Граница между Мидлэндсом и Западным Машоналэндом

Ночь на 9 июля 2009 года

Я встал с расстеленного на земле спальника, взглянул на свернувшуюся клубочком во сне Марину. Прикрыл ее легким одеялом, бесшумно пошел к «Лэнд-Роверу». Наощупь нашел в бардачке серебряную фляжку, отвернул колпачок и сделал большой глоток. Отвернулся от машины, держа в руке фляжку, и посмотрел вдаль, на занимающуюся над холмами зарю. Сегодня я стал подонком...

Все произошло как-то само собой. Уйдя от десантников, мы гнали машину весь день, стремясь уйти как можно дальше от места боя. Остановились на ночлег, выбрали хорошее место. Марина пошла к роднику, и что-то толкнуло меня пойти за ней...

За всю свою жизнь по-настоящему я любил всего лишь двух женщин. Помимо Марины это была Дженна. Та самая, которую я собирался вести под венец, которую представил отцу как свою невесту. И которая ушла с Ником после той встречи в ресторане. Ник потом, конечно, ее поматросил и бросил, а я назад не принял, хотя и было мучительно больно. За свои поступки надо отвечать...

Ника за тот поступок я считал последним подонком. И здорово врезал по морде, когда представилась такая возможность. Поддержал, скажем так, традицию ненависти между разными ветвями де Ветов. Но, как оказалось, точно таким же подонком был и я сам. Ник переспал с Дженной, а я теперь переспал с Мариной, когда не прошло и сорока восьми часов с того времени, как Ник погиб. Отомстил, называется...

– Не вини себя...

Я едва не выронил фляжку, обернулся. Марина стояла сзади, около машины, одетая лишь в черное покрывало ночи и внимательно смотрела на меня

– Да я и не виню... – горько усмехнулся я – просто я подонок и все. Какая тут вина...

– Ты не подонок – сказала Марина – если хочешь знать, я сама этого хотела, не меньше чем ты...

– Спасибо, ты облегчила мне жизнь... А Ник интересно этого хотел?

– Ник тут ни при чем... – вздохнула Марина – хочешь узнать правду обо мне?

– Хочу...

– Я родилась здесь, в этой стране, когда вовсю шла война. Но когда мне не было и года – нам пришлось продать все и бежать в ЮАР – впрочем, у моих родителей владения были и здесь и там. Отец всегда был предусмотрительным. В три года отец впервые вложил мне в руки винтовку, в пять я застрелила бабуина, который лез в окно моей спальни. В восемь я уже стреляла без промаха, наравне со взрослыми. А в четырнадцать, рухнула и вторая моя родина – Южно-Африканская республика...

– Так тебе получается... – я мгновенно подсчитал – двадцать девять? Больше чем на двадцать пять ты не выглядишь...

– Спасибо за комплимент Эдриан – улыбнулась девушка – но позволь, я продолжу. Когда АНК [119]  и Мандела пришли к власти, отец против моей воли отправил меня учиться в США.

– Где ты училась?

– В Гарварде. Так что перед тобой – доктор права.

– Рад познакомиться, советник... – протянул я.

– Взаимно... Несколько лет назад в ЮАР приняли закон – о привилегиях для угнетенного коренного населения. [120] Для нигеров, то есть. Согласно этому закону – фирмам, где у чернокожих более пятидесяти одного процента акций, предоставляются налоговые льготы и преимущества – государство например, обязано заключать контракты только с ними, а не с фирмами, принадлежащими белым, землю под строительство им выделяют в первую очередь и так далее. А для фирм, принадлежащим белым – наоборот установили повышенные налоги...

– В смысле? – не понял я – у вас здесь что, налоги зависят от цвета кожи? Это же расизм...

– Да это расизм... – горько усмехнулась Марина – только за этот расизм никто никого и никогда не накажет. Любой африканец – расист и трайбалист. [121] Это здесь считается совершенно нормальным – ненавидеть и убивать людей с другим цветом кожи и из другого племени. И вы, американцы, благодушно на это взираете. Но есть одно племя, права которого вы не признаёте и никогда не признаете из-за политкорректности и боязни признать свои ошибки. Это – племя белых. Наши прадеды высадились на этих берегах много сотен лет назад, киркой, плугом и винтовкой они отвоевывали эту землю. Она полита потом и кровью многих поколений наших предков – белых. Так что мы имеем не меньше прав на эту землю, чем нигеры. Когда приняли этот закон – к моему отцу пришел некий Мбенге Мтоку. Раньше он был командиром территориальной ячейки «Умконто Ве Сизве». [122] А когда АНК пришел к власти и Мандела стал президентом нашей бедной страны – Мбенге решил переквалифицироваться в бизнесмена. Когда приняли этот закон, началась вторая волна эмиграции белых, многие продавали доходные предприятия за копейки и бежали из этой страны – куда угодно лишь бы бежать. Но мой отец поклялся, что второй раз они его не сгонят с его же земли. Что живым он с нее не сойдет. Когда Мбенге со своими головорезами пришел к отцу и предложил ему сделку – чтобы мой отец бесплатно отдал ему контрольный пакет акций, а он обеспечил бы государственные контракты и защиту от местных негритянских банд – отец выгнал его из дома с оружием в руках. Через несколько дней они пришли снова. Мой отец и брат с оружием в руках заперлись в доме и отстреливались, полицейские были там, но ничего не сделали. Огромная банда вооруженных негров в конце концов ворвалась в дом. Отец и старший брат живым не сдались и умерли как мужчины с оружием в руках. Нигеры отрубили им головы, уже мертвым, и повесили на заборе. Мать они изнасиловали все вместе и вспороли ей живот...

Я с ужасом слушал, не смея пошевелиться

– В живых оставался только мой младший брат, мой Микки, ему было всего двенадцать. Он был скрипачом, подавал большие надежды, сам писал музыку. Даже участвовал в международных музыкальных конкурсах. А эти скоты облили его бензином и подожгли...

Господи...

– Я вернулась из США, чтобы похоронить родных, и этот черномазый пришел ко мне вместе со своими громилами. Мне предложили сделку, от которой нельзя отказаться – так это кажется, называется у итальянцев?

– Примерно так...

– Но я отказалась. Я переиграла этого тупого ублюдка. Хочешь знать, как?

...

– Я начала жить с ним. Да, он убил моего отца, мать, двоих братьев, а я жила с ним почти год. Эти новые черные олигархи обожают жить с белыми женщинами, так они излечивают свой комплекс неполноценности. Для них красивая белая женщина в постели – это что для европейца дворянский титул. Некоторые даже гаремы заводят – только из белых, хвастаются друг перед другом... Поэтому мне не составило труда убедить этого черномазого урода, что я девушка свободных нравов, что в США все белые девушки спят с нигерами и им это очень нравится. А примерно через год я убила этого урода. Отравила его. И умирал он очень и очень тяжело...

Внезапно мне стало холодно. Очень...

Знаете... Я изучал историю средневековой Италии. Заинтересовался ей еще в школе. Монтекки, Капулетти, венецианские дожи, римские интриги, все такое...

Но в этот момент я понял – что средневековые страсти, тот накал ненависти, который был тогда, даже сравниться не может с тем, что происходит здесь и сейчас на юге Африки. Такой ужас сложно даже себе представить, в этот момент я понял, почему отец так не хотел, чтобы я ехал сюда, на его и мою родину...

Я американец. Офицер морской пехоты в отставке, агент ФБР. Мне приходилось сталкиваться в своей жизни и работе с преступниками, с врагами – но это были всего лишь роли. Мы – они. В морской пехоте мы готовились воевать с русскими, воевали в Ираке, в Сомали, наводили порядок на Гаити. Но мы никогда никого особо не ненавидели – ни иракцев, ни русских, ни сомалийцев. Командир отдавал нам приказ – мы шли и выполняли его. В нас стреляли – и мы стреляли. Но и только – ненависти не было. Мы просто выполняли свою работу. Когда я работал уже в ФБР – к нам для совместных тренировок прибыли русские полицейские из спецотряда – у них это называется милиция. После тренировок мы взяли несколько бутылочек виски, пару ящиков пива, несколько огромных кусков мяса, мангал и выехали на берег океана. И неплохо провели время – это, несмотря на то, что несколько лет назад собирались с ними воевать.

То же самое и в ФБР. Мы должны были задержать преступника и препроводить его в тюрьму или там к судье, а судья уже решал, что с ним делать дальше. Ничего личного – только бизнес. Если взять живым было нельзя – например вооруженный террорист захватил заложников – только тогда мы стреляли первыми и на поражение. В противном случае старались взять живым – мы не суд, в конце концов...

А здесь, в Африке было не так. Здесь никто не пил пиво на берегу океана с бывшим врагом, бывших врагов просто не было. Бывший враг – мертвый враг. Это была война ножей, всаживаемых по самую рукоятку, война, где убивали и умирали со словами ненависти на устах, война, где вырезали целыми племенами и считали это нормальным. Война, где молодая девушка, вернувшаяся из Штатов, больше года жила с человеком, убившим всю ее семью, а потом отравила его. И теперь эта кровавая мясорубка затягивала под свои зазубренные ножи и меня...

Говорить было нечего. Да и незачем. Я просто обнял Марину – она была холодной как лед. Господи, что же здесь творится...

– Я не все рассказала... После того, что я сделала, меня нашел Ник. Он сказал – что таким образом проблему не решить. Убьешь одного негодяя – а остальные убьют тебя, ведь полиция на их стороне. И тогда мы вместе создали структуру, основой которой стала ферма «Редбуш». Стали компаньонами. Это – зародыш новой Южной Африки...

В голове у меня все смешалось...

– Так вы не...

– Когда-то давно... А сейчас – нет, мы с Ником были просто друзьями и компаньонами. Нику не нужна была любовь – он обходился девушками на одну ночь. А я так не могла...

Я держал Марину так крепко, как будто мы стояли на самом краю обрыва. И она могла упасть...

– Ты... если ты скажешь что... в общем - если ты скажешь, что не хочешь больше ничего со мной, я не обижусь. Честно...

– Дура ты... – прошептал я – какая же ты глупая...

 

 

11

 

Зимбабве

Западный Машоналэнд

Июля 2009 года

Говорить было не о чем. Прошедшая ночь, кажется, пошла Марине на пользу, ее мрачная угрюмость сменилась сосредоточенностью, она даже иногда улыбалась. Полегчало немного и мне – по меньшей мере, депрессия уже не грозила ни мне, ни ей...

Утром быстро собравшись, мы выехали в путь, в сторону мозамбикской границы. Хотя бы и сделали крюк, но сейчас, вымеряя направление по компасу, мы держали путь строго на один из притоков Кабора-Басса. Тем же путем шел мой дядя в семьдесят седьмом вместе с родезийским спецназом САС – сейчас по этой дороге шел я.

Самолеты-разведчики больше не появлялись. Мы шли по проселочным дорогам, чтобы не терять зря времени, я стоял у пулемета, попутно разглядывая окрестности. И видел вокруг только следы запустения и разрухи...

Когда-то давно здесь работали люди, кипела жизнь. Работали шахты, разводился скот, даже выращивался виноград. Сейчас же на пути то и дело попадались разрушенные, а то и сожженные дома, часто завешанные со всех сторон сохнущим бельем – признак того, что в этих домах жили негритянские общины. Заборы из колючей проволоки, раньше регулярно подновляемые, теперь стояли поваленные, во многих местах от них остались только столбы. Вместо тучных, коричневого цвета коров и быков негритянские дети пасли коз, во многих местах на пастбищах были видны большие проплешины – значит, трава уже никогда там не вырастет. Деревья, которые высаживали белые фермеры, черные порубили на дрова, не осталось даже пней, даже корни выкапывали из-под земли. По дороге нам попалась небольшая шахта и виноградник – шахта была давно заброшена, а виноградник – погиб. Машин на дороге практически не было – у чернокожих не было ни самих машин, ни денег на бензин – а если и попадались, то каждая из них была готовым кандидатом под пресс. В целом, все, что я видел, производило впечатление заброшенного, никому не нужного...

– Внимание! Справа!

Я глянул, автоматически перевел и ствол пулемета. Е-мое...

Сбоку к нам приближался какой-то трехосный, старый грузовик, до него было метров девятьсот. Но самое главное – на кабине был отчетливо виден станковый пулемет, а в кузове – изготовившиеся к стрельбе бойцы. Черт, как же они нас нашли...

– Стой!

«Лэнд-Ровер» затормозил в облаке пыли...

– Сможешь их со снайперки достать?

– Попробую...

Марина достала из пирамиды за сидением свою любимую винтовку, положила ее на дугу...

– Не выпрямляйся в полный рост. Там тоже может быть снайпер.

– А ты? – спросила Марина, но послушно залегла, оперев цевье винтовки о борт машины

– Мои проблемы... Давай, работай... – я в свою очередь, прикинув расстояние, быстро сокращающееся, выставил прицел пулемета...

Грохнула винтовка, и я отчетливо увидел, как лобовое стекло напротив водительского места пошло трещинами, сама машина пошла юзом, сбрасывая скорость. Автоматчики открыли огонь на ходу из кузова, пули ложились вдалеке от машины – но пуля-дура...

Я, в свою очередь дал две короткие, расчетливые очереди – и со второй очереди загасил-таки пулеметчика, садящего по нам из пулемета, установленного на кабине. Автоматчики на таком расстоянии – это не так опасно, тем более негры, которые садят в белый свет как в копеечку. Третью, более длинную очередь, я всадил в двигатель машины...

Фффуххх...

А вот это уже, б... серьезно. Вспышка – и словно комета понеслась в нашу сторону, оставляя за собой дымный след. РПГ, твою мать. Попадет – костей не соберешь...

– Давай вперед! – крикнул я, дал длинную очередь в сторону гранатометчика на подавление. В десятке метров от нас вспух дымный куст разрыва, куски дерева, земли, камни полетели в нашу сторону...

Оставив винтовку (блин, свалится еще под колеса...) Марина снова взялась за руль, нажала на газ. «Лэнд-Ровер» пошел вперед, расстояние между нами и боевиками начало увеличиваться...

– Стой!

Глянул в дальномер – не меньше километра. Гранатомет на такой дистанции точно не возьмет...

– Сможешь снять этих?

Боевики, рассредоточившись, редкой цепью двигались в нашу сторону

– Попробую... – Марина с серьезным видом залегла в кузове – наводи...

Я взял бинокль с встроенным лазерным дальномером, пробежался в поисках ориентиров. Время пока было – но немного.

– Камень видишь?

Здоровый валун, откуда только он взялся...

– Вижу.

– Ориентир «камень», машина – соответственно «машина».

– Поняла.

– Тогда... – я выделил цель, нажал на кнопку лазерного дальномера, промеряя расстояние – двести влево от камня, дальность восемьсот девятнадцать, цель гранатометчик.

Через несколько секунд винтовка плюнула огнем. В бинокль мне отчетливо было видно как маленькая, одетая в камуфляж фигурка с трубой гранатомета на плече вдруг согнулась пополам и покатилась о земле...

– Попадание! Триста двадцать влево от камня, дальность восемьсот один – пулеметчик!

Новый выстрел – и пулеметчик покатился по земле, выронив пулемет. Вместе с ним попадали на землю, залегли и негры...

– Они залегли. Справишься?

– Справлюсь, наводи.

– Сто десять влево от камня, дальность семьсот девяносто пять – стрелок.

После очередного точного попадания, негра буквально подкинуло, он пробежал вперед несколько метров, не опасаясь пуль, рухнул и замер. С первого выстрела и на таком расстоянии – никогда такого не видел...

– Двести шестьдесят влево от камня, дальность семьсот девяносто восемь – стрелок.

После четвертого точного выстрела негры вскочили и стадом бросились бежать, побросав оружие. Я оторвался от бинокля – но Марина не была бы Мариной, если бы не подстрелила одного из них на бегу в спину. Впрочем, после того, что я узнал, осуждать ее за это как-то не хотелось...

– Ты молодец! – я поцеловал ее и сам удивился, как естественно у меня это получилось. Как будто мы прожили вместе уже несколько лет.

Марина жадно вцепилась в мои губы, долго не отпускала...

– Из нас с тобой получилась бы неплохая снайперская пара – сказала она, отдышавшись.

Это уж точно, и не снайперская тоже. Вот только участвовать в таких отстрелах негров... ну не могу я так. «Служить и защищать» все еще крепко сидит во мне, я клятву давал. А вот насчет просто пары...

– И не только снайперская... – улыбнулся я

– Уезжаем?

Я глянул в бинокль. С такого расстояния видно было плохо, но кое-что меня заинтересовало...

– Нет. Едем назад, только осторожно.

С трудом развернув машину на узкой дороге, покатили назад, остановились у камня...

– Короче – схема такая. Прикрываешь меня отсюда с автоматом, сама из машины – ни ногой. Поняла?

– Есть, мой генерал...

Черт, мне это даже нравиться начинает...

Достал автомат, передернул затвор, неспешно пошел по направлению к подстреленным неграм. Война войной... а гранатомет нам ну никак не помешает...

Негр-гранатометчик в пятнистой форме зимбабвийской армии, не шевелясь, лежал на земле. Чтобы не рисковать, я прицелился, с расстояния метров тридцать врезал по нему короткой очередью. Тело дернулось от попадания пуль, камуфляжная куртка на спине покрылась рваными дырами...

Вот сволочь! Метрах в ста зашевелился недостреленный негр, вся его куртка была в крови – но это ему не помешало повернуться и направить на меня ствол РПД. Чтоб его....

Падая на колено, я ударил длинной очередью – и в этот момент сзади сухо щелкнул винтовочный выстрел. Пули попали в цель – негра от пулемета буквально отбросило...

Я оглянулся – Марина стояла в полный рост в машине, целясь из винтовки. Я помахал ей рукой, она махнула в ответ.

Нет, это мне реально нравится...

Уже особо не опасаясь, направился за трофеями. Первым я взял РПГ – китайский, с оптическим прицелом. Один заряд был в гранатомете, еще один – в брезентовой сумке за спиной гранатометчика. Вообще, к китайскому оружию я отношусь резко отрицательно – зачастую сто выстрелов и можно выбрасывать – но тут выбора нет, а гранатомет может понадобиться. Да и сам по себе РПГ, оружие чрезвычайно простое, хорошо мне знакомое по занятиям в Морской пехоте США, где изучали оружие вероятного противника. Ломаться там просто нечему, простое и примитивное как лопата. Берем...

У второго негра я разжился еще одним РПД и самое главное – патронами к нему в лентах. Четыре ленты по сто патронов – неплохой улов. Два пулемета РПД – это уже солидное огневое прикрытие. Может получиться так, что и Марине придется на нем работать...

Нагруженный трофеями, я еле дотащил их обратно до «Лэнда», погрузил их в машину. Улыбнулся – неплохо сделали...

– Теперь поехали к грузовику – я очень надеялся, что случайная пуля не пробила его бензобак – метрах в двадцати меня высадишь. Пока не скажу что можно – ни шагу дальше...

 

Машина оказалась каким-то старым советским армейским грузовиком, названия не знаю. Но самое главное – она была дизельной! И бак, судя по внешнему виду, был не поврежден...

Первым делом, держа наизготовку пистолет (автомат в такой ситуации бесполезен, нужно оружие чтобы стрелять с одной руки), рванул дверь со стороны водителя. Этот готов – мозги по всей кабине, мухи уже наполнили кабину, монотонно жужжа.

В кузов я не полез – вдруг гранату оставили... Залез на капот, оттуда осторожно перебрался на крышу кабины, посмотрел кузов. Вроде ничего интересного, кроме...

– Давай, подъезжай! – махнул я рукой.

Пока Марина ставила «Лэнд-Ровер» рядом, я успел отсоединить почти целый короб с пулеметными патронами. Здесь повезло – пулемет на кабине был старый, советский СПГМ – патроны от него подходили к пулемету Калашникова. В ленте оставалось еще штук двести...

– Держи! – я перебросил ленту, потом перегнулся в кузов и подцепил еще одну здоровую жестяную коробку с выдавленной на ней звездой – и это держи!

– Что это?

– Патроны к пулемету. Лишним не будет...

Больше в кузове ничего интересного не было, осталось перелить солярку. Спрыгнув с кабины, я нашарил в вещах воронку с сеткой и длинный шланг.

– Ты что делать собираешься – Марина смотрела на меня с интересом. Такого в Гарварде точно не проходят...

– Смотри и учись...

Открыл бензобаки обеих машин, в горловину бензобака «Лэнд-Ровера» вставил воронку – дизтопливо здесь полное дерьмо, да еще с мусором вперемешку. Что было в бензобаке этого грузовика, я не знал – русские вообще делают свои машины нетребовательными к топливу – но то, что на этом топливе можно было ездить, внушало определенный оптимизм. Смешается с нормальным – и нормально. Хотя, если честно – двигатель запороть я боялся...

Сунул один конец шланга в бензобак грузовика и принялся что есть силы сосать топливо. Глаза Марины размерами стали походить на чайные блюдца

– Отравишься же...

Наконец, через несколько секунд в рот хлынуло дизтопливо, я тотчас кинул шланг на воронку и начал отхаркиваться и отплевываться – вкус был мерзкий. Напоследок хлебнул немного коньяка чтобы перебить вкус во рту, глянул – топливо текло тонкой струйкой в бензобак «Лэнд-Ровера». Судя по виду – не такое и плохое, армия здесь получала нормальное топливо.

– Где ты этому научился...

– В морской пехоте США и не такому научат. Доставай канистру, может и на канистру хватит...

 

На ночлег мы остановились в красивом месте, на возвышенности – загнали машину на небольшой холм. Костер разводить не стали...

Поужинали снова консервами. Мы брали еду и воду в расчете на троих, сейчас нас было только двое, но излишки я не выбрасывал – мало ли как пойдет. После ужина, я начал готовиться к ночному дежурству, Марина смотрела куда-то вдаль, сидя на капоте.

– Слушай...

– Что?

– А что ты сделаешь с тем, что мы найдем?

Честно говоря – плотно я над этим не задумывался...

– Ну, мы пока еще ничего не нашли...

– А когда все-таки найдем? Если то, что было написано в завещании мистера де Вета – правда? И там действительно несколько миллиардов долларов?

– Ну, не знаю... Половину отдам тебе – это по-честному. Часть отдам в какой-нибудь фонд помощи детям Африки, или свой фонд создам... Не знаю!

– Фонд помощи детям Африки... – скривилась Марина – эти бюрократы только получают разные международные гранты и прожирают их. Многие даже ни разу не были в Африке. Отдать им деньги – все равно, что пустить их по ветру...

– Ну, не знаю. Не думал. Лучше скажи вот что... Когда мы найдем то что ищем – ты уедешь со мной в США?

– Нет... – ответила Марина после долгого молчания

Вот это номера...

– А почему? Ты считаешь, что я не достоин такой роскошной девушки как ты? Если не хочешь в США – давай, осядем в Европе, у деда была недвижимость там, сейчас она перешла к отцу... И даже если мы ничего не найдем – денег у меня хватит до конца жизни и еще останется....

– Дело не в этом... – грустно улыбнулась Марина, повернувшись лицом на закат – просто здесь моя родина. Родина, понимаешь... И я с нее не уйду. Если хочешь – оставайся здесь, со мной... Если нет... я буду тебя всегда помнить...

Идея оставаться в Африке меня прельщала не больше, чем идея прыгнуть в котел с кипящей водой...

– Почему ты хочешь здесь остаться? Что тебя здесь держит? Здесь кровь льется – и не все пули пролетают мимо цели, малыш...

– Я знаю... Я отомстила за своего отца – но не отомстила за свой народ...

– Господи, да брось ты эту месть! – разозлился я – неужели не видишь, что пока вы мстите друг другу, черные белым, белые черным – кровь льется рекой! Может, хватит?! Кто-нибудь должен остановиться, в конце концов, ты так не думаешь!?

– Как ты думаешь – ты случайно попал сюда? – внезапно спросила меня Марина

– Нет, конечно. Меня Ник пригласил, ты же это знаешь... – недоуменно ответил я

– А почему он тебя пригласил?

– Да откуда же мне знать? Наверное, понял, что один не осилит...

– Не поэтому. Я знаю про то письмо, что оставил тебе дед. Но ты не знаешь о втором письме...

А это что еще за номера?

– Что за второе письмо?

– Нотариус вручил его Нику на следующий день. Такова был воля твоего дедушки...

Вот ведь старый, ушлый черт...

– И что в нем было? Ты его читала?

– Читала. В нем было немного. Твой дед просил Ника, чтобы тот любыми путями вытащил тебя в Африку. Он хотел, чтобы ты увидел эту страну. Увидел и полюбил ее.

– Полюбил... – ответил я после долгого молчания – увидеть-то я ее увидел. Но полюбить... Здесь погибла моя мать – ее убили нигеры. Террористы, которые ради победы считают возможным подложить бомбу в супермаркет в воскресение. Они ее убили, и поэтому мой отец увез меня отсюда. Когда я приехал сюда – меня тут уже трижды пытались убить. Здесь бардак такой, что ни в сказке сказать... Извини, малыш, но я хочу чтобы ты поехала со мной...

Марина ничего не ответила мне – она смотрела на заходящее, кроваво-красное солнце...

Я боялся, что этот разговор разведет нас по углам, что Марина решит, что все, что произошло прошлой ночью, было ошибкой и не захочет повторения. Но она захотела. И еще как...

 

 

12

 

Картинки из прошлого

Ирак, эль-Фаллуджа

Март 2004 года

Громыхнуло – в который раз за этот час, с потолка одного из заглубленных подвалов посыпался песок. Похоже, американцы разозлились вконец – бомба не меньше тысячи фунтов весом. Долбают не на шутку... Аль-Мумит стряхнул с волос песок и снова прильнул к прибору ночного видения...

Бои здесь, в эль-Фаллудже шли уже больше двух недель и отличались беспримерной, нехарактерной для этой войны жестокостью. Если вошли американцы в Ирак легко – просто подкупили командиров саддамовской гвардии, те и сложили оружие – то сейчас они все больше и больше понимали, что попали в ловушку...

Ирак был одним из немногих государств арабского Востока, где диктатор Саддам Хуссейн насаждал национализм и в то же время жестоко подавлял исламский экстремизм и религиозную ненависть, не гнушаясь расстреливать известных имамов, призывающих к священной войне. Когда же пришли американцы – джинн исламского экстремизма вырвался из бутылки, столь неосторожно уроненной на землю. Вместе с возвращающимися беженцами через границы шли опытные убийцы и террористы, воины джихада, вычислить их в толпе было почти невозможно. Шли муллы – после войны муллы поменялись больше чем в половине мечетей и новых – никто никогда раньше не видел. Шли без оружия – его и в Ираке достаточно – с прекрасными документами, с деньгами. Цель была только одна – разжечь гражданскую войну, священный террор, не словом так взрывами и выстрелами из-за угла. И они это сделали...

Если на первом этапе партизанской войны американцам в основном противостояли бывшие младшие и средние командиры иракской армии, проданные и преданные своими генералами, то сейчас ситуация в корне изменилась. В стране появились многочисленные отряды фанатичных исламских экстремистов – режущие, взрывающие, убивающие. Количество потерь в войсках международной коалиции росло с каждым днем, а вместо свободы Ирак все больше погружался в трясину гражданской войны и лютой религиозной ненависти.

В начале двух тысяч четвертого года американцы получили разведданные, позволившие им установить местонахождение штаба исламского сопротивления. Он находился в городе эль-Фаллуджа, одном из тех, что составляли «Суннитский треугольник». И американцы решили действовать.

В марте двух тысяч четвертого года американские войска осадили город и попытались взять его с наскока штурмом. Но наскок не получился – город оказался неожиданно хорошо подготовлен к обороне. И в городе находились профессионалы – не арабские партизаны и не бывшие «федаины Саддама» – а самые настоящие профессионалы. Только когда штурмующие город части потеряли несколько человек – командующий приказал отступать. Он понял, что пройди его морпехи еще дальше – и в узких улочках, где не повернуться и не развернуться, сожгут все боевые машины до единой...

После чего началась осада. Каждый день на город налетали штурмовики и боевые вертолеты, работала артиллерия. Город застилала черная пелена дыма, делавшая бесполезными датчики оптического и лазерного наведения. Работали «Призраки» – тяжелые штурмовики AC-130 «Спектр» – большие транспортные самолеты, на которых были установлены несколько пушек, в том числе и 105-мм гаубица. Засевшие в городе боевики яростно огрызались – две новые попытки штурма вновь окончились неудачей, вчера на окраине города неизвестно из чего сожгли танк. Но и силы обороняющихся подходили к концу...

В городе был и аль-Мумит – именно он организовывал оборону, именно его джамаат вчера сжег танк. Вчера же, смешавшись с выходящими из города беженцами, ушел аз-Заркави, командир отрядов исламского сопротивления от «Аль-Каиды». Весь сегодняшний день аль-Мумит командовал от его имени, пытаясь убедить американцев, что неуловимый командир «Аль-Каиды» все еще в городе, командует обороной. На самом деле аль-Мумит решил уходить – он прекрасно понимал, когда можно обороняться, когда – уже нельзя и шахидом становиться не собирался. Не все еще сделано им на пути Аллаха, ох не все...

Сейчас аль-Мумит и его личный джамаат – около двадцати человек (еще несколько навсегда остались в этом городе) сконцентрировались в одном из подвалов на окраине города, готовясь к прорыву. Аль-Мумиту это не нравилось – ведь один точный выстрел гаубицы, одна ракета с вертолета накроет всех до единого – но иного выхода не было.

Аслан, один из наиболее преданных ему боевиков, выслушал сообщение по рации, тронул аль-Мумита за плечо...

– Эмир, по связи передали – американцы идут с севера. Наступают тихо, без брони. Похоже – идет «Дельта»! [123]

Этого то аль-Мумит и ждал

– Передай всем по связи условным кодом – прекратить сопротивление, разбиться на мелкие группы, по возможности смешаться с «мирняком», выходить из города. Я пошел. Сделаю – отсигналю инфракрасным фонариком. По сигналу скрытно выдвигаетесь ко мне – скрытно, но быстро! Один ошибется – положат всех! Если не отсигналю – тогда рассредоточивайтесь, бросайте оружие, просачивайтесь из города по одному под видом беженцев. Аллах с нами!

– Аллах с нами... – приглушенно, многоголосо донеслось из темноты подвала...

Накинув на себя самодельную маскировочную сеть, аль-Мумит выскользнул из подвала, змеей пополз по пустыне. Единственную опасность для него представляли ночные вертолеты-охотники с тепловизорами и приборами ночного видения – но аль-Мумит наблюдал за ними две ночи и график прохождения над позициями запомнил. Последний проход был пять минут назад, до следующего двадцать пять минут. Вполне должно хватить времени для того, что он задумал...

 

Несмотря на близость фронта, морпехи вели себя расслабленно. Двое стояли на посту – но разговаривали друг с другом, чтобы не заснуть, а не следили за местностью. Еще несколько дрыхли в машинах. Черные силуэты морпехов едва выделились на фоне окрашенных в песчаный камуфляж машин...

Аль-Мумит полз словно змея, он полз, как учили его неверные, неотвратимо приближаясь к своим целям. Без тепловизора его нельзя было увидеть и с двух шагов. Перед своей позицией американцы набросали мин – четыре аль-Мумит уже обезвредил. В зубах был намертво зажат кинжал...

И тут, когда до цели оставалось меньше двадцати метров – из-за бархана, светя мощным прожектором, вынырнул идущий на предельно малой высоте вертолет-охотник. Луч прожектора высветил аль-Мумита, от машин послышались крики – американские морпехи бежали к нему, держа под прицелом винтовок...

 

Он дернулся, проснулся, ошалело посмотрел по сторонам. Расцвеченный яркими звездами черный бархат африканского неба, тишина, разорванная ревом льва где-то вдали...

Аль-Мумит выдохнул. Проклятый сон, никак не отвяжется...

 

* * *

От автора

 

Пользуясь случаем, хочу немного рассказать об исламе и о христианстве. Нет такого понятия – умеренный мусульманин, есть понятие – мусульманин, нестрого соблюдающий Коран. Большая часть таких вот «терпимых», «нестрогих» мусульман находится в России, где сложилась уникальная ветвь мусульманства, вобравшая в себя и некоторые черты православия. Эти мусульмане помнят, что раненого пророка Мухаммеда укрыли и вылечили монахи православного монастыря и поэтому никогда не поднимут руку на своего православного брата.

Остальные мусульмане, если они строго, до буквы, соблюдают Коран – убийцы и террористы, либо реальные, либо потенциальные. Ислам – это религия войны, религия захвата. Сам пророк Мухаммед был военначальником и в Коране сказано: «конечная цель – когда весь мир будет жить по законам ислама. Всемирный халифат. Ради этого можно и нужно убивать».  

В Новом завете нет призывов убивать за веру. Христиане не обращают в свою веру убивая – это потом, когда создалась Римская католическая церковь, она извратила учение Христа, начала оправдывать разбойные набеги, названные «крестовыми походами» и за деньги продавать спасение души – индульгенции. Убил, ограбил – купи индульгенцию и спасешься. Господь наш и в страшном сне не мог предвидеть, что будут творить именем его.

А вот у мусульман убийство неверных – дело благочестивое и вполне оправданное. Сам пророк Мухаммед, как сказано в хадисах, обращаясь к одному из своих родственников с минарета, кричал: «Не пора ли тебе признать, что нет Бога кроме Аллаха и я, Магомет – пророк его, пока твоя голова все еще на плечах». Представьте себе, что Господь наш Иисус говорит кому-либо: «Признай, что я сын божий и уверуй, а не то придут к тебе ночью апостолы и отрежут тебе голову...» Не можете представить? Я – тоже не могу...

Ислам – религия войны, религия джихада. И строго соблюдая Коран, любой человек волей-неволей вступает на путь войны. «Идите и убивайте во имя Аллаха – так завещал Мухаммед...»

 

А ведь когда-то аль-Мумит не был беспощадным воином ислама, одно имя которого заставляло трепетать от страха неверных. Более того. И он сам и все его предки верно служили неверным...

При рождении аль-Мумит получил имя Кямал Цагоев. Кямал Владимирович Цагоев. Названный так в честь прапрадеда, генерала от кавалерии Русской императорской армии, он происходил из древнего рода осетинских князей Цагоевых, которые уже две сотни лет служили России. Его прадед, Магомет Цагоев служил русскому императору Николаю Второму в гвардейской кавалерии, под командованием Хана Нахичеванского. Его дед, Аслан Цагоев, Герой Советского союза, закончил Великую отечественную в Вене в сорок пятом, командиром полковой разведки. Его отец, Владимир Цагоев, подполковник Советской армии, погиб в неравном бою с афганскими моджахедами в восемьдесят четвертом, тоже получив посмертно звание Героя. Когда «духи» заперли их огнем в ущелье, и господствующую высоту тоже занять не удалось, подполковник Цагоев, уже тяжело раненый, остался прикрывать отход своего подразделения. Он сражался до конца – на его теле потом насчитают восемнадцать огнестрельных ранений. И если над телами павших советских солдат моджахеды обычно совершали зверские надругательства, то тело подполковника Цагоева они вернули – просто так, не за выкуп и не в обмен на тела погибших моджахедов.

Вопроса, куда идти у оставшегося сиротой (хотя жил он у родственников и в детском доме он не был ни дня) Кямала Цагоева даже не возникало. Закончив, как и его отец, Казанское суворовское училище, он единственный на курсе получил направление в Рязань. Рязанское училище ВДВ, факультет разведки. И окончил его, тоже в числе лучших. После чего стал служить в разведке ВДВ, в дивизии, которая базировалась под Иваново.

В историю он влип в девяносто третьем. Советский союз распался, а в новой России оплевывать армию стало хорошим тоном. Разгулялись кавказцы. Будучи в Москве, старший лейтенант Кямал Цагоев вступился за девушку, которую хотели затащить в машину несколько чеченцев. Как и все князья Цагоевы, Кямал тогда был вспыльчивым, не терпел несправедливости, ему дико было видеть, как горцы пытаются изнасиловать девушку, пусть даже русскую. И он вступился, как вступились бы его прадед, дед и отец, как вступился бы любой честный русский офицер. А драться он не умел совсем – на ф