Вторая веха от Татьяны Володиной

 

Больше всего народу стремилось попасть в субординатуру по акушерству и гинекологии. Меньше – на хирургию. Остальные – на терапию.

Получилось практически ровно наоборот: большинство народа попало на терапию. Меньше – на хирургию. Почти все остальные – на акушерство и гинекологию.

Что означает «почти все остальные»? Были ещё какие-то остальные? – Были! Немного, но были. Однако – обо всём по порядку.

Размышляя о том, какое бы из трёх направлений выбрать, я стал задумываться над хирургией. Да, конечно, естественней всего было бы пойти на терапию. Но меня тянуло к мужественному, решительному делу, а таковым рисовалась хирургия.

Я уже писал о том, какому риску подвергалось энное количество будущих хирургических больных в связи с моей склонностью к мужественным и решительным делам.

Их всех спасла Татьяна Володина. Символично, что это произошло на Аллее жизни: как раз здесь мы столкнулись с Татьяной в середине мая.

Может быть, читатель помнит (глава 13), что именно Володина на третьем курсе, вот так же неожиданно встретившись со мной, вернула меня на биохимию (где она стала старостой кружка) – со всеми теми последствиями, из которых о многих я уже рассказал, а об остальных ещё скажу.

Тем самым она поставила очень важную веху в моей судьбе. Это была первая веха. Вообще говоря, она могла бы быть и второй – если бы состоялся предложенный Татьяной в конце второго курса мой переход в их элитарную группу. Но переход не состоялся.

 И вот теперь, на Аллее жизни…

– Ты знаешь потрясающую новость? – как всегда, экзальтированно спросила она меня. – Есть четвёртый вариант субординатуры! – На кафедре патанатомии, у Серова.         

– Но я не собираюсь быть патогоанатомом, – недоуменно ответил я.

– Чудак! Туда идут те, кто потом подастся не в клинику, а на теоретические кафедры. Согласись, патанатомия ближе к биохимии, чем какая-нибудь терапия и, тем более, хирургия.

– Ну не знаю… Хотя, впрочем, к геронтологии, пожалуй, ближе. Вон Давыдовский Ипполит Васильевич, известный геронтолог, – патологоанатом.

– Вот-вот! Тебе сам бог велел туда идти! – обрадовалась Татьяна.

– Да… Но как-то там…не очень уютно. Трупы, трупы,.. – нерешительно сказал я. – А ты что, собралась туда пойти?

– Ну конечно! И потом, говорят, там будет куча свободного времени; чуть ли не раз или два в неделю показываться. А в остальное время –занимайся на своей любимой кафедре.

Да, тут было над чем подумать. Целая серия мощных аргументов:

1) связь с геронтологией, что я отмечал для себя ещё на 3-м курсе;

2) больше свободного времени для работы на биохимии,

3) явно элитарный характер формирующегося контингента субординаторов – кто попало туда не пойдёт, да кого попало и не возьмут,

4) подтверждающий это пример Татьяны Володиной – отличницы, спортсменки, красавицы.

Среди минусов – тяжёлый, что ни говори, характер предмета патанатомии.

Кроме того, тот же Лёшка Кампов-Полевой, тоже собиравшийся после 6-го курса сразу в неклиническую аспирантуру, остался, как я вскоре узнал, верен своему давнему принципу: «пока есть возможность, поучиться для дома, для семьи». Естественно, терапия удовлетворяет этому принципу больше, чем патанатомия. Трудно представить, чем может помочь последняя для дома и для семьи.

Но с другой стороны, разве не обязан я воспользоваться любой возможностью, приближающей меня к геронтологии?!

И это соображение стало решающим. Я пошёл в деканат и подал заявление.

 

Таким образом, в очередной раз мой выбор дальнейшего пути был сделан под влиянием одной и той же доминанты – стремления заняться проблемой старения. Эта доминанта привела меня в мединститут, затем – на кафедру биохимии, теперь – в субординатуру по патанатомии.

Впрочем, нельзя сказать, что доминанта делала мой путь прямым, как стрела. Нет, она была не в силах полностью одолеть и различные внешние обстоятельства, и мои собственные ошибки. В результате, дорога оказывалась очень извилистой и долгой.

а) Так, я поступил в институт, где на протяжении нескольких лет изучал то, что имело очень малое отношение к моей цели.

б) Я пришёл на кафедру биохимии – и тоже несколько лет занимался множеством технических вопросов, которые, как потом выяснилось, опять-таки почти не приблизили меня к цели.

в) И патанатомия: я ни секунды не жалею, что сделал этот выбор. Но в то же время должен признать, что за год субординатуры приблизился к проблеме старения не больше, чем если бы провёл этот год в кругосветном путешествии.

Но тем не менее выбор состоялся. И поскольку инициатором его стала Татьяна Володина, то надо признать, что это вторая веха, которую она оставила в моей судьбе.

Через год будет ещё и третья, но об этом – в своё время.

 

В конце мая деканат вывесил списки субординаторских групп. Тщательное изучение эти списков показало:

 - на патанатомию направлялась только одна группа,

 - в ней числилось всего 5 человек,

 - среди них Татьяны Володиной не было,

 - а я назначался старостой этой небольшой группы.

Оставлю данный перечень без комментариев.

О собственно же субординатуре на патанатомии, могу сказать, что, не в пример 4-му и 5-му курсам, она изобиловала запоминающимися событиями. Причём, события эти запомнились не только мне или нам, субординаторам; вся кафедра ещё лет десять помнила наш субординаторский «призыв».

Но опять не будем забегать вперёд! Впереди ещё – целое лето. И оно было ещё более насыщено, чем предыдущее.

а) В конце июня, после четырёх экзаменов, мужская часть курса отправилась на месячные военные сборы.

б) В августе я поехал в институтский лагерь «Сеченовец» на Чёрном море.

в) А 19 сентября наш курс мобилизовали на три недели на уборку картошки в подмосковный совхоз.

Так что до субординаторских подвигов успело произойти многое, даже слишком многое.