Эпоха просвещенной монархии (мэйдзи исин)

Введение

Для большинства цивилизаций история культуры часто не зависит от хронологии, по крайней мере тогда, когда речь идет о небольших отрезках времени. Но история культуры и хронология неразделимы в тот длительный период японской истории, который носит название Мэйдзи исин («восстановление просвещенного правления») и связан с правлением двадцать второго императора Муцухито (1867–1912), после смерти известного под именем Мэйдзи Тэнно.

Вся история Японии — это скорее революции, чем медленные поэтапные преобразования. Они затрагивали одновременно исторический и культурный аспекты жизни. Очень часто одно событие влекло за собой серию культурных изменений и влияло на все население страны, хотя люди жили на разных островах и их отделяли друг от друга горные цепи. Понятно, что все эти изменения происходили в разное время и с разной интенсивностью в регионах Японии и приводили к наслоению новых культурных ценностей на те, которые существовали прежде. В ранний период истории племена, занимавшиеся выращиванием риса, смешались с охотниками и рыболовами Дзёмон, а позже, в III веке до нашей эры, — с лучниками, пришедшими на территорию Японии из Алтая через Корею. В страну проникали элементы культуры Китая и буддийская философия, что послужило толчком к появлению в V–VI веках новых форм мышления, искусства и государственности. Постепенно вперед выдвигается воинское сословие; XII век становится эпохой ярких исторических событий. Тогда же, наконец, устанавливаются и закрепляются складывавшиеся на протяжении веков обычаи и традиции.

Восстановление императорской власти во многом связывают с появлением в 1868 году на японских рейдах иноземных кораблей. Это встревожило многих японцев и вызвало определенные исторические и культурные изменения. Следует отметить, что примерно то же самое произошло после поражения Японии в 1945 году. Не все эти изменения были порождены внутренними причинами, многие явились следствием экономической и даже физической угрозы со стороны Запада. Причем — и это очень характерно для Японии — реформы принимались всем народом не с апатичной покорностью, но с ясным пониманием необходимости принимать новое для будущего процветания страны. Разумеется, случались и бунты, ведь человек так устроен, что редко без колебания соглашается изменить свою судьбу. Наиболее привилегированные классы аристократов, торговцев, воинов, священнослужителей не всегда поддерживали реформы. В конце концов отдельному японцу пришлось подчиниться требованиям общества, чтобы выжить, и установить приоритет коллективных нужд над личными. И даже самоубийство закрепилось в Японии на уровне социального института только потому, что позволяло, жертвуя одним человеком, выжить группе людей. Группа же, в свою очередь, оправдывала самоубийство лишь для блага государства в целом.

Япония впитала в себя элементы чужой цивилизации, пришедшие с континента, не потеряв при этом самобытности. Она ассимилировала европейскую и американскую культуры не столько из желания саморазвития, сколько из насущной необходимости избежать колонизации странами Запада. Это показывает, что Япония, несмотря на все разногласия, пульсировавшие в ней, обладала сильной внутренней сплоченностью, вызванной географическими и этническими факторами. В сознании японца живет устойчивое представление о себе как об «островитянине», оторванном от других народов Земли. Кроме того, лишь исконный житель Японии верит в местные божества и соблюдает около двух тысяч обычаев, сплавленных в неясное и уникальное единство под названием «синтоизм». Привязанности к национальной религии не мешает даже то, что подавляющее большинство японцев — буддисты или последователи Конфуция. Наконец, всех жителей Страны восходящего солнца сплачивает преданность императору, почитаемому за Бога, собирающему людей под свои знамена в минуту опасности. Ни одно политическое движение или реформа не могли пройти без одобрения императора или «по его милости» (Соннорон). В глазах народа император был непогрешим и неустанно заботился о благе своих подданных. Последние могли не соглашаться с политикой или с установленным порядком, но о том, чтобы не согласиться с волей императора, не могло быть и речи: это расценивалось как государственное преступление. Поэтому восстановление императорской власти в 1868 году стало лишь закономерным завершением политического и социального процессов, вызванных медленным загниванием государственной системы, слишком жесткие структуры которой были не в силах более обеспечить развитие страны. «К середине XIX века система сёгуната ослабела настолько, что ей хватило одного толчка, чтобы превратиться в груду обломков». Таким толчком стало появление в Японии кораблей иностранных торговцев.

В течение более чем двух с половиной веков Япония была послушна сёгунату и роду Токугава, который удерживал политическую власть после своего утверждения в 1603 году. Императору отводилась роль религиозного главы и советника, и жил он в Киото, далеко от политического центра Эдо. В то же время даже всемогущий сёгун Токугава был обязан своим титулом императору, который в глазах народа оставался единственным законным правителем страны и всего лишь передал свои полномочия Бакуфу — военному правительству сёгуната.

Но система сёгуната была далека от того, чтобы удовлетворить все чаяния «внешних» родов, менее зависимых от Бакуфу. Эти кланы, или хан, особенно Сацума, Хидзэн и Тоса, живущие на острове Кюсю, пользовались определенной внутренней свободой. Несмотря на часто возникавшие противоречия, их объединяла ненависть к сёгунату, и они являлись сторонниками императора, поддерживая его в борьбе за возвращение власти. Ситуация на Японском архипелаге в последние двадцать лет правления сёгуната Эдо (эти годы обычно называют Бакумацу — «конец Бакуфу») все больше осложнялась. Появление иностранных кораблей и требования западных государств «открыть» Японию дали возможность родам, недовольным абсолютной властью сёгуната Эдо, восстать против него «во имя императора». Искра недовольства тлела долгие годы, но разгорелась в пламя открытого сопротивления лишь во второй половине XIX века.