Интервью Sounds, 8 февраля, 1975

- С чего начались ваши занятия музыкой? Я знаю, что вы немного брали классические уроки…

- Сейчас я играю около 17 лет, я начал играть классику, когда мне было 12. На самом деле, я взял гитару, когда мне было около 11, но я около года ничего серьезно не играл. Я ходил на уроки к Джимми Салливану; у меня было 2 учителя, один из них Джимми, который был моим другом и не заставлял меня ничего делать. Я просто ходил к нему, чтобы узнать маленькие трюки и штучки. В любом случае, за ним было тяжело угнаться, потому, что он был так хорош. Другим парнем был персональный тренер, который учил меня классической музыке в течение года, это все, после этого я стал заниматься сам.

- Какие группы были вашими первыми?

- Я играл с Лордом Сатчем в 1961, записал несколько сессий с ним. После этого я перешел в группу под названием the Outlaws. Так что одну минуту я был в Savage (группа Сатча), другую в the Outlaws, затем я перешел в the Musketeers, потом я был в Wild Boy, из Wild Boy …куда-то, где я одевался во что-то еще. О да, the Roman Empire, это была идея Сатча. По какой-то непонятной причине он считал, что будет великолепно, если мы оденемся как римляне. Также в группе был Мэтью Фишер. Мэтью записался на одной стороне сингла, над которым я работаю, 'Black Sheep Of The Family'. Если бы он занимался рок-н-роллом, то был бы выдающимся музыкантом, но он не занимается этим, он не хочет, чтобы его ассоциировали с роком. Это печально, потому что у него столько идей.

- Когда сценическое искусство стало частью вашей игры?

- После группы Лорда Сатча…Мне приходилось заниматься этим у него, иначе бы меня уволили. Мне кажется, все началось на том концерте, мы были на сцене, он толкнул меня, я упал на сцену у радиатора и получил электрический удар, это правда. И я подпрыгнул примерно на 8 футов вверх, а он сказал: «продолжай так делать». Это естественно произошло после этого, а также из-за агрессии на бизнес; стремление что-то доказать. Можно голодать до тех пор, пока не спятишь. После этого я изменился.

- Тогда вы занимались сессиями?

- Я занимался сессиями с 1963 до 1966. Джимми Пейдж также записывался на сессиях, мы были маленькими рок-н-рольными гитаристами, которые повсюду играли; никто из нас не умел читать, но мы записывались на сессиях, где они хотели иметь поле для рок-н-ролла, и им не нужен был человек, умеющий читать. Сессий было слишком много, потому что мне просто не нравится играть чужую музыку. Я играл на одной сессии с Джимми, на той, где был он и Джефф Бекк. Джимми Пейдж был продюсером, Ники Хопкинс играл на пианино, крутой парень, Клифф Бартон, ныне покойный, один из лучших в своем деле, был на басу, Джефф Бекк и я. Это была подложка для сингла какого-то идиота; мне кажется, это был мой приятель, хотя он не умел петь. Это было интересно. Но большинство из сессий были по-настоящему глупыми; они были либо очень тупыми, либо пугающими, иногда приходил какой-нибудь идиот, который хотел чтобы все было сыграно в его ключе, а потом приходило несколько скрипачей, которые были музыкальными снобами, говорящими: «ох, он не умеет играть, он не умеет читать», и иногда это было очень тяжело. Приходилось учить мелодию без нот.

- Кто такой Тони Харви?

- Как вы узнали о нем? Он был моим кумиром около 3 лет, на самом деле, все, что я делаю на сцене, все движения, я взял у него. Он необычно двигался по сцене со своей гитарой, и я идеализировал его. Он играл в группе Nero And The Gladiators, и они делали рок-версии хитов вроде 'Hall Of The Mountain King'. Это было в 1960. Он также был великолепным гитаристом, но я видел его около 4 лет назад в Париже, и сейчас он ужасен; он был моим кумиром, теперь я его кумир.

- Занимаетесь ли вы сейчас сессиями?

- Нет, я стою на том, чтобы не играть на чьих-то записях.

- Когда вы переехали в Гамбург?

- Я был там в 1966 и в 67, проживая на незаконных заработках. Я жил там несколько раз, однажды в 1963, прямо после того, как там были Beatles. Я также выступал там, это было хорошее время. В клубе каждый вечер было по 8 групп, в этом Star Club. И у них была отработана программа, группа должна была играть час и уходить. Тогда там было несколько великолепных музыкантов. Тони Шеридан, великолепный певец, Рэй Чарльз, я играл с Джерри Ли Льюисом, Джин Винсент, были и the Seachers.

-Когда впервые собрались Deep Purple?

- Это было в апреле…нет, это было в марте…нет, это было в январе 1968-го, потому что мы отправились гастролировать по Дании в марте. Это довольно забавно.

-У вас были какие-нибудь идеи касательно того, как будет звучать группа или какой будет сцена?

-Нет, никаких идей не было. В основном писал Джон Лорд, я немного помогал. Нет, в действительности мы не знали; в то время мы были под впечатлением от Vanilla Fudge. Я привносил немного от Хендрикса, которым был вдохновлен.

-Как долго существовала группа до выпуска первого альбома?

-Около 3 недель; мы записали этот первый альбом за 24 часа. Все было записано с первого или со второго раза, потому что у нас не было возможности сделать больше попыток. Это были две 12-часовые сессии. На альбоме была песня, которая казалась мне отличной, она называлась 'And The Address'. У нас была маленькая шутка, когда кто-то пукал, мы говорили: "and the ad-dress!" (Честно и откровенно – я не понял! – прим. Пер.). Это была хорошая песня, на ней было замечательное соло. Я был очень горд ею.

-Какова была первая реакция слушателей на концерты и альбом?

- Она была очень смешанной, потому что мы пытались подражать музыкантам вроде Хендрикса, Cream и остальным, а они просто доминировали повсюду.

- Вам не нравились Cream?

- Да, они мне не нравились…Мне нравился Джек Брюс, о Джинджере я был другого мнения, Эрик мне казался попавшим в позицию, в которой он в действительности не хочет находиться. Он играл хорошо, но не больше, я никогда не был слишком высокого мнения об его игре, но это лишь мое мнение. В его игре не было ничего выдающегося, но она хорошо подходила. Для меня Cream это Джек Брюс, его голос и его песни. Люди приходили посмотреть на Клэптона, но на самом деле это Брюс был основой группы.

- Вам нравится Бэк?

- Да, он мой любимый…рок-гитарист. Он отличный парень, просто у него есть одна черта, как сказать, много людей в серьез думают, что он ублюдок, потому что он на самом деле не хочет подстраиваться под других, что важно для популярности. Он вегетарианец, и если он прилетает в Америку, то хорошенько теряется. Вот почему он сразу говорит все в лицо. Он только что закончил запись своего собственного сольного альбома, который, как мне кажется, будет очень хорошим. Он очень странный гитарист, потому что он не играет в традиционном стиле, он по какой-то причине вырывает ноты из воздуха. Он не работает, а просто играет. И, на самом деле, он больше заинтересован в сборке своих машин, чем в своей игре. Это не сразу заметишь.

- Вы работаете над сольным синглом?

- Ну, мы записали такой хороший сингл, что подумали о записи альбома. Певцом выступил парень из группы под названием Elf, он невероятен. Один из лучших певцов, которых я когда-либо слышал, я выбрал 'Black Sheep Of The Family', потому что это песня, которую я всегда хотел записать; она была написана около 3 лет назад другой группой под названием Quatermass, которые сейчас мои друзья. Наша группа не стала записывать ее, потому что, как они говорят, она не оригинальная…это просто любимая песня, которую я хотел сыграть, потому что есть некоторые песни, которые я просто хочу играть, даже если они не написаны нами. Иногда выходит слишком много дерьма, потому что все хотят писать свой материал. Они говорят, что лучше играть оригинальное дерьмо, а не копировать хорошие вещи. Мне кажется, сейчас слишком много групп, играющих свои вещи, и это плохо, они не умеют сочинять. Сейчас не старые времена, когда группы играли вещи других музыкантов. Сейчас все записывают свой собственный материал, и это стало очень-очень скучным. Слишком большое количество групп убивает музыку.

- Все песни Purple написаны в сотрудничестве? На альбоме каждая песня всегда приписывается больше, чем одному участнику.

- Нет, это не так, и если вы посмотрите на новом альбоме, то увидите, что не все отмечены. Я сочиняю с Дэйвом Ковердейлом, потому что он всегда пишет стихи, мне не нравится писать стихи. Я занимаюсь этим, но тогда он был бы похож на сессионного певца: вот стихи, вот подложка, вот песня, а он ничего не делает. Мне нравится, когда он работает над своими стихами, то, как он чувствует, а я придумываю аккордовые прогрессии и рифы, но они всегда немного изменяют их по своему вкусу.

- Это была ваша идея использовать песни the Beatle на первых альбомах?

- Это была идея Джона и моя, мне кажется. Мы запишем еще одну песню Beatles…если они сочинят ее для нас. Когда-нибудь мы дойдем до того, что попросим их, Пола МакКартни или Джона Леннона, написать для нас роковую песню. Вместе они лучшие композиторы в мире. После «Imagine», мне кажется, Джон Леннон немного потерялся, тогда как Пол МакКартни нашел себя еще сильнее. Поодиночке они все еще восхитительны…я предпочитаю мелодии МакКартни, но мне нравится агрессия Джона Леннона. Вместе у них получилось, потому что у МакКартни не достаточно агрессии. К своему стыду они перестали писать вместе, но, я думаю, они еще соберутся …Ленон и МакКартни вернутся. Я не думаю, что остальные двое на самом деле как-то много значили. Леннон и МакКартни должны собрать свою собственную совместную группу. И использовать своих старых леди как роуди.

- Почему ушли Ники Симпер и Род Эванс?

- Ммм, Ники не был творческим человеком, у него не было достаточно идей и он был посредственным бас-гитаристом, так что ему пришлось уйти. Род просто хотел переехать в Америку, и сейчас у него все очень хорошо. Род очень хороший парень, таким был и Ники, но он очень разозлился.

- Когда они ушли, вас волновало, что заменив их, вы можете изменить звук и имидж Purple?

- Нет, вовсе нет, потому что Род не был заинтересован, и это было заметно, так что мы все сделали к лучшему…взяв Яна Гиллана. Ян был представлен мне моим другом, который играл с Quatermass и который также играл на оригинальной версии 'Black Sheep Of The Family'. Роджера мы нашли в сточной канаве. Нет, Роджер, старый добрый Роджер, он пришел на сессию, чтобы сыграть один из наших номеров, он был их бас-гитаристом. Сначала мы не собирались брать его, пока Пейс не сказал, что он хороший басист, и что мы должны взять его. Мне кажется, он пытался доказать, что может носить одежду, стоящую меньше 10-ти центов; на нем не было ни одной вещи, которая бы стоила дороже 10 центов. Его майка была сделана из резины или из чего-то еще, а штаны и обувь были сделаны из проволоки. Это было действительно забавно, потому что я не мог поверить в это.

- 'In Rock' стал большой поворотной точкой для группы. Как долго вы работали над альбомом и использовался ли для него ранее созданный материал?

- Ну да, 'In Rock' появился, потому что мне надоело играть с классическими оркестрами, и я подумал: «так, пришла моя очередь». Джона больше интересовала классическая музыка, и я сказал: «хорошо, занимайся этим, а я буду делать рок, что получится лучше, то мы и будем играть». Я сказал: «если эта пластинка провалится, я буду играть с классическим оркестром до конца жизни». Это хороший альбом…все было сыграно со скоростью 1000 миль в час. Это была отличная пластинка, говоря объективно! На ней все песни были хорошие, и мне не кажется, что есть хоть одна песня с альбома, которую я ненавижу. Давайте посмотрим на следующий альбом, 'Fireball', который был ужасен, потому что был собран в студии. У нас не было времени и было давление со стороны менеджеров: «вы будете играть здесь, здесь, тут и там». Я злился из-за этого и говорил: «если вы хотите альбом, то вам придется дать нам время». Тогда я был просто зол и предлагал группе возникавшие сгоряча идеи, у меня в голове было пусто. С 'Machine Head', из-за случая с 'Fireball', они сказали: «хорошо, мы дадим вам два месяца», и поэтому получился хороший альбом, как мне кажется. У нас были идеи, у Яна Гиллана, у меня и Роджера, это стало похоже на сочиняющее трио; Джон начинал уходить в тень, а Ян предлагал перкуссионные идеи. 'Who Do We Think We Are' был очень странным, потому что я не разговаривал я Яном Гилланом все то время, что мы записывали альбом, я с ним ни разу не поговорил. В наши отношения стали влезать бывшие девушки и другие личные проблемы, после чего мы сказали: «давай забудем об этом».

- Вы считаете, что самым продуктивным периодом группы был 'In Rock'?

- Нет, мне больше всего нравится 'Machine Head'. 'In Rock' был хорошим альбомом, но он был надуманным, понимаете, о чем я? Единственный альбом, который мне не понравился, это 'Fireball', он казался мне никаким. На нем просто нет ничего стоящего. На «Who Do We Think We Are» все стали отказываться писать друг с другом. Я даже удерживал идеи. Я говорил: «я не дам вам эти идеи, потому что они предназначены для другой группы». Я вел себя как дерьмо, как и все остальные. 'Who Do We Think We Are' оказался плох, трата времени.

- Вы не против того, чтобы играть более старые песни, вроде 'Smoke On the Water'?

- Нет, потому что мне нравится «Smoke On The Water». Я не играю то, что не хочу играть. `Mary Long' была одной из моих любимых песен, я считал очень хорошей песней 'Into The Fire', 'Child In Time' была хорошей только с точки зрения вокала, она была совсем другая. Мы включаем многое из старых номеров, но нужно немного двигаться.

-Вы остались довольны 'Burn' и 'Stormbringer'?

- Да, с ними все в порядке. На самом деле я никогда не доволен чем-либо. У нас было несколько месяцев для репетиций перед записью каждого из этих альбомов. К сожалению, все эти репетиции проходили в уэльском замке, где репетировали Bad Company и Джо Кокер, а мы просто играли в футбол и все время проводили сеансы. Вот и все, чем мы занимались, никто вообще ни черта ни делал. Это было ужасно. Все были такими ленивыми, Джон не вставал до 6 часов вечера, спускался поесть, оставался там до 10, а потом шел в студию, а я к тому времени уже был пьян и шел в кровать. Так что мы едва видели друг друга. А потом мы неожиданно поняли, что у нас осталось только 4 дня, прежде чем идти в студию, так что все начали: «хм, что мы будем играть, что мы будем играть?».

- Ваша игра на 'Burn' напоминает мне об игре на 'In Rock', много огня и энергии.

- Да, это правда; на 'Stormbringer' было не так много гитары, потому что у меня были личные проблемы. Я думал о других вещах, тогда как должен был думать о музыке. Со мной не было людей, которых я хотел видеть рядом.

- Stormbringer - самый Motown-подобный ваш альбом.

- Да, к сожалению, мне это не нравится. Мы просто сделали это; мне нравятся черные, умеющие петь рок-н-ролл, но мне не нравится черная фанк-музыка. Она скучна до слез. Но дальше так не пойдет. Назад к рок-н-роллу на следующей пластинке.

- Если вы можете быть объективным в этом вопросе: почему Deep Purple продают так много альбомов?

- Я не знаю, я их не покупаю. Понятия не имею, я не могу быть объективным, слушая их, и я ничего не понимаю в том как они продаются или почему, или еще что-то из этой области. На сцене мы производим сильный напряженный эффект, похожий на нервозность, что-то вроде выброса адреналина. Это либо нравится людям, либо это их пугает. Может быть, поэтому много людей ненавидят нас, из-за того, что мы так требовательны…нельзя поговорить под то, что мы играем, и мы не хотим, чтобы кто-то разговаривал под нашу музыку. Так что они либо ничего не говорят, либо уходят; вот почему, например, нас не включают на радио в Англии, потому что домохозяйки не могут протирать пыль, когда мы играем на радио, возможно, это мешает пылесосить или еще что-то.

- Почему Deep Purple все еще используют дымовые машины?

- Не знаю почему, но они все еще здесь. Мне нравится играть с дымом, потому что он делает сцену такой мокрой, что можно поскользнутся и упасть, и это делает все интереснее. Мне просто нравится драматичная музыка, вот почему мне нравятся драматичные цвета, черный…мне нравится, когда все движется, поэтому мне нравится Бах, потому что он всегда в постоянном движении, он всегда куда-то идет.

- Вам когда-нибудь надоедало играть с Deep Purple?

- В студии – да, на сцене – нет. На сцене я просто позерствую и играю то, что хочу играть. На сцене это смотрится гораздо лучше, потому что можно немного покрасоваться, импровизировать, играть то, что хочешь. Но, на самом деле, не стоит брать во внимание то, что я говорю…потому что я никогда не бываю всерьез восхищен чем-либо.