войдет в них через притвор, и тем же путем выйдет».

И повел меня по пути к северным вратам и (поставил) напротив храма. И (я) увидел: и вот, исполнен Славы дом Господа” (Иез. 43,1-2,4-5; 44,1-4).

Жизнь и деятельность Иезекииля приходится на эпоху вавилонского переселения (VI в. до н.э.). Книга его пророчеств завершается, на протяжении последних девяти глав, описанием видения будущего храма, в котором, по обетованию Божию, как его понимал сам Иезекииль, вновь поселится Слава Господня и в котором избавленный из плена народ вновь будет служить своему Богу. Именно из этого описания и взяты отрывки, которые в старопечатной Минее составляют третью паримью Сретения: Иез.40,1(?); 43,1-2,4-5; 44,1-4. Можно заметить, что эта «третья» паримья подобна обычным «вторым» паримьям, читаемым на Богородичных праздничных службах, хотя несколько отличается от них тем, что вместо чтения «поряду» конца сорок третьей – начала сорок четвертой глав Книги Иезекииля, как в большинстве Богородичных праздников, в Сретенской паримье предлагается читать начало сорок третьей главы и, с пропуском большей ее части, переходить к началу сорок четвертой.

Мы должны отметить некоторые интересные особенности. Храм в видении Иезекииля в плане представлял собою три вписанных один в другой квадрата: собственно храмовое здание, внутренний двор с оградой и внешний двор с оградой. По Иезекиилю, правитель должен посещать храм вместе с народом; в отличие от народа ему позволено входить с востока и доходить извне до восточных ворот во внутренний двор храма (прочий же народ, кроме, разумеется, священников, мог находиться лишь во внешнем дворе, войдя в него через его северные и южные ворота). Внутри храма никому находиться нельзя, кроме священников, совершающих жертвоприношение. Итак, Иезекииль описывает устройство будущего послепленного храма и порядок культа при этом храме, и в этом порядке правитель («игумен») занимает хоть и особое, отдельное от остального народа место, однако тоже не может входить внутрь «дома Божия».

Паримья же, будучи частью богослужения христианской Церкви, в которой «весь народ – клир Божий, и каждый в нем – клирик» [3], раскрывает слова ветхозаветного пророка как истинно пророческие, и поэтому послепленный иерусалимский храм, с его «духовным регламентом», отделяющим священников и правителей от народа, не представляет для нее в данном случае никакого самостоятельно-исторического интереса. Земное и временное становится символом небесного и вечного. Паримья видит таинственное значение в закрытых и не открываемых вратах, через которые пройдет Слава Бога Израилева и в которых воссядет «игумен» совершить трапезу перед лицом Господа. В Богородичном варианте присутствует несколько слов стиха 44,2, отсутствующих в паримье Сретения: «врата эти затворены будут и не отворятся, ибо Господь Бог Израилев пройдет ими, и будут затворены». В контексте Богородичного праздника совершенно ясно, что составители службы имели в виду Боговоплощение, что подчеркивается также и чтением «поряду» конца сорок третьей – начала сорок четвертой глав книги Иезекииля, т.е. включением отрывка: “От дня восьмого и далее совершат священники приношения ваших всесожжений и пиршественных жертв (славянский перевод следует переводу Семидесяти и говорит, буквально: «жертв спасения вашего»), - и приму вас, - говорит Адонаи Господь” (Иез.43,27). Символизм «восьмого дня» имеет в виду «день», не входящий в седмицу, значит - не входящий в чин «дней», расположенных во временнόм ряду, - единый, вечный, надвременный День Господень. Если сопоставить «вторую паримью» Богородичного праздника и «вариант с Иезекиилем» третьей паримьи Сретения, то можно прийти к интересным результатам.

Примерно на том месте, где в Богородичной паримье идет речь о «дне восьмом», т.е. в самом начале, в сретенской паримье стоят слова: «Был на мне Дух Господень». Эти слова похожи на Иез.40,1: «(…) была на мне рука Господня». Однако, уточнение: «Дух», обращает нас вновь к словам о Симеоне в праздничном Евангелии на литургии: ведь на Симеоне «Дух был Святой». Таким образом, исследуемый нами вариант сретенской паримьи сравнивает Симеона – на этот раз – с пророком Иезекиилем, описывающим храм, – но уже не просто послепленный земной храм, а Храм, в котором воссядет Игумен («Сам Игумен»). Интересно еще одно сопоставление: в сретенской паримье пропущены слова (закономерно присутствующие в Богородичной паримье) о том, что Сам Господь Бог Израилев пройдет восточными вратами. Возможно, это значит, что акцент, поставленный богослужением Богородичного праздника, в случае Сретения уже подразумевается и, следовательно, может быть опущен; тогда необходимо должен быть обозначен другой акцент. Этот акцент – мессианский, или, точнее, транс-мессианский. Симеон ждал «избавления Иеросалима», - и вот, Избавление – не только Иерусалима, но и всего мира - явилось. Симеон не мог ждать чего-то большего, чем пришествия помазанника. Но явилось бесконечно Большее! Сретенская паримья построена так, что именно «Игумен» и есть смысловой центр текста: врата затворены потому, что ждут Царя, грядущего воссесть на трапезу в Храме. Руки Симеона держат Царя царей, пришедшего совершить Свою Трапезу, Трапезу Господню в «Храме Тела Своего» (Ин.2,21). Эта трапеза есть пир Царства Божия. Симеон держит на руках Царя царей и Царя мира; и поскольку это так, то храм иерусалимский – в Евангелии - предстает как символ космоса (в точном соответствии со словами св. Василия Великого из его толкования на пророка Исаию, см. выше). Христос явил Собою человека – царя творения, царствование которого заключается в принесении мира в себе, в человеке, Творцу всего (мира и человека). В этом приношении царствование исполняется как священство. “В Своем воплощении, в приношении Себя Богу ради спасения мира Христос явил истину – священническую природу человека – и, даруя нам Свою жизнь (…), Он восстанавливает в нас наше священническое достоинство: власть предоставлять наши тела в «жертву живую, святую, благоугодную Богу» (Рим. 12, 1) и претворять всю нашу жизнь в «разумное служение» (Рим. 12, 1)”.

Немаловажный момент, на который стоит обратить внимание – отсутствие в паримье большей части сорок третьей главы книги Иезекииля, представляющей собою подробное описание жертвенника нового иерусалимского храма и порядка службы при жертвеннике. Можно не сомневаться в том, что наше богослужение предполагало знание церковным народом текста Писания, служащего «матрицей» данной паримьи; этой «матрицей» являются сорок третья и сорок четвертая главы Книги Иезекииля. При сопоставлении текстов Книги Иезекииля и рассматриваемой паримьи, у знающих Писание должен рождаться вопрос: почему в паримье опущено описание храмового жертвенника? Самый простой ответ относится к уровню самоочевидности: незачем описывать ветхозаветное служение так подробно, ибо это описание перегрузит текст нашей службы. Такой ответ можно допустить, но нельзя его считать полным и исчерпывающим. Предложим другой: отсутствие описания храмового жертвенника в паримье подобно отсутствию храма в описании «Града, сходящего с неба, от Бога» в Откровении Иоанна Богослова: «И храма не увидел я в нем, ибо Господь Бог Вседержитель – Храм его и Агнец» (Откр.21,22). «Храм» Иезекииля соответствует «Граду» Иоанна. И как в «Граде» нет храма, так в «Храме» нет жертвенника. Описанный Иезекиилем храм имеет в плане форму квадрата. Квадрат – символ четырех сторон света, образ универсума, заложенный, несомненно, Самим Творцом в самые глубины человеческого сознания, о чем косвенно могут свидетельствовать и руины, и сохранившиеся образцы древних культовых построек по всему лицу Земли[17]. Итак, Храм, или Град, включающий в себя всё творение, не имея описуемого жертвенника, имеет Жертвенник неописуемый, являющийся апофатическим Центром Храма-Града. Слава Господня, читаем мы, наполняет весь Храм. Это значит, в силу соответствия Храма и Града, что Град (а он, как мы говорили, включает в себя весь универсум) наполнен присутствием Царя и единственного Гражданина его, Который есть и Священник его, и Агнец (Жертва). Апофатическое молчание паримьи о жертвеннике Храма есть слово о «Жертвеннике жертвенников» и Святом святых – Христе.

Наконец, последний момент, на котором способно задержаться наше внимание при толковании этой паримьи, - восток, сторона света, на какую обращены затворенные врата храма. Напрашивается аналогия с «вратами солнца» («вратами бога») древних мегалитических построек и городов Евразии, Африки, Америки, Океании. Как солнце «приходит с востока», так и «сын Бога», под которым, по ветхозаветным Писаниям, нужно понимать, в зависимости от контекста, либо народ Израиля, либо мессию, придет «с востока», - в первом случае из Месопотамии, где народ вынес испытание пленом, а во втором случае – мессия символически уподобляется солнцу. Вместе с «сыном Бога» в двери храма войдет, по Иезекиилю, Слава Бога Израилева.

Паримья развивает символизм «солнечных врат», возводя его к Таинству Боговоплощения: духовное Солнце правды – Христос.

Но есть и другое измерение в истолковании «врат, обращенных к восточным странам».

Буквальный перевод Иез.43,4 с греческого был бы таким: «(…) по пути врат, зрящих на востоки»; в таком переводе слово «восток» стоит во множественном числе. В греческих ветхозаветных и новозаветных текстах можно заметить иногда встречающееся различие в написании слова άνατολή, «восток», «восход», «рассвет»: оно пишется либо в единственном, либо во множественном числе, причем заметна тенденция: единственное число сопутствует значению «более духовному», «символическому», а множественное – более «чувственному». Например, если речь идет о символических уровнях истолкования значения «заря», «рассвет», «восход», то это слово скорее окажется в единственном числе, множественное же число более вероятно обозначит географическую сторону света: «востоки», или «этнографическую» составляющую экумены – «народы» востока. Последний случай может быть объяснен следующим живописным образом: горизонт, из-за которого утром поднимается солнце, скрывает за собою просторы, на которых обитают многочисленные народы[18]. Теперь вспомним праздник Рождества Христова. В Евангелии, читаемом на рождественской литургии (Мф.2,1-12) и рассказывающем о поклонении волхвов новорожденному Спасителю, сказано, что волхвы пришли «от востоков», т.е. от народов, живущих в восточных странах. Можно было бы показать, что евангельские волхвы символизируют все народы, находящиеся «вне закона» Моисеева. Сретение, как мы говорили в начале, замыкает и исполняет рождественский богослужебный цикл. Из всего сказанного следует и возможность, и желательность мыслить «востоки», на которые «зрят» затворенные врата эсхатологического Храма, всей совокупностью народов, представителями которых являются волхвы рождественского Евангелия и о которых говорит ап. Павел в Послании к Римлянам как об «исполнении языков» (Рим.11,25), входящих в Церковь Божию. И тогда можно видеть параллелизм между вратами, которые «затворены будут и не отверзутся», видения Иезекииля и всегда открытыми вратами Града – видения Иоанна: «И врата его не будут затворены во Дне, - ибо ночи не будет там» (Откр.21,25). Врата «затворены» в ветхозаветном «образе» Небесной Скинии, ибо для Ветхого Завета иначе и не могло быть: в пророчестве Иезекииля речь идет о недоступности внутреннего и сакрального. И вот, это внутреннее и сакральное вбирает в себя всё творение, являясь нам как сама Небесная Скиния – «Тело Христово», Церковь Божия во Христе.

Итак, из всего сказанного следует, что Храм в рассматриваемой паримье, так же как и Град Апокалипсиса, – это «Тело Христово», Церковь, Глава, Основание, Жизнь и Свет которой – Христос.

 

* *   *

 

Христос – «Архиерей грядущих благ», Священник Небесного Иеросалима. Как мы могли видеть уже из Послания к Евреям, ветхозаветное священство, - а вместе с ним и всякое жречество вообще, - есть лишь «тень» и «предызображение» Христа. Христос – Бог и Совершенный Человек. В Нем, в Новом Адаме, исполнилось всякое «жречество» и «царство» всех времен и народов, ибо эти «институты» есть лишь «тень» Истины о человеке, т.е. – «тень» Христа, а во Христе - истины о природе человека и предназначении всего мироздания, - таков смысл сретенского чтения Апостола на литургии. «Меньшее благословляется бόльшим». Через Мелхиседека само Богозданное человеческое естество «благословляет» исторически складывающиеся «институты» жречества и царства, следовательно, человек как изначальная полнота Богозданного космоса - больше «институтов» и «установлений», ибо человек по самой природе своей – жрец и царь.

…Таинственный правитель неведомого ни исторической науке, ни археологии Салима, благословивший Авраама и в этом благословении оказавшийся значимее по своим жреческим функциям, чем Левий и Аарон, родоначальники и «князи» ветхозаветного священства, – кто он? Всё вышесказанное склоняет нас принять мысль о том, что эта загадочная фигура, столь же внезапно исчезнувшая со страниц Книги Бытия, сколь и появившаяся там тремя строками ранее, послужившая поводом как к многочисленным интерпретациям в иудейской письменности, так и к осмыслению самого факта своего «литературного» бытия в свете Евангелия, - что эта фигура является символом, функциональным знаком, которым маркирует себя на страницах еврейских священных книг присутствие одного из аспектов Тайны Божественного Домостроительства о человеке. Независимо от того, существовал ли в истории город Салим с праведным царем Мелхиседеком или нет, провиденциально необходимо должны существовать язык и символ, свидетельствующие через писание евреев о том, что по отношению не только к «законному» левитскому священству Израиля, но и к общемировым «институтам жречества и царства» является бόльшим. Мелхиседек – код, которым одновременно и зашифрована, и явлена великая тайна Замысла о нас. «О нас» – ханаанеях, египтянах, «востоках», человеках, которых Всевышний никогда не оставлял Своим Отеческим Промыслом. Ведь Отец доныне делает  (Ин.5,17).

Вот, в качестве примера, весьма интересное «свидетельство от востоков», к которому я предлагаю читателю отнестись, как к своего рода «иносказанию», ставя это «иносказание» на свое место во всеобъемлющем Таинстве Христа.

…Согласно индуистскому учению Веданте, универсум, всё сущее, есть проявление внутренней, глубинной и неисчерпаемой сути, «дыхания» всего сущего, Атмана. Атман же тождествен всеобъемлющей, абсолютной сверхреальности – Брахману. Проявление Атмана, универсум, в своей «временнόй» части живет по циклическому закону; каждый цикл управляется неким своим принципом, началом, которое представляет собою аспект единой глубинной внутренней реальности – Атмана. Это конкретное для данного цикла проявление Атмана, представляющее собою принцип, или начало, цикла, именуется Ману. Ману стоит у истока развертывания всей мировой проявленности. Каждый цикл  содержит в себе несколько вставленных один в другой подциклов, и каждый из них, также как и суммирующий их общий интегральный цикл, осуществляется по закону «нисхождения», движения сверху вниз. Поэтому «развитие» циклической проявленности есть, по Веданте, «спуск», т.е. удаление от полноты и чистоты Принципа, явленного в Ману. Следовательно, если ныне, т.е. «в конце цикла», мы наблюдаем, например, «два сакральных института» - жречество и царство, то необходимо мыслить в начале цикла синтетический образ человека, в котором и жречество, и царство были бы аспектами единой человеческой природы. Ману, таким образом, это «архетип человека», или «первопредок», чистый образ духовного принципа бытия [7.252], Атмана. Ведь древнеиндийское слово «Ману», «человек», этимологически опирается на корень man, «мыслить» [11.106][19], и может быть буквально переведено как «мыслящий», «разумный». Разумный – это человек. Если постулируемый Ведантой «цикл» считать имеющим начало в событиях, описываемых библейской Книгой Бытия, то Мелхиседек и будет проявлением Ману этого «цикла». И тогда Авраам (а в недре его – Аарон и левитское священство) получает, через «царя Салима», который есть образ Первопредка, благословение от самогό разумного принципа истории, и тем самым обозначен историософский смысл ветхозаветного Израиля. Иными словами, историософия служения Израиля теряла бы смысл, не будь в ее начале благословения, с которым неразрывно связан Первопредок, или «всеродный Адам». Это благословение полезно представить следующим образом. Израиль – выделенная для особой миссии часть человечества – благословляется, в лице «царя Салима», всем человечеством в целом, человечеством, между прочим, во всем его этнокультурном и религиозном многообразии, сводимом, тем не менее, к общему всем древним традициям представлению о человеке как отпечатке или проявлении Божественного Первоначала. Сила же, суть и источник этого благословения – Христос, Истинное и всеобъемлющее Благословение, в абсолютном смысле истинный и подлинный Man, Архетип и Исполнение Первопредка, человечества в целом и, вместе с тем, подлинный Носитель всех мыслимых человеком Божественных имен и свойств. Всецелое человечество благословляет Израиля в силу того, что оно в Божественном плане спасено во Христе, - благословлено в Нем. Израиль же благословляется как начаток спасения; в этом и состоит его (данная ему Свыше) миссия – быть начатком спасения всего человечества через парадокс ослепления Солнцем правды, через кризис претыкания и сокрушения - о камень Голгофы.

Итак, в каких бы категориях или концептах ни выражала себя та или иная доктрина (в частности – Веданта), мы имеем косвенное свидетельство «от востоков»: у истоков бытия стоит человек как отпечаток и знак – знамение – Первоначала, человек, «который есть образ Будущего» (Рим.5,14) – Сына человека.

Восстановленная, - точнее, явленная, - во Христе полнота тварного естества – это человек как вечное приятие Бесконечного Света, человек - открытость к преисполнению непрестанно увеличивающейся в бесконечной степени радостью видения своего Творца, Промыслителя, Спасителя; человек - причастник бесконечной Силе, неизреченной Нетварной Славе Бога. Человек, поэтому, есть существо неограниченного достоинства. Церковь – Тело Христово – и есть явление неограниченного, таинственного и сотериологического достоинства человека, явление человечества в его вечном предназначении, человечества и человека как Христа - Откровения Божией Премудрости.

Во Христе между Богом и человеком нет посредников. В этом – смысл слов, адресованных Церкви: «Вы приступили к (…) Граду Бога Живого (…), Судие, Богу всех (…) и Завета Нового Посреднику – Исусу» (Евр.12,22-24). В свете этой высшей истины открывается истинный, провиденциальный смысл «договора» (ведь «договор» все-таки имеет свое место, хотя Церковь всегда за «частью» прозревала «целое», - за договором – Завет, см. выше): факт возможности «заключения договора» свидетельствует для нас, христиан, с одной стороны, о неспособности падшего человека к более высоким и близким отношениям с Богом (человек не ведает о возможности близкого общения с Богом), а с другой стороны – о Любви Божией, пошедшей на заключение договора. В конечном же итоге договор («прими меня, отец, как одного из наемников твоих!») и свидетельствует только о Любви Божией, Которая не оставляет человека, и даже, при нечувствии человеком Присутствия Божия, допускает, по жестокосердию его, временно успокоиться и утвердиться ему вступлением во «внешние», договорные и «условные» отношения с Любовию Божией, - с той, однако, целью, чтобы человек увидел несвойственность Богу быть «законником», а также несвойственность ему самому - человеку – заменить в отношении к Богу принцип жажды, любви и верности на «договорную расписку». Итак, необходимо было открытие человеку истинного, высшего Общения – в Духе Отца Небесного. Договор, таким образом, – «познание греха» (Рим.3,20), и ему был свойственен институт «посредников» и «толмачей» - жрецов, ибо предполагались «условия», имелись в виду «гарантии» и были «две договаривающиеся стороны». «Но посредник при одном не бывает, Бог же – один» (Гал.3,20). Во Христе открылось, что нет больше – и никогда, на самом деле, не было - «двухстороннего паритета» на определенных конвенциональных «условиях» закона, который, якобы, должен исполнять человек, чтобы заслужить «гарантию» спасения, а есть только Промысел и Любовь Отца, есть только неприступное, но и всепроникающее, всеобъемлющее Царство Отца, в которое мы призваны Любовию и Благодатию, Царство, которое и есть Суд, и Суд – Страшный. Есть только одно Условие, у-Словие, и это у-Словие – причастие Логосу, и это Причастие - Христос. Наш «якорь» навечно брошен во «святом святых, за завесу, куда предтечей за нас вошел Исус» (Евр.6,19-20), и мы все – “сыны Бога через веру во Христе Исусе: ведь, крестившиеся во Христа, во Христа мы облеклись. Нет иудея и язычника, нет раба и свободного, нет «мужского» и «женского»: мы все – один, во Христе Исусе” (Гал.3,26-28).

Во Христе Исусе мы все – один Человек. И, как Человек, мы - царь и священник. Следовательно, вся Церковь – один Священник во Христе Исусе. Молитва Церкви – Христова, она – в Духе Отца, она «воздыхание неизреченное», “вопиющее: «Авва, Отче!»”. Если же она – Христова, то она есть молитва «о всех и за вся». “Каждая (…) молитва (Церкви), каждое «аминь» - от лица мира. Она «священник», и мир – ее «приход»” [18.593]. И если в лице Израиля весь падший мир сказал Богу свое последнее «нет!», то в лице Церкви вся тварь благословит Бога, говорит Ему: «Да!». Каждая молитва Церкви, следовательно, - от лица «египтян» и «востоков», от лица того «человека», которого «послал» Бог в «Египет». Ее молитва – от лица пещерных художников палеолита и строителей мегалитических святилищ, от лица тех, кто полетит за пределы солнечной системы, и тех, кто погружается на дно океанских впадин, от лица умирающих под обломками взорванных домов и от лица убийц и насильников, приведенных на смертную казнь и - под занесенною рукою палача – кающихся за миг до смерти. Ее молитва – за сменой научных парадигм, за гипотезой «антропного принципа» и за научными «гаданиями» о происхождении и устройстве вселенной или вселенных.

Всего мира, всего человека нечаянное чаяние объединил, завершил и исполнил в Себе и Собою Этот Малыш, в Котором старец Симеон, приняв Его на руки из рук Девы-Матери, увидел, - ибо отверз ему очи Дух Святой, - вечный Источник, Благословение и Смысл каждой жизни, всех жизней, - Жизнь нерушимую.

 

БИБЛИОГРАФИЯ

 

1. Аверинцев С.С. Собрание сочинений. Под ред. Н.П.Аверинцевой и К.Б.Сигова. Переводы: Евангелия. Книга Иова. Псалмы. Пер. с древнегреч. и древнеевр. – К.: ДУХ I ЛIТЕРА, 2004. – 500 с.

2. Аверинцев С.С. Собрание сочинений. Под ред. Н.П.Аверинцевой и К.Б.Сигова. София – Логос. Словарь. – К.: ДУХ I ЛIТЕРА, 2006. – 912 с.

3. Афанасьев Николай, протоиерей. Церковь Духа Святого. – К.: Центр православной книги, 2005. – 480 с.

4. Бытие. Исход / Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского. Российское Библейское Общество, 2007.

5. Генон Рене. Избранные произведения: Человек и его осуществление согласно Веданте. Восточная метафизика. – Пер. с франц. – М.: НПЦТ «Беловодье». – 256 с.

6. Генон Рене. Символы священной науки. Пер. с фр. Н. Тирос. – М.: Беловодье, 2004. – 480 с.

7. Генон Рене. Царь мира / Символика креста. Пер. с франц. – М.: Прогресс-Традиция, 2004.

8. Кассиан (Безобразов), епископ. Водою и Кровию и Духом. Толкование на Евангелие от Иоанна. Париж, Москва, 2004. Также 2001 год, "Грааль", Пушкино. 252 с.

9. Книга Исайи / Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского. Российское Библейское Общество, 2004.

10. Мецгер Брюс М. Текстология Нового Завета. Пер. с английского. Библейско-Богословский Институт св. Апостола Андрея, 1996.

11. Мифы народов мира. Энциклопедия. Том 2. – М.: Советская Энциклопедия, 1988.

12. Паремейник XIII в., 142 л., без начала и конца. РГБ ф.304.I. N4

13. Праздничная Минея. 2-я типография Божидара Вуковича, Венеция,1538 г., 432 л.

14. Радостная весть. Новый Завет в переводе с древнегреческого. Изд. 3-е. М.: Российское Библейское Общество, 2005.

15. Сорокин Александр, протоиерей. Введение в Священное Писание Ветхого Завета. Курс лекций. Изд. 2-е, испр. – К.: ИЦ «Пролог», 2003. – 474 с.

16. Шмеман Александр, протоиерей. Введение в литургическое богословие. / СПб: Издательство «Библиополис», 2006. - 440 с.

17. Шмеман Александр, протоиерей. Водою и Духом. О таинстве крещения. – М.: Паломникъ, 2004. – 224 с.

18. Шмеман Александр, протоиерей. Дневники. 1973-1983 / Сост., подгот. текста У.С.Шмеман и др. – М.: Русский путь, 2005. – 720 с., ил.

19. Шмеман Александр, протоиерей. Евхаристия. Таинство Царства / Литургическое богословие. СПб: «Библиополис», 2006. - 440с.

20. Шмеман Александр, протоиерей. Исторический путь Православия. – К.: «Пролог», 2003. – 416 с.

21. Шмеман Александр, протоиерей. Сретенье / Воскресные беседы. Москва, 1993 г. – 248 с.

[1] Вечерня Рожества Христова. Стихера “на «Господи возвах»” второго гласа.

[2] Новозаветные цитаты я привожу, взяв за основу т.н. Ватиканский кодекс – греческую рукопись IV в, которая по результатам многолетних текстологических исследований ученых-библеистов признана наиболее ценной, с точки зрения аутентичности, записью текстов Ветхого и Нового Заветов [10].

[3] Известно, что географически Иерусалим находится на возвышенности, поэтому «возвели» («вознесли») можно истолковать и как просто «поднялись пешком из более низкой точки над уровнем моря в более высокую». Но «географическая» составляющая толкования есть всего лишь составляющая, и она не может исчерпать всей полноты значения рассматриваемых слов.

[4] Надо заметить, что по новым русским переводам, имеющимся у меня под рукой (С.Аверинцева [1], Синодальный перевод (СП), перевод Российского Библейского Общества (РБО) [14]), в этом месте читается, что Мария и Иосиф «принесли в жертву» птенцов, а не «дали», как в оригинале и как согласовалось бы со славянским переводом.

[5] И у Аверинцева, и в СП, и в переводе РБО в ст. 27 стоит «принесли», а не «ввели».

[6] Тетраграмму в данной статье я буду писать так, как принято в библеистике – латинскими буквами: YHWH.

[7] См. стихеру на литии (вечерня Христова Рожества): «Прииде бо Чаяние языком, прииде и спасе нас от работы вражия».

[8] В синодальном переводе (СП) читаем: «Когда фараон упорствовал отпустить нас…»; в переводе РБО: «Когда фараон упорствовал и не отпускал нас…» [4]. Славянский перевод: «Егда ожесточе фараон не отпустити нас…» (Острожская Библия). Старопечатный текст вечерни Сретения: «Егда же ожести фараон не отпустити нас». Септуагинта, букв.: «ожестел», «одеревенел», стал жестким (σκληρός). Видим, что старые переводы позволяют более полно понять смысл исходного текста: фараон – марионетка в руках Божиих. По Божиему мановению фараон «становится деревянным», «жестеет»; для чего? Для того, чтобы не отпустить израильтян и, следовательно, чтобы явилась слава Божия в Исходе, а точнее – в Пасхе Христовой, «тенью» которой был Исход.

[9] «Словом договор мы переводим евр. берит (переданное в греческой Библии как диатеке, а в церковнославянской – как заветъ» [4.127]. Нужно заметить, что хотя «завет» можно в каком-то отношении назвать синонимом «договора», всё же в целом «завет» намного глубже. И не случайно, что в христианской традиции как-то не принято заменять слово «завет» словом «договор».

[10] Поэтому в стихах Исх.12,51-13,1, как они переданы в данной паримье, «день, в который Господь вывел сынов Израиля из земли египетской», следует понимать не «хронологически», а «онтологически»: этот «день» коренится в вечности Царства Божия и всегда присутствует, всегда является принципом жизни верующего.

[11] Ирмос пятой песни канона Сретению.

[12] Припев для левого клироса на девятой песне канона Сретению на утрене.

[13] Перевод еп. Кассиана (Безобразова).

[14] Курсив мой – Г.Н.

[15] “Есть основания утверждать, что внутренняя неизбежность (…) идеи мессии (…) заложена в самой структуре религии Господа, требующего от Своего народа беспрекословной верности и особой «святости» на его историческом пути (особенно в будущие эсхатологические времена), недостижимых без вождя и проводника, без вмешательства сверхчеловечески сильного целителя, который обладал бы высшей мерой святости (…)” [2.305].

[16] Маат – «в древнеегипетской мифологии богиня истины и порядка, считалась женой бога мудрости Тота» [11.86]. Миф практически всегда, независимо от того, как его понимало подавляющее большинство, является не только своеобразным «сказанием», но также и «шифром», за которым скрыты очень важные истины о месте человека в мироздании. То, что излагали мифы, непременно подлежало элитарному, эзотерическому раскрытию в символическом ключе, поэтому конечная «истина о маат» вряд ли исчерпывалась антропоморфной персонификацией. Согласно инициатической символике, маат – это принцип устройства и движения космоса, «истина» его.

[17] В качестве примеров можно привести квадратные в плане основания т.н. пирамид древнего Египта, пирамид-жертвенников индейских цивилизаций Центральной Америки, Вавилонских зиккуратов, буддийского культового комплекса Боробудур, мавзолея Тадж-Махал в Индии, и др.

[18] Подобную картину, с поправкой на «закат солнца», можно было бы нарисовать для объяснения присутствующего в греческих текстах Писания слов во мн.ч., обозначающих «запад».

[19] Рене Генон: “Титул «Царя мира», понимаемый в самом возвышенном и в то же время самом строгом значении, прилагается, собственно, к Ману, вселенскому законодателю первозданных времен, чье имя, в той или иной огласовке, встречается у многих народов древности; вспомним хотя бы Мину или Менеса у египтян, Менва у кельтов, Миноса у греков. Впрочем, все эти имена вовсе не принадлежат какому бы то ни было историческому или легендарному персонажу; на самом деле они являются обозначением некоего принципа, космического Разума, который, будучи отражением чистого духовного Света, изрекает формулы Закона (Дхармы), соответствующие условиям нашего мира или бытийного цикла; Ману является в то же время архетипом человека, рассматриваемого в первую очередь как мыслящее существо (манава по-санскритски)” [7.252].