Пропускной пункт «Бейтбридж»

Июля 2009 года

 

– Господа, прошу предъявить ваши документы…

Темнокожий офицер с ЮАРовской стороны границы старался казаться серьезным, важным и сосредоточенным – и поэтому казался тупым напыщенным индюком. Медленно и внимательно он перелистывал страница за страницей наши паспорта.

– С какой целью вы едете в Зимбабве, господа?

– Охота, разве не видите – ответила сидящая на заднем сидении Марина, показывая пальцем на заполненную ружьями стойку.

От ее улыбки негр, как-то дернулся, суетливо долистал мой паспорт, паспорт Марины даже не открыл.

– Проезжайте.

Ник, сидевший за рулем, осторожно нажал на газ, и машина медленно покатилась вперед, чтобы уже через несколько десятков метров остановиться у зимбабвийского шлагбаума.

На зимбабвийском посту все прошло и того быстрее и проще. К нам подошел солдат, Ник ни слова не говоря, открыто дал ему несколько каких-то банкнот, тот кивнул, махнул кому-то рукой, шлагбаум открылся – и мы начали долгое путешествие по Африке.

Поскольку, в Африке я был впервые, все происходившее здесь мне было интересно. С ужасом оглядываясь по сторонам я вдруг понял, что Африка совсем не та, которую показывает CNN по телевизору, в пятнадцатисекундных отрезках новостей. Она совсем другая – древняя и дикая, непознанная и страшная. На какой-то момент я даже пожалел, что не послушал отца и ввязался во все это дело.

Прямо за пограничным постом с зимбабвийской стороны начинался ад. Громадный лагерь беженцев, причем эти беженцы были в собственной стране. На обочине дороги, в пыли и грязи стояли, сидели и лежали люди, высились какие-то самодельные убежища из картона, пенопласта, у отдельных счастливчиков – из железа. Вся жизнь происходила здесь, на обочине дороги – здесь спали, ели что бог пошлет, любили друг друга, воспитывали детей, страдали и умирали. Все здесь – под палящим, безжалостным африканским солнцем. Исхудавшие африканские дети прыгали на обочинах дороги, подпрыгивали, бежали за нашей машиной. Словно завороженный, я не мог оторвать глаз от зрелища сконцентрированной здесь, на этом пятачке земли ужасной человеческой трагедии…

– Что здесь произошло? – чужим, каркающим голосом спросил я.

– Где? – беззаботно ответил Ник, он продолжал спокойно и уверенно вести машину, не обращая внимания на происходящее вокруг. Иногда он резким гудком клаксона сгонял разыгравшихся негритят с дороги…

– Да здесь вот! – я обвел рукой окрестности – в этом чертовом месте!

– Ах это… – Ник сплюнул через борот автомобиля на пустынную дорогу – это, мой дорогой братишка, дело всей жизни одного жирного черного урода, который правит этой несчастной страной уже тридцать лет, высосал из нее все соки, пустил по ветру все что создавалось поколениями – и все никак не сдохнет, мать его так! Он, кстати рыцарь Великобритании – только в прошлом году ее Величество лишила его этого титула. [98]

– Ты про кого?

– Роберт Мугабе! – вступила в разговор Марина, и я услышал в ее голосе лютую ненависть, никак не вязавшуюся с ее внешностью и с ее в принципе спокойным поведением – палач Зимбабве и ее народа. Мразь!

– Спокойно… – произнес Ник – ты не обращай внимания на нее – повернулся он уже ко мне – Марина неровно дышит к этой черной обезьяне. Не так ли?

Фыркнув словно кошка, Марина замолчала, уставившись куда то вдаль. Ник не унимался.

– Слушай, принцесса! У тебя осталась еще та самая банкнота? Покажи ее Эду, чтобы он представлял себе, что за хреновина здесь творится…

– Я оставила ее дома – мрачно произнесла девушка, судя по ее виду, она не была настроена ни шутить, ни вообще разговаривать.

– А зря… Вот это – настоящий цирк, вы у себя в Америке такого и представить себе не можете. Здесь ведь, в этой стране миллиардеров больше чем во всем остальном мире, вместе взятом.

– Что за банкнота?

– Да обычная такая банкнота, зимбабвийский доллар. Номинал – сто миллиардов долларов.

– Сколько?! – мне показалось, что я ослышался.

– Сто миллиардов долларов – подтвердил Ник – ты все правильно понял. Сейчас они свои деньги деноминировали, конечно, в десять миллиардов раз. А то нехорошо как то – в стране каждый второй миллиардер, а они с протянутой рукой по всему миру идут, гуманитарку просят. Сейчас Мугабе и его клика очень хорошо имеют с распродажи этой гуманитарной помощи. По слухам у старого черного ублюдка в стране часов и шоколада [99] маленькая такая заначка скоплена, десять миллиардов долларов весом. Причем не местных долларов, а настоящих. Так что если самолет нам найти не удастся – заедем в гости к старику, вежливо попросим поделиться. А то получится – съездили ни по что, привезли ничего…

– Так он тебе и отстегнет – скептически пробормотали Марина.

– Так мы его попросим – хохотнул Ник, он вообще редко когда находился в плохом настроении – хорошо попросим. С нашими-то возможностями…

– Болтай поменьше… – недовольно сказал я – лагерь мы уже проехали. Давай, сворачивай. Взглянем на карту…

– Есть, сэр!

Свернув на обочину, наш джип бодро запрыгал по колдобинам. На ходу я отметил, что лифтовали мы его не зря – хотя на дороге проявлялась излишняя валкость, на бездорожье это оборачивалось более плавным и мягким ходом. Остановившись, Ник сразу заглушил мотор, чтобы не жечь понапрасну солярку. Я достал из держателя ламинированную карту местности, издававшуюся для любителей сафари и мы втроем склонились на ней.

– Что скажешь Ник – сказал я – ты здесь не первый раз тебе и карты в руки.

– Хорошо что ты это заметил – довольно сказал Ник – я думаю вот что. Ферма находится западнее Булавайо. До самого Булавайо отсюда – сотни две километров, не меньше, если ехать по дороге. Сначала по А4, потом вот здесь уходим на А6. Только на этой дороге черт знает что творится. Здесь восемьдесят процентов безработных, и трое туристов на новеньком британском внедорожнике – для них всего лишь добыча. А убить белого для многих – это не преступление, а доблестный, достойный настоящего мужчины поступок. Со времен «Чимуренги» [100] здесь мало что изменилось, только жрать стало нечего да работы не стало. Поэтому – предлагаю дороги придерживаться лишь примерно – а так идти по бездорожью параллельно дороге. Все равно дорогу не ремонтировали еще со времен Смита, и она от бездорожья не слишком сильно отличается…

Перед тем, как продолжать дорогу мы достали оружие, разложили его под руками, но прикрыли сверху запасной одеждой. Как объяснил Ник, здесь в стране это запрещено, но местным стражам порядка хочется кушать. Зарплату им повышают в несколько раз каждый месяц, а вот цены растут каждый день…

 

Они появились, когда мы проехали уже километров сто по иссушенной солнцем зимбабвийской земле. Наш «Лэнд-Ровер», бодро подпрыгивая на неровностях, шел почти параллельно дороге, обстановка впереди просматривалась метров на триста из-за этого, что мы карабкались на холм, а что за холмом – это еще вопрос. Мне еще подумалось, что в этом-то месте как раз и может скрываться засада.

И она там скрывалась. Только наш «Лэнд-Ровер» перевалил гребень холма – как нашему взору предстали две машины на другом склоне холма. Два японских пикапа, кажется «Тойоты», на одном крыша кабины была срезана напрочь, и получился этакий джип-кабриолет.

На другом были просто выбиты все стекла, включая лобовое. До них было метров шестьсот, увидев нас, они резко тронулись с места, расходясь в разные стороны, чтобы взять нас в клещи. В каждом пикапе было человек по пять.

Хватая лежащий рядом с сидением автомат, я вдруг с ужасом почувствовал, что наш «Лэндровер» останавливается…

– Ты что, б…, с головой совсем поссорился?! – вызверился я на брата – ходу давай, может, проскочим.

– Не боись! – ответил он, на его лице не выражалось ни капли тревоги или страха – Марина о них позаботится.

– Б…, ты о..л совсем! Их десять рыл, не меньше!

– А вот увидишь…

Раскладывая приклад Калашникова, я заметил, как Марина с совершенно спокойным видом взяла из пирамиды ружей свою винтовку – она пользовалась армейским снайперским «Ремингтоном-24» с ложем от «Accuracy», положила винтовку на одну из труб каркаса безопасности машины, прицелилась. Несмотря на то, что в трех сотнях метров находились с десяток вооруженных бандитов, она вела себя так, будто находилась на дипломатическом приеме.

Сухо и громко треснул винтовочный выстрел, и в трехстах метрах от нашей машины водитель одной из «Тойот», той самой на которой была срезана крыша, вдруг дернулся, наваливаясь грудью на руль. Машина бандитов задергалась, ее ощутимо повело влево.

Со второй машины открыли огонь из кузова, неточный, поскольку «Тойоту» швыряло на неровностях, но опасна даже случайная пуля. Тем более если лупят из трех автоматов. Прикрываясь бортом «Лэнд-Ровера», я открыл огонь, стремясь короткими злыми очередями нашупать машину противника. Снова хлестко ударил винтовочный выстрел – и вторая «Тойота» затормозила буквально метрах в двухстах от нас, причем затормозила так стремительно, что один из черных бандитов вылетел из кузова. В следующий момент моя очередь из Калашникова пронзила кабину машины, пассажир, до этого лупивший по нам из автомата, дернулся и затих, его последняя очередь вспорола землю далеко от нас. Готов…

Новый винтовочный выстрел – и оставшийся в живых боевик на первой машине, которая к этому времени тоже остановилась, и который строчил длинными очередями из ручного пулемета, выронил пулемет, мешком выпал из кузова. Я продолжал стрелять, прикрывая Марину, автомат бился в руках как живой. Раскатистый бас Калашникова перекрывали отрывистые винтовочные выстрелы.

Автомат в моих руках сухо щелкнул, выстрела не последовало – закончились патроны.

Выругавшись, я полез рукой в машину, на ощупь схватил запасной рожок, присоединил к автомату. Снова прицелился – оставшиеся в живых боевики группировались за машинами, стреляя по нам длинными очередями. Сразу было видно, что армейской подготовки у них не было – при такой пальбе даже ствол М-16 уводит от цели, не говоря уж про Калашников.

Над головой грохнула винтовка – и в борту одного из пикапов появилась небольшая аккуратная дырка, а прятавшегося за бортом машины бандита отбросило назад. Один автомат заглох. Я перевел прицел на вторую машину, выпустил одну за другой две длинные очереди, пытаясь нащупать бензобак – повезло. Хлопок – и машина зачадила жидким черным дымом, выбрасывая сполохи огня и потихоньку разгораясь. С истошным визгом, от машины отделился пылающий силуэт, я скорректировал прицел, нажал на спуск – горящий бандит споткнулся и упал лицом вниз.

Взрыв машины настолько деморализовал оставшихся в живых бандитов, что они оставили укрытие в виде подбитой машины и побежали в разные стороны, изредка оборачиваясь и стреляя наугад. Сплюнув, я поднялся на ноги из-за крыла машины, служившего мне защитой, отсоединил почти пустой магазин, сунулся в машину за новым. Присоединяя магазин к автомату, я заметил, что Марина отсоединила магазин своей винтовки, вставила новый, передернула затвор. Зачем?

Резко стукнул еще один выстрел – и бегущий бандит, до которого было не меньше пятисот метров, выронил автомат и, странно раскинув руки, полетел на землю.

Марина передернула затвор, повернула винтовку в другую сторону. Выстрел – второй бандит, почти добежавший до жидких зарослей кустарника, споткнулся, упал и уже не поднялся. Еще один выстрел – последний оставшийся в живых чернокожий, уже продиравшийся сквозь кустарник, упал вперед, безжизненным мешком повиснув на крепких сучьях…

Марина профессиональным движением открыла затвор, выбрасывая гильзу, но закрывать его не стала, аккуратно положила винтовку обратно в пирамиду. Из ствола «Ремингтона», обращенного ко мне, вилась тонкая сизая струйка дыма.

Заглянув в глаза Марины, я увидел там такое, от чего мне самому захотелось бросить автомат и бежать, куда глаза глядят…

– Молодец, вот молодец! – Ник театрально захлопал в ладоши – а спорим, что она бы и вдвое больше ниггеров выбила?

– Мог бы и прикрыть… – сухо сказала Марина, выпрыгивая из джипа.

– А Эд на что? Он же у нас агент ФБР, защитник всех обиженных и несчастных. «Служить и защищать», а Эд? [101]

Я находился в таком ступоре, что даже не нашелся, что ответить. Господи, никогда не видел такого выражения в глазах человека…

– Ладно… – Ник закончил свой «театр одного актера», достал из машины свой автомат, передернул затвор – давайте сходим, посмотрим, чего мы настреляли. Авось чего полезного найдем…

Взяв оружие, мы неспешно пошли в сторону чадящего костра…

– Слушай… – Марина ушла вперед, я и Ник шли поотстав – что с ней такое?

– А что? – так же тихо сказал Ник.

– Она что – сумасшедшая? Когда она стреляла у нее в глазах такое было… Я даже словами описать не могу.

– Ах это… Нет, она вполне нормальная. Даже слишком. Просто у нее к ниггерам свои личные счеты. Ты думаешь, что она поехала, чтобы эти сокровища искать? Нет. Для нее это маленькое путешествие – способ увеличить свой счет. Она считает каждого застреленного ей ниггера, даже записывает. Вот так вот.

– Что с ней произошло. Расскажешь?

– Не-е-ет – протянул Ник – об этом ты спроси у нее самой. Если захочет – расскажет. А я рассказывать не буду.

Около машин сильно несло порохом и противной гарью. Горевшая машина уже почти догорела, огня не было, но черный дым все еще стелился от нее. заставляя затыкать носы.

– Опа! – Ник резко наклонился и тут же выпрямился, держа в руках странное, уродливое оружие с ленточным питанием и барабанным магазином – вот это мы удачно зашли.

– Что это?

– Это – ручной пулемет Дегтярева. Любимой оружие партизан во время «Чимуренги». К нему подходят те же патроны что и к АК, проблем со снабжением нет – но при этом у него сменный тяжелый ствол и лентовое питание. В самый раз, тем более что пулемет нам может понадобиться, а к этой машинке у меня переходник есть, установить на машину – плевое дело. Удачно зашли…

– Ясно… Патроны собирать?

– Собирай и патроны и сами автоматы – сказал Ник – нам-то автоматы явно не нужны, но я знаю кое-кого в Булавайо, кому они будут в самый раз. Так что собирай все, что под руку попадет.

В этот момент один из негров, тот самый который загорелся и которого свалил автоматной очередью, внезапно перевернулся. Только что он был всего лишь тушей, от которой ощутимо воняло горелым мясом – но вдруг он резко перевернулся на спину, в его руке был зажат пистолет, смотревший прямо в спину брату, который как назло наклонился, чтоб что-то поднять в траве.

– Падай! – дико выкрикнул я, вскидывая автомат.

Выстрелили мы одновременно, партизан и я. Несколько тяжелых автоматных пуль разорвали грудь негра, его рука с пистолетом дернулась. Раздался одиночный пистолетный выстрел, почти неслышный в грохоте длинной очереди. Партизан замер на земле с развороченной грудью, рука бессильно лежала рядом. Пистолет боевик из рук так и не выпустил.

Резко повернувшись, я увидел, что Ник ничком лежит на животе.

– Ник, сука!!! – выкрикнул я и, отбросив в сторону бесполезный автомат, рванулся к нему. Рывком перевернул его на спину и…

– Кажется я твой должник, братан – весело сказал Ник.

– Что же ты за придурок…

 

 

38

 

Зимбабве, Булавайо

Июля 2009 года

 

В Булавайо мы въехали в четыре часа по местному времени, когда уже стоило искать место для ночлега. По мне – лучше было бы переночевать где-нибудь саванне, не соваться в крупный город, но у Ника были свои соображения на этот счет. Он заявил, что нам просто необходимо на пару дней остановиться в Булавайо и переговорить с некоторыми людьми, чтобы выяснить, что творится с нашим поместьем и что вообще происходит в округе. По мне разведку можно было провести и самим – но Ник настоял на своем, видимо у него были какие-то свои соображения. Поскольку в этой стране, да и вообще в Африке я был первый раз в жизни – решил дальше вопросов не задавать.

Марина же после перестрелки с неграми вообще ушла в себя и почти не разговаривала. На предложение Ника остаться на пару дней в Булавайо она равнодушно пожала плечами.

Когда мы пробирались по городу, меня посетило странное чувство. Если посмотреть на здания, на улицы – то вообще не возникало ощущение, что ты находишься в Африке. По архитектуре – типичный южный город, который может располагаться на юге Европы и даже на юге США. Причем достаточно крупный – два миллиона человек как-никак. Но если посмотреть на людей…

На улицах – куча народа, которые никуда не идут и ничего особо не делают, просто сидят и тупо смотрят перед собой. Автомобилей на улицах немного, причем в основном это такие развалюхи, которым место в автомобильном музее. И тем не менее, чихая и пыхтя клубами сизого дыма они ездили. Много пикапов и джипов – в основном «Лэнд-Роверы» второй и третьей серии, производившиеся в шестидесятых-семидесятых годах прошлого века. Благодаря алюминиевому кузову и низкофорсированному мотору они могут ездить вечно. Из нового транспорта – только редкие легковушки ЮАРовской сборки, да совсем новые пикапы и джипы, китайского производства. Как потом я узнал – китайскую технику активно закупали местные госструктуры, а полиция вообще ездила на бело-синих китайских пикапах.

Еще – на первых этажах зданий по-видимому раньше было много разного рода лавок, предлагавших всякую всячину, сейчас же работали хорошо если одна из трех, остальные стояли заколоченными, а некоторые и вовсе явно были заброшены. На работающих нигде не было видно ценников – совсем неудивительно, если вспомнить что рассказывал Ник про местную инфляцию.

Остановились мы в отеле «Рейнбоу», расположенном на пересечении улицы Роберта Мугабе и Десятой авеню. Неподалеку был аэропорт, совсем рядом – лесопарковая зона, где за фасадом деревьев скрывались два очаровательных здания старой английской архитектуры – местный госпиталь и школа Милтона. Пока мы проезжали мимо, я успел присмотреться и просчитать, что в случае чего драпать нужно именно в эту сторону.

Отель «Рейнбоу» ничем не отличался от обычных шикарных отелей и был рассчитан прежде всего на богатых иностранцев, приезжавших в страну на сафари. Мраморный пол в холле, отделка стен тем же светло-коричневым мрамором, ресепшн, подсвеченный лампочками и сделанный из стекла и мрамора. Современные компьютеры.

Полукруглая лестница, ведущая наверх, к номерам. И, как бонус – отсутствие полицейской слежки. Поскольку в стране ничего не работало, безработица достигала восьмидесяти процентов – приезжающие на сафари и сорящие долларами-евро богатые туристы были своего рода священной коровой и единственным источником валюты.

За номера мы заплатили долларами – взяли три одноместных номера. Я заметил, что Марина заказала себе отдельный номер, а не общий с Ником, и это вселило в меня некоторую надежду – но вида я не подал. Взяв с собой тяжелые сумки, мы поднялись наверх…

Номер был роскошным, как в лучших отелях «Лондона». Причем с африканским колоритом.

Искусно выделанные головы животных, бивни слонов на стенах, вместо ковра на полу что-то типа циновки. Огромная двуспальная кровать, несмотря на то, что номер вроде как одноместный. Жалюзи на окнах…

Забросив под кровать сумку, я первым делом выглянул из окна. Окна выходили во двор отеля, оттуда пробежать несколько метров, пересечь улицу Самуэля какого-то (видимо еще один ветеран братоубийственной «Чимуренги») – и попадаешь в парк, для перекрытия которого потребуется не меньше армейской роты. Следом, проверил вход – на него можно было набросить цепочку, довольно крепкую на вид. Машинально прикоснулся к рукоятке «Вильсона», который достал из сумки, засунул под ремень и прикрыл рубашкой навыпуск. Кажется – все, ночевать можно.

Стук в дверь раздался через полчаса, когда я лег на шикарную кровать и немного придремнул Но проснулся моментально – правильно все таки говорят: «Вышибить человека из армии гораздо проще, чем армию из человека». Это не в плохом или издевательском смысле, совершенно нет.

Положив руку на рукоятку пистолета, я подошел к двери, причем не вставая перед ней – навыки офицера антитеррористического отряда, через дверь элементарно могут выстрелить.

– Кто там?

– Это Ник, братишка. Пойдем, прогуляемся, аппетит нагуляем…

– Куда?

– Да тут недалеко…

Надел ботинки, сунул в карман две запасные обоймы к пистолету, вышел. Ник оглядел меня, улыбнулся, заметил топорщащуюся рубашку под правой рукой. У него рубашка топорщилась в том же самом месте…

Выйдя на улицу, я огляделся, город был совершенно незнакомым, но Ник уверенно показал рукой влево. И мы медленно пошли по тротуару, перешагивая через нечистоты и лежащих прямо на тротуаре цветных…

– Слушай… Что за дерьмо здесь происходит?

– Ты о чем? – Ник ловко перешагнул через какую-то коробку, внимательно посматривая по сторонам.

– Да об этом, обо всем. Народ шляется, не работает. Срач…

– А, ты об этом… Давай, тебе расскажу о том, что тут происходит, пока мы идем. Ты знаешь, насколько богата эта страна?

– В смысле? Пока что я никакого богатства не вижу.

– Это? – Ник обвел рукой улицу, засмеялся – это всего лишь внешняя оболочка. Настоящее богатство Родезии – под землей!

Я внимательно смотрел по сторонам, и заметил, что на слово Родезия среагировали сразу несколько негров. Причем среагировали недобро так, но никто ничего не сказал. Видимо, здесь стоит держать язык за зубами…

– Так вот. Я тебе кое-что расскажу про эту землю. По запасам полезных ископаемых эта страна – настоящая сокровищница Африки. Сундук с драгоценностями, ни больше, ни меньше. В этой земле есть месторождения алмазов, никеля, палладия, хрома, кобальта, меди, железа, угля, угля, олова. Эта страна находится на третьем месте в мире по объемам разведанных месторождений платины. В стране огромные залежи золота, причем на большинстве рудников даже не ведется активной работы. Сегодня этого благородного металла добывают менее 7 тонн в год, но при вложении средств эту цифру можно с легкостью довести до 25 тонн. Заметь – сейчас золото стоит почти штука баксов за тройскую унцию. Когда оно было дешево – здесь мало добывали, большинство жил почти не тронуто. И это не считая того, что раньше в стране было развито скотоводство и Родезия кормила говядиной саму себя да и полафрики заодно. Да какие полафрики – родезийский филей считался лучшим и в метрополии – в Великобритании. Ну, и для туристов – рай. И заметь – здесь двадцать лет не проводилось никаких изыскательских работ, вообще никаких. Я тебе сказал только о том, что доподлинно известно – а сколько в этой земле всего того, о чем мы не знаем?

– Тогда почему бы нам не вложить сюда деньги, благо они есть и не стать миллиардерами?

– Эх, братишка… – Ник покачал головой, не переставая на ходу настороженно оглядываться по сторонам – если бы все было так просто. Понимаешь… Для Африки лучше – если во главе белые. Вот так вот. Как только уходят белые – начинается бардак. Здесь белые ушли от власти в восьмидесятом, у меня на родине – в девяносто четвертом. Теперь и тут и там бардак, причем черные придя к власти повторяют практически одни и те же ошибки. В ЮАР, например, принят закон «Об экономических преимуществах для аборигенного населения». По этому закону предприятиям, где пятьдесят один процент акций принадлежат чернокожим, предоставляется льготный налоговый режим и прочие экономические преференции. И каков итог? За год после введения этого закона в силу подвели итоги – какая собственность перешла в руки чернокожих. Итог: сорок восемь процентов предприятий, поменявших владельца контрольного пакета акций скупили всего два человека. Вместо белых олигархов – появились черные олигархи. Новое дерьмо появилось – подставные собственники из чернокожих, наркоманы разные. Инвесторам это, понятно, энтузиазма не добавляет. Вдобавок, если раньше черная голь-нищета ненавидела белых богачей. То теперь появились черные богачи, которые «угнетают» почище белых. А тут – и до гражданской войны – шаг. Я тебя не утомил?

– Да нет… – пробормотал я, тоже внимательно оглядываясь по сторонам.

– Ну, тогда продолжу. А здесь, в Родезии, поступили еще круче. Был принят закон по которому правительство, читай Роберт Мугабе и его приближенные, имеет право экспроприировать у любой зарубежной компании, работающей в горнодобывающей сфере, 51% акций, причем 25% – абсолютно безвозмездно. А двадцать шесть процентов – по той цене, которую назовет оценочная компания. Местная… И заплатят – местными долларами. Которые за месяц в несколько десятков раз обесцениваются. Теперь понял, почему бы я тебе не советовал сюда вкладывать деньги?

– А белые? Белые тут остались? – мы как раз переходили запруженную народом улицу.

– Белые-то… Осталось, но мало. Ян Смит, бывший местный премьер умер в прошлом году в нищете – Мугабе экспроприировал все земли белых и раздал их чернокожим. А из них крестьяне… Особенно из матебелов, это же нация воинов. Шоны еще хоть как-то возделывают землю, они испокон века были крестьянами. Кстати и матабелов Мугабе прижал… А вот, кажется и рынок…

Основной рынок Булавайо был расположен прямо на пятой улице, места ему было мало, и он выплескивался на проезжую часть, занимая едва ли не половину и создавая постоянную пробку, и все прилегающие к нему улицы и проулки. Уши резали гудки автомобильных клаксонов и истошные крики продавцов-зазывал.

Как описать рынок Булавайо? Сложно описать, хотя попробую… Располагался он прямо на улице, никаких условий, ничего. Самые богатые торговцы имели собственные тенты и примитивные, сколоченные из досок витрины, на которых был разложен товар – в основном различные фрукты, мешки с мукой, с чечевицей, с рисом… Вещи, в основном подержанные. Одежда и обувь, дешевая, ядовито-ярких расцветок (африканцы вообще любят такое вот яркие расцветки). Те же, кто победнее, просто раскладывал товар под солнцем, на куске полиэтилена или картонке. Мельком глянув, я заметил, что все надписи на мешках – китайскими иероглифами, вся одежда – тоже китайская. Китай в этой стране занимал очень прочные позиции…

И на рынке – толпа народа, в основном ничего не покупающие, а просто пришедшие посмотреть, дикие крики мальчишек – зазывал, которые бесцеремонно хватали показавшегося им богатым покупателя за рукав и тащили к своему прилавку. Нищие, тоже бесцеремонно хватающие за рукав, на некоторых просто страшно было смотреть.

В такой толпе запросто можно было потеряться, а то и пропасть.

– Держись меня – сказал Ник, зыркая по сторонам – и посматривай тоже, нет ли вокруг копов.

– Копов? А как я их различу?

– Очень просто. Здесь у копов, если даже они не в униформе, есть одна привычка – носить солнцезащитные очки. Им это кажется крутым. Если увидишь кого подозрительного – сразу дай знать!

– Хорошо. А мы делаем что-то противозаконное?

– Здесь если у тебя есть лишние деньги – это уже достаточно противозаконно.

– Ясно…

Проталкиваясь через толпу, наступая кому-то на ноги (и мне немало наступали), я пытался не упустить из вида своего брата. Николас же шел столь уверенно, что могло показаться будто он ходит этим маршрутом каждый день. Рыночные ряды были извилистыми и однообразными, можно было легко заблудиться – но Ник даже не останавливался, чтобы сориентироваться…

Тем временем, брат вдруг резко свернул в проулок, заставленный какими-то мешками.

Навстречу ему поднялся высокий, средних лет африканец, одетый в отличие от многих в одежду неприметного серого цвета.

– Я вижу тебя, Дэвид [102] – негромко сказал Ник.

– И я вижу тебя, нкози [103] – на прекрасном английском отозвался африканец…

 

 

39

Зимбабве, Хараре

Июля 2009 года

 

– Товарищ министр примет вас! – торжественно, словно объявляя о том, что его примет сам Аллах объявила молодая, миловидная секретарша.

Аль-Мумит спокойно встал, оправил полы своего пиджака. В эту страну он въехал сегодня утром после того, как стало понятно, что де Вет с братом поехали именно сюда, в Зимбабве. Почему именно сюда – аль-Мумит не знал, да и не хотел знать.

Главное – люди с Ближнего Востока поручились за него перед самим министром национальной безопасности Зимбабве Дидимусом Мутасой, который согласился его принять.

В этой стране он пробыл недолго и видел ее только из окна такси, везущего его в центр города. Но того, что он увидел, хватило для того, чтобы проникнуться и к стране и к ее обитателям ненавистью. За все время пока он ехал, он не увидел ни одной мечети, не услышал ни одного азана, [104] не увидел ни одного правоверного. Этот народ не знал истинной веры, не молился Аллаху. И аль-Мумит подумал, что возможно именно ему и его братьям в джихаде вскоре предстоит принести этому заблудшим чернокожим истинную веру, утвердить ее сталью и кровью, как в Сомали и многих других местах. Сталью и кровью – только так устанавливался истинный ислам! Сталью и кровью – и горе неверным!

Министр национальной безопасности, земледелия, землепользования и расселения Дидимус Ноэль Эдвин Мутаса был пожилым, полноватым, абсолютно лысым африканцем, на его носу красовались шикарные очки в золотой оправе. В отличие от многих других министров, да и самого президента, любившего наряжаться в пестрые одежды цветов национального флага, министр безопасности был одет в костюм-двойку цвета древесной коры, пошитый у лучших лондонских портных. Ему было немного за семьдесят – и про него ходили слухи, что в последнее время именно он, а не восьмидесятипятилетний президент Роберт Мугабе управляет страной. Именно он стоял за массовым выселением белых фермеров со своих земель, и именно он приложил максимальные усилия, чтобы в прошлом году к власти не пришел поддерживаемый Западом оппозиционер – Морган Цвангираи. Тогда толпы сторонников Цвангираи, собравшиеся на митинги протеста после выборов, были безжалостно разогнаны силами полиции и госбезопасности…

– Господин Мутаса – аль-Мумит не дал министру начать разговор, начал его сам – у меня для вас есть небольшой подарок от наших общих друзей.

– Интересно… – на английском (английский в Зимбабве знали практически все) ответил министр – и что же это за подарок?

Аль-Мумит достал из внутреннего кармана пиджака толстый конверт, с поклоном протянул его министру. Тот открыл клапан, пробежался пальцем по толстой пачке тысячеевровых банкнот. Глянул назад, где над столом висел плакат – нога, давящая змею, свернувшуюся в форме доллара и подпись «Искореним гадину! Долой взяточничество!» такого рода плакаты висели во всех госучреждениях Зимбабве.

– Очень мило с их стороны… – пробормотал министр, пряча конверт в ящик стола – подарок наших общих друзей придется мне как нельзя кстати. Так о чем вы хотели со мной поговорить, мистер…

– Иверсон. Гомер Иверсон – аль-Мумит назвал тот псевдоним, на который у него сейчас были документы, и под которым он въехал в страну.

– Мистер Иверсон. Так что вас заставило посетить нашу прекрасную страну?

– Дело, господин министр. Очень важное дело. Верней – даже два дела. Вы когда-нибудь слышали такую фамилию – де Вет?

– Кажется, нет… – осторожно произнес министр – а должен?

– Де Веты были крупными землевладельцами в вашей стране, господин министр.

Министр протянул руку, нажал кнопку звонка. Тот мелодично запиликал.

– Дорогая. Пусть мне принесут из архива все что касается де Ветов – у них должны были быть земельные наделы раньше – сказал министр появившейся в дверях секретарше.

От глаз аль-Мумита не укрылось, какими взглядами обменялись министр и его секретарша, которой явно не было и тридцати. Хотя это сейчас и не имело никакого значения – аль-Мумит это запомнил. Он все подмечал и запоминал.

– Пока ищут досье – обращусь к вам со второй просьбой, господин министр. Мои друзья хотят прилететь в эту страну на сафари – у вас здесь великолепная охота, не правда ли?

– О, да! – министр раздулся от гордости – в этом мы правы. В Зимбабве лучшее сафари во всей Африке!

– Мои друзья знают это. Они прилетят на самолете. Его можно будет посадить на военную базу и не досматривать?

– Откуда будет рейс?

– Из Сомали.

– И сколько на нем полетит… ваших друзей?

– Человек сорок. Может быть пятьдесят.

Министр задумался:

– Это сафари… Оно будет иметь какое-либо отношение к властям этой страны?

– О, нет! – аль-Мумит широко улыбнулся – мои друзья не имеют к правительству и народу этой страны никаких претензий… Это обычное сафари. Только моим друзьям не хотелось бы чтобы их во время сафари кто-нибудь беспокоил – вы же это сумеете устроить, господин министр?

– Ну, что же… – проговорил Мутаса – я думаю, в просьбе вашей и ваших друзей нет ничего невозможного. Только мне бы хотелось получить от ваших друзей еще один… такой же… подарок…

– В этом нет ничего невозможного, господин министр… Его привезут мои друзья. И передадут вам при встрече на аэродроме. Договорились?

Министр, чей рассудок и опыт в этот момент затмила всепоглощающая жадность и желание получить еще несколько десятков тысяч евро, даже не понял все опасность предложения аль-Мумита. Ведь на аэродроме они будут стоять рядом, ожидая борта из Сомали. И если пойдет что-то не так – министру Мутасе выпадала роль заложника в руках исламских боевиков-экстремистов. Получалось, что министр национальной безопасности, за несколько десятков тысяч евро лично, своей шкурой гарантировал, что с бортом из Сомали ничего не случится. Здраво поразмыслив, Мутаса никогда бы не согласился ехать на аэродром. Но жадность…

– Согласен. Я распоряжусь. Военный аэродром «Мтоко», сто километров отсюда. Знаете?

– Знаю… – кивнул Иверсон, и министр снова не удивился и не насторожился, отчего гость, выдававший себя за бизнесмена, знает расположение военных аэродромов страны. Воистину, жадность губит…

– Когда?

– Завтра, если можно. Мои друзья очень жаждут начала сафари.

– Это можно… – важно кивнул министр, в этот момент открылась дверь, секретарь положила на стол не слишком толстую папку и виляя задом удалилась. Министр жадным взглядом проводил ее и только потом раскрыл папку…

– Де Веты… Да, вы правы. Это были крупные землевладельцы… До «Чимуренги» у них были тысячи гектаров земли и тысячи голов скота… А Роджер де Вет даже служил в САС…

Как это ни странно, о САС – Специальной авиадесантной службе – министр Мутаса говорил совершенно без ненависти и озлобления, несмотря на то, что в свое время сражался в рядах террористов бок о бок с президентом Мугабе. Время притупило остроту взаимной ненависти, кроме того белых сейчас в стране было очень мало, и на первый план вышла проблема матабелов. Да, в двухтысячном году и позже по приказу министра были изгнаны со своих земель немало белых фермеров – но это была чисто деловая операция, никакой ненависти к белым. Всю землю поделили между собой и своими те кланы, которые были сейчас у власти в Хараре.

– У де Ветов были землевладения. Район Истнор, серверный Матабелелэнд. Сейчас там комунна этих проклятых матабелов живет. Вообще, район опасный. Ваши люди уверены, что хотят провести сафари именно там? Там на самом деле опасно.

– Мы сможем о себе позаботиться, господин министр. Если только полиция не будет вмешиваться. Но она ведь не будет вмешиваться, господин министр?

– Не будет… – медленно кивнул министр – в этой стране слишком много матабелов, господин Иверсон. Слишком много… И государство Зимбабве будет признательно тем, кто поможет нам решить эту проблему…

– А как может выразиться эта признательность?

– Ну, скажем… Если с кем-нибудь из матабелов в этом районе вдруг что-то случится… мы не слишком огорчимся. Если вам нужна будет техника… мы сможем сдать ее в аренду.

– Я был уверен, что мы договоримся, господин министр – с лукавой восточной улыбкой заявил а