Антиклерикализм крестьян в солдатских шинели

В современной исторической литературе отмечено, что «весьма интересный вопрос о том, как повлияло свержение самодержавия на религиозные настроения трудящихся, остается пока мало изученным» [76, 228].

С падением самодержавия зашаталась и казенная церковь, которая была, по словам В. Г. Белинского, опорой кнута и угодницей деспотизма. Революционный ветер расшатал устои церкви, служившей помещикам и капиталистам, но крестьяне не сразу освободились от ее влияния, от веры в бога.

В марте — апреле в Воронежской, Орловской, Тамбовской и других губерниях в селах проходили молебствия по случаю победы Февральской революции, на которых крестьяне приходили с красными знаменами. Крестьяне собирались на площадях возле церквей и требовали чтобы духовенство провозглашало многолетие Временному правительству. Газета тульских меньшевиков «Голос народа» с восторгом сообщала, что 29 июля в деревне Шилово Лаптевской волости Тульской губернии меньшевик организовали митинг, после которого священник отслужил панихиду в честь погибших за народ.

Когда под натиском революционных масс было свергнуто самодержавие, сдвиги в религиозном сознании произошли прежде всего среди крестьян, одетых в серые шинели. Эти солдаты, с известным пиететом выслушивавших церковные молитвы, в которых Христос именовался царем, а богородица — царицей небесной, после свержения ca-

64

модержавия стали протестовать против такого обращения, оскорбительного для Христа и его матери. Альберт Рис Вильямс, бывший бостонский священник, вспоминал о своем путешествии по России после Февральской революции: «С нами ехал длиннобородый громадного роста русский священник... Священник без конца рассказывал о солдатах: — „В старых текстах молитв, — говорил он, — бог назывался царем небесным, богородица — царицей. Нам пришлось это выкинуть, так как народ не хочет осквернять бога. Священники молятся за мир для всех народов, а солдаты в это время кричат: «Прибавь — без аннексий и контрибуций». Затем мы молились за странствующих, больных и страждущих, а солдаты требуют: «Молитесь еще и за дезертиров!»... Революция пошатнула веру в бога, но все же солдатские массы религиозны"» [23, 127-128].

После свержения самодержавия солдаты протестовали против того, чтобы в церкви молились за царя. Один солдат отправил письмо в Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов с требованием «убрать священника, поминавшего за обедней Николая и его семью после свержения Романовых с престола». Другой солдат писал, что если среди крестьянства, которое в большинстве верит в бога, «будут раздаваться молитвы о здравии царствующего дома, то это поселит двойственность в мыслях преобладающего класса и будет тормозить широкий рост революции и успех провозглашения республики» [77, 40].

В начале 1917 г. солдаты заставляли священников служить благодарственные молебны «за свободу». Например, крестьянин О. А. Слободонюк из местечка Тывров Винницкого округа Подольской губернии вспоминал: «В 1917 году, в начале весны разнеслась молва: „Свобода! Свобода!"... Как раз в это время в нашей церкви совершалась служба. Вдруг приходят волостной писарь и народный учитель и требуют, чтобы священник служил благодарственный молебен за дарованную свободу. Священник отказался... Через несколько дней прибыли в волость какие-то солдаты и силою заставили наших священников выйти с крестным ходом на площадь возле волости и служить молебен с провозглашением многолетня всем защитникам свободы и вечной памяти борцам, павшим за свободу... К крестному ходу присоединились манифестанты с красными флагами и с пением револю-

65

ционных песен, которые пелись вперемежку с церковными песнопениями» [66, 12].

Но очень быстро значительная масса солдат перестала молиться, сняла с шеи крестики и выбросила их. Английский журналист и политический деятель М. Ф. Прайс посетивший в 1917 — 1919 гг. русскую деревню, был свидетелем такого разговора. Солдаты увидели молящегося крестьянина. Один из них пожалел, что тот не молится за них. «„Разве это нам чем-нибудь поможет, Коля?"» -возразил второй. „Кабы я знал, что молитва спасет этой зимой от голода, я бы целый день простоял на коленях", — добавил первый» [62, 136].

В армии усилилось влияние большевиков, которые проникали в армейские крестьянские организации, разоблачали там на собраниях священников.

Военное духовенство в своих донесениях с тревогой сообщало о безразличном отношении солдат к религии церкви, об усилении атеистических настроений среди них. Гарнизонный благочинный города Костромы заявил: «У нас явилась такая мысль, что мы уже стали излишними» [15, 68]. Гарнизонный благочинный города Барнаула писал: «Не так много из воинских чинов посещали церковные службы и беседы, так как за малыми исключениям они были заняты организацией собраний, митингов и прочего, а потому и на пастырские напоминания — не забывать бога и церкви — нередко отвечали: „Теперь нет свободного времени"» (ЦГИА СССР, ф. 806, oп. 5, 1917, № 10462, л. 7). «Ко всенощной в бараках солдаты совсем перестали ходить, — сообщал священник 184-го пехотного полка. — Прихожу я в роту служить, а солдаты все разбрелись по городу» (там же, л. 68). Священник 113-й бригады государственного ополчения yвeдoмлял: «В марте... вход священнику с беседами в роты стал невозможен, оставалось только молиться в храме. Богомольцев вместо 200 — 400 человек стало 3 — 10 человек... не редкость при случайной встрече были насмешки хулы по адресу священника и офицера» (тамже№ 10530, л. 2). Священник 86-го пехотного запасного полка писал: «Совершился переворот... В церкви это прежде всего отразилось в уменьшении числа говеющих на последних неделях поста... Воскресные и праздничные богослужения почти не посещались» (там же, № 10462, л. 70 об.).

66

Священник VI армии Румынского фронта В. Бощановский доносил 13 сентября: «Утренние и вечерние молитвы почти оставлены, храм посещается немногими; отношение к священнослужителям церкви не только неуважительное, но и просто враждебное» (там же, № 10312, л. 237 — 238). «„Один толк, хоть молись, хоть нет: шрапнель никого не разбирает!" — обратясь ко мне, проговорил солдат. Я был окружен большей толпой. Разговор обостряется. Не надо молитв, не надо икон, не надо церковных украшений. „А храмы для демократического народа, — разъясняет один, — потому как нужно место для собраний"», — такую запись сделал в сентябре священник 3-го стрелкового полка гвардии (там же, № 10327, л. 7).

Священник 1-го туркестанского стрелкового полка Д. Полянский писал 19 сентября: «В 170-м пехотном Молодечненском полку мне было выражено недоверие за мою деятельность как священника... Причина солдатского недоверия — моя упорная борьба с брошенными в солдатскую массу лозунгами большевизма: „Долой войну", „Братанье с австрогерманцами", „Недоверие к офицерам", „Выборное начальство" и др... 21-го мая на солдатском митинге мне было выражено недоверие, как преданному старому режиму... Мне заявили, что лучше для меня уехать в другое место, чтобы не случилось какого-либо насилия надо мной... Недоверие „к попам" переходит не только во враждебное отношение лично к нам, как священникам, но и к богослужению, и к молящимся солдатам, которые и ныне готовы слушать.,поповские басни", почему на богослужении бывает очень мало людей, 10 — 50 человек... Все социалистические партии дело религии считают пережитком, суеверием, а чисто церковное дело священников анахронизмом» (там же,.№ 10115, л. 71-72).

24 сентября священник 88-го пехотного запасного полка тоже записал: «Религиозное состояние воинов Костромского гарнизона в отчетном году весьма понизилось. На церковные службы они стали ходить не так усердно, как прежде, нередко были праздники, когда за богослужением бывали десятка полтора или два солдат. В разговорах о том, почему они ленятся ходить на церковные службы, некоторые из них говорили, что им некогда, другие говорили, что они давали присягу не ходить в церковь. Где и кто им давал такую присягу, так и не

67

пришлось мне узнать... Заметное ослабление веры и любви к храму божию — все это проявилось и развилось после государственного переворота» (там же, № 11 085, л. 108 — 109). Священник И. Голубев признавал, что солдаты стали «подозрительными, недоверчивыми, желчными, озлобленными, а иногда и грубо дерзкими с нами, священниками, а поэтому и наша проповедь... уже не производит в настоящее время должного впечатления... Пастырский авторитет наш значительно умалился и наш... голос стал слаб и малодейственен» (там же, № 10319, л. 173).

Священник 184-го пехотного полка в своем рапорте рассказал о том, что солдаты порывают с религией. После молебна перед отправлением па фронт и напутственного слова священника выступил солдат Воропаев, который, обращаясь к солдатам, заявил: «„Товарищи, теперь, посылая вас на бойню, вам служат молебны... Не молебны помогли добыть свободу, а мы сами добыли ее. Нечего и вам надеяться на молебны"... Кричал Воропаев очень долго, и впечатление от моей пастырской беседы пошло насмарку» (там же, № 10462, л. 68). Летом 1917 г., узнал о том, что среди солдат распространяется антирелигиозная брошюра проф. М. А. Рейснера «Церковь и государство», священник явился в полковой комитет и потребовал ее изъятия, но там его предложение было отвергнуто (там же, № 10140, л. 9).

Рост антиклерикальных настроений среди солдат нашел отражение в «Декларации прав солдата», признавшей посещение богослужения в храме и в казарме необязательным, в изгнании священников из многих частей и т. д. Солдаты 698-й пермской дружины государственного ополчения возбудили ходатайство «о замене духовных бесед с ними дружинного священника лекциями по гигиене и по вопросам текущей политической жизни».

Благочинный Ардатовского уезда Нижегородской губернии священник Бессонов писал в отчете за 1917 г.: «Война со всеми бедствиями и лишениями должна была сделать солдат более привычными к богу и церкви, сделать их смиренными, но увы, этого-то нет. Все они, за немногими исключениями, к церкви холодны, к духовенству не почтительны... Все это объясняется революционным движением, за которое они ухватились всеми фибрами души» [34, 24]. Священник Смирнов из Семе-

08

нонского уезда Нижегородской губернии, в отчете за тот же год сообщал: «Религия среди солдат падает. Возвратившиеся из армии не признают ничего церковного, в церковь не ходят, постов не соблюдают, иконы не почитают, открыто глумятся над духовенством» [34, 24].

Чем ближе к Великой Октябрьской социалистической революции, тем больше среди солдат распространялись антирелигиозные и антиклерикальные настроения. 25 апреля 1917 г. в «Известиях Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих Свеаборгского порта в г. Гельсингфорсе» (.№ 33) было опубликовано письмо солдата Павлинова, выразившего отношение солдат к церкви: «Наш русский народ многие годы был связан по рукам и ногам и оплеван царизмом, а духовенство проходило мимо и еще больше ослепляло народ, чтобы он не видел своих палачей, сидящих на золотой горе, окруженной фараонами. Но пришло время, многострадальный русский народ порвал вековые цепи, стряхнул деспотическую грязь».

24 августа 1917 г. поместный собор русской православной церкви вынужден был признать, что «вера русского воина ослабла» [70а, 99]. Священник В. И. Востоков на соборе заявил: «Солдаты в армии перестают посещать храм божий» [72, 306]. Священник Д. И. Боголюбов говорил на заседании собора: «Широкие народные массы живут другими, прямо безбожными настроениями... большевизм захватывает массы» [73, 13]. «На праздниках я встретил трех возвратившихся солдат, которые были распропагандированы относительно веры и церкви — вспоминал на соборе протоиерей А. В. Суворов, — Христос, по их мнению, просто человек, ничем от нас не отличается, сказания об Адаме — вздор, святые мощи — что выдумка попов, чтобы получать доходы... Солдаты отрицали веру, молитву» [73, 16].

Архиепископ волынский Евлогий рассказывал на заседании собора, что солдаты I гвардейской кавалерийской дивизии «посетили Успенский собор Почаевской лавры... Увидев на стенах и колоннах иконы святых равноапостольных Владимира, Константина и святителей Стефана Владимир-Волынского и Нифонта Новгородского, начали бесчинно кричать:,,Зачем их понаписывали?", называли их "буржуями" и проч., требовали уничтожить иконы и говорили, что они сами их уничтожат... продолжали ру-

69

гать святых... Предъявляли также строгие претензии, зачем похоронен в соборе архиепископ Палладий, кричали, что он такой же, как и все люди, грозили, что его оттуда выбросят» [73а, 132]. Духовенство заявляло на соборе: «Гидра неверия ползет па нашу церковь» [72, 345], «опустеют наши храмы, не будет священников» [72, 313];