил во сне, — робко признается он. — Это жутко пугало моих родителей.

— И что ты делал?

Он смеется.

— Однажды они спустились вниз и обнаружили меня в комнате отдыха. Я сидел на диване с пультом в руке, а по телевизору шла какая-то реклама.

— И ты этого не помнишь?

Он мотает головой.

— Не-а. Я крепко спал.

Я шлепаю его по руке.

— Им еще повезло, что ты ничего не заказал. А то бы была у них куча пледов.

— Или сигнализаций, — шутит он.

— Или инфракрасных фонариков, которые показывают на ковре, где написала твоя кошка или собака, — добавляю я.

Мы оба прыскаем от смеха, и я благодарна Тайеру за то, что он сменил тему и разрядил обстановку. Когда он убирает руку, я вдруг понимаю, как мне не хватает ее тепла.

— А в каком самом странном месте ты просыпался? — спрашиваю я.

— В ванной с включенной водой, — не задумываясь, отвечает он. — Мне тогда была двенадцать. Мои родители просто взбесились, потому что однажды я мог так утонуть. Папа пригрозил, что отведет меня к специалисту по сну, где мне проведут ряд анализов. Ну, когда к тебе подключают электроды и наблюдают за тобой по монитору, словно ты подопытная крыса. Я не согласился. — Его глаза мрачнеют. — Он был очень-очень зол.

— Он беспокоился, — тактично замечаю я.

Тайер усмехается.

— Я так не думаю.

Я больше ничего не говорю, хотя понимаю, на что Тайер намекает. Тот раз, когда мистер Вега сорвался на Мэделин из-за того, что она ходила по району босиком. Его волновало не то, что она могла наступить на что-то острое, а что подумают соседи. Нет, я не утверждаю, будто он не беспокоился о том, что Тайер мог утонуть в ванной. Мне просто непонятно, чем вызван его гнев: дополнительной сложностью, раздражением или чудаковатостью.

— Родители бывают странными, да? — тихо говорю я.

Тайер кивает.

— Это точно.

Мы смотрим друг на друга, словно между нами устанавливается некое понимание. Я хочу потянуться к нему, провести рукой по его острым скулам, вернуть его взгляд на себя. Или хотя бы взять его ладонь и крепко сжать. Но тут же понимаю, что боюсь. А вдруг он отшатнется? Вдруг рассмеется?

— Так ты до сих пор ходишь во сне? — спрашиваю я.

— Нет. — Он качает головой. — Наверное, я вырос. Хотя мне по-прежнему снятся тревожные сны. Самый частый: я прихожу в школу и оказываюсь в одном нижнем белье.

— Это классика.

— Тебе тоже такое снится? — спрашивает он.

— Нет, — я мотаю головой. — У меня повторяется другой сон.

— О чем?

«О тебе», — чуть не говорю я, но вовремя осекаюсь.

Тайер смотрит на меня так, словно читает мои мысли. Внезапно он обвивает мой стул ногой и пододвигает к себе. Я невольно охаю, но ничего не говорю и, конечно же, не отстраняюсь. Мы настолько близки сейчас, что меня буквально обволакивает его чистый травянистый запах. Я гляжу на него, а он смотрит на меня. В ушах шумит — возможно, это звук бегущей по венам крови.

Я с трудом беру себя в руки.

— Идешь завтра на вечеринку Ниши? — небрежно спрашиваю я.

На какой-то миг на лице Тайера мелькает удивление, будто он не ожидал этого вопроса.

— Не знаю. Наверное. А почему... Ты хочешь, чтобы я пошел?

Я открываю рот, а потом закрываю. Конечно, хочу. Но ужасно боюсь сказать об этом вслух, потому что могу показаться глупой.

— Мне в принципе все равно, — беспечно говорю я, хотя в конце мой голос срывается. — Но думаю, моей сестре не все равно. Мне кажется, она влюблена в тебя. — Я выгибаю бровь и жду его реакции, чтобы понять, отвечает ли он ей взаимностью.

Но Тайер даже не вздрагивает. На его красивом лице медленно расцветает улыбка. Он склоняет ко мне голову так, что мы практически дышим одним воздухом.

— Ты правда хочешь сейчас говорить о Лорел? — шепчет он.

От потрясения у меня отвисает челюсть.

— Хм, — отвечаю я, и в следующую секунду мой мозг отключается. Он хочет меня поцеловать? Его самоуверенность опьяняет. Я отвожу взгляд, сердце молотом стучит о ребра.

Тайер протягивает ко мне руку и откидывает волосы с моего плеча.

— Хм, — передразнивает он, разворачивая мое лицо к себе.

Значит, поцелуй все-таки будет. Я прикрываю глаза и тянусь к нему. Шершавая ладонь Тайера слегка касается моего лба. С трепетом и в ожидании я задерживаю дыхание, пока наши лица становятся все ближе и...

— Тайер?

Уже второй раз после пробуждения я подпрыгиваю. Тайер отшатывается от меня и вскакивает на ноги. В дверном проеме виднеются очертания Лорел, которая стоит со скрещенными на груди руками. У нее непроницаемое лицо, так что не ясно, сколько же она там стоит.

— А я-то думала, где ты там запропастился, — после недолгого молчания говорит Лорел.

У Тайера вспыхивают щеки. Он подтягивает джинсы и показывает на лежащую на столе аптечку.

— Саттон разбила стакан. Я помогал ей прибраться.

Его взгляд обращен к Лорел, на меня он не смотрит. Я отворачиваюсь и гляжу на свою заклеенную руку. Перспектива поцеловать Тайера вдруг тает на глазах. Может, он вообще не собирался этого делать и просто водил меня за нос. Он отскочил от меня как ужаленный, словно боялся, что Лорел может нас застукать. Он считает меня недостойной своего поцелуя? Ладно, неважно. Я поднимаюсь со стула и хватаю со стола аптечку.

— Спасибо за помощь, Тайер, — холодно говорю я, а потом поворачиваюсь к Лорел. — Хорошо вам повеселиться в клубе, — выплевываю я.

И, расправив плечи, вылетаю в коридор. Мне хочется обернуться, узнать, смотрит ли на меня Тайер, но я не осмеливаюсь. По пути наверх я твержу себе: «Ничего нет. У тебя нет чувств к Тайеру. У тебя нет чувств к Тайеру».

Но сколько бы раз я ни повторяла эти слова, впервые в жизни мне кажется, что я вру сама себе.