Эрих Мария Ремарк из Парижа (почтовый штемпель на обратной стороне конверта 13.10.1948)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк Отель «Плаза»

[Штамп на бумаге: «Отель „Ланкастер“»] MDC 177–178

Только мужчина, бесстрашно противостоящий своим воспоминаниям, способен невозмутимо, будучи при этом внутренне взволнованным, ступить в ту же комнату, в которую – в другой жизни! – в широком, свободном, колышущемся платье из тропических бабочек ворвалась однажды некая Диана из серебряных и аметистовых лесов, вся в запахах горизонтов, вся дышащая, живая и светящаяся. И вместо того, чтобы жаловаться, испытывая вселенскую ностальгию, он пьет старый коньяк, благословляет время и говорит, все это было!

Скоро я вернусь, слышишь, похитительница детей, – нагруженный пережитым, как пчела нектаром…

я сидел за каменным столом под акациями, не ведая забот, однако в глубокой задумчивости; все было правильно, и все было хорошо, и я часто передавал тебе приветы, и забывал тебя, и находил вновь, мир был открыт перед нами, и дни были калитками в разные сады, и теперь вот я возвращаюсь обратно…

 

Марлен Дитрих из Нью‑Йорка (13.11.1948)

 

Эриху Мария Ремарку в Нью‑Йорк

[Штамп на бумаге: «Отель „Плаза“»] R‑C 3B‑51/010

Суббота

Ноябрь 13/48

Любимый,

я пыталась застать тебя, но тщетно. Надеюсь, тот факт, что ты не отвечаешь, означает, что ты следишь за собой – и, значит, здоров. Девушки уверяют, что ты свои «пилюли» принимаешь, – значит, ты, скорее всего, не настолько болен[78], чтобы даже по телефону не разговаривать. Я еду в Вашингтон и в пятницу на следующей неделе вернусь.

10000 поцелуев

 

Твоя пума.

 

 

Эрих Мария Ремарк из Нью‑Йорка (после декабря 1948 г.)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк, Отель «Плаза» (?)

[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC 460–463

Вчера вечером я, милая, получил твои фотографии, и похоже на то, что ветер времени тебе нипочем; можно подумать, что все это снято в Берлине, еще до коричневого девятого вала, и где‑то, вот‑вот, я увижу тебя на фоне бара «Эден». О Кифера! О халкионийские дни!

Как все цвело! Как блестели белые бабочки орхидей в блеклые парижские ночи! А свечи цветущих каштанов во дворе «Ланкастера»? А вино в отеле «Пирамиды» во Вьенне? «Ланчия», вся изъеденная молью, снова нашла себе место в Порто‑Ронко. Эта моль принялась даже за мотор. Но он, мой верный автомобиль, 18 лет от роду, будет приведен в полный порядок. Нельзя же позволить ему умереть столь постыдной смертью.

А ванные, полные цветов! А свет поздних вечеров! Козий сыр и вино «вуврей». И «Весь Париж» – «Tout Paris». Мы сидели там и не догадывались, как мало времени нам отпущено. Все цвело вокруг, а на каменных столах лежали фрукты, и Равик приветствовал рапсодиями утро, когда оно беззвучно приходило в серебряных башмаках. И старик со светлячками в бороде там был. Мы опьянялись самими собой. (А иногда и коньяком.) Ника стояла на всех ступенях нашего будущего. Сейчас она, молчаливая, стоит в музее «Метрополитен», но иногда, когда никого поблизости нет, она возьмет да и взмахнет быстро крыльями. (Этому она успела научиться у летчиков.) Мы были так молоды. И нам было хорошо. Мы любили жизнь, и жизнь отвечала нам бурной взаимной любовью, быстро давая то, что можно было еще дать перед бурей.

В моей комнате целый ворох гиацинтов. Снаружи подмораживает, а здесь их сладкий аромат омывает картины на стенах и безжизненные лица маленьких китайских танцовщиц и музыкантш. Они играют какую‑то призрачную, сверхъестественную музыку, – старую бесконечную песню о былом, о делах тысячелетней давности, о том, что умирает все и что ничто не умирает. Древо мечты пустило свои корни на всех звездах.

С наилучшими пожеланиями! Оставайся нашей радостью!

 

Р.

 

 

Эрих Мария Ремарк из Нью‑Йорка (наверное, в начале 1949 г.)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк, Отель «Плаза»

[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC 606

Какая прелестная упаковка для знака внимания с непривычно прикладным назначением! Целительный крем в лепестках роз – красивее просто быть не может. Тысячу раз спасибо тебе, о многообразно унимающая боли…

 

Р.

 

 

Марлен Дитрих из Нью‑Йорка (01.04.1949)

 

Эриху Мария Ремарку в Нью‑Йорк

[Штамп на бумаге: «Отель „Плаза“»] R‑C 3B‑51/004

Не солить!

только gesteamt[79]

Я подумала: вот придешь ты домой и захочешь, наверное, чего‑нибудь горячего. Целую…

Позвоню позже.

 

Пума.

 

 

Эрих Мария Ремарк из Нью‑Йорка (предположительно 02.04.1949)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк, Отель «Плаза»

[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC 65

Моя милая,

тысячу раз благодарю тебя за все эти красивые вещицы. Я часто пытался дозвониться до тебя, но не заставал.

Я все еще не в порядке. Будь ангелом и осчастливь меня снова – завтра или послезавтра – порцией говядины с рисом; о большем я просто не осмеливаюсь тебя попросить, но хоть это‑то! Обнимаю тебя.

У Альфреда испортился желудок.

Господь воздаст тебе: станешь сенсацией экрана.

 

Эрих Мария Ремарк из Нью‑Йорка (предположительно 04.04.1949)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк, Отель «Плаза»

[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC 67–69

Милая, сердечное тебе спасибо! Если бы ты опять сварила для меня – завтра – горшок вкуснейшей говядины в собственном соку, думаю, я был бы спасен. Я набрал вес и должен отныне сам собой заниматься, потому что могу употреблять в пищу «бройлерное» и заказывать сюда разные блюда.

Тысячу раз благодарю и обнимаю…

 

Р.

 

 

Марлен Дитрих из Нью‑Йорка (04.04.1949)

 

Эриху Мария Ремарку в Нью‑Йорк

[Штамп на бумаге: «Отель „Плаза“»] R‑C 3B‑51/005

Моя скороварка сломалась, поэтому так поздно. Целую.

 

Пума.

 

Поверни крышку вправо и сними.

Положи туда оставшийся у тебя рис и все вместе подогрей.

Целую.

 

Эрих Мария Ремарк из Нью‑Йорка (предположительно 17.04.1949)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк; Отель «Плаза»

[Штамп на бумаге: «Отель „Амбассадор“»] MDC За

 

Спасибо большое

За питье и жаркое –

И с наилучшими пожеланиями на Пасху

От Альфреда и Равика

 

Роза, мимоза, гвоздика

Отцвели и поди‑ка!

А моя любовь не шутка,

Имя ей – незабудка!

 

 

Альфред

 

 

Марлен Дитрих из Нью‑Йорка (предположительно 17.04.1949)

 

Эриху Мария Ремарку в Нью‑Йорк

[Штамп на бумаге: «Отель „Плаза“»] R‑C 3B‑51/006

Любовь моя,

вот говядина без единой жиринки в собственном соку: мясо можешь съесть или выбросить. Главное – соус.

Пасхальные поцелуи и спасибо за майские колокольчики.

Я постираю вещички «бэби» и пойду к детям.

 

Твоя пума.

 

 

Эрих Мария Ремарк из Нью‑Йорка (предположительно 18.04.1949)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк, Отель «Плаза»

MDC 574

Наилучшие пожелания на Пасху от целого ряда людей, –

от старика со светлячками в бороде,

от Равика, который все еще с ужасом думает об Альберте Хайдерне, –

и от Альфреда, который не знает, когда именно его призовут в армию…

 

Эрих Мария Ремарк из Порто‑Ронко (после 1950 г.)

 

Марлен Дитрих

MDC 139

Очаровательнейшая, сейчас ночь со всеми ее звездами, с огнями из деревенских домов, плывущими по озеру, с хвостом Млечного Пути, протянувшимся через все небо, словно дым из труб далекого парохода чудовищных размеров…

…полнота жизни! Ее ширь, в которой сердце потягивается, как кошка, – и золотое лето, смерть и воскресение и все остальные вопросы, сводящиеся в конце концов к одному…

В Европе никогда не было лучше, чем теперь, – американцы торопливо удалились восвояси, никакой опасностью как будто не пахнет, и, как всегда, каждый день – подарок. Особенно с тех пор, как слово «опасность» написано не вдоль гор, а поперек и над ними, – часы становятся округлыми, как раковины, из которых слышны звуки мироздания; все говорят, либо понизив голос, либо усилив его, и смотрят на тебя в отчаянии и с восторгом в глазах, как перед космической катастрофой, перед концом света…

Камни переговариваются, листья откровенничают, тычинки красуются, муравьи игнорируют корейский вопрос, молоденькая кошечка парит в танце над коврами, светлячки сами себе электростанция, а мухи‑однодневки, завтра мертвые, любят друг друга в свете свечи на террасе, они – символы в чистом виде, потому что у них нет приспособлений для пожирания и переваривания пищи, и это – кратчайшая трепещущая жизнь; мохнатые ночные бабочки пробиваются сквозь ночь, как торпеды, озеро бормочет со сна и подмигивает, из него вылетают рыбы, и, как всегда, Бог – в деталях…

Пусть наш привет через горы долетит до тебя, унесенная от нас! Ника, натирающая полы, куда ты подевалась?

Бог в деталях…

В человеке тебе принадлежит только то, что ты в нем изменил…

О‑о, ты угорь! Пьяненький, за салатом с огурцами, увертливый, – но ведь и прокопченный…

Привет из‑за каменного стола.

 

Р.

 

 

Эрих Мария Ремарк из Порто‑Ронко (1950 г.)

 

Марлен Дитрих

MDC 005–006

Ангел, ящики моего письменного стола хранят множество твоих фотографий; некоторые из них я как раз просматривал, немало красивых и очень удачных; среди них я обнаружил вот этот снимок и – как‑то вдруг – посылаю тебе твою же фотографию. Аскона, Пьяцца.

Как приятно было услышать твой голос – через моря и вопреки бурям, – когда Орион стоял над горами, а молодой месяц отражался в озере. Розы, примулы и снежные колокольчики здесь цветут, но у счастья, как всегда, нет множественного числа, а боль не знает национальности. Мягкое рококо парадоксов! Когда глаза затуманены, Пантеон покажется сараем, и только сердце определяет наш кругозор в жизни. Сердце, колыбель и гроб. Но есть ведь и сердце на двоих! Пламя, радуга над пропастью, по которой уверенно, как все лунатики, могут перейти только влюбленные. Двенадцать лет назад я сидел здесь, писал книгу и еще много писем, и иногда ты звонила мне из Голливуда. Как это могло пройти? И как это может быть, что наша жизнь проходит?

 

Марлен Дитрих из Нью‑Йорка (штемпель на обратной стороне конверта: 09.02.1950)

 

Эриху Мария Ремарку в Нью‑Йорк

[Штамп на бумаге: «Отель „Плаза“»] R‑C 3B‑51/011

Милый,

это рецепты на витамины.

Сейчас уезжаю

Тысяча поцелуев

 

Пума

 

 

Марлен Дитрих из Нью‑Йорка (23.06.1950)

 

Эриху Мария Ремарку в Порто‑Ронко [Телеграмма]

R‑C 3B‑51/012

tried to reach you all afternoon and evening wish you happy birthday only because I love you I wont tell you that I wish you were here in this forsaken town

 

puma [80]

 

 

Эрих Мария Ремарк из Порто‑Ронко (почтовый штемпель: 05.07.1950)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк, Отель «Адамс»

[Открытка] MDC 11

Небесное создание, спасибо тебе за поздравительную телеграмму; вот фотография с домом, который ты никогда не видела и который в настоящий момент в облаках дыма от взрывов: неподалеку расширяют дорогу. Вот тут‑то я и работаю, радуюсь своей жизни и сожалею о том, что ты никогда здесь не бывала. Полнолуние, террасы, вино «Йоганнесбургер 48», жасмин, акации – чего еще желать? Когда‑нибудь ты все‑таки все это увидишь. Объятия! И тосты за тебя!

 

Равик

 

 

Эрих Мария Ремарк из Порто‑Ронко (Рождество 1951 г.)

 

Марлен Дитрих

MDC 007

Волшебная,

над горой стоит Орион, полнолуние, и дыханье Господне над самыми горами…

ах, сейчас бы несколько поджаренных тобой берлинских блинчиков! Хочется сказать: а рыбы на глубине сложили плавники (признаюсь, украдено у Моргенштерна[81] – «Косулечка, цыпочка…»), древний‑предревний сом сопит где‑то между островами, сильно пахнет Рождеством…

да и от мяса с рисом по‑сербски я не отказался бы…

итак, сильно пахнет Рождеством, кроты в подмерзшей земле с серьезной укоризной проговаривают свою вечернюю молитву, на Ямайке негр в поту рубит сахарный тростник, зеленый еще, который пойдет потом на золотой ром «St. James»…

однако мы опять уклонились в сторону! Ну, хорошо, к блинчикам пунш, но прежде еще гусь с яблоками, а к нему – да, а что к нему?

Спокойствие! Плеяды истекают каплями света, стонет кукушка, Томас Манн торжественно высморкался, «Волшебная гора» откружила свое и родила «Лотту в Веймаре», все сиамские близнецы целуются и прощают друг другу взаимные прегрешения за 1951 год, особенно пары, где один из близнецов пьяница, а другой заядлый чаевник (в таких случаях только пьяница просит прощения за множество похмельных мук, принятых непьющим, то есть находящимся, так сказать, в пассивной «завязке»).

Чертовщина какая‑то! Почему при упоминании о близнецах мне приходит на ум «двойной кюммель»[82]?

Дальше! Год уносится прочь! Вообще‑то я собирался в высшей степени образно и мудро пожелать тебе счастливого Рождества, благословенного Нового года, целую кучу добра и т. д. и т. п. и все это принарядить красивыми метафорами… ну, ладно, возьмем водку. Она, по крайней мере, чистая! Я выпью чистой водки за тебя 31‑го. Только ее, ничем не запивая, уставясь в морду Ориона, в костюме и маске, и даже за каменным столом Равика, я выпью и скажу: «Благословенные годы! Благословенная земля!» Отсюда, мадам, я четырнадцать лет назад (четыр‑рнадцать лет‑т! при фюрере!) писал Вам любовные письма! Салют! Спасибо!

 

Эрих Мария Ремарк из Порто‑Ронко (11.08.1952)

 

Марлен Дитрих в Нью‑Йорк, Парк‑авеню

MDC 594

Ангел,

когда я был в Берлине, ко мне первой заявилась в качестве старой знакомой Игель[83], которая рассказала мне целую историю, жаловалась на тебя: ты, мол, должна ей очень много денег (она вложила их за тебя в магазин Фельзинга), и передала мне для тебя прилагаемое письмо. Я дал ей 100 марок, и она, похоже, осталась на первых порах этим довольна.

В Мюнхене у меня были продолжительные любопытные беседы с моим издателем[84] о фильме и т. д. Этот издатель человек серьезный, он дал мне знать о переговорах, которые от твоего имени начал Курт Фринге, – я, собственно говоря, с трудом это себе представляю, но самой возможности не исключаю. Напиши‑ка мне об этом. Если у тебя есть желание когда‑нибудь сделать фильм в Германии, то в официальных кругах это будет встречено с большим интересом, и неприятные хлопоты о материальной стороне вопроса будут разрешены мгновенно, особенно если мы над чем‑то поработаем сообща – так считает мой издатель. Если такое желание имеется, я мог бы отсюда проконтролировать ход событий. Написать сценарий для меня особого труда не составит.

В середине октября я буду в Нью‑Йорке, но считаю разумным обсудить заранее, что мы намерены предложить, поскольку вести переговоры отсюда, конечно, намного проще.

Я провел в Германии всего 14 дней. Расскажу тебе обо всем в Н.‑Й. Будь здоровой, красивой и зарабатывай побольше денег; а если тебя все вышеизложенное интересует, дай мне знать, чтобы я разобрался во всем подробнее.

Каменный стол по‑прежнему здесь, равно как и луна, вино, козий сыр и

 

Равик.

 

 

Марлен Дитрих из Нью‑Йорка (19.09.1952)

 

Эриху Мария Ремарку в Порто‑Ронко

[Телеграмма] R‑C 3B‑51/015

пожалуйста помоги мне найти старое немецкое стихотворение или балладу[85] содержание которого примерно такое девушка говорит вырви сердце твоей матери и дай его моей собаке а сердце говорит потом когда сын с ним упал дитя мое тебе не больно тчк как ты смог так вероломно оставить меня это не цитата из какой‑то песни а касается твоего исчезновения из Нью‑Йорка тчк если газеты не врут и ты вероломно оставил другую[86] я рада дай о себе знать даже если с балладой ничего не выйдет целую

 

пума

 

 

Марлен Дитрих из Нью‑Йорка (08.02.1962)

 

Эриху Мария Ремарку в Порто‑Ронко

[Штамп на бумаге: «992 Парк‑авеню»] R‑C 3B‑51/017

Мой милый,

я прошу тебя перевести закадровый текст, который я наговорила для одного фильма о Гитлере[87]. Фильм удачный, не то я не стала бы тебя просить.

Я скучаю по тебе каждую секунду – на веки вечные.

 

Твоя пума.

 

Я, конечно, говорю твои слова – имеется в виду, в фильме. Но и в жизни я так или иначе говорю твоими словами.

 

Эрих Мария Ремарк из Порто‑Ронко (23.03.1962)

 

Марлен Дитрих [Штамп на бумаге: «Эрих Мария Ремарк»]

MDC N 016

23 марта 1962 года

Волшебная,

твое письмо затронуло меня куда сильнее, чем послание господина Стаумена. Это правда, мне время от времени случалось доводить до ума немецкие сценарии, в том числе и «Нюрнбергского триптиха», в котором ты была такой красивой и великолепной, – но для этого мне присылали «отсчитанные по слогам» подстрочники, с которыми актеры (при дубляже) не знали, что и делать, потому что диалоги‑то были написаны «литературно». В данный момент я в работе, мне до июня нужно сдать очередную книгу[88], чтобы она вышла осенью – времени в обрез. Я понимаю, что тебе нужен очень хороший немецкий текст (самый лучший из всех), а этот текст несколько простоват и местами нуждается в правке, – главное, что требуется: чтобы его можно было произносить, – ты ведь знаешь, я всей душой готов помочь тебе чем только могу (Бог, как известно, в деталях, особенно в подобных случаях), но как привести все к одному знаменателю? И какая фирма этим занимается? И – last but not least[89] – сколько же они готовы заплатить за такую большую работу?

Я здесь один, несколько недель уже, работаю над книгой, которая, надеюсь, тебе понравится, с большой и захватывающей (по моим понятиям) женской ролью. Мне необходимо закончить все сейчас, когда я выздоровел после сотрясения мозга, отнявшего несколько месяцев (последний раз у врача я был в Цюрихе).

Холодный весенний ветер пролетает над камелиями, мимозами, тюльпанами и беспокойным озером. Повсюду бродят кошки, сейчас полночь; отсюда я перед великим разрушением Европы разговаривал по телефону с тобой в Голливуде: соединяли нас немедленно. Орион стоял над горами, и как же молоды мы были! Почти как сейчас.

Откуда‑то постоянно приходят газеты с твоими снимками. Как хорошо, что мы еще живы.

Салют!

 

Равик