Александр Ревякин, полковник запаса,

МАРШАЛ ЖУКОВ

 НА ШАДРИНСКОЙ ЗЕМЛЕ

По воспоминаниям очевидцев

 

Шадринск

2005

 

 

ББК 63.3 (252.35) 0-73

 

 

Маршал Жуков на Шадринской земле. — Шадринск: Издательство ПО «Исеть», 2005. — 132 с.

 

 

Составитель и один из авторов Л. П. Осинцев, заслуженный работник культуры России

 

Рецензент А. А. Ревякин.

На обложке репродукция картины О. К. Луцкого «Из­бушка на Самчихе».

Над обложкой работал Петр Осинцев-Чаринцев.

ISBN 5-7142-0623-1

© Осинцев Л.П., 2005

От составителя

Составитель сборника «Маршал Г. К. Жуков на Шадринс­кой земле» сердечно благодарит за финансовую, деловую и мо­ральную помощь и поддержку в создании книги:

главу администрации города Шадринска Алексея Геннадь­евича Кокорина, заместителя главы по социальным вопросам Людмилу Николаевну Новикову, начальника отдела культуры городской администрации Алексея Михайловича Бритвина, спе­циалиста отдела культуры Екатерину Степановну Колчину;

главу администрации Шадринского района Владимира Валерьевича Осокина, заместителя главы по социальной политике Веру Григорьевну Собакину, редактора районной газеты «Шадринский курьер» Елену Валентиновну Вишневскую, директора мемориального Дома-музея Т. С. Мальцева Тамару Дмитриев­ну Мальцеву;

директора Шадринского краеведческого музея им. В.П.Би­рюкова Алексея Никитича Мурзина, заместителя директора Григория Николаевича Макарова; директора Шадринского го­сударственного архива Людмилу Ивановну Кондину, заведую­щую отделом госархива Нину Михайловну Бажину.

Особая благодарность старожилам и краеведам города Шадринска и Шадринского района за новые сведения о пребы­вании великого русского полководца на истинно российской шад­ринской земле, находящейся в опорном краю державы — на Урале.

 

 

«ЛЮДИ ТРЕПЕТНО ОБРАЩАЮТСЯ К ИСТОРИИ...»

Дорогой Леонид Петрович!

С наслаждением прочел рукопись Вашей замечательной работы «Маршал Г. К. Жуков на Шадринской земле» и не могу не поделиться чувствами, вызванными содержанием очерков и воспоминаний.

Главное, что явно- просматривается в работе: люди, живущие в городе Шадринске и Шадринском районе, трепет­но обращаются к крупицам, эпизодам реальной истории, к настоящим спасителям земли Русской в нелегкие годы.

Судьба Г. К. Жукова драматична, но это судьба великого гордого человека. Чем дальше в глубину истории уходит Ве­ликая Отечественная война советского народа против немец­ких фашистов, тем рельефнее выступает значимость вели­чайшего полководца двадцатого столетия, русского богаты­ря — Георгия Жукова.

У книги хорошее будущее. Ее ждут, ведь нельзя идти вперед, не помня — откуда ты вышел.

Спасибо Вам и будьте счастливы в своем творчестве!

Александр Ревякин, полковник запаса,

Старший преподаватель ШГПИ.

10 апреля 2005 г.

ВЕРА ВО ВСЕВЫШНЕГО

Иконой благословила

«По субботам, — вспоминал Г. К. Жуков, — Кузьма водил нас в церковь ко всенощной, а в воскресенье к заут­рене и к обедне. В большие праздники хозяин брал нас с собой к обедне в Кремль, в Успенский собор, а иногда в храм Христа Спасителя».

«Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будети да долголетен будеши на земли».

Пятая заповедь Божия.

Когда Устинья Артемьевна, мать Егора (Георгия) Жу­кова, провожала его в люди, в Москву, а это было в 1908 году, и они шли знакомыми полями на станцию железной дороги, то сын спросил:

— Помнишь, мать, как вон на той полоске, около трех дубов, когда мы с тобой жали, я разрезал себе мизинец?

— Помню, сынок. Матери всегда помнят о том, что было с их детьми. Плохо поступают дети, когда они забы­вают своих матерей.

— Со мной, мать, этого не случится! — твердо сказал сын¹.(¹ Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления, М., 1975. Т.1, с.21.)

Через четыре года учебы у московского скорняка Егора отпустили домой попроведать родителей, помочь по хозяй­ству. Теперь ему шел шестнадцатый год, и он ехал домой с большим желанием, радостью.

«На полустанке Оболенское, — вспоминал позднее мар­шал, — меня встретила мать. Она очень изменилась за эти четыре года и состарилась. Что-то сжало мое горло, и я еле сдержался, чтобы не разрыдаться.

Мать долго плакала, прижимала меня шершавыми и мозолистыми руками и все твердила:

— Дорогой! Сынок! Я думала, что умру, не увидев тебя.

— Ну, что ты, мама, видишь, как я вырос, теперь тебе будет легче.

— Дай-то Бог!

Домой мы приехали уже затемно. Отец и сестра поджи­дали нас на завалинке.

Сестра выросла и стала настоящей невестой. Отец силь­но постарел и еще больше согнулся. Ему шел семидесятый год. Он как-то по-своему встретил меня. Поцеловались. Думая о чем-то своем, он сказал:

— Хорошо, что дожил. Вижу, ты теперь взрослый, крепкий.

Чтобы скорее порадовать своих стариков и сестру, я рас­паковал корзину и вручил каждому подарок, а матери, кро­ме того, три рубля денег, два фунта сахару, полфунта чая и фунт конфет.

— Вот спасибо, сынок! — обрадовалась мать. — Мы уже давно не пили настоящий чай с сахаром.

Отцу я дал еще рубль на трактирные расходы.

— Хватило бы ему и двадцати копеек, — заметила мать. Отец сказал:

— Я четыре года ждал сынка, не омрачай нашей встре­чи разговором о нужде. Через день мы с матерью и сестрой поехали на покос...»² (² Там же, с. 28-29)

Жукова М. Г.

СОВРЕМЕННИКИ ПОЛКОВОДЦА

Л. П. Осинцев.

Чапаевец

Когда я работал в Доме культуры (1959—1960 гг.) как-то мне позвонила второй секретарь горкома комсомола Ваганова и попросила организовать встречу со старыми большевиками. Конечно, случай особый. И этих старых боль­шевиков в городе хорошо знали, и народ все равно бы при­шел, но мы еще усилили его приток тем, что объявили после встречи бесплатный хороший художественный фильм. Со­брался полный зал — человек двести пятьдесят, в основ­ном, семейные пары с детьми.

И вот старые большевики пришли — очень доброжела­тельные, я бы сказал, культурные люди. Один из них — Николай Васильевич Ефремов. Во время гражданской вой­ны он служил комиссаром какой-то дивизии. Думаю, что должность немаленькая по тем временам. Но перед выхо­дом на пенсию Николай Васильевич работал бухгалтером и был, насколько помнится, беспартийным, среднего роста, худеньким со впалой грудью, седенькой шевелюркой на вы­соком лбу, в очках. Человек умный, тактичный, тип учителя гимназии. И вот таких понимающих людей исключали из партии. По всей вероятности, в свое время они поддержива­ли или Троцкого, или Бухарина, или просто симпатизирова­ли им как интеллектуальным началам партии.

Второй большевик — Владимир Петрович Лескин, очень известный в районе, он устанавливал советскую власть в одном из крупных уральских сел Новопышма, его арестова­ли кулаки и заковали в цепи или кандалы, об этом я читал у П. П. Бажова. Владимир Петрович был еще крепеньким старичком: прямой, высокий, седенький, жизнерадостный. Когда он рассказывал, то все время почему-то обращался ко второй спутнице со словами:

Товарищ Солнышкова, ты помнишь?..

Или:

Вот товарищ Солнышкова не даст соврать...

Солнышкова многие годы работала председателем райкома Красного Креста и Красного Полумесяца. А какие её революционные заслуги, я уж теперь не помню. Осталась в памяти ее улыбка, короткая стрижка седеньких вопос, гребенка в них. У нее также был вид старой сельской учительницы...

Народ их принимал с большим волнением, было много аплодисментов.

За время работы в архиве приходилось беседовать со многими ветеранами гражданской войны. В начале шестидесятых годов к нам ходил представительный такой старик Н.А. Баженов, бывший комбат «архаровского» полка Крас­ных орлов. Он зачастил к нам перед кончиной, заботясь о сохранении своих документов, в том числе и переписке с маршалом Голиковым Филиппом Ивановичем (1900—1980)^1. (¹Энциклопедия. Великая Отечественная война 1941—19 45 гг. М., 1985. с.210)

Как-то с ним зашел разговор о героях, и Баженов сказал:

- Никак не пойму, как такой-то стал героем: скром­ный, тихонький, в школе отличником был...

Ну, а этот, этот — понятно. Он и в школе-то был хулиганом, этому героем стать сам бог велел.

Тогда же приходилось разговаривать с несколькими героями минувшей войны. Один из них, чувствовалось, был больным от ранений.- Другой, в чине полковника, скромный, интеллигентный человек. А еще два героя запомнились своим твердым, смелым взглядом. Эти, думалось, пойдут в огонь, и в воду и ни перед кем не дрогнут.

И еще вспоминается один удалой герой, он и теперь жив¹ (¹Это было в 1980-е годы.), я несколько раз видел, как он в утреннюю пору шел из молочного магазина с бидончиком. Так вот этот герой со своим взводом разведчиков пленил немецкого полковника, только что прилетевшего из ставки Гитлера, и у этого пол­ковника были обнаружены важные планы войны. Согласитесь, взять такую важную птицу совсем не просто.

Запомнился еще один скромный чапаевец, который при­езжал к нам за справкой откуда-то из Сибири. Сначала на него не обратили особого внимания, но в разговоре с дирек­тором выяснилось, что он когда-то служил в Чапаевской дивизии.

Это пожилой, но в форме, поджарый крепыш, чем-то на­поминал своего легендарного начдива. Оказывается, воевал он не просто так, а за гражданскую был награжден орденом Крас­ного Знамени, что было не так уж часто в то время.

Нам, конечно, было интересно узнать о подробностях его службы, о боевых делах, но он ничего особенного, геро­ического о себе не рассказывал, и когда его наградили за участие в какой-то операции, то он был немало удивлен. Однако мы продолжали задавать вопросы. Как же — из такой дивизии человек. Задали и такой вопрос:

— А вы Анку-пулеметчицу знали? Он отрицательно покачал головой:

— Нет, не знал.

— Не знали?!

— Там были, конечно, женщины, но я ее не знал... Сначала-то мы разочаровались, но потом, уже позднее уяснили, что Анка-пулеметчица — это образ, художествен­ный вымысел создателей фильма о Василии Ивановиче Ча­паеве. Перелистали книгу Д. В. Фурманова, но и там об Анке ничего не нашли.

И вот когда ветеран уехал, мы заговорили о нем: вот ведь какой правдивый. Не знал — значит не знал... А дру­гой бы наговорил с три короба — как же, отлично знал, не раз вот так, как с тобой разговаривал...

В то же примерно время я как-то листал подшивку газе­ты «Правда» за 1933 год и нашел поразившее нас сообще­ние, что В. И. Чапаев, оказывается, не утонул в реке, как об этом писали в литературе, а был взят белыми в плен.

«Правда» сообщала, что органами арестован некто, на­зывалась и фамилия, кто расстрелял Василия Ивановича, назывался и населенный пункт, где погиб начдив...

Л. П. Осинцев.

Политрук Сереброва

Политрук эвакогоспиталя

 А. М. Сереброва

С Алевтиной Максимовной Серебровой я познакомился, когда работал в музее, но слы­шал о ней значительно раньше. В частности, о ее встречах с Надеждой Константиновной Крупской. Позднее об этих встречах Алевтина Максимов­на мне рассказала подробно, и я написал о них в журнал «Уральский следопыт».

Я совершенно не подозре­вал, что Сереброва во время войны работала с ранеными одного из шадринских госпита­лей. Об этом она рассказыва­ла Н. И. Макаровой, в чьей записи и дается этот интересный рассказ.

«Госпиталь?.. Да разве я могу забыть?.. В эвакогоспитале № 3108, куда горком ВКП(б) направил меня пропагандистом, я фактически выполняла функ­ции политрука. Эвакогоспиталь располагался на террито­рии Советской больницы. Каждый день старалась побывать но всех пяти отделениях, поговорить с людьми. В палату входила лишь только в том случае, если в ней был порядок: прибранные постели, ухоженные раненые. Если замечала непорядок, то только здоровалась и тут же покидала пала­ту.

Однажды едва успела я появиться на территории госпи­таля, как мне уже передают: «Мётелева вызывает»,— это на­чальник госпиталя.

— Ну, укротительница, — говорит, — иди в палату, — и называет номер.

— Ночью было поступление, так один раненый обидел медсестру. Парень — красавец, а одной ноги нет. И шевелю­ра пышная (при поступлении в госпиталь раненых полага­лось обязательно стричь). Она к нему, что, мол, надо обра­батывать раненых при поступлении в госпиталь, а он ее матом.

Ну что ж, — думаю, — будем работать. Зашла в палату, а в ней 8 человек, подсаживаюсь к каждому на кровать, разговариваем. У всех порядок, а этот новенький, замечаю, лежит неубранный. Поговорила с ранеными и направилась к выходу. А он ко мне с вопросом:

— Вы что же, товарищ политрук, со всеми поговорили, а со мной не хотите? Присаживайтесь, у меня места много. (Это намек на то, что у него нет ноги).

— А кто это у нас появился такой неубранный? Новень­кий, что ли? — спрашиваю.

А ему все:

— Мы тебе говорили, мы тебе говорили!

Так состоялось наше знакомство. Где шуткой, где ост­рым словцом удалось разговорить парня. Родом он оказал­ся из Гомеля. Невесту его фашисты угнали в Германию. Отца повесили, мать, не выдержав горя, умерла.

— Для чего мне жить? К тому же без ноги никакая де­вушка не полюбит меня, — заключил парень.

В то время мы с семьей жили по улице Уральской, 9 (сейчас здесь милиция). На уплотнение к нам поселили эва­куированных евреев из Ленинграда. Один сын у них погиб, а второй, Саша, был без ноги. Уже в Шадринске он позна­комился с девушкой по имени Зина, она работала в фото­графии. Поженились. После они все уехали в Ленинград. В тот же вечер я завела с ним разговор. Договорились, что я похлопочу в артели «Кооператор», чтобы его отпустили на некоторое время, а Саша тем временем поговорит в госпи­тале с гомельским парнем. В назначенный день я намеренно пришла в госпиталь попозже, чтобы молодые люди смогли поговорить. Меня он (гомельский парень) встретил с боль­шим нетерпением и радостью:

— Товарищ политрук, ко мне человек приходил! Он тоже без ноги, как и я, а женился!

В общем, договорились мы с ним, что перед медсестрой Надей, которой он нахамил, извинится и позволит обрабо­тать себя.

А с медсестрой я тоже поговорила и дала ей приказ — поухаживать за парнем. Как-то он с радостью сообщил мне, что Надя пригласила его в кино. А я специально только что договорилась о кинопередвижке для госпиталя, чтобы ране­ные могли посмотреть фильм. И Наде наказала, чтобы в кино сидела с ним рядом. Сама же я намеренно этого не замечала. После кино он встретил меня возле госпиталя:

— Товарищ политрук, а я в кино вместе с Надей сидел!

— Ну что, полюбят тебя девушки? К парню вернулась вера в жизнь...

Имя человека, о котором дальше пойдет речь, я очень хорошо запомнила. Звали его Вася. Шел ему 20-й год. На фронте получил контузию, но его мучила не столько она, сколько воспаление легких. Судя по всему, парень он был избалованный. Тем не менее, поддержать его, помочь под­няться на ноги хотелось. По моей просьбе ребята-тимуров­цы приносили что-нибудь вкусненькое для Васи.

Представляете, ведь каждая мать старалась хоть что-нибудь выкроить для своего ребенка, а он, в свою очередь, нес это последнее, чтобы спасти солдата. Одним словом, общими усилиями подняли мы Васю. На поправку пошел. А в госпиталь тогда ходили девчата с автоагрегатного завода шефствовали. Вот он и познакомился с одной, девушкой, пришла она как-то, они с нею посидели на травке. Да и день-то был такой солнечный, летний. Для неокрепшего организма это оказалось губительно. У него снова разви­лось воспаление легких, теперь уже двустороннее. Подхожу однажды к его постели, а он:

— Товарищ политрук, я жить хочу! Спасите, Вы все можете!

Что я могла? Я ничего не могла... Схоронили Васю... Да разве забудешь такое? Никогда! Я даже не смогла поехать на кладбище — начальник госпиталя и комиссар ездили, а на меня оставили госпиталь. Похоронен он на старом (Вос­кресенском) кладбище. Когда сын возил меня на могилу к маме, я подошла и к могиле, где похоронен Вася. Поклони­лась ему.

Однажды мне сообщили, что в одном из отделений ре­вет парень и никто его успокоить не может. Пошла к нему. Зашла в палату и говорю:

— Мне бы красную девицу у вас повидать.

— Нет у нас таких, — отвечают раненые.

— Как нет? А кто ревет — разве не красная девица? Потом уже к Плотникову (фамилию его помню до сих пор) обращаюсь:

— Что же ты так? Ведь жив остался — радоваться надо.

— Так я же не могу любимой девушке письмо написать — правая рука не действует (у него было перебито сухожилие).

На другой день я принесла ему карандаш и бумагу и говорю:

— Вот тебе задание: ежедневно писать левой рукой два часа.

Он, студент второго курса Ленинградского университе­та, тяжело переживал свое ранение. Но за тренировки взял­ся. Уезжая, он подарил мне свою фотографию, на обороте которой собственноручно сделал надпись. Эта фотография для меня очень памятна. Жаль, сохранить ее не удалось.

В одной из палат лежало 18 человек. И вот один из них тоже занервничал. Дело дошло до слез. Родом он был из Гусь-Хрустального. Когда уходил на фронт, оставил дома жену в положении и четверых сыновей. Без него уже роди­лась дочка. А занервничал он потому, что из дома долго не было весточки. Начала с ним работать:

— Ты реветь будешь — на тот свет отправишься, а они живы-здоровы. То-то для них будет «радость», — пыталась урезонить рёву. А потом в помощники взяла аргументы.

— Корова есть? Есть. Куры есть? Есть. Да дом, да рабо­та, да дети — за ними же присмотреть надо, прибрать. Да малышка сколько внимания требует. Жене твоей не только писать, прочитать хорошенько письмо твое некогда. Вот и давай считать, пока оно домой идет, пока соберется ответ написать, пока к тебе придет... Так что раньше 23 августа и не жди.

И вот иду как-то в госпиталь, а около него столпотво­рение. Подхожу ближе, а раненые все ко мне:

— Товарищ политрук, скажите, когда я получу письмо?.. И я?.. Ему же сказали, он 23-го и получил!

И вот мы всей ватагой вваливаемся в палату, а недав­ний «пациент» от счастья на седьмом небе. Письмом по­трясает, целует его — там старательно обведена детская ручонка.

Ну, пришлось раскрыть секрет, как мы высчитывали это число. И настроение у всех поднялось — а мне то и надо».

Я бы назвал Алевтину Максимовну врачевателем, цели­телем солдатских душ, вселяющим веру, надежду, любовь в молодые сердца. И там, где не дорабатывали врачи, прихо­дила на помощь она — политрук эвакуационного госпиталя Сереброва.

Л. П. Осинцев.

НА ФРОНТЕ

К воспоминаниям Н. Г. Пушкарёва

В Монголии

Н.Г. Пушкарев, кандидат исто­рических наук, подполковник запа­са, краевед. Видел Г. К. Жукова на Дальневосточной границе в 1939 году, когда тот только что блестяще закончил операцию по разгрому японцев

Доцент Шадринского педин­ститута Николай Григорьевич Пушкарев рассказал, что в 1939 году, после окончания Шадринского педучилища, его взяли в армию...

«Однажды погрузили нас в теплушки, — продолжал он, — и поезд пошел на восток. Никто не знал — куда. И толь­ко через двадцать суток оста­новка в монгольской степи. Поезд пришел в тупик, даль­ше железной дороги не было, кругом степь. Нас хотели бро­сить в бой на Халхин-Гол, но бои уже закончились победой над японцами.

Наш полк стоял в так на­зываемом «Копай-городе». Это сплошные землянки и по­луземлянки. В них размеща­юсь казармы, столовая, клуб, целый военный городок. Вот здесь я и увидел комкора Жукова на довольно близком рас­стоянии. У него на петлицах было по три ромба.

А случилось это в солдатской столовой, которая нахо­дилась в большой полуземлянке. Мы сидели, обедали, а надо сказать, что в те времена в столовых ложек не держали, а каждому солдату выдавали ложку на руки. А так как ходили не в сапогах, то ложки не засовывали за голенища. Обуты были в ботинки с обмотками. Вот за эти обмотки и за­тыкали ложки. Конечно, во время полевых занятий ложки терялись.

И вот сидим мы, ложек у большинства нет, и мы пьем борщ каждый из своей миски. В это время из кухни вышел комкор Жуков, очень злой. Что-то ему на кухне не понрави­лось. Он прошел по столовой и остановился именно у наше­го стола.

— Что вы делаете?

— Едим.

— А почему без ложек?

— Потеряли.

— Комполка — ко мне!

Прибежал командир полка, такой в годах уже.

— Почему красноармейцы едят без ложек?! Командир ничего вразумительного не ответил.

— Пока я нахожусь здесь, в столовой, — сказал Жуков, обеспечьте личный состав ложками!

Комполка обратился к начпроду:

— Немедленно беги на склад, получи ложки! Там есть, я видел.

— Начпрод останется здесь! — приказал Жуков. — Бегите за ложками сами!

И что вы думаете, комполка побежал, и вскоре нам ложки раздали...

Второй раз я видел комкора Жукова во время занятий по рукопашному бою. Он взял у красноармейца винтовку и практически показывал, как действовать ею в рукопашной схватке. Надо сказать, что показывал он сноровисто, со знанием дела. Но в тот раз я видел Жукова на расстоянии. А вскоре он улетел в Москву».

* * *

Когда я служил в Ярославле, рассказывали такой анек­дот. Будто бы генерал сделал выговор командиру отделе­ния, ефрейтору, в присутствии его солдат. Когда подчинен­ные разошлись, то ефрейтор заметил генералу:

— Товарищ генерал, если мы, старшие по званию, будем ругаться в присутствии подчиненных, то что останется де­лать им? Ведь перессорятся же все!

Хотя над анекдотом много смеялись, но думается, что в замечании ефрейтора есть резон.

Л. Осинцев.

Маршал Жуков о Сталинграде

В книге «Воспоминания и размышления» Г.К. Жуков писал о многих военачальниках, с кем пришлось «ломать хребет фашистскому зверю». В главе «Стратегическое по­ражение противника в районе Сталинграда» он пишет: «Ста­линградский фронт своей ударной группировкой, в которую входили 51, 57-я и 64-я армии, должен был перейти в на­ступление на фронте от Ивановки до северной оконечности озера Барманцак. Этой группировке ставилась задача про­рвать оборону противника, развивая удар в северо-запад­ном направлении, выйти в район Калач — хутор Советский, где и соединиться с войсками Юго-Западного фронта, за­вершив окружение врага в районе Сталинграда...

57-я армия генерала Ф. И. Толбухина и 64-я армия гене­рала М. С. Шумилова (нашего земляка — Л.О.) переходили в наступление из района Ивановки в западном и северо-за­падном направлениях с целью охвата вражеской группиров­ки с юга...».

Далее Г. К. Жуков говорит о создании внешнего фронта окружения на этом направлении:

«При подготовке контрнаступления предстояло про­нести колоссальные перевозки войск и материально-тех­нических средств для'всех фронтов, особенно для вновь создаваемого Юго-Западного фронта. Надо отдать долж­ное Генеральному штабу и штабу тыла Красной армии. Они блестяще справились с сосредоточением сил и средств для операции.

На перевозке войск и грузов работало 27 тысяч машин. Железные дороги ежедневно подавали 1300 вагонов грузов.

Войска и грузы для Сталинградского фронта перевозились в исключительно сложных условиях осеннего ледохода на Волге. С 1 по 19 ноября через Волгу было переправлено 160 тысяч солдат, 10 тысяч лошадей, 430 танков, 600 орудий, 14 тысяч автомашин, около 7 тысяч тонн боеприпасов».

В этой главе автор еще раз упоминает о 64-ой армии генерала М. С. Шумилова.

«...31 января была окончательно разгромлена южная группа немецких войск. Ее остатки во главе с командующим 6-й армией генерал-фельдмаршалом Паулюсом сдались в плен, а 2 февраля завершена величайшая битва на Волге, где катастрофически закончила свое существование крупней­шая группировка немецких войск и сателлитов фашистской Германии.

Битва в районе Сталинграда была исключительно оже­сточенной. Лично я сравниваю ее лишь с битвой за Москву. С 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года было уничто­жено 32 дивизии и 3 бригады противника, остальные 16 дивизий потеряли от 50 до 75 процентов личного состава.

Общие потери вражеских войск в районе Дона, Волги, Сталинграда составили около 1,5 миллиона человек, до 3500 танков и штурмовых орудий, 12 тысяч орудий и минометов, до 3 тысяч самолетов и большое количество другой техни­ки. Такие потери сил и средств катастрофически отразились на общей стратегической обстановке и до основания потряс­ли всю военную машину гитлеровской Германии...»¹ (¹Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1975, Т. 2. С. 100-133.)

А. Анчугов.

«Шадринский рабочий», 14 ноября 1986 г.

Б. В. Клюев.

¹ Вучетич Евгений Викторович (1908—1974), советский скульптор, народ­ный художник СССР (1959), действительный член Академии художеств СССР (1953), Герой Социалистического Труда (1967).

В героико-символических образах отразил подвиг советского народа в Великой Отечественной войне (памятник-ансамбль воинам Советской Армии в Трептов-парке в Берлине (1946—1949); на Мамаевом кургане в Волгограде (1963-1967). Ленинская премия (1970); борьбу за мир «Перекуем мечи на орла»

Лауреат государственных премий1.

Советский энциклопедический словарь», М., 1983. Стр. 257.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

«Любовь к солдатам чувствовалась всегда…»

Федор (Феоктист) Васильевич Шадрин во время службы в УралВО выполнял задание Г. К. Жукова по строительству важного военного объекта

Ветеран Великой Отече­ственной войны, подполковник в отставке Федор Васильевич Шадрин живет в Шадринске. В1956 году был уволен из Совет­ской Армии по болезни — ска­залось последнее тяжелое ране­ние, полученное в 1943 году. Более пяти лет Ф. В. Шадрин прослужил в военной секретной части. Судьба подарила ветера­ну три личные встречи с мар­шалом Г. К. Жуковым. Сегод­ня Ф. В. Шадрин живо вос­станавливает в памяти собы­тия более, чем 50-летней дав­ности.

«В мае 1950 года я был направлен на строительство государственного объекта — Военно-медицинского инсти­тута санитарной гигиены. На­учное учреждение строилось на территории бывшего военного городка под Свердловс­ком. Особыми приметами этой стройки стали колючая про­волока и усиленная охрана. Особыми приметами этой строй­ки стали колючая проволока и усиленная охрана. Команду­ющий Уральским военным округом Маршал Советского Со­юза Г. К. Жуков возведение объектов держал под контро­лем. Мне, а я тогда был капитаном, было поручено руково­дить людьми на строительной площадке, которую возглав­лял инженер Стародумов. Под руководством Стародумова возводилась паровая котельная и помещение для вивария, где содержатся подопытные животные. Туда были доставлены мыши, крысы. Исследовательские работы, которые там велись, были связаны с такими страшными болезнями, как чума, сибирская язва, холера. После опытов животных об­рабатывали паром и сжигали.

В возведении объектов участвовали специалисты из Москвы, Свердловска, солдаты срочной службы. Жуков часто приезжал с проверкой, но запомнились мне три лич­ные встречи с легендарным военачальником. Приезжал он обычно в сопровождении 18-20 военных легковых машин. Пять-семь въезжали на территорию городка и вставали в ряд по ходу его следования. Маршала сопровождали три-четыре, а иногда до десяти генералов. Жуков давал точные распоряжения, и многие вопросы моментально находили решение.

Запомнилась первая встреча с Г. К. Жуковым. Я был наверху и увидел мелькание зеленых фуражек в 30—40 мет­рах от котельной. Жуков с тремя генералами был уже почти в тамбуре здания. В голове мелькнуло, что спуститься обыч­ным путем не успею. Тогда обхватил 8-метровый столб ру­ками и соскользнул по нему вниз. Такое приземление не удивило маршала, он только улыбнулся. И невольно вспом­нилось шутливое наставление одного преподавателя воен­ного училища: курсант должен уметь докладывать команди­ру командным голосом и при этом «есть» начальника глаза­ми, как бы подчиняя его себе. После своего спуска я успел сделать только один шаг, принять строевой вид и щелкнуть каблуками. И во всю глотку, «поедая» маршала глазами, отчеканил, что командир стрелковой роты капитан Шадрин ведёт строительные работы на данном объекте.

- Ну как идут дела? — спросил Жуков.

- Идем в пределах графика.

И рассказал маршалу об отсутствии огнеупорной гли­ны, о том, что вагон с глиной вышел из Кирова и недели через две-три будет на объекте.

Жуков, не повышая голоса, отдал распоряжение о достав­ке глины самолетом к обеду следующего дня. Приказ его был выполнен в срок. Маршал задал мне еще ряд вопросов. И я пообещал ему сдать котельную раньше намеченного срока.

Ровно через неделю он вновь прибыл с проверкой на объект. Инженер Стародумов доложил о проделанной работе.

— А где капитан? — спросил он.

— Здесь, на объекте.

Я, конечно, крепко запомнил предыдущую встречу и свое обещание завершить работы раньше намеченного срока.

— Прораб, — обратился маршал ко мне, — подберите заранее людей, и чтоб никаких задержек. Обеспечьте всем   необходимым. Можно кормить на рабочих местах для эко­номии времени.

И люди не подвели, трудились с полной отдачей сил.  Четыре котла, а воду они нагревали до 300—400 градусов, были обложены огнеупорным кирпичом раньше положенного срока.

Нужно сказать, что большие краны в то время еще не использовались, а в ходу были небольшие «пионер-крани­ки». Поэтому даже без крыши (плиты были уже доставлены) комиссия нашу работу приняла.

Через несколько дней на совещании наше начальство отчитывалось о сданном объекте. Вызваны были и мы — я, и инженер Стародумов.

— Молодцы, — похвалил нашу работу Г. К. Жуков. Потом обратился ко мне:

— Капитан, сколько человек включил в список к преми­рованию?

— Всех, кто хорошо работал, 28—29 человек, — ответил я. — Это московские специалисты, гражданские свердловс­кие специалисты, 5 подсобных рабочих — солдат срочной службы.

Маршал вновь обратился ко мне:

— Как фамилия, капитан?

— Шадрин.

— Почему в списке нет?

Пришлось объяснять маршалу, что мною подписан спи­сок людей, включенных к премированию. И все же по насто­янию Георгия Константиновича я был тоже вписан.

Люди были отмечены материально: московские специа-листы -получили по 500 рублей, остальные — по 250-300. Солдаты, кроме денег, получили 10-дневные отпуска.

Жуков был справедлив, требователен и честен, любовь к солдатам чувствовалась всегда. Но мог маршал действо­вать и сурово, если видел бесхозяйственность. Было и такое.

На первой площадке при разборке корпуса майор выб­росил все — столбы, доски, очень спешил. За бардак, безоб­разие на стройке он был наказан и разжалован в капитаны. Но маршал майора не забыл, и через некоторое время за образцовое выполнение задания капитан был произведен в подполковники.

Встречи с легендарным командиром запомнились мне на всю жизнь. Тогда показался мне он среднего роста, плотно­го сложения, с суровым лицом. До сих пор вспоминаю его голос — как ручеек, ровный, спокойный, который не пони­жался и не повышался. Только по нахмуренным бровям можно было увидеть недовольство.

Таким мне запомнился Георгий Константинович Жуков.

Ф. Шадрин.

Записала главный специалист Шадринского госархива Н. Бажина, «Шадринский курьер», 12 декабря 2001 года

«Улыбка искренняя, располагающая, молодая»

Железнодорожник Борис Клюев писал: «Воспоминание о встрече с Георгием Константиновичем я бы назвал теп­лым... Конечно, все моменты я мог и не запомнить, но улыбка маршала запечатлелась. Обычно строгий, он тепло улыбался.

Мне приходилось присутствовать на встречах с марша­лом Ф. И. Голиковым, генералом М. С. Шумиловым, гене­ралом В. Я. Колпакчи¹. (¹Колпакчи Владимир Яковлевич (1899—1961) — советский военачальник, гене­рал армии (1961), Герой Советского Союза (1945). В Великую Отечественную войну командовал рядом армий, начальник штаба Брянского, 2-го Белорусского фронтов. В 1454—1956 гг. командовал войсками Северного военного округа. В 1961 г. — зам. I ланнокомандующего сухопутными войсками.)

Все они прошли суровую школу войны, но от всех их исходила такая теплая аура и так грела сердца присутству­ющих на встречах.

Елена Брякова, талантливый библиограф, летом 1997 года закончила составление библиографического указателя моих публикаций, и тогда же она подарила мне статью пи­сательницы Елены Ржевской «В тот день, поздней осенью», в которой повествуется о встрече автора с маршалом Геор­гием Константиновичем Жуковым в начале ноября 1965 года на его даче... В то время Георгию Константиновичу было 69 лет. Ранее я читал книгу Елены Ржевской «Была война...», о которой осталось впечатление как о лирическом романе или повести.

Статья написана о том периоде жизни великого полко­водца, когда он жил как затворник, поставленный в такие условия неблагодарными правителями.

Меня привлекло многое в этой статье. Как тонкий пси­холог, писательница рисует Г. К. Жукова в домашней об­становке, в гражданском костюме, что для нее, бывшей во­енной, было непривычно, так как фронтовики чаще видели своего кумира в военной форме, в основном, на портретах.

«Увидеть маршала Жукова в штатском костюме, — пи­шет она, — было странным, совсем неожиданным. С этим тоже надо было освоиться...»

«...Черты лица малоподвижны, — продолжает она, — их как бы фиксирует, ограничивая мимику, неправильный прикус и отчасти из-за него лицо черство. Тем неожиданнее улыбка, искренняя, располагающая, молодая».

«...И даже когда разговор зашел о его назначении ко­мандующим Западным фронтом, о подмосковном сражении и я ему, отторгнутому в те годы от его славы, сказала, что, просматривая недавно в Ленинке¹ (¹Библиотека им. В. И. Ленина (ныне — Российская Государственная библиотека) газеты сорок первого года, увидела: под его портретом, напечатанном в связи с побе­дой в декабре, кто-то из читателей вывел чернилами крупными печатными буквами: «Наша слава и совесть», Жуков живо на это отреагировал:

— Я там молодой.

— Да, там все на портретах молодые — Рокоссовский, Лелюшенко...

Потом... с живой улыбкой переспросил, повеселев:

— И так, значит, это там и лежит? — насчет газеты с этой подписью под его фотографией...

Улыбаясь, он молодел. Улыбка, словно выявляла что-то сохранившееся в нем внутри, симпатичное. И он становился совсем не похожим на официального маршала Жукова...».

Л. П. Осинцев.

Л. Осинцев.

«Шадринский курьер», 16.06.2004.

Л. П. Осинцев.

УРАЛЬСКИЙ ВОЕННЫЙ ОКРУГ

Командующий округами

По воспоминаниям А. П. Воложанина

С Александром Петровичем Воложаниным я знаком еще с начала моей работы в музее в 1975 году. Тогда он руко­водил Шадринским межрайонным отделением кинопроката. Нередко встречались с ним в городском отделе культуры, а когда музей стал переезжать в другое здание, то Воложанин частенько помогал нам транспортом.

Но ни тогда, ни позже я не догадывался, что этот чело­век написал книгу о войне, о своих «огненных верстах». Я прочитал рукопись этой книги только лет двадцать назад и был покорен ее искренностью и правдивостью. В предисло­вии к своей рукописи «Воспоминания и размышления фронтовика» автор писал, что участвовал в войне от звонка до звонка, причем воевал на шести фронтах: Западном, Калининском, 2-м Прибалтийском, Брянском, Ленинградском и 2-м Украинском; войну закончил в Чехословакии.

Мне казалось тогда, да и сейчас я думаю, что книгу нужно издать, что ее отсутствие в библиотеках — большая потеря для читателей-земляков