Разговор с книжником на берегу Иордана

 

6 сентября 1945

 

1. Когда Иисус ступил на правый берег Иордана, Он увидел большую толпу, ожидающую Его, хотя это место было удалено на целую версту, или, возможно, более от маленького полуострова Тарихеи, и в этой местности нет ничего, кроме прекрасной зеленой растительности, потому что земля, которая в это время сухая, продолжает оставаться влажной в своих недрах и поддерживает жизнь даже в самых слабых растениях.

Братья Иисуса с Симоном Зилотом встречают Его: «Учитель, лодки выдали нас... Возможно, Maнаил также был для них намеком...»

«Учитель, - говорит Maнаил оправдываясь, - я вышел ночью, так чтобы никто меня не мог видеть и никому ничего не говорил. Поверь мне. Многие из них спрашивали у меня, где Ты. Но на все вопросы я отвечал: “Он ушел”. Но я думаю, что возбуждение было вызвано рыбаком, который сказал, что он дал Тебе свою лодку...»

«Вот глупец мой свояк!» - гремит Петр. «Ведь я же сказал ему, чтобы он держал рот на запоре! И сказал ему также, что мы собираемся плыть в Вифсаиду! Я сказал ему, что если он скажет хоть одно слово, то я вырву у него всю бороду! И я сделаю это! Я действительно это сделаю. И что нам теперь делать? Это конец нашего мира, одиночества и покоя!»

«Будь хорошим, Симон, будь добрым. Мы уже вкусили наши дни мира. В любом случае Я достиг части того, что задумал: учил вас, утешал и успокаивал вас чтобы предупредить оскорбления и стычки между вами и фарисеями Капернаума.

Теперь давайте пойдем к этим людям, которые нас ожидают, и вознаградим их веру и

любовь. Разве их любовь не является тоже облегчением? Ненависть печалит нас. Но здесь нас ожидала любовь, а любовь - это радость.»

Петр успокаивается, как внезапно стихнувший ветер. А Иисус идет навстречу

толпе больных людей, которые ждут Его с таким нетерпением, что их желание,

кажется, написано на их лицах, и Он исцеляет их, одного за другим, доброжелательно, терпеливо. Он подходит также к книжнику, который показывает Ему своего маленького больного сына.

2. И тут писец говорит Ему: «Видишь? Ты бежал прочь. Но это бесполезно. Ненависть и любовь проницательны в поисках. В этом случае любовь нашла Тебя,

как написано в Песни Песней. Ты подобен Возлюбленному из Песни. И они приходят к Тебе, как служанка Суламита идет к своему жениху, встречая патруль стражей и квадриги[13] Аминодава»[14].

       «Почему ты говоришь это?»

«Потому что это правда. Приходить к Тебе опасно, потому что Тебя ненавидят. Разве Тебе не известно, что Рим наблюдает за Тобой, а в Храме ненавидят Тебя?»

«Почему ты искушаешь Меня, человек? Твои слова коварны, ты хочешь передать Мои слова в Рим и в Храм. Я не обманом исцелил твоего сына...»

Книжник, услышав этот мягкий упрек, смущенно опускает голову и

признается: «я вижу, что Ты действительно читаешь в сердцах людей. Прости меня. Я сейчас вижу, что Ты действительно святой. Прости меня, да, это верно, я пришел и дрожжи, которые другие вложили в мое сердце, бродили во мне...»

«И они нашли в тебе необходимое для брожения тепло.»

«Да, это верно... но теперь я ухожу без каких-либо дрожжей. То есть с новой закваской.»

«Я знаю. Я не держу зла. Многие согрешают по собственной воле, многие

по воле других людей. Бог, Который благ, будет судить их вину разными мерами. Книжник, будь справедливым и не будь безнравственным в будущем, каким ты был в прошлом. Когда давление мира будет настоятельно требовать этого от тебя, посмотри на живущую милость, на твоего сына, спасенного от смерти, и будь благодарным Богу.»

«Тебе.»

«Богу. Вся слава и хвала Ему. Я Его Мессия и Я первый хвалю и прославляю Его. И первым подчиняюсь Ему. Потому что человек не деградирует, когда почитает и служит Богу в истине, но он унижает себя, когда служит греху.»

«Ты прав. Ты всегда говоришь это? Всем?»

«Да, всем. Если бы Я говорил с Анной, или Гамалиилом, или с умоляющим Меня прокаженным на деревенской тропинке, то слова были бы те же самые, потому что Истина – одна.»

«Говори, следовательно, потому что все здесь умоляют о Твоем слове или милости.»

«Я буду говорить. Так что никто не может говорить, что Я предвзято отношусь к тем, кто честен в своих убеждениях.»

«Те убеждения, которые я имел, сейчас мертвы. Но верно и то, что я был честен перед собой. Я верил, что служу Богу, борясь с Тобой.»

«Ты искренен. И именно поэтому ты заслуживаешь понимания Бога, Который никогда не лжет. Но твои убеждения еще не умерли. Я говорю тебе это. Они подобны сожженному пырею. Внешне они кажутся мертвыми и действительно получили жесткий удар, который обессилил их. Но корни живы и почва питает их. И роса приглашает их выпускать новые корешки, из которых вырастут новые побеги. Ты должен следить, чтобы этого не произошло, в противном случае ты будешь вновь

захвачен пыреем. Израиль твердолоб!»

3. «Итак, Израиль должен умереть? Это злое растение?»

«Он должен умереть, чтобы воскреснуть.»

«Духовное перерождение?»

«Духовная эволюция. Нет никакого перерождения какого-либо рода».

«Некоторые верят в это».

«Они ошибаются».

«Эллинизм распространил такие убеждения и среди нас. И ученые люди питаются ими и гордятся ими, как если бы они были самой благородной пищей».

«Это абсурдное противоречие в тех, кто будет кричать анафему, когда пренебрегают одной из второстепенных шестьсот тринадцати заповедей».

«Это верно. Но именно так обстоят дела. Люди любят подражать даже тому, что ненавидят.»

«Хорошо, подражай Мне, когда увидишь, что ненавидишь Меня. И это будет лучшим для тебя.»

Книжник не смог сдержать смех от остроумного замечания Иисуса. Люди слушают с открытыми ртами и те, кто дальше спрашивают у тех, кто рядом с Иисусом и писец повторил свои слова. «Но, скажи по секрету, что Ты думаешь о реинкарнации?»

«Что это заблуждение. Я уже сказал тебе».

«Некоторые утверждают, что живое возникает из мертвого и мертвое из живого, потому что то, что существует, не может быть уничтожено».

«Действительно, то, что вечно, не может быть уничтожено. Но скажи мне. Как по-твоему, существуют ли для Создателя какие-либо ограничения?»

«Нет, Учитель. Думать так, означало бы отрицать Его».

«Ты прав. Может ли, следовательно, кто-то думать, что Он позволяет духу реинкарнировать потому, что не может существовать большее количество духов, чем то, которое уже существует?»

«Не следует так думать. Но некоторые, верят этому.»

«И что еще хуже, Израиль верит в это. Мысль о бессмертии духа, которая уже велика, даже если она соединена с заблуждением неправильного представления язычников о том, каким образом это бессмертие имеет место, должна быть совершенной у израильтянина. Но, напротив, она становится маленькой, низкой, заслуживающей порицания мыслью у тех, кто верит в это бессмертие в терминах языческих представлений. Это уже не слава мысли, которая являет себя достойным восхищения приближением к Истине самой по себе и которая поэтому свидетельствует о составной природе человека, какой она является и у язычников, благодаря их интуиции о вечной жизни мистической сущности, которая называется душой и отличает нас от скотов. Но у израильтян вера в это является деградацией мысли, которая будучи знакома с Божественной Мудростью и Истинным Богом, становится материалистичной даже в столь возвышенных духовных вопросах. Дух переселяется только от Творца к живым существам и от живых существ к Творцу, перед Которым он предстает после смерти, чтобы получить приговор к жизни или к смерти. Такова истина. И дух остается навечно там, куда он послан.»

4     «Ты не признаешь Чистилища?»

«Да, Я признаю его. Почему ты спрашиваешь Меня об этом?»

«Потому что Ты сказал: “он остается там, куда он послан.” Чистилище является временным.»

«Вот почему в Моей мысли Я приравниваю его к вечной Жизни. Чистилище уже “жизнь”. Оглушенная, потрясенная, связанная, но всегда исполненная жизни. После временного пребывания в чистилище, дух достигает совершенной Жизни, без каких-либо ограничений или уз. Остаются две сущности: Небо – Бездна. Рай – Ад. Две категории: благословенные – проклятые. Но из этих трех царств, которые сейчас существуют, ни один дух никогда не облечется плотью. И так до окончательного воскресения, которое закончится вечным воплощением духов в плоть, бессмертного в бессмертное[15].»

«Не в вечное?»

«Бог вечен. У Вечности нет ни начала, ни конца. И это Бог. Бессмертие заключается в том, чтобы продолжать жить с тех пор, как жизнь началась. И это дух человека. В этом состоит различие.»

«Ты говоришь: “вечная жизнь”.»

«Да. С тех пор как человек создан, чтобы жить, потому что его дух, посредством Благодати и своей собственной воли может достичь вечной Жизни. Но не вечности. Жизнь подразумевает начало. Мы не говорим “жизнь Бога”, потому что у Бога не было начала.»

«А что скажешь о Себе Самом?»

«Я буду жить, потому что Я тоже из плоти и Моим Божественным Духом Я соединился с Христом во плоти человека.»

«Бога называют “живым Богом”.»

«На самом деле Он не знает смерти. Он – Жизнь. Бесконечная Жизнь. Не жизнь Бога. Просто Жизнь. Только так. Это нюансы, о книжник. Но Мудрость и Истина облачаются в нюансы.»

5. «Ты говоришь так и с язычниками?»

«Нет. Они бы не поняли. Я указываю им на солнце. Так, как Я показывал бы его мальчику, который до сих пор был слепым и глупым и у которого чудесным образом были восстановлены зрение и интеллект. Таким образом: как звезду. Не вдаваясь в подробности ее состава. Но вы, народ Израиля, не слепы и не глупы. Веками перст Божий раскрывал ваши глаза и очищал ваш разум...»

«Это верно, Учитель. И все же мы слепы и глупы.»

«Вы сами сделали себя такими. И вы не желаете чуда Того, Кто любит вас.»

«Учитель...»

«Это истина, книжник».

Мужчина молча опускает голову. Иисус оставляет его и проходит мимо, приласкав Марциана и маленького сына книжника, играющего разноцветными камушками. Он не столько проповедует, сколько беседует с теми или иными группами слушателей. Но все же это постоянная проповедь, так как Он устраняет сомнения, проясняет идеи, подытоживает или расширяет уже сказанное, или формулирует то, что только частично запомнилось кому-то. И так проходят часы...

Первое чудо с хлебами

 

7 сентября 1945

 

1. Все то же место. Но солнце светит уже не с востока, просвечивая сквозь подлесок, растущий вдоль берега Иордана в этой дикой местности, где вода озера впадает в русло реки. Его лучи такие же косые, как на рассвете, но во время заката в восхитительно красном небе, пронизанном его последними лучами, светят с запада. Под густой листвой свет довольно умеренный, переходящий в мирные вечерние оттенки. Птицы, оживленные солнечным светом, которым они наслаждались весь день, и обильной едой, собранной в близлежащей округе, звенят трелями и песнями на верхушках деревьев. Вечер близится к заключительному великолепию дня.

Апостолы указывают на это Иисусу, который как всегда учит в соответствии с предложенными Ему темами. «Учитель, приближается вечер. Место здесь пустынное, удаленное от домов и деревень, тенистое и влажное. Скоро стемнеет и невозможно будет ничего разглядеть или уйти отсюда. Луна восходит поздно. Отпусти людей, чтобы они могли пойти в Тарихею или другие селения на берегу Иордана, чтобы купить еду и найти жилье.»

«Им не нужно уходить. Дайте им что-нибудь поесть. Они могут спать и здесь, как они спали, когда ждали Меня.»

«Учитель, Ты знаешь, что здесь осталось всего пять хлебов и две рыбы.»

«Принесите их Мне.»

2. «Андрей, пойди и поищи мальчика. Он присматривает за мешками. Недавно он с сыном книжника и еще двумя мальчишками, намеревались сделать цветочные гирлянды и играть в царей.»

Андрей сразу уходит. Иоанн и Филипп тоже ищут Maрциана среди толпы, постоянно находящейся в движении. Они нашли его почти одновременно, с мешком провизии на спине, большим побегом, венчающим его голову и поясом из клематиса, от которого свисает вниз подобно мечу боковой побег, с верхушкой, играющей роль рукоятки, и длинным стеблем – его лезвием. С ним еще семеро мальчишек, все облаченные в такие же украшения. Они оказывают почтение сыну книжника, очень худому ребенку с серьезным выражением лица человека, который очень много страдал. Он украшен цветами больше, чем другие, так как играет роль царя.

«Иди, Maрциан. Учитель зовет тебя!»

Maрциан покидает своих друзей и убегает, не снимая своих... цветочных знаков отличия. Но другие мальчики следуют за ним и вскоре Иисус окружен детьми, увитыми цветами. Он ласкает их, тем временем Филипп достает из мешка узел, содержащий несколько хлебов и две большие рыбы: два килограмма рыбы, или чуть больше. Их не хватило бы на семнадцать человек группы Иисуса, нет, для восемнадцати, включая Манаила. Они передают еду Учителю.

«Очень хорошо. Теперь принесите Мне корзины. Семнадцать корзин, столько же, сколько вас. Марциан будет раздавать еду детям…» Иисус пристально смотрит на книжника, который постоянно находился рядом с Ним и спрашивает: «Хочешь ли и ты тоже раздавать пищу голодным людям?»

«Я хотел бы. Но у меня нет и своей.»

«Дай Мою. Я позволю тебе раздавать ее.»

«Но... Ты собираешься насытить пять тысяч человек, кроме женщин и детей, этими двумя рыбами и пятью хлебами?»

«Несомненно. Не будь недоверчивым. Те, кто верят, увидят чудо свершившимся.»

«О! В таком случае я тоже хочу раздавать еду!»

«Тогда найди кого-нибудь, кто и тебе дал бы корзину.»

3. Апостолы вернулись с корзинами и коробами, некоторые из них низкие и широкие, другие – глубокие и узкие. Книжник возвращается с небольшим коробом. Очевидно, его вера или его недоверчивость заставила его подобрать такой, тогда как нужен был больший.

«Хорошо. Положите все сюда. Теперь усадите людей упорядоченным образом, в несколько рядов, насколько это возможно.»

И, пока они это делают, Иисус поднимает хлеба вместе с рыбой над их головами, предлагает их, молится и благословляет их. Книжник ни на мгновение не сводит с Него глаз. Иисус разломил пять хлебов на восемнадцать частей; Он делит на восемнадцать частей и две рыбы, и опускает кусочек рыбы, действительно, крошечный кусочек, в каждую корзину. Затем он разламывает каждый из восемнадцати кусков хлеба на кусочки: каждый кусок на множество кусочков. Относительно много, около двадцати, не больше. Затем он вкладывает каждый кусок, который Он разделил на маленькие кусочки, в корзину с кусочком рыбы.

«Теперь возьмите их и раздавайте еду досыта. 4. Иди, Марциан, раздай еду своим товарищам.»

«Ах! Какая она тяжелая!» - говорит Maрциан, поднимая свою корзину. Он сразу же идет к своим маленьким друзьям, шагая как несущий тяжелый груз.

Апостолы, ученики, Maнаил, книжник наблюдают за его походкой с недоверием... Затем они берут свои корзины и, качая головами, говорят друг другу: «мальчик шутит! Они весят столько же, как и раньше.» А книжник заглядывает в свою корзину, засовывает в нее руку и ищет на дне, потому что уже стемнело в зарослях, где находится Иисус, тогда как подальше, на опушке, еще светло.

Тем не менее, несмотря на свои замечания, они идут к людям и начинают раздавать еду. И они раздают... Вновь и вновь они оглядываются на Иисуса в совершенном изумлении, так как они продвигаются все дальше и дальше, а Учитель, прислонившись к дереву и скрестив руки на груди, едва уловимо улыбается их изумлению.

Раздача заняла много времени и была обильной... только Марциан ничему не удивляется, он улыбается и счастлив тому, что смог наполнить подолы столь многих детей из бедных семей хлебом и рыбой. Он также первым вернулся к Иисусу со словами: «я раздал так много, так много!... потому что я знаю, что значит быть голодным...» и он поднимает свое маленькое личико, которое больше не истощено, но при вспоминании оно бледнеет и глаза его широко раскрываются... Но Иисус ласкает его и на его лице появляется светлая улыбка, когда он доверчиво склоняется к Иисусу, своему Учителю и защитнику.

Апостолы и ученики возвращаются медленно, потрясенные от изумления.

Последним пришел книжник, который ничего не говорит. Но его жест говорит больше, чем слова. Он опускается на колени и целует подол туники Иисуса.

«Возьми свою долю и дай Мне немного. Давайте вкусим пищу Божью.»

Они едят, в самом деле, хлеб и рыбу, каждый по своей потребности...

5. Тем временем люди, которые сейчас сыты, обмениваются впечатлениями.

Также и окружающие Иисуса делают свои комментарии, глядя на Марциана, который кончил есть и теперь играет с другими детьми.

«Учитель, - спрашивает книжник, - почему мальчик сразу же почувствовал вес, а мы нет? Я искал также и внутри. Там были все еще те самые несколько кусочков хлеба и только один кусочек рыбы. Я начал чувствовать вес, когда я двинулся к толпе. Но если бы ее вес был равен весу того, что я раздал, то нужна была бы пара мулов, чтобы перевезти ее, и не корзина, а повозка, нагруженная пищей. Сначала я раздавал ее экономно... но позже я раздавал и раздавал... и так как я не хотел оказаться несправедливым, я вернулся к первым, получившим пищу, и дал им больше, потому что в первый раз дал им мало. И все же пищи было достаточно».

«Я тоже почувствовал, что корзина становится тяжелее, когда пошел к людям, и раздавал много сразу же, потому что я понял, что Ты сотворил чудо», - говорит Иоанн.

«Я, напротив, остановился, сел и высыпал все себе на колени, чтобы увидеть... и я увидел хлеба и хлеба. Затем я пошел к людям», - говорит Maнаил.

«Я даже пересчитал их, потому что я не хотел произвести плохого впечатления. Там было пятьдесят небольших хлебов. Так что я сказал: я раздам их пятидесяти человекам, а затем я пойду обратно». И я считал. Но когда я добрался до пятидесяти, вес был все тот же. Я заглянул внутрь. Их было так много. Я пошел дальше и раздал сотни хлебов. Они никогда не убавлялись, - говорит Варфоломей.

«Я, я должен признаться, я не верил, и я взял кусочек хлеба и немного рыбы в свою руку и, посмотрев на них, сказал: “какая польза от них? Иисус, должно быть, пошутил!...” и я смотрел на них вновь и вновь, прячась за деревом, с надеждой и отчаянием, чтобы увидеть, как они умножаются. Но они оставались все теми же. Я уже собирался вернуться назад, когда Матфей, проходя мимо, сказал: “Ты заметил, как они прекрасны?” “Что?” – спросил я его. “Хлебы и рыбы!...” “Ты сошел с ума? Я вижу только кусочки хлеба”. “Пойди и раздай их с верой, и ты увидишь.” Я бросил в корзину несколько кусочков и нехотя пошел... а затем... Прости меня, Господи, ибо я грешен!» - говорит Фома.

«Нет. Ты мирской дух. Ты рассуждаешь соответственно миру».

«И я тоже, Господь. Настолько, что я подумывал дать монету вместе с хлебом

и я сказал себе: “они поедят где-нибудь еще”», - говорит Искариот. «Я надеялся помочь Тебе произвести наилучшее впечатление. Итак, какой я? Как Фома или больше?»

«Ты гораздо более “земной”, чем Фома».

«И все же я думал, что подаяние, должно быть, «небесное»! Это были мои собственные личные деньги...»

«Милостыня самому себе, своей собственной гордости. И милостыня Богу. Но Он не нуждается в ней, а милостыня собственной гордости - это грех, а не заслуга.»

Иуда опускает голову и замолкает.

«Я, напротив, думал, что мне придется крошить кусочек рыбы и кусочки

хлеба, так что их достаточно. Я не сомневался, что их будет достаточно, как по числу, так и для насыщения. Капля воды может быть более питательной, чем целый пир», - говорит Симон Зилот.

«А что думали вы?» - спрашивает Петр у двоюродных братьев Иисуса.

«Мы вспомнили Кану... и не сомневались» - серьезно ответил Иуда.

«А ты, Иаков, Мой дорогой брат, ты тоже вспомнил только об этом?»

«Нет, я думал, что это было таинство, как Ты говорил мне... это так или я ошибаюсь?»

Иисус улыбнулся: «это и так и не так. Твоя нечетко обоснованная мысль должна быть дополнена истиной о насыщающей силе капли воды, упомянутой Симоном. Но это все же не таинство.»

Книжник держит в руке крошку хлеба.

«Что ты собираешься с ней делать?»

«Возьму на память.»

«Я тоже сохраню одну. Я повешу ее на шею Марциану в маленьком мешочке», - говорит Петр.

«И я возьму ее для нашей мамы», говорит Иоанн.

«А что же мы? Мы все съели...», - печально говорят другие.

6. «Вставайте. Пройдитесь снова с корзинами и соберите оставшиеся куски, выберите самых беднейших людей и приведите их сюда с корзинами. А потом, вы,

Мои ученики, пойдете к лодкам и подняв парус поплывете к Генисаретской равнине. Я

отпущу толпу, после того, как окажу помощь бедным людям, и присоединюсь к вам

позже.»

Апостолы повинуются... они возвращаются с двенадцатью полными корзинами остатков еды в сопровождении около тридцати нищих или очень бедных людей.

«Очень хорошо. Вы можете идти.»

Апостолы и ученики Иоанна попрощались с Maнаилом и ушли, весьма неохотно покинув Иисуса. Но они повинуются. Maнаил остается с Иисусом до тех пор, пока толпа, при последнем свете дня, отправилась в сторону деревни или стала искать места для сна среди высокой сухой болотной травы. Затем и он покидает Учителя. Книжник ушел прежде него, на самом деле он ушел одним из первых, так как ушел с сыном

после апостолов.

Когда все ушли или заснули, Иисус встает, благословляет спящих, и медленными шагами идет к озеру, к маленькому полуострову Тарихеи, на несколько метров возвышающемуся над озером, подобно холму с изломанными очертаниями вдающемуся в озеро. Достигнув его подножия, Он не входит в город, но обходит его, взбирается на холм и останавливается на его гребне, молясь перед голубым озером и в мире безмятежной лунной ночи.

--------------

7. Иисус говорит: «ты вставишь здесь видение от 4 марта 1944: Хождение Иисуса по воде.»

 

Иисус ходит по воде

 

4 марта 1944

 

1. Это поздний вечер, почти ночь, потому что я едва вижу тропинку, взбирающуюся на холмик, поросший деревьями, я думаю, что это оливки. Но освещение настолько слабое, что я не уверена в этом. Деревья не высокие, но они лиственные и извитые, что характерно для олив.

Иисус один. Он одет в белую тунику и темно-синюю мантию. Он поднимается на холм и входит в рощу. Его широкий шаг тверд и решителен. Он идет не быстро, но неспешно проходит долгий путь. Вскоре Он достиг своего рода природного балкона с видом на озеро, которое мирно и спокойно в свете звезд уже столпившихся на небе подобно ярким глазам. Тишина заключила Иисуса в свои полные покоя объятия. Она уносит Его от людских толпищ и от земли, позволяя Ему забыть их и соединяя Его с небом, которое, кажется, спускается для поклонения Слову Божьему и ласкает Его светом своих звезд.

Он молится в Своей привычной позе: стоя с крестообразно распростертыми руками. За Ним оливковое дерево и Он кажется уже распятым на его темном стволе. Он высок, и облиственные ветви только немного возвышаются над Ним, заменяя надпись на Кресте словом созвучным Христу. Там: «Царь Иудейский». Здесь: «Князь Мира». Мирные оливы говорит истину тем, кто может понять. Долгое время Он молится. Затем садится у подножия дерева, на толстый торчащий корень, и принимает свою обычную позу с соединенными руками и локтями, покоящимися на коленях. Он медитирует. Мне интересно, какие беседы ведет Он со Своим Отцом и Духом сейчас, когда Он один и может быть полностью Богом. Бог с Богом!

Я думаю, что многие часы прошли таким образом, потому что вижу, что звезды изменили свое положение и многие уже заходят на западе.

3.Сразу же, как только забрезжил свет, а точнее, стало заметным посветление неба на дальнем восточном горизонте, которое все еще не может быть названо светом, порыв ветра сотряс оливковые деревья. Затем он стих. Затем продолжил дуть еще сильнее, быстро становясь все более и более ожесточенным. Свет зари, которая только началась, с трудом прокладывает себе путь из-за массы темных облаков, которые заполонили небо, подгоняемые все более сильными порывами ветра. Озеро тоже уже не спокойно. Я думаю, что назревает шторм, похожий на тот, который я уже видела в видении бури. Шум облиственных ветвей и рев воды сейчас наполняет воздух, который некоторое время назад был так спокоен.

Иисус очнулся от Своей медитации. Он встает и смотрит на озеро, пристально разглядывает его в свете оставшихся звезд и бледного болезненного рассвета и видит лодку Петра, которая упорно стремится достичь противоположного берега, но не может сделать этого. Иисус плотно окутывает Себя Своей мантией вокруг Себя, подняв на голову свисающий подол, который мог бы помешать Его спуску с холма, превратив его в подобие капюшона, и побежал вниз, не по тропе, по которой взобрался, но по очень крутой тропинке, которая ведет напрямик к озеру. Он бежит так быстро, что кажется летящим. Когда Он достигает берега, на который обрушиваются волны, оставляя на гальке полосу мягкой шуршащей пены, Он продолжает быстро идти, будто ступает не по беспокойно волнующемуся жидкому элементу, но по самому ровному и самому твердому тротуару на земле. Теперь Он начинает светлеть. Весь слабый свет, который все еще исходит от немногих умирающих звезд и свет штормовой зари, кажется, сходится на Нем, собираясь подобно фосфоресценции вокруг Его стройного тела. Он летит над волнами, их пенистыми гребнями и темными провалами между волнами, с вытянутыми вперед руками, тогда как мантия надувается ветром у Его щек и хлопает как крыло с огромной частотой, будучи туго обернутой вокруг Его тела.

3. Апостолы увидели Его и закричали от страха, и ветер отнес этот крик в сторону Иисуса.

«Не бойтесь. Это Я.» Голос Иисуса, несмотря на то, что ветер дует Ему навстречу, четко разносится над озером.

«Это действительно ты, Учитель?» - спрашивает Петр. «Если это Ты, повели мне прийти и встретиться с Тобой, идя по воде, как Ты.»

Иисус улыбается: «иди», - просто говорит Он, как бы показывая, что хождение по воде – это самая естественная вещь в мире.

И Петр, полуобнаженный, как был, то есть лишь в короткой тунике без рукавов,

прыгает за борт и идет к Иисусу.

Но когда он находился примерно в пятидесяти метрах от лодки, и еще далее от Иисуса, его обуял страх. До сих пор его любовный порыв поддерживал его. Сейчас его человеческая природа взяла над ним верх и… он стал бояться за свою жизнь. Подобно идущему по скользкому грунту или, еще лучше, по зыбучим пескам, он начинает шататься, нащупывать опору, тонуть. И чем больше он нащупывает и боится, тем больше он погружается в воду.

Иисус остановился и смотрит на него. Он серьезен и ждет, но не протягивает даже одной руки; Его руки сложены, и Он не делает ни шага и не произносит ни слова.

Петер тонет. Его щиколотки, голени, колени исчезают. Вода доходит до

его паха, поднимается вверх, доходит до пояса. Ужас на его лице. Ужас парализует и его мысли. Он стал ничем иным как плотью, боящейся утонуть. Он даже не думает плыть. Он не чувствует ничего, кроме страха. Он отупел от страха.

4. Наконец он решает посмотреть на Иисуса. И как только он взглянул на Него, его ум начинает действовать и видеть, в чем состоит спасение. «Учитель, мой Господь, спаси меня.»

Иисус раскрывает Свои объятия и, будто несомый ветром или волнами, мчится навстречу апостолу и протягивает ему руку со словами: «О! Человек малой веры. Почему ты усомнился во Мне? Почему ты захотел сделать это самостоятельно?»

Петр, который судорожно вцепился в руку Иисуса, не отвечает. Он смотрит на Него только чтобы удостовериться, не сердится ли Он, со смесью остатков уходящего страха и нарастающего раскаяния.

Но Иисус улыбается ему и крепко держит его за запястье, пока они не достигают лодки и не перешагивают в нее через борт. Затем Иисус приказывает: «плывите к берегу. Он насквозь промок.» Он улыбается, глядя на подавленного ученика.

Волны улеглись и причалить к берегу стало легко, и город, который раньше был виден с вершины холма, теперь неясно вырисовывается за берегом.

Видение заканчивается.

-------------

5. Иисус говорит:

 

«Во многих случаях Я даже не жду, пока Меня позовут, когда вижу Моих детей в опасности. И много раз Я бросаюсь на помощь сыну, который неблагодарен Мне.

Вы спите или вас охватывают заботы и тревоги жизни. Я внимательно слежу и молюсь о вас. Я Ангел всех людей и наблюдаю за вами, и ничто не печалит Меня больше, чем невозможность вмешаться, потому что вы отказываетесь от Моего вмешательства, потому что вы предпочитаете действовать самостоятельно, или, что еще хуже, вы просите помощи у Лукавого. Подобно отцу, который слышит, как сын говорит ему: “я не люблю тебя. Я не желаю тебя. Выйди из моего дома”, Я бываю подавлен и страдаю больше, чем страдал бы от нанесенной Мне раны. Но если вы не говорите Мне: “Уйди”, и рассеяны только из-за жизненных забот, тогда Я Вечный Страж, готовый прийти на помощь даже раньше, чем Его позовут. И если Я жду, чтобы вы произнесли слово, как Я иногда поступаю, то это только ради того, чтобы услышать, как вы Меня зовете.

Как приятно, как сладостно слышать людей зовущих Меня. Слышать, что они помнят, что Я - “Спаситель”. Я не говорю уже о бесконечной радости, которая пронизывает и воодушевляет Меня, когда находится кто-то, кто любит Меня и зовет Меня, не будучи в нужде. Он зовет Меня, потому что любит Меня больше, чем кого-либо еще в мире и наполняется радостью, как и Я, только зовя: “Иисус, Иисус”, как дети зовут: “мамочка, мамочка”, вкушая на устах сладость меда, потому что простое слово “мамочка” несет в себе вкус материнского поцелуя.

6. Апостолы шли на веслах, повинуясь Моему приказу отплыть и ожидать Меня в Капернауме. А Я, после чуда с хлебами, ушел от толпы, и оставался совершенно один не потому, что Я пренебрег ими или потому что устал. Я никогда не гнушаюсь людьми, даже когда они бывают плохо ко Мне расположены. Я возмущаюсь только тогда, когда вижу как попирается Закон или оскверняется Дом Божий. Но тут вовлечены интересы Отца, а не Мои. И Я был на земле в качестве первого из слуг Божьих, чтобы служить Отцу Небесному. Я никогда не уставал, посвящая Себя служению людям, даже когда видел их такими тупыми, вялыми и по человечески впавшими в уныние, даже тех, кто имел большую уверенность в своей миссии. Нет, просто потому что они были настолько ущербны, Я бесконечно умножал Мои уроки, Я относился к ним как к отстающим ученикам и направлял их дух к самым элементарным откровениям и посвящениям, в точности как терпеливый учитель направляет неумелые руки учеников, пишущие первые буквы и таким образом учит их читать и писать. Сколько любви Я отдал толпам! Я взял их во плоти, чтобы привести их к духу. Я тоже начал с плоти. Но в то время как Сатана через нее ведет в ад, Я вел на Небеса.

Я хотел побыть в полном одиночестве, чтобы поблагодарить Отца за чудо.

Тысячи людей были накормлены. И Я заклинал их сказать “спасибо” Господу. Но как только человеку оказывается помощь, он забывает сказать “спасибо”. Я сказал это от их имени. А затем... а затем я слился с Моим Отцом, по Чьей любви Я бесконечно тосковал. Я был на земле, но как безжизненная оболочка. Моя душа потянулась к Моему Отцу, Которого Я чувствовал, опираясь на Его Слово, и Я сказал Ему: “Я люблю Тебя, Святой Отец!” Для Меня было радостью сказать Ему: “Я люблю Тебя.” Сказать это как Человек и вместе с тем, как Бог. Я приглушил Свои чувства как Человека, так как предложил Ему пульсацию и трепет Моего сердца как Бога. Я, казалось, был магнитом, который притягивал любовь всех людей, людей способных хоть немного любить Бога, Я собрал всю эту любовь и предложил ее из глубины Моего сердца. Мне казалось, что существую только Я один: Я, Человек, то есть человеческая раса, беседую в очередной раз с Богом, прохладным вечером, как в дни невинности.

7. Но, хотя Мое блаженство было полным, потому что это было блаженство

любви, оно не отвлекло Меня от потребностей людей. И Я осознал опасность, грозящую Моим детям на озере. Я оставил Любовь ради любви. Милосердие должно быть скорым.

Они приняли меня за привидение. О! Как часто, Мои бедные дети, вы принимаете Меня за призрак, за нечто пугающее! Если бы вы всегда думали обо Мне, вы бы сразу узнали Меня. Но у вас есть другие призраки в ваших сердцах, и это сбивает вас с толку. Но Я позволяю Себя узнать. О! Если бы вы только слушали Меня!

8. Почему Петр стал тонуть, пройдя большое расстояние? Ты сказала это: потому что его человеческая природа захлестнула его дух.

Петр был слишком “человеком”. Если бы это был Иоанн, он бы не осмелился

на чрезмерное, и он бы не передумал. Чистота дарует благоразумие и силу. Но Петр был “человеком” в полном смысле этого слова. Он стремился отличиться, выделиться, показать, что «никто» не любит Учителя так, как он, он хотел навязать себя, и только потому, что он был одним из Моих, он думал, что он возвысился над слабостью плоти. Напротив, бедный Симон, его результаты, когда он был испытан, были далеки от возвышенных. Но это было необходимо, чтобы он мог позже стать тем, кто увековечит милость Учителя в восходящей Церкви.

Петр не только был охвачен страхом за свою подвергнувшуюся опасности жизнь, но, как ты сказала, стал “дрожащей плотью”. Он уже не думает, он больше не смотрит на Меня. Все вы делаете то же самое. Чем больше надвигающаяся опасность, тем более вы хотите все сделать сами. Если бы вы были способны сделать это! Вы никогда не уходили бы от Меня, не закрывали бы свои сердца передо Мной или даже не проклинали бы Меня в эти часы, когда вы должны надеяться на Меня и звать Меня. Петр не проклинал Меня. Но он забыл обо Мне и Я должен был навязывать Свою волю, чтобы призвать его дух ко Мне, так чтобы он мог взглянуть на своего Учителя и Спасителя.

Я заранее отпустил ему его грех сомнения, потому что Я люблю его, так как этот

импульсивный человек, как только он утвердится в Благодати, сможет продолжить работу без каких-либо дальнейших смятений или усталости вплоть до мученичества, и будет неутомим, забрасывая свои мистические сети и ловя души для своего Учителя. И когда позвал Меня, Я не пошел, Я полетел, чтобы помочь ему, и Я крепко держал его, чтобы привести его к спасению. Мой упрек был мягким, потому что Я понимаю извиняющие его обстоятельства Петра. Я лучший адвокат и судья который есть и когда-либо был. Для всех и каждого.

9. Я понимаю вас, Мои бедные дети! И даже когда Я произношу слово укоризны, Моя улыбка смягчает его. Я люблю вас. Вот и все. Я хочу, чтобы вы имели веру. И если у вас она есть, Я приду и избавлю вас от опасности. О! Если бы Земля могла сказать: “Учитель, Господь, спаси меня!”. Одного крика всей Земли хватило бы,

и Сатана и его сектанты были бы немедленно разгромлены. Но вы не знаете, как возыметь веру. Я приумножаю средства, чтобы привести вас к вере. Но они падают в липкий ил, как камень падает в ил болота и тонет в нем.

Вы не хотите очищать воду ваших душ, вы предпочитаете быть гнилой грязью.

Это не имеет значения. Я выполняю свой долг, как Вечный Спаситель. И даже если Я не могу спасти мир, потому что мир не хочет быть спасенным, Я спасу от мира тех, кто ради любви ко Мне, такой, какою Я должен быть любим, больше не принадлежат миру.»