Я слишком пьян, чтобы заметить то, что прямо у меня под носом.

Снова вместе

Переводчики:
Анастасия Ефремова
Golden fox
Инна
А. Мурова

Редактор:
Наталья Жмуренко

 

Перевод выполнен в 2021 году для группы https://vk.com/beautiful_translation.

Внимание!

Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчиков и редакторов строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Переводчики не несут ответственность за неправомерное использование текста третьими лицами.

Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Если вам понравился ознакомительный перевод, купите оригинал книги.

В жизни Алфи Адамса все идет наперекосяк.

Он неожиданно теряет работу на телевидении, а сценарий, над которым он так усердно трудился, оказывается, никому не нужен. Вдобавок ко всему, Алфи, будучи уверенным в том, что его мир рухнул, а сам он вот-вот упадет на самое дно, заявляется пьяным на вечеринку по случаю дня рождения своего старого друга Джема.

Забавно, но, похоже, младший брат Джема, Бенджи — единственный, кто понимает, что нужно Алфи. Весь последний год Алфи с головой был погружен в работу и старался не думать о симпатяге и любителе панка Бенджи. Тот из милого ребенка с большими, полными обожания глазами, за которым Алфи раньше присматривал, превратился во взрослого юношу с добрым сердцем. Протрезвев, Алфи начинает по-новому смотреть на вещи, и теперь все его внимание сосредоточено на Бенджи.

Если бы только Алфи смог признаться в том, чего он действительно хочет.

 

Бенджи останавливает рассвет.

Бенджи

 

Так сильно не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, что, глядя через створчатые окна за пианино на медленно восходящее солнце, чувствую, как разбивается мое ноющее сердце. Алфи такой теплый и расслабленный в моих объятиях. Время от времени его пальцы подрагивают, будто даже во сне он продолжает писать свои истории. Он вздыхает, но так и не просыпается.

Рассветные лучи окрасили его каштановые кудри в цвет красноватого золота. Он потрясающе красив. Непривычная, резкая, немного мрачная красота, которая иногда кажется слишком необычной, чтобы быть настоящей. В Алфи всегда было что-то немного потустороннее, но сейчас эта атмосфера нереальности окружает его больше, чем когда-либо. Как будто жизнь для него — это мир грез, в котором он сам не до конца ориентируется.

Наша мама говорила, что он скорее принадлежит к волшебному миру, чем к миру людей. Но я думаю, в основном, это потому, что его скрытная натура и склонность замалчивать проблемы или притворяться, что их нет, были чужды и непонятны кому-то с ее типом мышления. Мать Алфи в этом была немного похожа на него, и наша мама, любившая заглянуть к ним в гости, по возвращении вскидывала руки и причитала, что не понимает ее. Она делала это так часто, что это почти превратилось в семейную шутку.

Но для Алфи это был способ справляться с неприятными моментами. Не в его стиле смотреть проблеме прямо в лицо, он скорее подкрадывается сбоку, прыгает с парашютом в полной темноте сверху, или просто уходит на какое-то время.

И как только привыкаешь к этому, ты, вроде как, это принимаешь, думаю я с какой-то болезненной ясностью. Двенадцать месяцев отсутствия — душераздирающе долгий срок.

Прошлой ночью мы обменивались с Алфи объятиями и секретами. Я обнажил перед ним свою душу, а в ответ получил крошечные случайные проблески его мыслей. Знаю, звучит как не очень выгодная сделка, и мало похоже на равноценный обмен, но только не для меня.

Пока он не уехал тогда, я и не понимал, что между нами происходило. Что происходило со мной. Но было ясно, что это уже не остановить. Не так-то просто разлюбить человека, даже если он ушел. Думаешь, что со временем чувства остынут, но потом снова видишь его и, будто получив удар кувалдой в самое сердце, дыхание перехватывает.

Наверху эхом отдаются по половицам чьи-то шаги. Старые трубы, спрятанные в стенах, гудят, когда в туалете спускают воду. Алфи шевелится, его ресницы трепещут, и мое сердце словно пронзает стрелой. Я становлюсь на удивление драматичным в его присутствии. Закрываю глаза, притворяясь спящим. Прошлой ночью, когда Алфи заснул прямо на мне, не думаю, что он был так уж пьян, хотя трезвым его тоже язык назвать не повернулся бы, ведь раньше мы никогда не позволяли себе такой близости. И я знаю, что ему потребуется время, чтобы справиться с этим самостоятельно.

Несмотря на то, что он один из самых отзывчивых и чутких, людей, которых я знаю, ему, похоже, просто до потери пульса необходимо копаться в своих чувствах, прежде чем он окончательно в них не разберется. Если поторопить его, он закроется, или сбежит, или то и другое сразу.

Легко, по-кошачьи, он осторожно отстраняется от меня. Крадется наверх — наверное, в ванную. Может, он еще вернется, но, похоже, я просто принимаю желаемое за действительное. Это больно, но я реалист и понимаю, что прошлой ночью расстояние между нами сократил именно алкоголь. Его стояк во время наших объятий еще ничего не значит, хоть это было очень и очень приятно. А пользоваться тем, что он был пьян и ему грустно, — совсем не то, чего бы мне хотелось. И, кроме того, даже если бы мы оба были пьяны, я все-равно не хотел, чтобы он делал то, о чем потом пожалеет. Потому что стать его ошибкой — очень больно.

Я убеждаю себя, что хочу забыть о случившемся и остаться друзьями, потому что это лучше, чем быть для него вообще никем. Проблема в том, что, когда я пытаюсь представить, что испытаю к кому-то еще столь же сильные чувства, я просто… не могу.

Подавшись вперед, я запускаю руки в волосы и смотрю на медовые половицы, наблюдая за пылинками, зависшими в залитом солнцем воздухе. Я так чертовски глубоко увяз. Я сознаю, что нельзя одним желанием выключить чувства. Это так не работает. Нужно быть честным. Это все, что мне остается. Все, что у меня когда-либо было.

В доме так тихо, что я слышу его голос, даже находясь на первом этаже.

— Можно мне взять зубную пасту? Перегар от водки просто кошмарный.

Видимо, он говорит с Джемом. На несколько минут они выходят за пределы слышимости. Затем до меня доносится голос брата:

— Я рад, что вы с Бенджи сблизились прошлой ночью. Я наблюдал за вами двумя и гадал, когда же вы наконец поймете. Вы оба. Он ведь, как и ты, тоже прикидывался равнодушным, пока ты не свалил.

«О нет», — думаю я.

— Поймем что? — еле слышно говорит Алфи.

Джем тихо смеется:

— Господи, Алфи. Завязывай уже, братан. Неужели ты не замечаешь, как ведешь себя рядом с ним?

У меня внутри все замирает. Джем знает Алфи так же хорошо, как и я. Он должен понимать, что нужно притормозить, иначе Алфи просто…

Лавина торопливых шагов несется по лестнице.

— Прости, мне надо… мне надо идти… — дрожащим голосом говорит Алфи, затем входная дверь открывается и сразу же захлопывается.

Блядь.

Я вскакиваю с кресла.

— Бенджи, мне так жаль. Кажется, я облажался, — выкрикивает Джем, но я уже бегу по коридору к выходу.

— Не беспокойся об этом, — бросаю я через плечо. Знаю, что он хотел как лучше, но сейчас мне совсем не до этого.

Возможно, Алфи уже превратился в крошечное пятнышко на горизонте в туманном парке. Вряд ли он побежит, но, если захочет, он может быть очень быстрым. Хоть я и не спринтер, но довольно хорошо бегаю на длинные дистанции и уверен, что если он будет в поле зрения, то рано или поздно я его догоню.

Утренняя прохлада застает меня врасплох. Я растираю голую кожу на руках, надеясь согреться при движении.

Я добегаю до входных ворот и останавливаюсь. Алфи не на полпути к станции, как я предполагал. Он стоит в паре метров от изгороди и выглядит немного жалким.

Я просто смотрю на него.

Он, криво и немного устало улыбаясь, говорит:

— Забыл первое правило внезапного бегства: всегда помни про обувь.

Опускаю взгляд — его ноги в одних носках, и прикрываю рот рукой, в попытке подавить неуместный смех. Он, должно быть, скинул обувь во сне.

Он выглядит немного расстроенным, когда добавляет:

— Я не хотел хлопать дверью. Разбудил тебя?

Я не забыл, что мои открытость и честность, кажется, глубоко его трогают, попадая в самое сердце и решаю сказать правду:

— Нет. На самом деле, я не спал, а претворялся, когда ты проснулся. Не хотел тебя пугать, подумал, что тебе не повредит еще минутка.

Он изумленно смотрит на меня, округлив свои и без того большие глаза.

Мне нравится, как он на меня смотрит, но, вместе с тем, я не могу долго выдержать его взгляд, потому что начинаю чувствовать себя беззащитным.

— Хочешь, схожу за твоей обувью? — спрашиваю я.

Он сглатывает и смотрит вниз.

— Я и пиджак забыл. Не знаю точно где, но…

Я улыбаюсь:

— Ну, его будет трудно не заметить, думаю, я найду.

— Спасибо. И, Бенджи…

— Да.

— Не хочешь потом прогуляться со мной до станции?

 

Алфи

 

Блин, на лужайке у дома Джема ужасный дубак. Из-за влажной от росы травы мои ноги полностью промокли, и когда я шевелю онемевшими пальцами, раздается хлюпающий звук, как будто в моих носках кто-то чавкает. Хотя, в том, что я сейчас в таком положении, мне некого винить, кроме себя. Обнимаю себя руками и ступаю в узкую полоску света, пробивающуюся из-за дома.

Очень надеюсь, что Бенджи не скажет Джему, что я все еще здесь. Думаю, он этого не сделает, но одно только воспоминание о моем побеге, а я не так уже много лет, заставляет меня съежиться от стыда. Хотя я сбежал не потому, что Джем сказал то, что я не готов был услышать, — просто он говорил о Бенджи. В любом случае, он не сказал ничего настолько ужасного, что могло бы меня шокировать.

Но мысль, что другие люди видят вещи, которые я был не готов им показывать, пугает. И я понимаю, что никак не могу повлиять на их взгляд на вещи. Мне бы просто хотелось справится с этой ситуацией как-то более достойно.

Раньше, еще до того, как уехал в Лондон, я постоянно беспокоился, что подумает Джем, если узнает о моих к Бенджи чувствах… ну, что было, то было. Я переживал, что он меня возненавидит. А теперь оказывается, что он видел меня насквозь.

Крепче обхватываю себя руками. Это мало помогает в попытке согреться, но это все, что я сейчас могу.

 

***

 

Бенджи выходит из дома со своей сумкой, прихватив мои ботинки и пиджак, и мы идем в комфортном молчании по бескрайнему зеленому парку. Мокрая трава блестит и переливается в лучах солнца. Дрожа от холода, я плотнее кутаюсь в свой пиджак, свободной рукой прикрывая глаза от солнца. Я вздрагиваю от рева сирен, проезжающей мимо полицейской машины. Из-за похмелья мои чувства обострены до предела и всё кажется слишком ярким, громким, холодным. Даже мои мысли.

Я стараюсь не смотреть на Бенджи, когда говорю:

— Знаешь, я все равно попрощался бы с тобой, даже если бы моя обувь была на мне, я б не свалил просто так. Наверное, торчал бы на улице, пока ты не вышел, или что-то в этом роде.

Бенджи достает из своей сумки пакет сока и протягивает его мне. Маракуйя. Я улыбаюсь, чтобы показать ему насколько благодарен за сок, а на деле, все еще вспоминаю с каким выражением лица он выбежал через входную дверь сразу после моего дурацкого побега.

Вчерашние слова Симоны не идут у меня из головы. Бенджи смотрел тебе вслед так, будто беспокоился, что ты собираешься уехать на ближайшем поезде, и он больше никогда тебя не увидит». Потому что, черт возьми, это был вероятный исход. И я чувствую себя отвратительно из-за этого. Может быть, мне вообще не следовало приходить на вечеринку Джема? И было бы лучше, если бы прошлой ночи не было. Надо было остаться на кольцевой линии и кататься по кругу, подобно шарику, брошенному на колесо игральной рулетки, снова и снова, до самого закрытия метро.

Мы идем все медленнее. Трудно понять настроение Бенджи. Куда там, если я даже в своем разобраться не могу.

— Знаешь, у нас теперь новые соседи, — говорит Бенджи после долгого молчания. — Они милые. И у них есть золотистый кокапу, который любит прикидываться мертвым на нашей подъездной дорожке (Прим. ред: Кокапу — это помесь собак, выведенная от кокер-спаниеля и пуделя, чаще всего миниатюрного пуделя). На днях мама даже подумала, что сбила его. Хитрый засранец. Иногда он пролезает под нашим забором и носится по саду. Мама без конца жалуется по этому поводу, но я уверен, что теперь она сама, вероятно, хочет завести собаку. По-моему, ей не помешает немного спонтанности в жизни. Так сказать, добавить огонька, — он замолкает. — А вот мне очень не хватает обмена приветствиями с твоей мамой. Она в порядке?

Я фыркаю, потому что моя мама определенно вносила немного хаоса в жизнь семьи Бенджи и Джема. Хотя и сомневаюсь, что они скучают по тем временам, когда она занималась йогой на их лужайке, потому что наша была слишком заросшей, или по добровольно-принудительному участию в каком-нибудь очередном обряде, которые она тогда совершала.

— Ей нравится в общине, — говорю я. — Думаю, она в порядке. — Телефонные разговоры слишком эмоциональны, но мы переписываемся. — Она присылает мне свои рисунки. — Небольшие фантастические портреты каждого, кто согласится ей позировать. Именно по ним я и понимаю, что она в порядке, потому что в периоды стресса она обычно теряет вдохновение.

Я не добавляю, что мы никогда не говорим об отце. Думаю, Бенджи это сам понимает. Клара Адамс — взрослая женщина, вполне способная принимать собственные неверные решения, мое мнение насчет которых, думаю, ей известно. Меня выводит из себя мысль, что она снова сошлась с изменщиком, который постоянно, пока я рос, разбивал наши сердца.

Но она из тех, у кого вся душа нараспашку. Мне невыносимо это видеть. Но изменить ничего нельзя.

Когда мы сворачиваем за угол и в поле зрения появляется железнодорожная станция, меня охватывает отвратительное чувство тревоги, которое даже хуже, чем мое похмелье. Вероятно, оно вызвано мыслью о возвращении в крохотную одинокую квартиру, которую я, к тому же, больше не могу себе позволить. Слишком быстро мы оказываемся на платформе в ожидании моего поезда, который отправляется одним из первых. В такую рань, так еще и в субботу, кажется, будто вокруг ни души. Мне хочется попросить Бенджи обнять меня в последний раз.

— Собираешься домой? — вместо этого говорю я.

— Да, хочу немного поработать. Может поразвлекаюсь с грудой хлама в гараже. Пить воду всю ночь — просто офигенно. Можно не беспокоиться о похмелье, — он одаривает меня озорной ухмылкой.

Я бы закатил глаза, но уверен, что это вызовет приступ боли.

— Так ты наконец-то получил свой «Мустанг»? — Он всегда хотел «Форд-Мустанг».

— И он 1977 года. Конечно, сейчас он не на ходу, ну это только пока. Ты мог бы прийти заценить.

Я бы пришел хотя бы для того, чтобы увидеть, с каким восторгом он говорит об этом. Но я не могу.

— Может напишешь мне об этом? Пришлешь пару фоток?

Бенджи опускает взгляд.

— Знаешь, я правда понимаю почему ты уехал.

Я уехал по множеству причин. И все они не были достаточно вескими. Да, я мог бы сказать, что одной из них было нежелание видеть маму и папу снова вместе. Это было настолько больно, что я не смог этого вынести. Было ужасно постоянно жить в ожидании того, когда он снова ей изменит. Но это была не единственная причина.

Хреново, но порой то, чего ты больше всего боишься, происходит из-за того, что страх полностью парализует тебя и он единственное, что ты видишь. Я так боялся потерять дружбу Бенджи и Джема из-за своих чувств к Бенджи, что в конечном итоге оттолкнул их обоих.

— Прости меня, — говорю я, понимая, что этого недостаточно. — Я так по тебе скучал.

— Тебе необязательно уезжать. — Видеть искреннюю надежду в его глазах, было также тяжело, как смотреть на слишком яркое солнце, которое сейчас выглядывало из-за крыши станции. Я закрываю глаза.

— Я должен… — найти работу, заплатить за квартиру, — во всем разобраться… — другими словами, продолжать бежать, потому что я просто не знаю, как остановиться.

Хотя, я и не уверен, что вообще хочу двигаться сейчас. Я так устал, все это так чертовски утомительно.

Мой поезд подъезжает к платформе. Сомневаюсь, что мир, и правда, настроен против меня, но в моменты как этот, мне реально так кажется.

— Мне понравилось быть с тобой прошлой ночью. Больше всего на свете. — Он касается пальцами моего запястья, пока говорит, прикосновение настолько легкое, что я беспомощно тянусь к нему, желая большего.

И мне нравится, как он смотрит на меня, говоря такие вещи. Как будто позволяет мне заглянуть себе в душу. Я никогда не чувствовал себя так ни с кем другим.

— И мне, — тихо говорю я. — Но… — я не могу.

Бенджи наклоняет голову, и я знаю, что он изо всех сил старается понять.

— Ты все еще видишь во мне ребенка. Я всегда был для тебя лишь младшим братом Джема. Я понимаю.

Только, когда вру сам себе, — думаю я. — Ты намного больше, чем просто ребенок. И всегда был.

— Дело в другом.

Бенджи хмурит брови, и мимолетная вспышка боли искажает его лицо.

— Это потому, что ты… натурал? — Он ненавидит это слово. И я вроде как тоже, так как я точно не натурал, хотя, знаю, что никогда не противился тому, что люди считали меня таковым.

Я качаю головой.

— Я запутался, Бенджи. Не думаю, что знаю, чего хочу.

Кроме прошлой ночи, когда я был довольно уверен в своих желаниях. И это не секс, а близость. Я не обнимаю людей, с которыми сплю. Я просто хотел быть с Бенджи, больше всего на свете. Даже больше, чем хотел секса. Но я слишком напуган, чтобы признаться ему во всем, чего хочу. Я никогда не испытывал ничего подобного ни к кому другому. А что, если он не захочет этого со мной?

Он смотрит на меня, словно пытается прочитать мои мысли. И часть меня хочет, чтобы у него это получилось. Я начинаю понимать, что, когда копаешься в чем-то, разбирая на составные части, потом не всегда удается собрать это воедино. Не в одиночку.

— Я никогда не хотел ранить тебя, но все равно делаю это. Даже сейчас. — Мой голос звучит очень тихо, и я не уверен, что вообще что-то говорю. Мне бы хотелось перенести эти слова напрямую ему в голову. — Вот почему у нас нет будущего. Не хочу рисковать и разбить тебе сердце.

Разве не каждый, влюбляясь в кого-то, испытывает ощущения сродни падению без парашюта за спиной? — шепчет слишком рациональный голос в моей голове. — Ты не думаешь, что Джем, возможно, чувствовал тоже самое с Симоной прошлой ночью? Или тебе не кажется, что, может быть, это нормально? И это то, с чем ты в состоянии справится?

Мне нужно сесть в поезд.

Но мое сердце думает иначе. Я не могу пошевелить ногами.

Может, это потому, что сердце понимает, что происходит, в то время как голова — нет.

Быстрое легкое прикосновение губ Бенджи к моим шокирует, я чувствую будто из меня разом выкачали весь воздух.

Мои сердце и голова всегда находятся в состоянии войны, но на несколько блаженных бездумных мгновений сердце берет вверх над разумом.

Я не помню, как подошел к нему настолько близко. Мой пульс тяжело стучит в ушах, когда я провожу пальцем по мягкой щетине на его челюсти. Он ненавязчиво приобнимает меня за поясницу. Каждая клеточка моего тела желает поцеловать его в ответ. Он не сводит с меня взгляда, его глаза полуприкрыты, зрачки расширены. У меня подгибаются колени, от ощущения его языка на моем большом пальце, когда я провожу по его нижней губе. Не в силах удержаться, я прижимаюсь губами к этому же месту, пробуя на вкус его влажный теплый рот. Чувствую, как всего на секунду его язык прижимается к моему, прежде чем я пьяно отшатываюсь. Его руки поддерживают меня, а затем отпускают.

Я продолжаю пятится. Мозг говорит, что мне нужно сесть на поезд. Но я не могу разорвать зрительный контакт. Каким-то образом я все же добираюсь до дверей поезда и захожу в вагон, когда мое сердце бьется, словно я пробежал целую милю.

Не убегай. Не от этого.

Двери начинают пищать. Они вот-вот закроются, и поезд тронется, а я буду цепляться за поручень, смотря в окно, пока не перестану видеть его, и он не станет просто мальчиком, которого я когда-то знал. Мужчиной, которого оставил позади. Не думаю, что смогу это вынести.

Так что я делаю единственное, что мне остается.

Я протягиваю руку и хватаю его.

Футболка Бенджи в моем кулаке такая мягкая. Один рывок — и он уже в поезде, другой — и он уходит с линии быстро закрывающихся дверей.

Мы сталкиваемся друг с другом, когда поезд начинает движение.

— Я не понимаю, что делаю, — шепчу я ему в плечо.

— Мне все равно, — шепчет он в ответ, обнимая меня так, как будто точно уверен, как развеять все мои сомнения.

 

Снова вместе

Переводчики:
Анастасия Ефремова
Golden fox
Инна
А. Мурова

Редактор:
Наталья Жмуренко

 

Перевод выполнен в 2021 году для группы https://vk.com/beautiful_translation.

Внимание!

Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчиков и редакторов строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Переводчики не несут ответственность за неправомерное использование текста третьими лицами.

Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Если вам понравился ознакомительный перевод, купите оригинал книги.

В жизни Алфи Адамса все идет наперекосяк.

Он неожиданно теряет работу на телевидении, а сценарий, над которым он так усердно трудился, оказывается, никому не нужен. Вдобавок ко всему, Алфи, будучи уверенным в том, что его мир рухнул, а сам он вот-вот упадет на самое дно, заявляется пьяным на вечеринку по случаю дня рождения своего старого друга Джема.

Забавно, но, похоже, младший брат Джема, Бенджи — единственный, кто понимает, что нужно Алфи. Весь последний год Алфи с головой был погружен в работу и старался не думать о симпатяге и любителе панка Бенджи. Тот из милого ребенка с большими, полными обожания глазами, за которым Алфи раньше присматривал, превратился во взрослого юношу с добрым сердцем. Протрезвев, Алфи начинает по-новому смотреть на вещи, и теперь все его внимание сосредоточено на Бенджи.

Если бы только Алфи смог признаться в том, чего он действительно хочет.

 

Я слишком пьян, чтобы заметить то, что прямо у меня под носом.

 

Проснувшись сегодня утром, я совсем не так представлял себе окончание дня. Вот он я, сижу под проливным дождем, развалившись на скамейке в парке и потягиваю кислую малиновую водку, которую купил Джему, моему старому, а когда-то лучшему другу, в подарок на день рождения. Сегодняшний день умудрился побить все предыдущие рекорды и стать самым дерьмовым в моей жизни. Боже, как я хочу, чтобы он поскорее закончился.

Понимаю, что алкоголь не вернет мне работу, но надеюсь, что с его помощью я, по крайней мере, смогу забыть о том, что ее потерял. Хоть на некоторое время.

— Алфи?

Я не поднимаю глаз. Ранее, на другом конце парка я видел Бенджи, младшего брата Джема, который, скорее всего, направлялся на вечеринку, где следовало быть и мне. Всю дорогу сюда я шел так, чтобы не столкнуться с ним и надеялся, что он меня не заметит. Но, видимо, не получилось. Сегодня мне не везет.

Он садится рядом, и я слышу скрип скамейки. Его бедра в обтягивающих черных джинсах выглядят довольно впечатляюще. Крепкие, мускулистые, как и остальное тело. Трудно представить, что когда-то этот парень был маленьким, улыбчивым мальчишкой, который хвостиком следовал за мной и Джемом, с искренним энтузиазмом ввязываясь в любые затеваемые нами неприятности. Я делаю еще глоток и чуть не захлебываюсь. Отвратительное пойло. В детстве все было намного проще. Как иногда хочется вернуться в те времена, когда под конец плохого дня тебя ждали объятия, поддержка и безусловная любовь.

— От такого бы и я не отказался, — со всей серьезностью соглашается Бенджи.

Отлично, я так пьян, что даже не замечаю, как говорю вслух. Вполне возможно, что я смогу сделать этот дерьмовый день еще хуже. Я протягиваю ему бутылку.

— Я сентиментальный пьяница, но не жадный, — бормочу я, чувствуя, что, к сожалению, все еще слишком трезв.

— Эм, рад слышать… — он делает глоток и морщится, вытирая губы рукавом, а я прикрываю рот рукой, пытаясь скрыть ухмылку. — Буэ… На вкус как те кислые конфеты, от которых оскомина на зубах. Думаю, Джему бы понравилось.

— Ага… — говорю я, мрачнея.

Каким нужно быть мудаком, чтобы вылакать подарок, предназначенный другу на день рождения?

Пищит телефон. Мы оба машинально похлопываем себя по карманам брюк. Это его. Мой сел еще несколько часов назад, пока я смотрел «Типа крутые легавые» в метро. Это один из немногих фильмов, которые я смотрел больше одного раза. Верный способ поднять себе настроение. Я успел дважды проехать по кольцевой линии, прежде чем аккумулятор окончательно разрядился. Именно в тот момент я и начал подумывать о том, чтобы открыть водку. Тогда мне это показалось прекрасной идеей…

— Хей, бро… Да не парься, я уже в пути. Я, эм, с Алфи. Скоро увидимся. — Очевидно, звонил Джем. Бенджи кладет трубку и поворачивается ко мне. — Знаешь, я не могу оставить тебя здесь одного.

— Конечно, можешь. — У меня тут своя собственная жалкая вечеринка на скамейке. Все отлично. Просто, блядь, потрясающе. — Слушай, я в порядке, — стараясь не шататься, указываю на свой промокший серебристый костюм и грязные ботинки.

Его теплая сильная рука касается меня, помогая сохранить баланс, и я чувствую непреодолимое желание прильнуть к ней. Его пальцы сильнее сжимают мой бицепс, чтобы удержать на месте. Я дрожу. Мне холодно. Может, сейчас и июль, но этот чертов дождь пробирает так, будто прямиком из ноября. А еще, я уже достаточно пьян, чтобы признать, что это не единственная причина, по которой я жажду человеческого тепла. После выпивки меня всегда тянуло обниматься со всеми подряд. Думаю, просто в этом состоянии я достаточно расслаблен, чтобы позволить этой стороне себя проявиться. Трезвый я слишком похож на туго скрученную пружину, готовую в любой момент лопнуть. Например, когда ничего не подозревающий человек случайно заденет меня своей сумкой в метро. Я уверен, что раньше не был таким напряженным.

Бенджи придвигается ближе, подставляя плечо, на которое я сразу же опираюсь. Он большой и приятный. Как же хорошо просто отпустить себя и опереться на того, кто сможет выдержать твой вес, кого ты точно не раздавишь.

— Я точно не оставлю тебя в таком состоянии, — мягко говорит он.

Я хмурюсь и бормочу:

— Почему нет?

— Ты знаешь почему.

Вообще-то нет. Я поднимаю голову и раздраженно смотрю на Бенджи, гадая, когда он успел сделать пирсинг в губе? Прокол не выглядит свежим. Черная одежда и «ежик» обесцвеченных волос делают его больше похожим на панка, чем обычно. А кольцо в губе придает хулиганский вид. Но он совсем не такой. Я улыбаюсь. Он, вероятно, один из самых милых мальчиков, которых я когда-либо знал. Мужчин, напоминаю я себе. Почти девятнадцать — уже мужчина.

Бенджи приподнимает бровь, и я думаю о том, сколько из того, что я подумал, было сказано вслух?

— Видимо все? Да?

Черт. Я смеюсь.

Вау, сегодня у меня явно эмоциональные качели, да еще и на водочном топливе.

— Точняк. — Бенджи мягко толкает меня своим большим плечом и усмехается. — Никогда не видел тебя пьяным.

Вероятно, для этого есть веская причина, но, хоть убей, прямо сейчас я не могу вспомнить, какая.

Бенджи помогает мне подняться.

— Вот черт, — шепчу я, когда деревья на другой стороне парка наклоняются под очень неестественным углом. — Думаю, что с миром что-то однозначно не так.

С улыбкой качая головой, Бенджи придерживает меня за плечи и осторожно возвращает в вертикальное положение.

Вау, могучий Бенджи. Он, наверное, смог бы и на руках меня нести. Не скажу, что позволил бы. Ну, в смысле, обычно, если кого-то в определенных ситуациях нужно нести на руках, это делаю я, но никак не наоборот. Пьян я или нет, но мне нравятся те прикосновения, что я могу контролировать. Хмурюсь от того, как бессмысленно это прозвучало у меня в голове, учитывая то, как я сейчас повис на Бенджи. Но в любом случае, до сих пор я был исключительно по девочкам. Мальчики для меня — неизведанная территория. Мужчины, добавляю я мысленно, потому что по какой-то причине мне нравится напоминать себе, что Бенджи уже мужчина. И почти всегда, партнерши были младше.

На мгновение я погружаюсь в себя, вспоминая, как приятно чувствовать жар возбуждения любовницы, когда она во время поцелуя обхватывает ногами твою талию, крепко прижимаясь всем телом. Но я одергиваю себя, чувствуя омерзение от того, что думаю лишь о сексе, пренебрегая чувствами. Совсем как мой отец.

«Нет. Я совершенно на него не похож», думаю я с ужасом. «Я просто не могу быть таким как он».

И я понимаю, что секс приятнее, когда задействованы чувства. Но у меня такого не случалось. Потому что никогда не было времени сближаться с кем-либо. Не могу вспомнить, когда в последний раз у меня был секс не по пьяни. Разве это не жалко?

— Хм, тебе грустно из-за этого?

«Серьезно, мозг?»

— Можешь сунуть мне в рот носок или что-то подобное? — раздраженно бросаю я.

Издаю горький смешок, потому что абсолютно не важно из-за чего мне грустно. Я с ужасающей отчетливостью осознаю, что на последние двенадцать месяцев отодвинул в сторону все свои нерешенные проблемы и сфокусировался на работе. Я жертвовал общением с друзьями и любым шансом на нечто большее, нежели просто одноразовый перепих, ради паршивой должности в «Visual». Как же это по-мудацки. Такие как я не заслуживают ничего, кроме пьяной возни, которую и сексом-то сложно назвать.

— Тебе нужно было как-то отвлечься, и ты погрузился в работу. Все нормально, — в голосе Бенджи намного больше понимания и сочувствия, чем я того заслуживаю.

— Нет, не нормально. — Я не просто погрузился в работу, я нахрен сбежал от своей жизни.

Некоторые люди были бы рады тому, что их родители снова вместе. А я все еще не могу с этим свыкнуться.

По телу прокатывается волна тошноты. Я хватаюсь за живот и, закрыв глаза, наклоняюсь слишком близко к лужам. Бенджи присаживается рядом на корточки и медленно гладит под пиджаком мою поясницу. Приятное ощущение. Я позволяю себе сосредоточиться на успокаивающих движениях его большой теплой руки, и вскоре тошнота стихает.

— Не подумай, что я собирался блевать, — бормочу я. Ни за что. Это было бы слишком унизительно.

— Но от этого может стать легче.

— Нет, это мерзко. — А еще я не хочу, чтобы он это видел. Фу, отвратительно.

— Меня таким не смутишь… Давай лучше помогу, окей?

Приятное тепло растекается от моей руке к плечу, когда я осознаю, что снова облокачиваюсь на него. На секунду я замираю, а потом пытаюсь припомнить, когда в последний раз обо мне кто-то заботился подобным образом. Но ничего, абсолютно ни одного воспоминания. Я делаю над собой усилие и отстраняюсь.

Почему младшему брату Джема не все равно? Он должен развлекаться на вечеринке своего брата, а не сидеть тут, под дождем, поглаживая мою чертову спину, пока я пытаюсь справиться со своим желудком и не заблевать тротуар.

— Не стоит быть со мной таким милым, я засранец.

— Это не так.

Бенджи с героическим терпением наблюдает за тем, как я откручиваю у бутылки водки крышку и делаю большой глоток.

— Я начинаю трезветь, — бормочу я. — А ты вряд ли захочешь увидеть меня трезвым, уж поверь.

Должно быть ему неловко видеть, как я упиваюсь жалостью к себе, но отвратительная малиновая водка, кажется отключила во мне чувство стыда. Клянусь, что больше никогда не притронусь к этому пойлу. Но для начала нужно допить эту бутылку.

 

***

 

Все вокруг расплывается, и я почти уверен, что моя походка не похожа на человеческую. Скорее я ощущаю себя блестящей мелкой рыбешкой, которую тянет сквозь океан парка безопасное теплое течение с лицом Бенджи. Я мог бы так плыть вечно. Бенджи замедляет шаг и ведет меня по тропинке к двухэтажной вилле, и я слегка подвисаю, когда понимаю, что это студенческое жилье. Викторианский особняк с видом на парк, как этот, должно быть стоит кучу денег. Несмотря на то, что Джем часто приглашал меня в гости, я так ни разу сюда не выбрался.

Не успевает Бенджи постучать, как дверь распахивается и на пороге появляется его старший брат. Одетый в мягкую футболку в стиле олдскульных рейвов и потертые выцветшие обрезанные джинсы, Джем смотрит на нас с Бенджи удивленным взглядом. Он не то, чтобы шокирован, но близок к этому.

— Алфи! Не ожидал, что ты придешь. — Он обнимает меня и крепко сжимает в объятьях, которые длятся намного дольше, чем я того ожидал. У меня ком встает в горле. — Я скучал, дружище и так рад тебя видеть!

— Я тоже по тебе скучал, — бормочу я и пугаюсь от того, насколько слова правдивы.

Мы не общались целый год, хотя когда-то были лучшими друзьями. Становится невыносимо больно осознавать, что именно я в этом виноват. Я отстраняюсь, чувствуя, как внутри все переворачивается.

— Как дела? Выглядишь довольным.

— У меня день рождения, как, по-твоему, я должен выглядеть?

Джем любил свои дни рождения. На один из них наша шумная компания взяла напрокат фургон, и мы поехали на побережье. Хотели устроить пляжную вечеринку, развести костер, на каком-нибудь безлюдном участке и танцевать вокруг, как это делают в фильмах. Но порывистый прибрежный ветер Англии свел на нет все наши попытки разжечь огонь. А потом и вовсе пошел дождь. Мы быстро продрогли и всю ночь провели в фургоне, ежась от холода. Джем до сих пор уверял нас, что отлично провел время.

— Кажется, я выпил твой подарок. Прости.

Я трясу полупустой бутылкой и делаю шаг назад, чтобы опереться на дверной косяк, но натыкаюсь на Бенджи. Смело облокачиваюсь и, судя по тому, как его теплое тело прижимается к моей спине, он совсем не против. Джем смеется, но потом пристально смотрит на меня.

— Ты в порядке?

— Да, — говорю я, с трудом выдавливая из себя улыбку. — Да, просто… эм, захотелось напиться…

«Твоим подарком». Отличное оправдание. Просто великолепное. Неудивительно, что «Visual» отклонил мой сценарий. У меня довольно странные представления о дружбе.

Джем, в свойственной ему манере, озадаченно хмурится, но принимает подобное объяснение. Вероятно, он понимает, что все не так просто, но решает не давить. Это не в его характере. Черт, как же я скучаю по приятным людям и непринужденному общению.

Думаю, что с Бенджи в каком-то смысле чувствую то же самое, плюс нечто совершенно другое. Может потому, что я присматривал за ним в школе? Для своего возраста он был невысоким и очень застенчивым. Бенджи часто испытывал трудности с учебой из-за дислексии, и поэтому некоторые дети обижали его, считая легкой мишенью. Мы с Джемом решили доказать, что это не так. Но, как и все родные братья и сестры, иногда Бенджи раздражал моего друга и мне нравилось быть своего рода понимающим связующим звеном между ними. Я любил, когда они обращались ко мне за помощью.

А может быть, мы с Бенджи были близки лишь потому, что он младший брат Джема.

От этих мыслей я чувствую себя отвратительно. Это ведь самообман, к тому же не слишком правдоподобный. Но он все равно работает, потому что я слишком пьян, чтобы признать правду.

Я чувствую, как позади меня Бенджи ныряет в карман своего пальто. Отстраняюсь чтобы ухватиться за дверной косяк и не мешать ему. Движением фокусника он достает прямоугольный газетный сверток и притягивает меня обратно к себе. У меня нет сил сопротивляться так что я устало опускаю голову на его плечо. И если мне придется всю ночь вот так прижиматься к Бенджи, я тоже не буду жаловаться,

Взяв пакет, Джем морщит нос и усмехается, затем подозрительно встряхивает его и подносит к лицу, чтобы понюхать.

— Блин, с тех пор как ты начал ремонтировать эту проклятую машину, у тебя все шмотки пахнут машинным маслом.

Мое недовольное лицо выражает несогласие, потому что Бенджи пахнет как необработанная древесин<