Ночь с 28-го на 29-й день месяца Сирены

ЭР-АТЭВ. ГИДАЛ

 

Владыка Иоанн тяжело повернулся в постели – не спалось, болело сердце в прямом и переносном смысле этого слова. Нужно наконец решать с преемником, похоже, скоро ему нести ответ перед господом Всеблагим и Всемилостивым за то, что сделано и не сделано. А от Николая и Яфе нет никаких известий. Нет и не может быть… Хвала святому Эрасти, пока удается скрывать исчезновение принца из обители, но если атэвы узнают об этом, Наджед откажется от клятвы Майхуба, и тогда страшно подумать, какая судьба уготована и братии, и тому, что они хранят. Впрочем, все в руце божией.

Старый клирик, кряхтя, встал. Отчего-то захотелось удостовериться, что с реликвиями все в порядке. Надев холщовую рясу (по здешней жаре в монастыре давно отказались от положенных в Арции одеяний из тонкой шерсти), Иоанн выпил из стоявшего у изголовья небольшого кувшинчика настойки конвалярии и сальва – прежде чем сражаться с лестницей из полутораста ступеней, следовало поддержать сердце – и прошел в личную молельню.

Те, кто строил обитель, сделали все, дабы сохранить тайну. Никому и в голову бы не пришло, что под поварнями сооружено тайное хранилище, проникнуть в которое можно лишь по одному-единственному ходу с противоположного конца обители. Иоанн бывал здесь нечасто: его пугали вызывающая красота Циалы Тарской и исполненное ужаса Пророчество и смущала слишком уж человеческая грусть Эрасти Церны. Владыка впервые взглянул в глаза святому, когда покойный настоятель остановил свой выбор на иеромонахе Иоанне и объявил его своим преемником. С той поры клирик пользовался потайной лестницей трижды в год, чтоб убедиться, что с реликвиями все в порядке, да убрать пыль, которая умудрялась проникнуть даже глубоко под землю. Следующий раз Иоанн собирался спуститься под землю в день памяти святого Эрасти, но непонятная ему самому тревога вынудила открыть потайную дверь много раньше.

Слегка скошенные ступени вели вглубь. Говорили, что рабы Майхуба, владевшие тайной хранилища, были убиты сразу же по окончании работ, и святой Иоахиммиус не смог их защитить, а может (думать об этом было неприятно), и не защищал. Мысленно попросив у Творца милости к убиенным язычникам, Иоанн прижал руку к стене, и она отошла в сторону, открыв сводчатый проход. Внутри было светло. Несколько серебристых шаров вот уже шестьсот лет светились мягким светом. Иоанн не знал, откуда они взялись, это было частью тайны, которую он стерег и ради которой князь Церкви и величайший калиф атэвоф пошли на беспримерный сговор.

Владыка отвел в сторону белый шелк, закрывавший картины. Циала по-прежнему улыбалась высокомерно и вызывающе, а на ее обнаженных плечах тревожным блеском горели огромные рубины. Все так же уносилась к недоступной звезде женская фигурка, простиравшая руки к обреченному кораблю, а святой Эрасти снимал с пальца черное кольцо. Иоанн, досадуя на свои ночные страхи, собрался возвращаться, но раздавшийся за спиной негромкий голос заставил клирика прирасти к полу.

– Обернись…

– Кто здесь? – Иоанн повернулся и столкнулся взглядом с портретом Эрасти. Нет, не с портретом. Святой стоял у стены, на которой висела картина, но на полотне осталось лишь открытое окно, за которым гас осенний день и стена комнаты, обитая золотистым шелком. Потрясенный настоятель сделал запоздалую попытку опуститься на колени, но горячая (он почувствовал ее жар сквозь тонкую холстину) рука Эрасти легла ему на плечо.

– Не нужно становиться на колени. Ты не раб, я не господин. Настоятель построенной в мою честь обители, выслушай меня и начинай действовать. Это, – Эрасти обвел рукой висящие на стене картины, – должно вернуться в Кантиску в ночь перед Светлым Рассветом. Даже если тебе придется пожертвовать душой, даже если понадобится сжечь половину Святого Города, в Светлый Рассвет, не раньше и не позже, они должны быть в Центральном Храме. Пока это не будет исполнено, никто не должен знать, ЧТО и КУДА ты везешь. Если ты ошибешься, то, что ты видишь на одной из картин, может стать правдой, а теперь ступай, и да пребудет с тобой то, что даст тебе силы!

На негнущихся ногах Иоанн направился к выходу и… проснулся. Он лежал в собственной постели, и за окном занимался рассвет. Голова клирика была удивительно ясной, он слово в слово помнил свой сон и ничего не понимал. Что это было? Безумие? Происки Антипода? Или с ним действительно говорил святой Эрасти? После утренней службы он спустится вниз, нужно убедиться, что там все, как всегда.

Владыка торопливо оделся и лишь потом бросил взгляд на Вечноцветущий посох. К двенадцати дивным серебристым цветам добавился еще один, выросший и распустившийся за ночь. И был этот цветок ярко-алого цвета, цвета крови, бегущей от сердца…

 

НЭО РАМИЭРЛЬ

 

Облегчения, отразившегося на лице Норгэреля, с лихвой хватило бы на сотню морячек, дождавшихся застегнутых хъелой мужей. Отчего-то эта мысль ужасно рассмешила Нэо, но вместо смеха с губ сорвался кашель. Нэо кое-как утер черную кровь, и ему от этого опять стало смешно. Вот так и сходят с ума…

– Теперь твой черед со мной возиться, Норгэрель… Погоди… Ройгу! Где он?!

– Ройгу больше нет, но… Как мы и думали… Лебеди погибли…

Нэо рывком сел, пытаясь вопреки зверской боли привести в порядок мысли. Разорванное защитное Кольцо, сила Бездны, прыжок со спины лльямы на спину Ройгу, скачки сквозь пылающий лес, огненные птицы… Кем он был? Что с ним сталось? Как он попал в покои Эмзара?!

– Норгэрель, я помню только Ройгу, если это был он, и бой… Он не мог прийти один. Звездный Лебедь, я совсем забыл… – Нэо торопливо закрыл глаза ладонями.

– Не надо, – голос бывшего сородича дрогнул, – ты вернулся из Бездны, ты опять один из нас.

Нэо не поверил, потому что себя прежним не чувствовал, хотя, может быть, Ройгу потушил в нем Пламя Бездны… Потушил?! Волчонка! Узнав о гибели своего клана, пристало ли горевать о маленьком чудище, только вот сердцу не прикажешь, по ком плакать. Гадать было еще хуже, и Роман торопливо спросил:

– Где лльяма?

– Отлеживается на пожаре. Ей здорово досталось, но, кажется, обошлось. Она снова такого роста, как всегда, и все время вертится.

– Пожар далеко?

– Близко, но идет в другую сторону. Возле Вархи вы все уже сожгли. Лес горит, но снега много, он скоро остановит огонь. Ты можешь встать?

– Это нужно? Тогда могу. Где… все?

– Ларрэн и Аддари с мертвыми. Мы перенесли всех, кого нашли, в Зал Совета.

– Сколько же я пролежал?!

– С конца ночи до середины следующей.

Нэо торопливо вскочил, острая боль пронзила колено, но он удержался и от крика, и от падения. Попытался вспомнить исцеляющее заклятие, но память словно бы выжгло. Ничего, можно и потерпеть, Рене терпит и не такую боль. Как давно он не был в этой серебристой комнате, с тех самых пор, как повез Норгэреля на Седое поле.

Вот ты и дома, Нэо Рамиэрль, бард Роман Ясный, исчадие Бездны…

– Мы странно вернулись, – шепнул Норгэрель, помогая Нэо удержаться на ногах, – странно и страшно.

– Странно, что здесь все уцелело.

– Разрыв был с другой стороны, ты приказал нам развернуть пламя… Там были… – сын Ларрэна запнулся, не зная, как назвать адептов Ройгу, но людьми он их называть не хотел, – трое… Не ушел никто.

– Хоть бы ты не ошибся! Пусти меня, я пойду сам. Неужели вы не могли меня поднять раньше?!

– Мы боялись навредить тебе… Ты же…

– Ах да… Не знаю, что меня чуть не убило: Ройгу или Свет.

С лестницы ему удалось спуститься без посторонней помощи. На снегу лежали длинные тени, Гана мирно спала подо льдом, деревья тянули к изящным постройкам обнаженные ветви, было мучительно тихо и только вдалеке мерцало зарево пожара. Месяц Сирены или самое начало месяца Агнца какого-то года от Великого Исхода и первый день первого месяца первого года от гибели не предавших Тарру эльфов. Если б Эмзар знал что Варха взята, Гридэтара убит, а его заклятия уничтожены! Но он не знал и не мог знать.

Судьба посмеялась над всеми. Над ройгианцами и их богом, прорвавшимися сквозь смерть навстречу смерти, над эльфами, умиравшими, но не гасившими Кольца, сила которого могла их спасти, и над теми, кто ждал внутри крепости, не рискуя причинить зла стражам Вархи! И что теперь думать о том, что бы было, решись они разорвать Кольцо изнутри! Быть может, кто-то и уцелел, а так…

Рамиэрль был уверен, что последним погиб Эмзар, он всегда был упрям. Кто-то наверняка молил короля развернуть огонь и погнать на врагов или хотя бы ослабить барьеры, но Снежное Крыло выдержал. Он был бы прав, будь в Вархе все по-прежнему, и он смертельно ошибся…

Двери Зала Совета были распахнуты настежь, Аддари позаботился зажечь свет, показавшийся непривычно желтым. Солнечный принц с горечью развел руками – он понимал, что здесь все должно быть иначе, но янтарная магия Львов отличалась от сапфировой волшбы Лебедей. Теплое золотое сияние заливало просторную комнату. Мертвые лежали вдоль стен – каждый под символом своего Дома. Нэо знал всех, но видел только Эмзара. Если бы не длинные темные волосы и отсутствие бороды, можно было б поклясться, что это Рене, вернувшийся с Порога. Рядом привалился к стене Ларрэн, походивший на Ушедшего куда больше мертвого повелителя Лебедей. Нэо тихо подошел к ним и опустился на пол – долго стоять он еще не мог.

– Вот мы и вернулись. – Что он мог еще сказать?

– Да, и вовремя.

– Вряд ли вовремя…

– Вовремя, – повторил Ларрэн, – вы уничтожили не только зло Вархи, но и Ройгу. Случись иначе, два зла – древнее и пришлое – продолжали бы грозить Тарре. Дети Звезд искупили свой грех перед этим миром или почти искупили. Прости, что говорю такие слова, Нэо, но Уводящая освобождает и от ложной скромности, и от ложной гордости. А теперь мы должны исполнить свой долг, Король Лебедей!

Разведчик вздрогнул, поняв, что Лунный Король обращается к нему. Он, Рамиэрль, глава дома Розы клана Лебедя, пережившего Разлуку, сын Астена Кленовой Ветви, племянник и наследник Эмзара Снежное Крыло, вступал на призрачный трон. Король без королевства, без подданных, без власти. Талисман клана разрушен в Войну Оленя, в мире Тарры, кроме него, остался, если остался, лишь один Лебедь – Клэри, но война по-прежнему идет…

– Мы найдем свое место в этой войне, – тихо сказал Рамиэрль.

Ларрэн промолчал, зато все заполнил душераздирающий вой. Пошатываясь, Нэо выбрался на улицу. Лльяма пришла в себя и добрела до Лебединого Гнезда. Черная, окруженная тоненьким алым ореолом фигура, похожая и не похожая на волка, сидела у входа в Зал Совета, задрав голову к темному небу, и выла. Роман устало подумал, что ее слышно за много вес вокруг, и вздрогнул, поняв, что слушать как раз и некому. Надо было надеть на тварь из Бездны защитные «доспехи», спасая ее от Тарры, а Тарру от нее, но Нэо Рамиэрль не спешил. Пусть плачет… Плачет по тем, кто погиб, защищая ненужный рубеж.

Огненная тварь провожала таррских Лебедей в их последний полет, в вышине таяли сотни багровых искр, не похожих на пламя Вархи, как Свет не похож на Тьму, но именно Тьма и Свет спасли их. Спасли и позволили победить сначала того, кто превратил Тарру в сгусток боли, а затем и ройгианское безумие.

Лльяма взвыла громче, ей и вправду было больно – так плачут лишь живые и чувствующие об ушедших, но любимых. Роман смотрел на рыдающую Тьму и молчал. Он не мог ни рыдать, ни петь, только помнить. И еще жить и драться. Они вернулись. Они нужны. А горе – что ж, оно будет ездить с ним в седле и схватит за горло, когда все кончится. Если они отобьются и уцелеют, придет время скорби по тем, кто уже погиб, и по тем, кто еще не бросился в огонь, спасая других, но бросится, когда пробьет его ора. Время скорби еще наступит, но сначала – время ярости.

 

Год от В.И.

Й день месяца Сирены

ЭР-АТЭВ ГИДАЛ

 

Глядя на алый цветок, Иоанн мучительно раздумывал, что делать. Явленных доказательств было достаточно, ему и впрямь явился святой Эрасти, и его, Иоанна, долг исполнить все, что тот велел. Но как это сделать? Как доставить в Арцию бесценное сокровище? В одиночку это сделать невозможно, а довериться кому бы то ни было нельзя. И как он сможет тайно от братьев по вере проникнуть в главный храм Арции и внести туда картины? Что сказать братии? Солгать? Удовлетвориться полуправдой?

Один через пустыню да еще с таким грузом он не пройдет, нужен спутник. Если б молодой язычник все еще был в монастыре… Яфе знает Гидал, владеет саблей, хотя… Хотя спутник-атэв в Арции привлек бы ненужное внимание. Ненужное? А если… а если атэвов будет много?!

Мысль показалась кощунственной, немыслимой, невозможной, но это был выход, и, похоже, единственный! Не сам ли святой Эрасти сказал своему избраннику, что во имя цели он должен пойти на все. Даже на то, чтобы натравить язычников на Святой град! Если в Арцию вторгнутся атэвы, никто не обратит внимание на поклажу одной из тысяч лошадей. Странно, но Иоанн даже не подумал о том, пойдут ли за ним почитатели Баадука. Твердой походкой, опираясь на Вечноцветущий посох, владыка направился к воротам, в первый раз не подумав ни о братии, ни о том, что скажет или сделает калиф.

Монах-приворотник суетливо закрутил ручку подъемного механизма, опуская узкий наклонный мост, и Иоанн, тяжело ступая, направился к лагерю атэвов. Те, разумеется, увидели его сразу же: если воины калифа берутся кого-то или что-то сторожить, они не пропустят и муху (если та, разумеется, не вздумает вылететь через подземный ход, по которому и ушли Яфе и Николай). Не успел владыка пройти половину расстояния, отделяющего монастырь от лагеря, как ему навстречу вышел зрелый атэвский воин в простой белой одежде, но в синем дзибане [54]и с роскошной саблей на боку. Атэв шел быстрее клирика, и когда они встретились, до лагеря было еще довольно далеко.

– Склоняю свое ухо к устам старшего калкса [55], – Али с достоинством коснулся висков, уголков губ и сердца.

– Я пришел говорить с тобой о клятве Майхуба, – Иоанн вперил взгляд в чужие черные глаза, – пришло время ее исполнить. Ты и твои люди избраны, чтобы сопровождать меня и то, что будет со мной, в Арцию. У нас мало времени, мы должны успеть к Светлому Рассвету, вы называете этот день Конем Солнца.

– Почему я должен верить тебе, пастырь хансиров?

По тому, как воин в синем дзибане задал вопрос, Иоанн понял: тот отнесся к его словам серьезно, но ему нужны доказательства. Владыка заговорил с язычником так же доверительно, как заговорил бы с иеромонахом Игнатием, которого прочил себе в преемники. Правда, клирику пришлось делать поправку на атэвскую манеру изъясняться и незнание того, что арцийцы узнают, еще лежа в колыбели.

– Мне явился во сне тот, во имя которого построена наша обитель. Он велел мне взять то, что хранится в ней, и тайно доставить в главный храм Святого города Кантиски. А когда я проснулся, то увидел, что на моем посохе появился новый цветок. Он красный, как кровь. Как та звезда, которую вы называете сердцем Воина, а мы – Ангезой или Волчьей. Это знамение. Даже если я погублю душу и сожгу половину Святого города, я должен сделать то, что должен, – именно так закончил бы свою речь атэв, которых за свои семьдесят три года Иоанн повидал достаточно.

– Я вижу то, что вижу. И я верю, что ты сказал правду. Ты хочешь, чтобы мы пошли за тобой? Но нас слишком много, чтобы пройти незаметно, и слишком мало, чтобы прорваться с боем. Судьба каждого эр-генуби [56]висит на его поясе рядом с саблей, – Али задумчиво потрогал шрам на подбородке, – мы умрем там, где умрем, но хочет ли Баадук того же, что твой пророк? И верно ли, что настали предсказанные времена и древо Ада прорастает там, где упало семя Зла?

– Это так же истинно, как то, что на Вечноцветущем посохе расцвел цветок войны. Но я тебе сказал еще не все. Уже год как идет бой, и ведут его Яфе, сын Усмана, и Николай, брат наш по вере. Ибо один есть Меч Добра, а другой – Посох. В книге, которую мы чтим, как вы Наширу [57], исчезли слова молитвы и вместо них появились иные. Так было предназначено. Яфе и Николай вступили на дорогу от воды к огню и от огня к ветру.

Слово было сказано, оставалось надеяться, что Али, узнав о бегстве племянника, не убьет монаха на месте. Меч Атэва выглядел потрясенным, но ответить не успел. Беспощадный солнечный свет померк, выгоревшее белое небо налилось роскошной вечерней синевой, дохнуло морской прохладой. На горизонте встала груда невиданных здесь кучевых облаков, которые внезапно разошлись, как от удара молнии, обнаружив сверкнувшую звездами ночную тьму, из которой вырвался всадник на черном белогривом коне. Иоанн видел строгое, окаймленное темной бородой лицо, развевающийся белоснежный дзибан… Клирик не успел ничего сказать, а его собеседник повалился на колени, простирая руки к рехнувшемуся небу. Судя по донесшемуся из лагеря вою, там происходило то же самое.

Опираясь на посох, Иоанн ошеломленно смотрел на явление своим последователям пророка, в существовании которого лично он, Иоанн, сильно сомневался. А тот, осадив белогривого коня, простер руку в повелительном жесте.

– Слушайте меня, воины, или вы будете прокляты! Пришло время Клятвы, и да исполнится то, что обещано Львом и Волком! Станьте наконечником копья, оком бури, сердцем огня! Не жалейте себя, ибо смерть – это только смерть, а трусость – это позор! Легче пера будет смерть исполнивших договор и выше горы память о них. Победившие получат награду, Отступники потеряют все.

Свершите же великое! Идите на север!

Идите на север за красными цветами. Идите на север, дабы обрести владыку. Идите на север, дабы исполнить клятву. Идите на север, и земля сама поскачет вам навстречу, и вы пройдете там, где не пройдет ни человек, ни конь. Такова воля Всеотца. И нет бога кроме Него, и нет Воли против его Воли. Это говорю вам я! И это истинно и бесценно, как Вода.

Всадник замолчал, его конь ударил прозрачным копытом о раскаленный камень, и из того забил родник, а наездник исчез, словно его и не было. Али, с трудом оторвав взгляд от места, где только что стоял великий Баадук, взглянул на Иоанна, и на лице его застыло благоговение.

– Воистину прав и праведен ты, если Баадук велел нам идти за тобой.

Иоанн не нашелся что ответить, но невольно проследил за взглядом атэва, поняв, что тот смотрит на красный цветок. Это было правильно, но лишь отчасти: все цветы на посохе стали алыми.

 

ЭСТЕЛЬ ОСКОРА

 

В Новогоднюю ночь спать нельзя, ее проводят среди друзей у Звездного Древа с вином и песнями. Таяна встречала Новый год, год Трех Звезд, неистово и отчаянно. Здесь верили в Пророчество Эрика и не сомневались в победе. Да, кто-то должен умереть, на то и война, но смерти в этих краях никогда не боялись.

Веселье охватило Высокий Замок, как пожар, – гуляли все от короля до последнего кухонного мальчишки. Звездные Дерева стояли чуть ли не в каждой зале и были разукрашены смешными рожами, изображавшими минувшие неприятности, сделанным из стекла оружием, цветами и разноцветными свечами. Столы ломились от снеди и выпивки, музыканты играли только радостные песни.

Король и его нобили веселились в Коронной Зале, где когда-то я станцевала свою первую майерку со Стефаном Ямбором. Люди уходят, стены остаются, и на них все прибавляется портретов. Кого-то я знала, чьи-то жизни сгорели, пока я искала дорогу домой. Придет время, и здесь появятся изображения Анджея, Ежи, Ванды…

Ежи, легок на помине, спросил, о чем я думаю, я сказала, что ни о чем. Таянец подмигнул Александру и потащил меня танцевать, я вцепилась в руку Сандера, затягивая в беснующийся круг и его, а вслед за нами бросилась Ванда. Скрипачи вовсе обезумели, играя кватру за кватрой [58], но мы выдержали. Когда отзвучала музыка, мы по словам все того же Ежи походили на загнанных, но очень счастливых лошадей. Ванда что-то быстро рассказывала смеющемуся Александру. Через три года она станет красивее Мариты, но меня здесь уже не будет. Ежи дурачился, доказывая Луи, что однажды видел хвост, но без жабы – таянец оказался достойным соперником арцийскому остряку. Беата счастливо улыбалась, и ради такой улыбки стоило спасать этот мир.

Кто-то, несомненно очень важный, ударил в барабан. Анджей Гардани поднял кубок за будущую победу, осушил и грохнул об пол, подавая знак только и ждущим этого подданным. Нобили пили и колотили кубки из дорогого бордового стекла. Прежде чем прикончить свой, Ежи дал мне отпить. Вино было красным и терпким. Когда-то я уже пила из кубка Гардани, клянясь Шани быть с ним правдивой до конца. Ежи я лгать тоже не стану.

Откуда-то появился Стах Тонда, они с Сандером обнялись. Знаменный был более чем весел и явно намеревался рассказать о Стефане Завгороднем. Мы с Вандой переглянулись и засмеялись, Ежи погрозил нам пальцем, от чего стало еще смешнее. Музыканты вновь заиграли, праздник только-только перевалил за половину, но для Беаты он закончился. Она явно переоценила свои силы, и Луи ее увел, а я пошла их проводить. Не то, чтоб я чего-то всерьез опасалась, но Трюэлю было спокойней, когда в их комнаты первой заходила я, да и мне, признаться, тоже.

Известий о Гражине не было, и я молила бы всех богов, не будь это столь бесполезно, чтобы маленькая дрянь нашла или свой конец, или счастье, ведь счастливые женщины, какими бы подлыми они ни были, забывают о мести.

Все обошлось. В спальне графини Трюэль была лишь белая кошечка, при моем появлении приоткрывшая зеленый, как у Ванды, глаз и вновь заснувшая. Я простилась с нашими влюбленными у порога, но назад не пошла. Радость куда-то делась, накатили очередные предчувствия, их еще можно было утопить в веселье, но меня отчего-то потянуло на стены.

Дорогой, которой мы со Стефаном ходили смотреть на звезды, я могла пройти с закрытыми глазами: Оружейная галерея, Старая лестница, площадка Закатной башни… Дверь заперта, но человеческие замки для меня давно перестали быть преградой, и я вышла в последнюю ночь старого года.

Небо было ясным, на нем отчетливо проступали рисунки созвездий. Красную Ангезу и голубую Амору я отыскала сразу. Если старый Эрик говорил о настоящих звездах, для полного счастья не хватало только Темной, но разве увидишь во тьме Тьму? Моя звезда останется незамеченной, если не догадается взойти в полдень.

Я смотрела вверх, в ледяную алмазную россыпь, словно искала ответ, хотя самый завалящий астролог знает, что светила предупреждают, но не приказывают и что свои жизни, а значит, и судьбы миров мы лепим сами, скрестив свою волю с высшей. Вряд ли тот, кто нашел способ вернуть в мир Ройгу, думал о том, что Эстель Оскора может сорваться с цепи, а она сорвалась.

Считая звезды, я слишком сильно запрокинула голову. Серебряные, подаренные Ежи шпильки не выдержали тяжести, и мои косы вырвались на свободу. Положительно, с ними надо что-то делать. С ними, с моей любовью, с исчезнувшим Ройгу и иже с ним. Тревога, не покидавшая меня со свадьбы Луи, позавчера взорвалась запредельной болью и исчезла, оставив тоску и чувство вины. Это было связано с Астени, потому что он ушел из моих снов, а я так и не смогла его понять и куда-то опоздала…

Александр тоже почувствовал, что произошло несчастье, и тоже не понял, где и с кем. Он боялся за тех, кто остался в Арции, я думала то про Романа, то про Эрасти, то про Рене, а год кончался, и наконец от него остался лишь осколок холодной, ясной ночи.

Остро и тревожно пахло дымом, снизу доносился шум и смех, нужно было возвращаться, но мои ноги словно бы приросли к старинной кладке. Я не знала, что делаю здесь, на семи ветрах, почему не возвращалась к друзьям в свет и тепло. Боюсь выплеснуть на них свой страх и свое знание? Надеюсь услышать от молчавших небес хоть что-то? Хочу, чтоб Последний из Королей подольше пробыл с Вандой, почувствовав ее восторг и ее нежность? Пытаюсь понять, что же мучает меня последние дни? Наверное, все вместе и при этом ничего.

Обычный человек давно бы замерз, но я прошла через такую стужу и такой зной, что зима и лето для меня рознились лишь снегом и зеленью. Замерзают от предчувствия одиночества, а сгорают в ожидании любви, все остальное – это наши выдумки, не более того.

Сзади раздался шорох. Сандер! И, как всегда, вовремя. Я вцепилась в него, как деревенская девчонка, и он закутал меня плащом. Это было трусостью, но я слишком боялась потерять и эту любовь. Не избранного Таррой Последнего из Королей, а одинокого рыцаря, найденного мной на опушке Гразской пущи. Александр Тагэре значил для меня много больше, чем я могла себе позволить, и я ничего не могла с этим поделать. Ничегошеньки! Да, я говорила Ванде о том, что может случиться после победы, и я не лгала, но до победы было далеко, и я мучительно хотела остаться Ликией. Хотя бы до весны, но вряд ли судьба подарит нам даже такую передышку.

Обнявшись, мы стояли на площадке самой высокой из замковых башен и смотрели, как занимается холодная заря. Первый день года Трех Звезд начинался точно так же, как тысячи других зимних дней.

 

 

ЭПИЛОГ

 

– Ему будет непросто удержать два меча…

– В грядущей битве пригодятся оба, но признайся, что ты не ожидал подобного.

– Не ожидал, это так, но я отнюдь не удивлен. Тарра тоже могла ошибиться, и эта ошибка – повод для радости и надежды.

– Надежда? Это не надежда, брат. Когда родится волчонок, мы не надеемся, что он вырастет волком, мы знаем это, но ты прав – наш рвущийся карать и миловать друг будет в недоумении.

– Возможно он наконец соизволит понять, что не все нуждаются в его любви и прощении, но радоваться рано.

– Отчего же, брат? Я рад и я горд тем, что мы не ошиблись в главном. В тех, кому предстоит встретить бурю. Они готовы, их сердца горячи, они умрут стоя, но не упадут на колени и не станут молить о пощаде. Они свой выбор сделали, и я тоже.

– Иногда ты меня пугаешь. Не хочешь ли ты сказать…

– … что я нарушу Запрет и, если случится худшее, избавлю защитников Тарры от последнего «милосердия»? Клянусь Вечностью и Временем, я сделаю это!

– МЫ это сделаем, брат. МЫ, а не ТЫ, но война еще не проиграна. Она даже не началась – три звезды только восходят.

 

Конец пятой хроники

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 

ЛЮДИ ТАРРЫ

 

Арция.

Анхель Светлый (1244—1310) – легендарный император Арции, символ доброго и мудрого правителя.

Аррои – династия, правящая в Арции с 2230 года. Сигна – три нарцисса.

Аррой Леонард (1085—1123) – герцог, сын от второго брака императора Арции Рикареда Волинга, единокровный брат и законный наследник императора Арции Эдгара Второго. Умер или был убит в тюрьме по приказу вдовы Эдгара. Считается образцом рыцарской доблести и чести.

Аррой Руис (1113—1167) – сын Леонарда, законный наследник арцийского престола, вынужденный бежать в Эланд, родоначальник Арроев Эландских. Сигна – три белых нарцисса.

Аррой Рене-Аларик-Руис, герцог и-Рьего сигнор че Вьяхе (2180—2231?) – первый паладин зеленого храма Осейны, великий Герцог Эланда (2228—2231?), король Таяны, господарь Тарски, император Арции Рене Первый (2230). Личная сигна (консигна) – белый волк, воющий на луну.

Аррой Стефан-Рене-Аларик (2212—2274) – сигнор че Ри, император Арции Рене Второй Смелый (2231—2274), сын Рене Первого.

Бэррот – знатная арцийская фамилия. Сигна – черный лис в короне.

Бэррот Антуан – канцлер Арции.

Бэррот Артур, виконт Барре – старший сын Антуана, консигна – лев с мечом и щитом, на котором изображена роза.

Бэррот Жан – младший сын Антуана.

Вилльо – арцийские нобили, родственники королевы Элеоноры. Сигна – собака, несущая в пасти зайца.

Фернан, граф Реви – старший брат Элеоноры.

Жорес Вилльо – барон, средний брат Элеоноры.

Люсьен – граф Паран, кузен Элеоноры.

Вобан Андре – воин, соратник Луи Трюэля.

Гартажи – знатная арцийская фамилия. Сигна – орлиная лапа.

Гартаж Эжен – граф.

Гартаж Одуэн – виконт Гро, сын Эжена.

Герары – арцийская дворянская фамилия. Сигна – альбатрос.

Герар Амбруаз – нобиль из Тагэре.

Герар Никола – его сын.

Гилле – аюдант Рогге.

Годи Онорэ – капитан Гран-Гийо.

Гран-Гийо Эгон Фарни – барон, сторонник Лумэнов. Сигна – серебряный цветок, похожий на водяную лилию, но на стебле ромашки.

Гризье – арцийские бароны, сигна – дикий кот в прыжке.

Гризье Элеонора (урожденная Вилльо) – вдова Артура Гризье, незаконная жена Филиппа Тагэре.

Гризье Жорес граф Аганнский – старший сын Элеоноры от первого брака. Консигна – золотой коронованный единорог, попирающий тигра.

Гризье Доротея (Тея) в девичестве Койла – жена Аганна.

Гризье Базиль, граф Мо – младший сын Элеоноры от первого брака. Консигна серебряный единорог, попирающий тигра.

Даннэ Клотильда – вдова из Гран-Гийо.

Дюбар Камилл – магистр Красной Палаты.

Жиль – лакей в доме Вилльо.

Карпус – наставник детей из дома Тагэре.

Клеман Жозеф – капитан, а затем командор городской стражи.

Клод – трактирщик в Мунте.

Койла – знатная арцийская фамилия. Сигна – два скрещенных копья и бычья голова.

Койла Гастон – приближенный Филиппа Четвертого, казнен в 2892 году.

Крэсси-бароны. Сигна – три звезды на голубом поле, отделенные алой волнистой чертой от силуэта замка.

Люсьен – глава фамилии.

Альбер – сын старшего брата Люсьена, погибшего в Кер-Оноре.

Антуан – его брат.

Франсуа – сын Люсьена.

Лагары – дворянская фамилия. Сигна – сердце на фоне морской волны.

Клотильда – тайная жена Филиппа Тагэре.

Маргарита – ее дочь от Филиппа.

Ландеи – арцийская аристократическая фамилия. Сигна – атакующий вепрь.

Ландей Этьен, виконт Лантье – наследник титула.

Лиффо – бароны, сторонники Лумэнов. Сигна – золотое дерево на зеленом поле.

Латен Жан-Поль – барон из Аганна, сигна – танцующий журавль.

Лумэны (Лумэн-Аррои) – ветвь Арроев, ведущая начало от третьего сына императора Филиппа Третьего Жана. Сигна – три золотых нарцисса на алом фоне.

Пьер Шестой Лумэн (2831—2885) – король (2832—2871) и (2884—2885).

Агнеса, урожденная Сарриж – супруга Пьера Шестого (2835—2891).

Филипп, принц Гаэльзский – сын Агнесы (2862—2885).

Люваль – мунтский стражник.

Мальвани – арцийская аристократическая фамилия, родичи Арроев по женской линии. С 2871 года – герцоги. Сигна – лежащий тигр.

Мальвани Сезар (2184—2278) – маршал Арции, герой Войны Оленя.

Мальвани Сезар (2792—2845) – отец Анри, маршал Арции.

Мальвани Анри (2820—2892) – маршал Арции, друг Шарля Тагэре.

Мальвани Миранда – супруга Анри Мальвани.

Мальвани Жорж (Георгий, кардинал Гварский) – брат Анри.

Мальвани Сезар – сын Анри Мальвани. Консигна – нападающий ястреб. Девиз «Придут лучшие времена».

Эттина – старшая дочь Анри и Миранды.

Шарлотта – средняя дочь Анри и Миранды.

Анриэтта – младшая дочь Анри и Миранды.

Мариета – служанка Клотильды.

Матей – арцийская аристократическая фамилия. Сигна – воткнутый в срубленный дуб топор.

Матэй Поль, виконт Ми – друг Александра Тагэре.

Одуа ре Изье – знатная арцийская фамилия. Сигна – целящийся лучник.

Онорина – камеристка Катрин Тагрэ.

Паже Андре – капитан королевской гвардии, помощник Артура Бэррота.

Перше – мунтские мещане.

Арман Перше – поэт.

Бриан Перше – королевский писарь.

Пикок Базиль – личный слуга и доверенное лицо Обена Трюэля.

Пуйар – мещанин, возведенный в графское достоинство Пьером Тартю. Сигна – золотой жезл и побег хмеля.

Равье Туссен – караул декан в Гран-Гийо. Наставник Шарло.

Релльи Жак – доверенное лицо Пьера Тартю.

Рогге – знатная арцийская фамилия. После казни у Беток графов Стэнье их кузен по женской линии барон Рогге унаследовал их титул и сигну. С 2871 года именуется Стэнье-Рогге. Сигна – белый олень.

Селестин Стэнье-Рогге – граф, глава фамилии.

Сашни Ив по прозвищу Боров – караул-декан в Речном Замке.

Тагэре – ветвь Арроев, ведущая род от четвертого сына короля Филиппа Третьего. Сигна – три серебряных нарцисса на синем фоне.

Тагэре Шарль – герцог Эльты, правнук короля Филиппа Третьего (2822—2870). Консигна – серебряный конь, вставший на дыбы.

Тагэре Филипп (2852—2892) – старший сын Шарля Тагэре, король Арции. Консигна – белый сокол в кольце, образованном из пут лошади.

Дети Филиппа от Элеоноры Гризье:

Филипп – старший сын Филиппа, получивший от Александра титул графа Рунского.

Александр (Алек) – младший сын Филиппа, получивший от Александра титул виконта Ланже.

Элеонора – старшая дочь Филиппа.

Эстела – средняя дочь Филиппа.

Раймонда – младшая дочь Филиппа.

Тагэре Эдмон, граф Рунский (2854—2870) – второй сын Шарля Тагэре. Консигна – лебедь на волне.

Тагэре Жоффруа, герцог Ларрэн (2857—2888) – третий сын герцога Шарля Тагэре. Консигна – атакующий бык.

Тагэре Этьен, герцог Ларрэн – старший сын Жоффруа, в 2892 году восстановленный Александром в правах, а в 2893 году провозглашенный наследником престола.

Леон, виконт Ро – младший сын Жоффруа.

Тагэре Шарль Руис-Александр – младший сын герцога Шарля. Король Арции с 2892 года. Консигна – молодой белый волк, задравший голову к невидимой луне. Девиз «Верность меня обязывает».

Шарль-Роман-Аларик виконт Тагрэ (Шарло) – внебрачный сын Александра.

Катрин-Рафаэлла (Кати) – внебрачная дочь Александра.

Эдмон-Дени (2888—2893) – сын Александра от Жаклин ре Фло.

Тагэре Лаура – младшая дочь Шарля Тагэре.

Тартю – знатная арцийская фамилия. Сигна – белая борзая на алом фоне.

Пьер Тартю, виконт Эмразский – сын Анжелики Фарбье от первого брака с Орельеном Тартю.

Трюэли – знатная арцийская фамилия. Сигна – лежащий бык и ветка яблони. С 2871 года – графы.

Обен Трюэль (2811—2894) – один из виднейших сторонников Тагэре.

Луи-Анатоль-Обен граф Рабан, граф Трюэль – его старший внук.

Эжен – его младший внук.

Ювер – его средний внук.

Тюлли Виктуар – караул-декан в Речном Замке.

Фарбье – потомки Жана Лумэна от Катрин Суэль (аганнской лисицы), его постоянной любовницы. Сигна – элефант на алом поле, по которому идут кошачьи следы (с 2847 по 2862 год и с месяца Дракона 2895 года по месяц Влюбленных 2897 года не изображались), с башней на спине, полной воинов.

Анжелика Фарбье – дочь Жана Фарбье Второго, замужем первым браком за Орельеном Тартю, вторым – за Селестином Стэнье-Рогге.

Фертье – мунтский стражник.

Фло – аристократическая арцийская фамилия. Сигна – медведь.

Рауль, граф ре Фло, прозванный Король Королей – кузен по матери братьев Тагэре (2836—2885).

Фло Жаклин (2860—2894) – его младшая дочь, жена Александра Тагэре, королева Арции.

Шаотан Морис – командир арцийских лучников, барон из Гартажа. Сигна – алые маки, прорастающие сквозь лежащие на земле доспехи.

Эжи – бароны, сторонники Лумэнов. Сигна – две гончие, бегущие по алому полю.

Эж Каэтан – капитан Новой Гвардии.

Эжьеры – старинный род, пресекшийся с бегством в 1128 году Эжьера-клятвопреступника. Сигна – бегущий конь с огненной гривой и хвостом.

Эжьер Арсен (1190—?) – маршал Арции, собственноручно убивший несовершеннолетнего императора, его мать, вдовствующую императрицу Мадлен и ее любовника.

Эсташ Рубен – лейтенант новой гвардии.

 

ДАРНИЙСКИЙ СОЮЗ

 

Влозу Жозе – моряк, капитан «Сладости греха», по происхождению эллец.

Игельберг Альбрехт-Штефан-Фердинанд – командир дарнийских наемников, возведенный Александром Тагэре в баронское достоинство.

Флак Йозеф – наемник.

Крайе Хайнц-Отто-Мария – племянник Игельберга.

Свонберг Отто – моряк, капитан «Небесной ласточки».

 

ИФРАНА

 

Аршо-Жуай Ипполит – второй маршал Ифраны, командующий Второй армии.

Вардо – графы. Сигна – пылающий замок.

Альбер-Жастин-Фаустус-Савиньен, граф Вардо – сигнор Эллорийский и Баргосский, глава рода.

Антуанетта – жена Альбера.

Габан Жан-Поль – граф, вице-маршал Ифраны, командующий Первой армии.

Пата – королевская династия, правящая с 2521 года. Сигна – коронованный селезень.

Жозеф-Луи Пата по прозвищу Паук – король Ифраны (2814—2990). Консигна: открытая раковина с жемчужиной на лазурном поле.

<