Часы, которые умеют только тикать

 

Колька никак не мог сообразить, сколько времени он находится в лесу – то ли час, то ли два часа. Дедушка как‑то умел определять время по солнцу. Колька взглянул на солнце и зажмурился. Перед глазами завертелись красные круги. Как дедушка видит время, когда даже самого солнца не видно?

– Сколько сейчас времени? – спросил Колька Большого Долгоносика.

– Какого времени?

– Ну, десять сейчас или полдесятого?

Долгоносик в недоумении повел усом:

– Не знаю.

– Ну конечно, откуда в лесу часы! – вздохнул Колька.

Но Большой Долгоносик, обиженный его пренебрежительным тоном, с достоинством проговорил:

– Зато у нас есть Жук‑часовщик.

Колька обрадовался: раз есть часовщик, значит, должны быть и часы.

– Где он, ваш часовщик?

– Вон в том бревне. Вся его родня и он сам всегда живут в домах у людей, а сегодня он как раз гостит у нас, в лесу.

Колька, не дослушав Долгоносика, подошел к бревну. Оттуда доносилось громкое, отчетливое тиканье: тик‑так, тик‑так, тик‑так.

– Эй! – позвал Колька, постучав по бревну. – Сколько там у тебя натикало?

Колька прислушался. В бревне тикало по‑прежнему. Колька постучал по бревну сильнее.

Тиканье смолкло. Из другой дырочки высунулся Жук‑часовщик.

– Разве я плохо тикаю? – спросил он.

– Хорошо, – ответил Колька. – Скажи, сколько сейчас времени?

– Этого я тебе сказать не могу, – ответил Жук‑часовщик и скрылся в своем бревне.

Опять послышалось тиканье: тик‑так, тик‑так, тик‑так.

Колька застучал по бревну изо всех сил. Снова в круглой дырочке появился жук.

– Ну дай хоть взглянуть на твои часы, – сказал Колька.

 

 

– У меня нет часов, – сердито ответил жук. – Часы бывают у людей, потому что люди не умеют тикать. А мне они не нужны, я сам когда захочу, тогда и тикаю: тик‑так, тик‑так, тик‑так. Хорошо я тикаю?

– Ладно, я пошел в школу, – решительно сказал Колька. – До свиданья.

– Не забудь, что ты обещал повести нас в Пионерскую рощу, – напомнил Большой Долгоносик.

– Как договорились: ждете меня завтра после уроков, – ответил Колька.

– Будем ждать! Приходи скорее! – кричали ему вслед жуки, бабочки и гусеницы.

 

 

Часть вторая

 

Колька грозит

 

Колька попал в школу лишь на самый последний урок. Да и тот уже начался, когда он подошел к двери своего класса.

Дверь была немного приоткрыта. Колька просунул голову в щель и спросил:

– Иван Семенович, можно войти?

– Кочерыжкин? – удивился учитель.

 

 

– Да я… понимаете… – пробормотал Колька. – Понимаете…

– Хорошо, ты мне потом объяснишь, – сказал учитель, – а пока садись на место.

Колька по стенке пробрался к своей парте и сел радом с Мишкой Зайцевым.

– Чего за мной не зашел? – шепнул он, толкая Мишку вбок.

– Я заходил, у вас дверь была заперта, – так же шепотом ответил Мишка. – Постучал – никто не открывает. Ну, думаю, ты уже ушел…

– Это мама захлопнула, а я спал.

– Здоров же ты спать! Три урока проспал…

– Да нет, встал‑то я давно. Со мной, понимаешь, тут одна история приключилась. Спасибо, Большой Долгоносик выручил.

– Кто?

– Большой Долгоносик, жук такой.

Мишка хмыкнул.

Но тут учитель постучал карандашом по стопу:

– Кочерыжкин, Зайцев, не разговаривайте!

Ребята притихли. Иван Семенович все время погладывал на них, и волей‑неволей пришлось отложить разговор до более удобного времени.

Колька раскрыл тетрадку, взял ручку, обмакнул перо в чернила и только принялся рисовать на промокашке рожи, как ручка выскользнула у него из руки и в перемазанных пальцах осталось одно перышко. Колька бросил перышко и взялся за карандаш. Но карандаш с треском разломился, черный грифель скатился под парту и разбился на мелкие кусочки. Потом под парту юркнула тетрадка, и за ней туда же поползли пенал и учебники. Вдобавок Колька почувствовал, что парта вдруг начала сталкивать его с сиденья. Он изо всех сил уцепился руками за сиденье и за крышку, а ногами уперся в подставку. От напряжения Колька надулся и засопел.

– Что с тобой? – испуганно спросил Мишка.

– Н‑не знаю… Это, наверное, он…

Старый Дуб Иван Семенович строго взглянул на Кольку и сказал:

– Кочерыжкин, мало того, что прогулял три урока, ты еще безобразничаешь! Выйди из класса и отправляйся домой. Скажешь родителям, что сегодня вечером я зайду к вам.

– Ив‑ван С‑семенович… – заикаясь и смотря в пол, проговорил Колька.

– Ив‑ван С‑семенович…

– Уходи сейчас же, – сердитым шепотом сказал терпеливый, залипли чернилами классный пол, – сил моих нет держать тебя. Уходи, а не то вопьюсь в пятки всеми своими занозами!

С опаской гладя на пол, Колька полез под парту собирать тетради и учебники, но они никак не давались ему в руки. Наконец, красный, растрепанный, он вылез из‑под парты и, закрывая опустевший портфель, в котором уже не было ни книг, ни тетрадей, ни пенала, а остались только три гвоздя, гайка, ножик и шишка с елки, на которой жил великий Монохамус, тихо сказал:

– Мишка, будь другом, захвати тогда мои учебники.

– Ладно, – ответил Мишка.

Колька махнул рукой и поплелся из класса. Выходя, он почувствовал, с каким злорадством подтолкнула его в спину и захлопнулась за ним классная дверь.

– Ну ладно, погоди, деревяшка несчастная! – погрозил ей Колька кулаком. – Я на тебя и на парту жуков‑древоточцев напущу. Вот сейчас возьму и пойду в Короедск. Провожу этих жуков в Пионерскую рощу, а потом сюда приведу.

 

Неприятное известие

 

Старый Дуб грелся на солнышке, широко разметав тяжелые узловатые ветви. Он стоял один посреди поляны, а вокруг него в почтительном отдалении росли другие деревья.

Ближе всех к Старому Дубу подступала дружная стайка молодых дубков, его внуков и правнуков. Листва на молодых дубках была светлее, и листья меньше, чем у Старого Дуба, но так же, как у него, они были собраны на ветках в крепкие пучки, словно сжаты в кулаки.

За дубками, вылезая чуть ли не на самую тропинку, росла беспокойная и болтливая Осина. Чуть колыхнется где‑нибудь ветка, а она уже шелестит всеми своими листьями:

– Что? Что? Что?

За Осиной, добродушно взирая на свою болтливую соседку, росли молчаливая Пихта и толстая ветвистая Береза.

 

 

С другой стороны поляны, там, где она опускалась к овражку. Плакучая Ива свесила свои длинные ветви, а против нее, на пригорке, подняв к солнцу загорелые медно‑красные сучья, возвышалось самое высокое дерево в лесу – Высокая Сосна.

Старый Дуб немного задремал. Но вдруг до него донесся какой‑то шорох, и тут же, быстро взмахивая крылышками, на дубовый сук опустился взъерошенный Воробей.

– Чирик! Это я! Важное известие!

Все хорошо знали шумный, взбалмошный и легкомысленный характер Воробья, поэтому Дуб не особенно верил в то, что известие было действительно важным.

– Ну, что там случилось? – спокойно спросил Старый Дуб. – Опять пожар у ласточек?

Для того чтобы всем стало понятно, почему Старый Дуб вдруг заговорил про пожар, необходимо рассказать один случай из жизни Воробья.

Однажды весной (правда, это было в первую его весну) Воробей вылетел утром из гнезда и увидел, что над всеми крышами в поселке трепещет красное пламя. Воробей переполошил весь лес.

– Пожар! Пожар! Пожар! У голубей пожар! У ласточек пожар! У всех наших соседей пожар! Я сам видел!

Птицы, бросив все свои дела, помчались спасать соседей. Но когда они прилетели в поселок, то оказалось, что никакого пожара нет. На всех улицах поют и пляшут люди, а птицы смотрят на них с крыш и еще подпевают.

– Где же пожар? – спросили Воробья.

– Вот, – показал Воробей на трепещущие на ветру алые языки. – Все горят и ничего не замечают!

Птицы рассмеялись.

– Да ведь это же флаги! Сегодня у людей праздник – Первое мая.

Обычно Воробей сердился, когда ему напоминали про пожар, но на этот раз он как будто не услышал насмешки. Оглянувшись по сторонам и даже не пригладив взъерошенных перьев, Воробей быстро зашептал:

– Уф! Колька!.. Уф! Кочерыжкин!.. Уф! Беда!.. Колька… Жуки…

– Ничего не понимаю, – сказал Старый Дуб. – Говори внятнее.

– Колька!..

– Ну и что – Колька?

– Собирается в лес.

– Пусть приходит. Ты слышал, как его Ольха оставила без штанов? Ха‑ха‑ха!

– А жуки?

– Что жуки?

– Жуки идут с Колькой.

Дуб перестал смеяться. Кажется, Воробей спешил не зря.

– Отдышись и расскажи все по порядку, – сказал Старый Дуб.

Воробей почесал крылышком в затылке и собрался с мыслями.

– Начну с самого начала. Я живу в школе под потолочной балкой, а живя в школе, чего не наслушаешься. Я уж ко всему привык, а сегодня вдруг слышу. Калька говорит… Нет, начну не с этого. Прилетел я домой…

– Начни лучше сразу с того, что ты услышал, – перебил его Старый Дуб.

– Ну ладно, – согласился Воробей. – Сижу я в своем гнезде и слышу, Колька Кочерыжкин говорит: «Я пойду в Короедск и сегодня же приведу жуков в Пионерскую рощу!..»

– Как?! – воскликнул Старый Дуб. – Не может быть!

– Честное слово! А еще он грозил привести жуков в школу, чтобы они сожрали парту и дверь.

– Не может быть, чтобы школьник вел короедов в лес и в школу.

– Он грозил, – пискнул Воробей. – Я своими ушами слышал.

 

Тревога в лесу

 

Старый Дуб был самым старым деревом в лесу Он простоял на своей поляне так много зим и лет, что давно уже бросил их считать. Но зато и повидал он на своем долгом веку больше всех других деревьев. Была у него стариковская привычка завязывать на память узелки. Если надо было запомнить что‑нибудь очень важное, он завязывал на суку большой узел, если не очень важное – завязывал узелок поменьше на какой‑нибудь ветке. С годами узлов набралось так много, что у Старого Дуба не осталось без узла ни одной веточки.

Деревья, птицы, звери и даже лесники в трудную минуту обращались к нему за советом.

Старый Дуб выслушал Воробья и задумался.

«Если Колька правда поведет короедов, то Пионерской роще грозит страшная беда, и надо скорей поднимать тревогу, – подумал он. – Но с другой стороны, что‑то не помнится такого случая, когда человек пошел бы заодно с короедами. Нет, такого никогда не бывало».

В лесу было тихо. Ни людских голосов, ни птичьего щебета. Даже неутомимый Дятел не выстукивал свое привычное «тут‑тут‑тут». Дятел отдыхал, закончив утренний облет больных, а все другое птицы улетели – кто в дальний ельник шелушить шишки, кто на болото клевать перезимовавшую клюкву.

 

 

Старый Дуб посмотрел вокруг себя и обратился к окружавшим его деревьям:

– Друзья, послушайте, что я вам скажу. Сейчас ко мне прилетал Воробей. Он говорит, что Колька Кочерыжкин собирается вести короедов в Пионерскую рощу.

Деревья встрепенулись и замерли. Всем вспомнились те давние времена, когда в окрестных лесах бесчинствовали заклятые лесные недруга – всякие короеды, листоеды, корнегрызы. Они объели всю листву, обгрызли кору, источили стволы. Но однажды в лес пришел человек. Он поднял упавший лист, который подгрызли гусеницы, глянул на стволы, изъеденные жуками, покачал головой и сказал: «Эк разгулялись, лесные разбойники, сколько лесу попортили». И начал человек гнать короедов. Перебил он их бесчисленное множество, а те, что в живых остались, уползли в глушь, к Гнилому Болоту, и уж много‑много лет не показываются.

Первой нарушила тишину Плакучая Ива.

– Что поделаешь, – вздохнула она, – уж если и люди стали помогать жукам, видно, наступил наш конец.

– Не люди, а один Колька Кочерыжкин, – возразил Старый Дуб.

– Все равно, нам остается лишь одно – плакать. – И Ива заплакала.

– Замолчи! – прикрикнули молодые дубки. – Надоело смотреть, как ты вечно плачешь. Целый пруд возле себя наплакала – хоть купайся!

– Может быть. Воробей что‑нибудь напутал? – сказала Береза.

– Конечно, напутал. Напутал, напутал, – быстро заговорила Осина. – Разве вы не знаете Воробья? Разве не знаете? Разве не знаете?

– Воробья‑то мы знаем, – согласилась молчаливая Пихта, – но и короедов знаем тоже. Нет дыма без огня, видать, короеды что‑то затевают. А тут еще этот Колька…

– Самое лучшее – выдать ему за такие проделки двойную порцию березовой каши, он и опомнится, – сказала Береза. – Вот, помню, однажды, лет двести тому назад…

– Это было слишком давно, – проговорил Старый Дуб, – теперь березовую кашу не употребляют.

– Не употребляют, – вздохнула Береза. – А зря: березовая каша очень полезная для таких безобразников, как этот Колька.

– Иголками его, иголками, – наперебой заговорили елки.

– Нет, лучше колючками, колючками, – подхватили Боярышник и Шиповник.

– Тише! – остановил их Старый Дуб. – Я все‑таки думаю, что это напрасная тревога. Не может быть, чтобы человек стал заодно с короедами. Подождем, посмотрим. Следите за всеми дорогами и тропинками, особенно за теми, что идут со стороны Короедска.

 

Где находятся уроки?

 

Жуки сидели и ждали Кольку.

Время шло. Солнце поднялось совсем высоко. Те жуки, которые были на солнышке, оказались в тени и начали мерзнуть. А те, которые устроились в тени, очутились на солнце, и им стало жарко.

Жуки теряли терпение.

– Ах, как бы хорошо сейчас погрызть молодой березовый листик! – мечтательно проговорила одна такая гусеница.

– А наверное, в Пионерской роще есть и дубки, – вздохнула другая.

– Да замолчите вы! – прикрикнул Большой Долгоносик. – И без ваших разговоров живот подвело.

– Когда же придет Коля? – наконец спросил Ольховый Листоед, самый нетерпеливый из всех.

– Он сказал: завтра, – ответил Главный Короед.

Бабочка‑монашенка взмахнула серыми крылышками:

– Ничего не понимаю. Он сказал: завтра. А завтра уже наступило, опять есть хочется.

Надо сказать, что у бабочек и жуков завтра наступает гораздо быстрее, чем у людей. Сами они маленькие, и потому дни у них тоже коротенькие.

– Завтра уже наступило, а его нет, – повторила Бабочка‑монашенка. – Ничего не понимаю.

Подождали еще.

Тех жуков, которые с самого начала были на солнышке, снова осветило солнце, а жуки, которые прежде сидели в тени, опять оказались в прохладе.

– А не сидим ли мы здесь напрасно? – проговорил Ольховый Листоед. – Ведь Коля сказал: «Ждите меня после уроков». Мы его ждем здесь, а он нас ждет в каком‑то другом месте. После этих самых уроков.

– Правильно! – воскликнул Главный Короед. – Пока мы здесь торчим, он уже, наверное, давным‑давно прошел эти самые уроки и ждет нас после них.

– А что такое уроки? – робко спросила Монашенка Ольхового Листоеда.

– Гм, уроки… это… это… – замялся Ольховый Листоед. – Это тебе объяснит Главный Короед.

 

 

Все посмотрели на Главного Короеда.

– Уроки – это уроки, – важно ответил Главный Короед. – Знать надо.

Стали выяснять, где же находятся эти самые уроки и что находится после них. Почти все короеды знали только свой Короедск и никогда не выходили за его пределы. Бабочки летали по округе больше и дальше. Перебивая друг друга, они принялись описывать окрестности Короедска. Оказалось, что если идти по дороге, то будет поворот направо, после поворота направо – поворот налево, после поворота налево – полянка, а после полянки начинались неизвестные места, куда бабочки никогда не летали.

– Конечно, надо ползти туда, – сказал Главный Короед. – После полянки начинаются уроки, а после уроков нас ждет Коля.

– Ползти! Ползти! – подхватили жуки, гусеницы и бабочки.

Один Ольховый Листоед с сомнением покачал головой:

– Надо еще подумать, ползти или не ползти. Ведь лес – не Короедск. Кто знает, что там, в лесу…

Но жуки, гусеницы и бабочки в нетерпении уже двинулись вперед.

– Без меня уходят! – удивился Главный Короед. – Так они и рощу без меня сожрут.

– И без меня! – возмутился Ольховый Листоед.

– Не бывать этому! Вперед! – закричал Главный Короед.

Они подхватились и, обогнав всех, зашагали во главе нестройной шумной толпы обитателей Короедска.

Короеды прошли поворот направо, потом поворот налево, миновали полянку. После полянки никаких уроков не было.

– Ну, куда же теперь идти? – оглянувшись вокруг, спросил Главный Короед. – Где эти уроки?

– Я полагаю, что надо послать вперед разведчика, – сказал Ольховый Листоед. – Он разузнает, где тут находятся уроки, а мы подождем его здесь.

Предложение Листоеда всем понравилось.

– Пошлем Бабочку‑монашенку, – продолжал Ольховый Листоед. – Ей на крыльях передвигаться лете и быстрей, чем всем нам.

– Я бы полетела, – сказала Монашенка, – но у меня очень слабая память, и я ни за что не сумею запомнить правильную дорогу. Давайте попросим пойти Главного Короеда.

– Нет, нет, – возразил Главный Короед, – я не могу оставить свой пост. В разведку должен идти кто‑нибудь из вас. Но это должен быть умный и ученый жук. Пусть будет разведчиком Типограф. Он самый умный среди вас и лучше других сумеет все разузнать.

– Конечно, Типограф! – одобрительно зашумели все.

Так Типографу пришлось идти в разведку.