Интервью Ричи Sounds, 16 февраля, 1974

В доме Ричи Блэкмора одна из комнат оформлена в стиле немецкого бара, и именно в этой комнате проходило интервью. Выпив несколько кружек крепкого немецкого пива, он вспоминал времена, когда он только мечтал о гитаре. Несмотря на усилители и публику, окружающую Deep Purple, Ричи Блэкмор известен как самый тихий участник группы, который обычно неохотно дает интервью. «На самом деле, я не думаю, что мои взгляды важнее, чем чьи-то чужие, как сказал Рори Галлахер: я музыкант, а не политик». В этом экслюзивном интервью Пит Маковски проследует по пути прогресса Блэкмора от его дней с Лордом Сатчем, до участия в одной из крупнейших рок-групп мира.

«Когда я ходил в школу, все увлекались мотоциклами, а я увидел гитару. Гитара для меня словно светилась, и я подумал – «что за фантастический инструмент». У моего друга была одна, я держал ее перед зеркалом и бренчал, я не мог ничего сыграть, но смотрелось это хорошо. Я подумал, что должен научиться играть на этом инструменте, мне в то время было 11. Я обучался классической музыке 2 года, что стало хорошей основой, немного старомодной, когда играешь блюз, ты более свободен, потому что тебя не учат, как глотать ноты. В те дни я серьезно прицепился к джазу, традиционному джазу, скиффлу, и я играл в пабе в Твикенхэме около Рождества. Я играл все, что угодно, просто чтобы меня туда пустили. Там был фантастический гитарист по имени Роджер Мингей, о котором я с тех пор не слышал, он сильно повлиял на меня. Большой Джим Салливан жил рядом со мной, и я приходил к его дому и говорил: «Джим, покажи, пожалуйста, что-нибудь новое». Я не мог поверить в некоторые вещи, которые он делал. Мне было тогда где-то между 11 и 13, и, если честно, между 11 и 12 я ничего не достиг. Я знал, что мой учитель смотрел на меня, думая: «ну, он платит мне деньги», потому что у меня ушло 6 месяцев на то, чтобы сыграть этот аккорд. Каждый раз, когда я играл фа-мажор, все рушилось, и я смотрел на учителя, а он говорил: «работай над этим», но, я уверен, что он думал: «Боже, когда этот час закончится». И еще он говорил: «так, вот тебе музыка на эту неделю, бери домой и учи», а после того, как я уходил, то просто слонялся по улицам. Но, кажется, все пошло быстрее после приблизительно 2 лет, между 2 и 4 годами. Я чертовски сильно прогрессировал. На сцене были The Shadows, Дюэйн Эдди считался богом, а Бадди Холли был велик. Потом я отошел от них в сторону Джанго Рейнхардта и Леса Пола, которого мой папа советовал мне послушать, пока я не сделал этого, и я понял, насколько он был хорош. Он был первым парнем, который использовал наложение дорожек и эхо. Проклятье, никто до сих пор не достиг его уровня, а он делал это в 1945. Джанго Рейнхардта я понять не мог. Я знал, что он был хорош, но я не мог скопировать ничего из его вещей, но вещи Леса Пола я мог отработать, так что это было интереснее. Я часто делаю это сейчас, ускоряю кассеты и играю вместе с записью, просто чтобы посмеяться. Он смазывал ноты, и Джефф Бекк, скорее всего, балдел от него. Похоже, что сейчас никто не помнит его имени, все просто думают, что это название гитары, а не имя гитариста. Лес Пол был крутым мужиком».

Когда Ричи пошел на работу, он понял, что думает только о музыке: «я работал в лондонском аэропорту, и я помню, как однажды я зашел в кабину самолета, и все пассажиры уже сидели. У меня была штука, которую мы называли I.L.S. meter, которая показывала посадочные пути, и у нее было только 2 терминала для соединения. А я всегда думал о музыке, так что я просто выключил эту штуковину, не думаю, что пилоту это понравилось».

"Я так стеснялся, потому что все другие парни были большие и сильные, как Тарзан, а я был в львиной шкуре с трясущимися костями, я держал гитару так, чтобы никто не видел моих костей. В одной из частей выступления нужно было с криками бежать через толпу, с картами в руках, а эти ребята ждали этого, так что последний из бегущих получал удар по голове, и когда мы забирались на сцену, то думали: «где пианист?», а этот парень валялся посреди толпы. Мне пришлось напрячь свою задницу, играя с ним, потому что до этого я играл музыку Shadows, а его группа была чистым блюзом и роком, и первым, что сказал мне барабанщик, было: «тебе придется избавиться от этой echo chamber». В то время была группа, которая действительно увлекала меня, и это была Nero and the Gladiators, они были невероятны на сцене. Гитаристом был Тони Харви, он был моим идолом, то, как он двигался с гитарой и играл, я видел их в Southall Community Centre. Я был так одержим ими, что я пытался присоединиться к ним, когда Тони Харви ушел. Игра Тони Харви серьезно мотивировала меня, и поэтому я присоединился к Сатчу, такой же по стилю группе».

После группы Сатча, Ричи присоединился к Майку Берри и the Outlaws, также начав работать на сессиях, как и многие другие гитаристы того времени, ставшие сейчас легендами.

«Я записывал сессии с людьми вроде Хайнца, а в то же время Джимми Пейдж делал сессии, продюссируя Джеффа Бекка. В то время я не знал Джеффа, но он поразил меня, когда я его впервые встретил, у него был странный способ игры, который сразу сбивал с ног, очень одаренный музыкант. Он не единственный, кто мне сегодня нравится, ребята из Wishbone Ash очень недооценены. Сегодня много хороших гитаристов. 8 лет назад я говорил, что хочу быть лучшим, но сейчас я так не думаю, потому что сейчас слишком много конкуренции, сейчас слишком много гитаристов, которые, вероятно, лучше, чем я. Я хочу играть музыку, которую могу играть лучше всего. Я не переношу группы, которые хотят превзойти все остальные коллективы. Я больше не занимаюсь этим, потому что когда достигаешь определенного уровня, то просто хочешь, чтобы твоя музыка приносила людям удовольствие. Причина, из-за которой многие группы не впечатляют меня, в том, что они все делают те же трюки, которые мы делали раньше. Немного побуянить, чтобы о тебе заговорили – нельзя действительно винить их за это, потому что любая группа, просто занимающаяся музыкой, не сможет пробиться. Я знаю только одну группу, участники которой не считают себя суперзвездами, и это Free. Для меня они были великолепной группой, гораздо лучше, чем любые другие группы, что я слышал. Думаю, что они единственная английская группа, за которую англичане должны быть горды".

Вернемся к сессиям: «Мне кажется, что я зарабатывал деньги, потому что у меня не было хлеба и я голодал. Это были сессии для певцов, которые были не так уж известны. Это было забавно, потому что я включал радио и сразу понимал, что это сессия, сделанная мной, потом я понимал, что все сессии звучат одинаково».

В это время Ричи надоела сцена в целом, и он решил остаться жить в Гамбурге: «Я бросил это из-за the Hollies, не хочу говорить ничего плохого, как люди они мне нравятся. Они появились одновременно с Beatles и стали известными, и в то время я не уважал их. Я думал, что их раздувают. Сейчас МакКартни для меня – гений. Я часто говорю, что он не играет музыку, он манипулирует ей, как ему нравится, и есть только несколько человек, которые могут делать это…Стиви Уинвуд. У меня такое впечатление, будто МакКартни говорит: «хорошо, я хочу, чтобы музыка звучала так», и она делает это. Когда мне все надоедает, я ставлю песни Traffic, Beatles или Хендрикса, и это дает мне надежду, что, может быть, однажды я смогу написать что-то, настолько же хорошее, как одна из их песен. Мои музыкальные амбиции направлены в сторону написания мягких мелодий, в какой-то степени я очень спокойный человек, я люблю играть мягкие романтичные мелодии».

«Думаю, что лучшая песня, вышедшая за последние несколько лет, это 'Space Oddity', очень классная. Я люблю поп, но не такой, какой играют сейчас, поэтому мы не так популярны в Англии. Мы действительно не хотим быть похожими на некоторые сегодняшние группы. Нет никого, кого бы я мог опустить, вроде Гэри Глиттера, я знал его, когда он был Полом Рэйвеном, и для него это были тяжелые времена, но он перестал заниматься этой хренью и теперь делает людей счастливыми и развлекает себя. И еще одну мелочь я бы хотел прояснить. Думаю, что Sweet считают себя дерьмовой группой, а я нет, мне они нравятся, они хорошие музыканты. Я часто обсуждаю другие группы, потому что когда ты находишься в бизнесе так долго, то анализируешь, какая из них плохая. Нужно принимать их такими, какие они есть».

Когда Блэкмор переехал в Гамбург, началось зарождение Deep Purple, после того, как бывший барабанщик Searchers Крис Кертис связался с Блэкмором:

«Он прислал мне несколько телеграмм, в которых говорил: «приезжай в Англию, я собираю группу». У него был Джон Лорд, которого я не знал. Крис сказал: «приезжай, мы устроим джем и увидим». Мне понравилось то, что играл Джон, а ему понравилось то, что играл я, с этого все и началось. А потом все эти ребята начали пропадать, и Крис сказал: «нам не нужен басист», я спросил: «что ты имеешь в виду?», а он ответил, что он собирается играть за него. Я спросил насчет барабанщика, и он сказал: «он тоже нам не нужен». Затем Крис начал вести себя странно, и я подумал: «что происходит?». И, в конце концов, я обнаружил, что Джон отправился в Германию. Крис был экстравертом и расстроил многих людей, и, по-видимому, Джону надоело, и он уехал в Мюнхен. Но я все еще хотел собрать группу с ним, так что когда он вернулся, мы устроили джем. Впоследствии мы избавились от Криса и начали делать свою группу, связались с нашими нынешними менеджерами Джоном Колеттой и Тони Эдвардсом, у которых было много денег, и которые сказали, что помогут нам. Я нашел Яна Пейса, которого я встречал в Star Club в Германии, и он совершенно поразил меня. Ему тогда было только 15. Мы нашли певца, Рода (Ричардса, который сейчас в группе с западного побережья Captain Beyond). Он был хорошим певцом, но он был балладным певцом. Он ушел, потому что хотел уехать в Америку, мы все еще общаемся. С басистом Ники Симпером совершенно другая история, он не был так доволен ситуацией. Это отдельная история, которая, вероятно, скоро появится в газетах».

Группа выпустила "Shades Of Deep Purple" на EMI, который был очень смешанным альбомом, и не дал им никакой идентичности:

«Мы тогда были так счастливы, играя вместе и получая деньги, это для нас открыло целый мир. Мы думали, что так продлится только 6 месяцев, и парень, который платил нам, устанет от этого и скажет: «вот и все», и мы вернемся в Германию. Но получилось так, что 'Hush' понравился и попал в чарты, а мы улетели в Америку, так все и началось. Нам было тяжело доказать американцам, что мы не подростковая бибоп-группа, потому что этот сингл был немного в подростковом духе. И каждый вечер люди приходили, говоря: «о, я думал, вы подростковая бибоп-группа», а в конце доходили до: «ой, б***ь, бросайте это дело». Затем мы на два года оставили Америку, когда вышел 'Black Night'. В моих амбициях было добиться успеха в Германии, потому что я так часто бывал в Германии. Я думал, что однажды покажу им, потому что они говорили: «вон этот бездельник», а когда я теперь возвращаюсь туда, они говорят совсем по другому».

Группа с тем составом выпустила еще 2 альбома: "Book of Taliesyn" и "Deep Purple", аранжировки на которых были довольно тяжелые.

«Группа становилось оркестровой. 'In Rock' для меня был первой пластинкой».

"In Rock" стал также началом новой Purple, которая стала большим знаком на карте рок-н-ролла:

«Я знал парня, который играл в группе под названием Quartermass. Я позвонил ему, спросив, знает ли он каких-нибудь певцов, и он ответил «да», я думал, что он шутит, из-за этого он мог лишиться работы, а он сказал, что это очень хороший певец, который заслуживает того, чтобы пробиться, я посмотрел на Яна, и он поразил меня. А Ян Пейс был поражен Роджером Гловером, так что его мы тоже взяли. Оба были хорошими парнями. Возможно, мы снова соберемся вместе как друзья. Роджер был оптимистом, тогда как я был пессимистом, я говорил: «сегодняшний концерт будет дерьмовый», а он говорил, что концерт будет хороший, я никогда сильно не сходился с ним во мнениях. Я много общался с Яном, у него было отличное чувство юмора. Он мог заставить смеяться над человеком, в то же время не унижая его. Мы играли в Wake Arms в Эппинге, и мы выпустили его на сцену без одежды. Она была запакована, и он стоял там абсолютно голый. Не лучший способ начать шоу».

Первый альбом группы, "In Rock", стал одним из лучших рок-альбомов в истории, но, к сожалению, "Fireball" не оправдал ожиданий.

«У нас не было времени сделать что-либо для Fireball, и хотя у нас очень хороший менеджмент, я виню их за это, потому что они ожидали от нас, что мы будем гастролировать по всему миру, в то же время делая альбом. Я был тогда очень зол, потому что не понимал, как они могут ожидать от нас альбом. Мы приходили в студию, выдавая вторичные рифы и стараясь забить место на пластинке, в целом запись для меня была провальной, за исключением некоторых вещей».

Следующим альбомом был "Machine Head", который, после некоторых эксцессов, был записан в Монтрё в передвижной студии Stones. Этот альбом стал прорывом, материал был так хорош, что вскоре после этого группа выпустила концертный альбом, который невероятно хорошо продался. Это хорошо и потому, что большая часть материала была с "Machine Head".

«У меня был гепатит, у Яна был гепатит, и это дало нам время подумать над песнями, и мы все собрались для написания 'Machine Head', что стало шагом вперед, тогда как 'Who Do We Think We Are' был шагом назад, потому что мы начали терять уважение друг к другу. Ян Гиллан и я поссорились, хотя это не было явным. Но он был больше заинтересован в бизнесе, а меня интересовал блюз, и я считал, что группа становилась слишком попсовой». Этот распад нанес много ущерба группе, ведь Гиллан был центральной фигурой в группе, и фэны, затаив дыхание, ждали развязки:

«Я хотел собрать собственную группу с Филом Лайноттом и Яном Пейсом, потому что мы всегда собирались вместе. Мы думали, что сделаем это, и начнем все более-менее с начала. А потом начался разговор о деньгах, которые мы могли бы заработать, если бы все остались в Америке, бла-бла-бла, и так далее. В этом я в то время заинтересован не был, потому что заработал достаточно денег, чтобы быть счастливым. Я просто хотел делать честную музыку. Я не хотел оставаться в том составе просто из-за названия, чего от нас хотели многие люди. Они говорили нам: «оставайтесь вместе, вы можете ненавидеть друг друга, продолжать продажи и зарабатывать на хлеб, кого волнует, уважают вас люди или нет?». Уважение беспокоит меня; если кто-то считает меня ублюдком, мне это не нравится. Я просто не могу думать о деньгах в ключе «ну, я не глупец. Я доволен собой». Мне нужно уважение, чтобы быть довольным собой. По-видимому, деньги входяn сюда, потому что я достаточно долго голодал. Я спросил Джона, что он собирается делать. Он собирался продолжать с Тони Эштоном, а я ответил, что буду делать рок-группу вроде Deep Purple, и со мной будет Пейс. Ян (Пейс) сказал, что будет глупо отказываться от наших многолетних достижений. Я считал это приключением, но в конце концов согласился, что было бы глупо начинать все с нуля. Но я сказал Яну, что останусь, только если в группе появится свежая кровь».

Интервью Guitar, 1974

- Кем вы были в школе?

-Атлетом; я метал копье. Я был лучшим в Лондоне и меня хотели отправить на английские соревнования, но я был слишком юн. Кроме того, мне нравилась наука; и самолеты – все, что с ними связано. Когда я ушел из школы, я пошел в авиационную индустрию, и даже сейчас самолеты очаровывают меня. Все эти рычаги, а ребята могут просто расслабленно сидеть, включив двигатели, и продолжать полет.

- Кто был первым гитаристом, которого вы услышали?

-Томми Стил, я увидел его, скачущего по сцене на Top Six Five Special; помните? Ну, я хотел прыгать с гитарой, и поэтому попросил купить мне ее. Я купил испанскую гитару за 7 гиней, и в течение года я никак не мог освоить ее. Я брал классические уроки, и, хотя должен был заниматься с определенной пьесой всю неделю, я не был так уж заинтересован в музыке, которую мы играли, и я тренировался только в пятницу ночью, а утром в субботу у учителя играл все неправильно. В то время мне было около 11, а жил я в Хаунслоу. Несмотря ни на что, это были хорошие занятия, благодаря им я стал играть правильно, используя все пальцы, а не просто обычные блюзовые вещи, которые играются двумя или тремя пальцами, копируя другие записи.

- Когда вы говорите «классика», вы имеете в виду пальцевой стиль?

-Нет, не так ортодоксально. Меня учили играть медиатором, но так, как я называю классический медиаторный стиль. Это была хорошая основа для развития техники.

- В те дни вы много занимались?

- Да. Я занимался до 6 часов в день.

- Над чем вы работали?

- Над множеством ходовок; не из какой-то определенной книги, хотя я делал упражнения для отдельных струн Ивора Мэйрантса, которые я считаю очень хорошими. Да, я много занимался, и поэтому, мне кажется, у меня быстрая правая рука. Мне никогда не было сложно играть быстро.

- Волнует ли вас что-нибудь в вашей технике?

- Голова; вот, что волнует меня. Я всегда считал, что у Хендрикса сила была здесь (в голове), а не здесь (в руках). И потом, есть люди, которые действительно могут бегать по всему грифу, но в голове у них ничего нет. Как Альвин Ли, например. Он постоянно чертовски много занимается, доводя все до механизма, но он выражает только то, что хотят его руки. Я тоже так делал. Я пытался избавиться от этого, замедлится, в течение прошлых 3 или 4 лет. Я обнаружил, что просто бегал по грифу, доходя до определенной ноты, и не зная, что делать потом. Так что я часто думаю об этом на сцене, и не делаю слишком много позерских соло; на самом деле, это не впечатляет. В моих соло я пытаюсь исходить из того, что было раньше, не думая о скорости. Хендрикс мог сыграть одну ноту, тогда как другому парню придется сыграть 30, чтобы сравниться с ним. Для меня сложно играть очень медленно, потому что я всегда хочу ускоряться, и у меня есть привычка в два раза ускорять темп нот в медленных фразах. Я нахожу игру Роя Бучанана очень похожей. Я понимаю, что он делает. С другой стороны, гармонически он интересен. Он не просто играет параллельный минор, то, что делают все эти блюзовые гитаристы; всегда уходят в параллельный минор. У Би Би Кинга, например, много эмоций, но всегда одни и те же ноты. Сейчас Рой Бучанан занимается тем, что я называю турецкими гаммами. Мне нравится совмещать их (блюзовые и турецкие гаммы – прим. Пер), если у меня получается, хотя нужно быть осторожным, нельзя просто играть понемногу от каждой. Ты либо играешь турецкую гамму, либо играешь западную.

- Вы когда-нибудь хотели записать что-то сольное, как Рой Бучанан?

-Когда-нибудь я запишу несколько блюзовых вещей. Много людей спрашивают: «когда ты запишешь свой сольный альбом?». Это модно. Я ненавижу моду, но также ответом является и то, что я делаю это сейчас с Deep Purple. Я трачу столько времени на это, что у меня нет времени бегать по оркестрам и играть на сессиях других людей. Но я не думаю, что достаточно уверен в себе, чтобы играть сольно столько же, сколько играет Рой Бучанан. Запись целого альбома, состоящего только из гитары, требует некоторых усилий. В любом случае, у меня еще будет куча времени на это.

- Можем ли мы поговорить о вашей репутации нетерпеливого человека, ваших отказах сыграть и обо всем этом?

- Я много занимаюсь этим. Иногда я играю в гримерке и отказываюсь выходить на сцену. Я сделал так один раз, а потом это вошло в привычку. Понимаете, я ненавижу, когда гитара не говорит правильно; штуки вроде жужжания в усилке. Я не настолько профессионален, чтобы выходить на сцену, думая: «ну хорошо, еще один день, еще один доллар – нужно сделать все в лучшем виде». Я так не могу. Либо все будет великолепно для меня, либо этого не случится – тогда я не буду играть. И иногда у меня из-за этого появляются проблемы с моим менеджментом. Например, однажды мои гитары не были доставлены точно к концерту, на котором было около 20 000 человек, и я сказал, что ухожу. Я мог бы позаимствовать гитару, но это не одно и то же. Если ты не будешь играть, то люди получат свои деньги назад и уйдут расстроенными. Но если ты играешь и делаешь это плохо, они запомнят это. Это одна из постоянных основ, как я считаю. Я не переношу людей, собирающих толпу, а потом выходящих на сцену, плохо играя.

- Когда вы в хорошей форме, быстро ли к вам приходят новые идеи на сцене?

-Да, и мне бы хотелось бы записать вещи, которые я играю, когда репетирую. Как только я вхожу в студию, мой ум начинает тормозить. Нужно делать все правильно. Никаких ошибок; нужно играть осторожно. И в этом проблема. Потому что в этом задействован не один человек. В группе, вроде нашей, есть Ян Пейс, который фанатично относится к правильному звучанию барабанов. Приходится радоваться средненькому результату записи, но иногда везет, что получается что-то действительно хорошее. Я всегда играю в тысячу раз лучше, когда я джеммую в пабе у дороги, чем на сцене. Пианино, бас и барабаны; все остальное лишнее, а две гитары я не переношу. Я нахожу, что действительно доволен прошлым концертом.

- Слушаете ли вы классическую гитару?

-Не очень много. Она давит на меня, на весь мой образ мышления. Я много слушаю Баха, потому что я легко воспринимаю его музыку, но на скрипке или виолончели. Пинчас Зукерман, он мой идол. Я нахожу, что, слушая гитаристов, я сижу и оцениваю, думая: «это хорошо», но я не извлеку ничего полезного для себя из этого, потому что я не хочу играть так; я хочу играть как на скрипке, а не как на гитаре. Хотя я слушаю саксофонистов, я всегда считал, что они на голову выше гитаристов. Сейчас мне кажется, что гитаристы уже все сделали, за исключением людей вроде Джеймса Бертона. Ранее, как мне кажется, на меня сильнее всего влиял Рейнхардт. Он был просто невероятен, я даже не мог и близко подобраться к нему. И Лес Пол, которого я идеализировал. Я купил его записи за полцены, потому что они совсем вышли из моды. У меня есть все записи, которые он когда-либо сделал. Он также повлиял и на Джеффа Бека, мы много играем вместе из того, что оба знаем из Леса Пола. Кроме него? Уэс Монтгомери, он был прекрасен. Мне нравится Феличиано, но я не могу слушать всю эту панихиду, которую он поет, пока не начинает что-нибудь играть.

- Хотелось ли вам когда-нибудь играть на других типах гитар, помимо электрических?

-Нет; около 10 лет назад я перешел на стадию, где сказал: «хорошо, вот направление, в котором я хочу идти». Джим Салливан, который также оказал на меня сильное влияние и являющийся одним из лучших гитаристов страны, сказал мне: «что бы ты не играл, убедись, что будешь учить только это. Не пытайся стать мастером на все руки». И поэтому я считаю себя очень хорошим рок-музыкантом, потому что я занимаюсь только этим.

- Но вам нравится блюз?

-Блюз – это мое. Я знаю, что люди скучают, слушая блюзовую группу. Мы играем один блюзовый номер, и это мой любимый, на нем я играю так, как хочу слышать. После него все встают, хлопают в ладоши. Вечер заканчивается как вечеринка; это хорошо, я не ожидаю, что они будут сидеть весь вечер и слушать меня, потому что если бы они хотели таких вещей, имя Леса Пола все еще было бы известнее названия гитары. Но многое зависит от зрителей. Они должны быть действительно заинтересованы. Если я вижу скучающих людей, я начинаю бунтовать. Бывает по-разному. Иногда я играю как демон, словно: «Хорошо! Такого вы никогда не видели!». Я действительно иногда уверен в этом. В другое время я думаю: «ну да, я знаю, что они имеют в виду. Для них это, должно быть, звучит ужасно».

-Какую часть ваших выступлений занимает разбивание гитары?

-Наши концерты состоят не только из этого. Это концерты плюс шоу, и разбивание гитары тоже входит в это. Хотя для этого должен получиться хороший концерт. Я делаю это только когда захочу. Есть одна гитара, которую я не собираюсь разбивать, белая Fender Stratocaster; одна из моих любимых гитар.

- Та, что у вас украли?

-Нет, это была моя черная, которую я вернул, потом отправился в Бостон и разбил ее. Внезапно я понял, что сделал – бросил ее в толпу – это была такая хорошая толпа. Вернувшись на сцену: «Боже! Это была моя черная. Что я могу сделать? Вернуть ее?». Тогда она уже была разломана на куски; утеряна.

- Как вы выбираете, какую гитару бросить?

-У меня есть определенные гитары для разбивания и определенные гитары, на которых я собираюсь играть. Я могу купить гитару и посчитать, что я по-хорошему не буду на ней играть, так что я держу ее на сцене, пока не подходит конец и пока музыка не переходит в форму «Все вставайте и хлопайте в ладоши», и не так много народу делает это. Я беру ее, и если мне хочется побросать ее, что я обычно делаю, и поиграть ногой, тогда моя хорошая гитара не страдает.

- Сколько у вас гитар?

-Сейчас у меня осталось только 3 из 12, которые у меня были, когда мы начинали американский тур. Я «сделал» почти все в этом туре. Но я много работаю над своими гитарами. Я делаю выемки в дереве между ладами, так что они становятся вогнутыми. Таким образом, я могу получить действительно хороший бенд. Также я заменяю лады на Гибсоновские. На это у меня уходит несколько дней, чтобы получить правильный эффект.

- Как изначально образовались Deep Purple?

-Все начал Крис Кертис; помните Searchers? Я жил в Гамбурге и он прислал мне несколько сотен телеграмм. Это было в 66-м. Я был разочарован в английской сцене. Если ты играл хорошее соло, это было не важно, никого этого не интересовало. Все было только «ты можешь петь, можешь писать?». Все крутилось вокруг the Beatles. Ты никогда не услышишь гитарного соло в любом из их номеров. До этого я делал сессии, играя рок, то же самое делал Джимми Пейдж. Как бы то ни было, я приехал встретиться с Крисом, с нами был Джон Лорд, с этого все и началось. Потом Крис исчез и оставил Джону и мне формировать группу с нашими менеджерами Джоном Колеттой и Тони Эдвардсом. Я видел Яна в Гамбурге в 67-м, и сказал, что позвоню ему, если у меня будет хорошее предложение. Потом мы взяли бас-гитариста и группы Джонни Кидда. Он оставался с нами около года.

- Какой период, по вашему мнению, был самым успешным?
-Должен сказать, что нынешний.
- Музыка Purple не очень изменилась за годы; вам когда-нибудь надоедало это звучание?
-Мне надоедает все, что звучит одинаково. Надоедает придумывать рифы. Но это самый лучший способ сочинения для нас; кажется, мы не можем писать по другому. Больше всего сочиняю я, и это единственный способ, благодаря которому я могу сочинять; придумать гитарные рифы и прогрессии и дать певцу расплывчатую мелодию. Так как я не считаю себя хорошим композитором, я совершенно разочарован своей музыкой. Но я думаю, что Purple хорошая инструментальная группа. Не так уж много групп, в которых столько хороших музыкантов; и это объективно. Мне кажется, у Led Zeppelin это есть. Я восхищаюсь Джимми Пейджем, потому что он умен, но он не самый любимый мой гитарист. The Who, the Faces, у них есть один парень, а остальные средненькие. Yes не плохи, у них Стив Хоуи. Бас-гитарист и барабанщик – хорошие. Мне не нравится певец, он напоминает мне мальчика из хора. King Crimson? Когда я услышал их первую пластинку, то был просто поражен. Я подумал: «о нет, кто это?». Альбом действительно ошарашил меня. Я включил его Джону, и он был удивлен, когда услышал эффект меллотрона. И я люблю гитарную партию Роберта Фриппа в Schizoid Man. Это была первая услышанная мною запись, которую я не мог повторить. Я не завистлив, но когда слышишь что-то такое, то думаешь: «хотелось бы, чтобы я сделал это первым». Никогда не думаешь о том, что не сможешь сыграть это. Но это была первая песня, о которой я подумал, что даже если сяду и буду пытаться сыграть это, мне никогда не получить такую синхронность. По-видимому, они сделали маленький трюк; они убрали удары барабанов, которые были в середине для поддержания ритма, так, чтобы ты подумал: «Боже, как они сохраняют синхронность?». Schizoid Man очень хорошо спродюссирован, это такой категоричный рок, вроде: «мы покажем вам, как играть рок».
- Насколько для вас важны гастроли?
-Очень важны, даже если они просто дают людям знать, что мы все еще существуем. Конечно, нас не крутят по радио. Люди вроде Джона Пила не будут ставить нас, хотя он любил нас, когда мы начинали, но когда мы стали известными, то стали «коммерческим мусором» для него. Я знаю, что у них ненависть к Purple, но они могут включить Emerson Lake and Palmer, Black Sabbath, Led Zeppelin; эти группы не так плохи по сравнению с тем, что обычно включают. Это песни для домохозяек. Песни не должны быть слишком тяжелыми и слишком сложными. Это короткие, слащавые песни. Это должна быть музыка, под которую можно поговорить и выпить чашку чая. Однажды они включили Пола Роджерса. Я ценю его. Я думал, что Ноэль Эдмундс пришел в себя, и мне было интересно, что он скажет потом об этой песне, потому что она действительно зацепила меня. Он пел хорошо и у него был фантастический тон. Ну, он сказал что-то вроде: «это куча невнятного шума». Я не мог поверить в это. Я подумал: «Слава Богу, что он сказал это, потому что теперь меня не заденет, если то же самое скажут про нас». Когда появилось Capital Radio, мы думали, что они будут честно относиться ко всем. Например, почему бы не устроить час рока, час классики, час фигни для домохозяек и час фолка – свой час для всего? Просто чтобы можно было сказать: «ах, вчера у них был час моей музыки». Но они включают мусор с девяти до шести, а потом начинают, когда никто не слушает, концертные и рок-шоу. А это не честно. Может быть, поэтому на наши концерты приходит столько людей, потому что они не слышат нас, пока не узнают о наших пластинках. Нас постоянно включают в Германии и много в Америке. Здесь это - закрытый магазин. Все второсортное, плохо сыгранное и спетое мимо нот; это они включают. Они все делают по своему, эти Ди-Джеи. Если бы было движение за смещение Ди-Джеев, я бы с радостью поддержал его. Мы только недавно думали об этом, вся группа, и еще несколько других известных людей. Если все соберутся, все серьезные группы подадут петицию или что-то вроде, я уверен, это будет сделано.

- Как вы используете ваш синтезатор?

-Я не использую его на сцене, он слишком непредсказуем. Похоже, что он делает все, что хочет. На одном концерте настраиваешь его и он дает фейзинг и еще кое-что, а на другом концерте ты оставляешь точно такие же настройки, и он выдает что-то другое. Я использую его только для записи, когда я могу сам переключать настройки.

- Может быть, сложность в том, что вы не изучили его тщательно?

-О нет. Я думаю, это неплохая вещь, но я подожду еще год, пока они не предложат что-то другое. Этот один из первых. Я заметил, что у других музыкантов те же проблемы. Получаешь фейзинг, и тогда у тебя пропадает сустейн. Так что что-то теряешь, а что-то получаешь. Несмотря на это, наш собственный ученый добавил в мое оборудование несколько классных штучек, например, переключатель на гитаре, благодаря которому я могу легко переключиться между разными видами фейзинга. Также мне хотелось бы иметь возможность получать двойные ноты, когда подпеваешь. Я могу подпевать, но я обычно очень стесняюсь подойти к микрофону. Никто еще до этого не додумался, а это так очевидно. Я уверен, что этого можно добиться, используя электричество, и он работает над этим.

- В вас есть что-то от джазмена, вы все еще любите джаз?

-Сейчас не так сильно, по сути – что есть джаз? Сейчас он очень близко граничит с роком, так что можно часто слышать снобов: «Я играю только джаз. Я не играю рок». Тогда как теперь так сказать нельзя. Но я сейчас так заинтересован в роке, что, думаю, было бы немного сложно уходить в джаз, особенно с тех пор, как я стал играть легато; очень трудно играть джаз, используя легато. Есть хороший гитарист по имени Томми Боллин, который очень хорошо делает это. МакЛафлин пытается, но, несмотря на этот ужасный фуззовый тон он что-то только не делает – я не переношу его тон; он делает легато в неподходящую нону. Иногда он повышает ноту на четверть тона, что только раздражает. Правда, я нахожу его аранжировки выдающимися. Я люблю Джерри Гудмена, потому что у него хороший тон, а я считаю, что музыка во многом зависит от тона. Но в джазе очень свободная структура. Можешь играть ноны, квинты, малые ноны; все в таком духе. В роке ты ограничен, и в этом проблема. Может, это прозвучит глупо, но я считаю джаз слишком свободным. Можешь играть с джазменом и перемещаться вверх и вниз по грифу, играя любую ноту, какую захочешь, это будет малая нона, децима, терцдецима – что-то да получится. Даже из другой тональности ноты куда-нибудь подойдут; я занимался этим. Они берут прогрессию вроде «ля», «фа-диез», «ре» и «ми», а потом экспериментируют, повышая и понижая интервалы, так что когда они начинают эту «ля», ты можешь играть любую ноту, которую захочешь, и это будет или пониженная терция, или пониженная квинта, увеличенная секста или добавленная нона. Некоторые из этих ребят убивают музыку. Великолепные ходовки и песни, но из-за таких сложностей в гармонии любая нота где-то проскакивает и всегда будет к месту. Вероятно, на этом они специализируются. В то время как в роке так не получится. Если кто-то берет «ля», приходится как-то крутиться вокруг этого аккорда.

- Сейчас вы много занимаетесь?

-Не так уж много. Я стараюсь больше думать, чем играть. После 15 лет игры переходишь на стадию, когда ты очень уверен в гитаре – где какие ноты. Так что лучше просто сидеть, думая о нотах, чем брать гитару, думая: «что сегодня будут делать мои пальцы?». Я обнаружил, что иногда это случается. В голове пусто, и ты начинаешь бегать по грифу. Всегда сыграешь лучшее соло, если перед этим четверть часа подумаешь. Просто тихо посидишь и подумаешь: «лучше сыграть так, отличная конструкция, я сделаю это». Вот что делает гитариста хорошим. Это, и еще, умение слушать то, что делают певец и бас-гитарист, и собрать все это в своем соло с техникой, в отличие от тех, кто говорит: «так, моя часть отработана» до того, как все остальные сыграли свои партии, а он просто собирается играть то, что заучил.